Текст книги "Черный бульвар"

Автор книги: Ярослав Петрашко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
«ОЧЕНЬ ОДИНОКИЙ ВАМПИР»

– …Это случилось почти год назад, когда мне исполнилось 27, и я снова вернулся в этот город, город моего детства и моей юности… Впрочем, сентиментальную часть можно опустить, она тебе знакома. Чтобы хоть как-то скрасить свое одиночество, я поехал на машине (тогда у меня была машина, темно-синий «вольво») в загородный ресторан, где с успехом напился до такой степени, что не заметил, когда за моим столиком появились двое субъектов, изрядно мне подливавших и попеременно изливавших мне душу. Как вскоре выяснилось, они полюбили меня с первого взгляда и поняли, что я нуждаюсь в дружеской помощи и поддержке, каковая мне бескорыстно предлагалась. Меня постигла участь всех нелюдимов, привыкших пить в одиночестве: я попался. К тому же, вероятно, они мне еще что-то подсыпали в спиртное, да и напитки подбирались по принципу «на тот свет без пересадки». Когда я почувствовал, что перехожу «на автопилот», я попросил своих новых «друзей» отвезти меня домой, потому что сам за руль сесть не смогу. Должен тебе заметить, что тогда, кроме алкоголя, у меня была еще одна слабость: к дорогим побрякушкам, которыми я в ту пору обвешивался, как Ее Величество Императрица Елизавета. Это меня и погубило. Меня вынесли из ресторана, я отдал ключи, объяснил, куда меня отвезти (они, к счастью, слушали невнимательно, или я плохо изъяснялся, иначе они ограбили бы и квартиру), потом оказался на заднем сиденье и тут же отключился. Дальнейшее помню очень туманно и отрывочно: кто-то шарил по карманам, срывал с пальцев перстни, с шеи – золотую цепочку с крестом, усыпанным камнями, я сопротивлялся – поначалу вяло, потом все активнее… Последняя мизансцена, которую я запомнил, была примерно такова: машина мчится где-то в горах (за окнами то мелькают черные деревья, то вдруг повисает близкая луна над каким-то ущельем), я делаю отчаянный рывок и хватаю того, что за рулем, за волосы, в это время второй несколько раз бьет меня ножом. Последний удар приходится в грудь, прямо в область сердца, и я, как ни странно, успеваю удивиться, что боли не чувствую, и тут мое сознание гаснет окончательно.

– …Пришел в себя в лесу, в бетонном тоннеле для ливневого стока под дорогой. Дикая головная боль, в теле такие ощущения, будто сутки назад вынули из бетономешалки: все избито и изломано, а сверху какая-то заскорузлая корка. Не сразу понял, что это кровь, которой так много, что она покрывает меня всего и насквозь пропитывает мою одежду. Но удивиться этому обстоятельству я не успел, потому что меня ожидало гораздо более невероятное открытие: в груди, по рукоятку всаженный, торчал нож. Мелькнула дурацкая мысль, что я жив от того, что нож еще в ране. Но я же врач и, несмотря на головную боль, соображал я тогда на удивление быстро. Даже беглый осмотр убедил, что нож, уж если не в сердце, то, по крайней мере, в жизненно важной области, в крупнейших артериях. Будто во сне вытащил нож и проследил, как рана моментально затянулась, не выпустив не единой капли крови. Явилась еще одна дурацкая мысль: не на том ли я свете? Однако мусор, набившийся в сточную канаву, не оставил на этот счет никаких сомнений: на том свете, каким бы он ни был, не может быть смятых пачек от сигарет, битых бутылок от «пепси-колы» и использованных презервативов. Тогда я внимательно осмотрел нож и себя. Нож был обычной самодельной финкой без особых украшений и номеров, да и сталь – так себе. Такие обычно берут «на одно дело», чтобы, ударив, не вытаскивать из раны и не подвергаться опасности обрызгаться кровью жертвы. Его я выбросил: как улика он вряд ли бы пригодился, к тому же лезвие было хоть и грубо, но остро отточено, и без чехла или ножен в карман его положить было бы неудобно и опасно. С таким же странным дотошным спокойствием я осмотрел и себя. Тело было таким же холодным, как бетон, пульс не прощупывался, сердце не билось. Может быть, я впал в какую-нибудь редкую форму каталепсии? Чепуха, я же сижу, двигаюсь, думаю! Не сразу удалось мне заметить еще одну любопытную особенность моего нового состояния: дыхание. Постоянное ритмичное дыхание исчезло, и, похоже, я в нем не нуждался. То есть, я мог сделать сколько угодно произвольных актов вдоха-выдоха любой глубины и частоты, но мог и не делать ни одного вздоха вообще. Причем, в течение весьма продолжительного времени. Как удалось мне установить позже, дышать мне требовалось не чаще, чем нормальному человеку зевать или потягиваться. Однако, я забегаю вперед… Позже мне удалось сделать в отношении себя массу удивительных открытий, в свое время ты о них тоже узнаешь.

Итак, я выбрался из тоннеля и побрел по трассе. Было раннее утро. Самыми неприятными, вернее, единственными неприятными ощущениями были головная боль (не сразу я понял, что она порождена хорошо знакомым тебе голодом) и неудобства, причиняемые заскорузлой от крови одеждой. Я не имел ни малейшего представления о том, где нахожусь, однако вскоре мне встретился дорожный указатель, и я понял, что ухожу прочь от города, в горы, по одному из второстепенных шоссе, ведущих к санаторным поселкам. Я повернул на 180° и побрел обратно, не испытывая по-прежнему ничего, кроме головной боли и желания раздеться. Это мне удалось позже, когда потерявший обычную шоферскую болтливость водитель грузовика доставил меня в травмпункт лесхоза (некоторое время я называл это место «леспунктом травмхоза», очевидно, из-за нестойкого функционального нарушения речи). На мое счастье, нормального врача там не оказалось, а усатое существо в белом халате с газырями и фуражке – «аэродроме» в последний раз появлялось под сводами моей Альма Матер, когда приносило туда последний взнос за свой липовый диплом. Он внимательно осмотрел меня, наверное, надеясь отыскать прилипшую где-нибудь в укромном месте купюру, но, поскольку таковой не обнаружилось, местный Вишневский помазал, где достал, йодом, спросил, не надо ли мне «какой-нибудь справка» и, когда я сказал, что нет, потерял ко мне всякий интерес. Я не осуждаю его, ведь ему, очевидно, были знакомы лишь два диагноза: «живой» и «мертвый». А здесь был настолько сложный случай… Впрочем, это я понял тоже чуть позже. К моему великому счастью, грабители оставили без внимания уникальную коллекцию моих домашних ключей, и вскоре, расплатившись с тем же примолкнувшим шофером, доставившим меня домой, я, наконец, принял душ и смог как следует осмотреть себя. Никаких особенных следов, не считая вдохновенной йодной росписи, на моем теле но нашлось.

Вчистую затянувшийся шрам под левым соском не напугал бы сейчас даже и специалиста (где это, мол, батенька, вас так опасно царапнуло?). Температура была комнатной, ни пульса, ни сердцебиения, ни дыхания. Словом, из зеркала на меня глядел стопроцентный труп по всем законам медицины, биологии и юриспруденции. Не считая того, что он был жив… Ну, а дальше сказались то ли мои профессиональные качества, как врача-исследователя, то ли новые свойства моего мозга: я начал изучать себя как феномен. Ты не специалист, поэтому я не буду описывать тебе картину лабораторных и инструментальных исследований, хотя она была, конечно, потрясающей. Девочки из лаборатории нашего заведения, куда я приносил образцы крови, кожи, волос, ногтей, эпителия и так далее, интересовались, не спутался ли я с уфологами, захватившими в плен инопланетянина. Я отшучивался, что познакомился с приехавшим из Африки бизнесменом-зомби, и приглашал посидеть с ним вечерок в ресторане. Правда, заведующая лабораторией, этакая Жанна д’Арк от медицины, в категорической форме заявила, что патологоанатомическая гистология – не наш профиль и, если мне охота работать с материалами подобного рода, на это нужно официальное разрешение моего начальства. Разумеется, никакое начальство не входило в мои планы, и я заявил, что, если валюта их не интересует, я могу найти другую лабораторию (мой отдел действительно оплачивает исследования в валюте). Впрочем, ни эта, ни другая лаборатория мне уже была не нужна. Я получил огромный и совершенно ни с чем не сопоставимый материал, на осмысление которого не хватило бы и целой жизни…

– …В общем, если, как я сказал, из зеркала на меня смотрел вполне нормально функционирующий живой труп, то с предметного стекла микроскопа таращился биоробот. Шли дни, я по-прежнему ходил на работу, возвращался домой и продолжал наблюдения за собой. Возможно, эта отстранение-объективная позиция холодного разглядывания самого себя спасла меня тогда от сумасшествия. Я обнаруживал все новые и новые физиологические качества: исчез многолетний кашель курильщика, появилась странная бессонница, которая, однако, совсем не мучала – достаточно было свалиться перед восходом солнца на пару-тройку часов. Причем сон (если это был сон) проходил без сновидений и напоминал скорее простое включение-выключение. Ни предварительной сонливости, ни последующей заторможенности. Исчезли гастрит и старинный, еще с юности, ревматизм. Несмотря на то, что я никогда не жаловался на внешность, все окружающие, да и я сам, отмечали, что я резко похорошел внешне, если не считать какой-то особенной бледности и стремления избегать не только загара, но и вообще прямой инсоляции. Перепады температуры и атмосферной влажности, давления и прочие метеофакты я перестал замечать вообще, хотя раньше отличался высокой метеотропностью: надвигающийся дождь или шторм могли порой уложить меня с головной болью. Ради эксперимента несколько раз купался в зимнем море. Это не произвело на мой организм никакого впечатления. Кипяток, кислоты и щелочи тоже перестали быть опасными, как и режущий инструмент. Регенерация – была ошеломляющей. Однажды, в исследовательском порыве, я отсек себе палец большим секционным ножом. Едва я успел приставить его к месту, он сам как-то половчее пристроился, совмещая отрезанные кости, сухожилия, сосуды и ткани, и мгновенно прирос. Кровь, хлынувшая было из раны, тут же успокоилась, кожные покровы очень быстро восстановили свою целостность. Боль некоторое время ощущалась при движениях, очевидно, нервные пути регенерировали чуть дольше остальных. Единственное, что беспокоило, – голод. Он крепчал день ото дня, и сколько и чего бы я ни ел – не насыщался. Метаболизм при этом отсутствовал с первого дня моего «убийства» – я не смог представить на анализ ни кусочка кала, ни капли мочи. Насколько я мог понять, все это без остатка переходило в энергию, однако голод не утихал, а, наоборот, с каждым приливом сил становился все нестерпимее. Цикл лабораторно-экспериментальных исследований я закончил энцефаллограммой и электрокардиограммой, которые по известным причинам снимал самостоятельно. Электрокардиограмма была настолько безупречной, что меня хоть сейчас могли принять в морг без дополнительных рекомендаций. Ее я тут же уничтожил. Энцефаллограмма свидетельствовала о каких-то не вполне понятных процессах возбуждения в коре, но в целом по ней можно было бы дать военкоматовское заключение о пригодности к службе в ВДВ и подводным работам. То есть, я не был ни истероидом, ни дебилом, ни шизофреником. Теперь мне предстояло искать ответа на самый главный вопрос в литературе, совершенно далекой от науки. Я взял отпуск и целиком окунулся в мистику. Направление поисков мне подсказал случай: однажды, собираясь на какой-то институтский банкет в свою контору и повязывая у зеркала галстук, я обнаружил у себя длинные белые клыки. Кстати, верхнего правого, обычного коренного клыка у меня не было с детства: его удалили в школе. Обманывать себя дальше не было смысла, и я понял, что я – вампир, носферату, немертвый. Однако, это предварительное заключение, несмотря на всю его дикость для такого материалиста, как я, требовало более глубокого изучения вопроса. Не гляди на меня так, это сейчас я говорю о своих открытиях так отстраненно. Шок я испытал, может быть, посильнее, чем ты, поскольку я все-таки специалист по жизни и смерти и всем основным процессам, происходящим в человеке в этом промежутке. Мне снова пришлось убедиться, что я не галлюцинирую: я сделал ортодонтический слепок своего прикуса и показал знакомому протезисту, спросив, что он об этом думает. Тот ответил, что если киношники для своих ужастиков научились так здорово делать грим-протезы актерам, то ему скоро придется уходить на пенсию. Сомнений не осталось – вампир!!! Я должен был узнать как можно больше о своем новой состоянии. Я понимал, что был действительно убит во время ограбления, но вместо смерти перешел по каким-то необъяснимым пока причинам в качественно новое состояние и стал другим существом, обладающим наряду с какими-то прежними, человеческими качествами чем-то новым, необычным и невероятным. Чем же именно? Ответ на этот вопрос я и кинулся искать в книгах о вампирах, художественных и мифологических, мистических и псевдонаучных, которые доставал, где только мог. Я читал о вампирах, упырях, вурдалаках, ламиях, эмпузах, их особенностях и отличиях, повадках, образе жизни, изучал себя и сравнивал с прочитанным. Что-то совпадало, что-то соответствовало лишь отчасти, целая группа признаков у меня отсутствовала вообще, то ли в силу специфики моего случая, то ли потому, что являлась чистой легендой, например, по классическим канонам, я не отбрасывал тени, как при естественном, так и при искусственном освещении. И в зеркале, кроме как для себя самого, ни для кого не отражался (я назвал это явление «зеркальной невидимостью», в отличие от других форм невидимости, например, гипнотической, которыми тоже владел). Я действительно мог усыплять взглядом и прикосновением, но получалось это не всегда и не со всеми, в частности, были трудности с полицейскими, продавщицами гастрономов и мясниками. В книгах было написано, что мастерство приводит с опытом. Ха! «С опытом»! Неожиданно обнаружилось мое умение превращаться в черного кота, летучую мышь, растворяться в тумане. Это было забавно, но требовало значительных затрат энергии. Например, после трансформации в летучую мышь и получасового полета мог бесследно исчезнуть весь хмель от выпитого в течение целого вечера.

Однако я не нашел в себе никаких обещанных литературой способностей управлять силами природы: ветер, тучи, осадки и прочее подчиняться мне вовсе не желали. И дневной свет отнюдь не являлся убийственным для меня, просто он был мне неприятен. Однажды, пересилив себя, целый день провалялся на пляже – и ничего. Даже, как это ни странно, обгорел, хотя на следующий день от этого не осталось ни следа, как и от всех прочих видов ожогов.

Собаки на улицах и лошади в парке шарахались от меня, как и полагалось, следовательно, чуяли. Никакого желания лежать в гробу либо на освященной земле какое-то время суток я не испытывал. Может, потому, что не был похоронен после смерти? Кто знает! Желание спать, как я уже говорил, появлялось только в предрассветные часы. Но если поспать почему-либо не удавалось, особых неудобств я не испытывал. Особой физической силой я не отличался до своей смерти, но теперь мог завязывать в узел не только кочергу, как мистер Шерлок Холмс, но и довольно толстые арматурные прутья.

Изучаемые мною вампирологи утверждали, что вампиры ничего не едят и не пьют, однако я, может быть, по привычке, и ел, и пил, и ощущал вкус пищи, и хоть энергии она мне и прибавляла, но не насыщала. Это и понятно – ведь требовалась кровь. Зато алкоголь, к моему удовольствию, пьянил ничуть не хуже, чем раньше.

Но голод! Голод оставался неразрешимой проблемой. Донорская кровь оказывала на меня такое же влияние, как молочная диета на тигра. К тому же такая кровь имела силу, если употреблять ее сразу после сдачи, когда она еще теплая, а это – уже достаточно серьезная проблема. Законсервированная или замороженная, она годится только для весьма легкого завтрака, хотя в твоем, например, случае: этот способ питания пока может тебя удовлетворить. Почему «пока» – я объясню позже.

Мои клыки почти не исчезали, и я понял, что придется идти на охоту. Теперь, когда ты и сам оказался в моем положении, тебе понятны все нравственные мучения и проблемы, которые встали тогда передо мной. Однако я быстро (голод, воистину, великий учитель) нашел выход – месть! Разыскать и убить своих убийц. А заодно и поесть! Ха-ха!.!! Мысль, действительно, была отличная. Кстати, можно было бы попытаться раскрыть тайну своего перевоплощения, может быть, они что-то об этом знают?

В тот же вечер я отправился на поиски. Для начала выбрал тот же самый ресторан, где я так мило отметил свой последний день рождения. Как это ни удивительно, они снова были там и за тем же самым столиком подливали очередной жертве. Их наглость и полная уверенность в своей безнаказанности поразили меня. Последние нравственные тормоза были убраны. Сев за столик за колонной, я наблюдал за ними в зеркало, в котором они меня разглядеть никак не могли.

Их новый «клиент» – толстый плешивый мужчина лет пятидесяти – был уже едва теплым, когда они – подхватили его под руки и потащили к выходу. Я последовал за ними. Толстяк был отведен в достаточно удаленные кусты, где его стукнули по голове увесистым газетным свертком, сорвали золотые часы, вытащили бумажник и скрылись. Я подбежал к потерпевшему, он был жив, но без сознания, рана, по всей видимости, была поверхностной. Заработал двигатель отъезжающей машины. Моя добыча пыталась бежать! В ночную тьму над рестораном взвилась летучая мышь.

…Когда ты научишься сам превращаться в летучую мышь, ты сможешь восстановить мои тогдашние ощущения во всех деталях. Это не восприятие человека-Бэтмена, но и не способ видения обычной летучей мыши. Самое главное – меняется отношение ко времени. Летучая мышь живет гораздо быстрее, что ли, ее собственное время – молниеносно. Поэтому не будет преувеличением сказать, что спустя несколько мгновений я уже стоял посреди дороги и спокойно наблюдал, как ко мне приближается свет фар их машины. Дорога была узкая, движения – никакого, деваться им было некуда. Вначале они сигналили, затем затормозили и остановились, только подъехав ко мне вплотную. Тот, что был покрупнее и покрепче (он, видимое был в этой шайке ответственным за грубую физическую сторону дела) выскочил из машины, намереваясь свалить меня с дороги ударом кулака. Его кулак ухнул в густую туманную завесу, а я, пользуясь хорошим знанием анатомии и своими новыми физическими качествами, нанес ему удар основанием ладони в затылочную область, в позвоночное соединение между атласом и аксисом… впрочем, это не важно. Он потерял сознание и рухнул на бетонку. Второй, приоткрыв дверь, высунул руку с пистолетом, и пока он разряжав свою обойму в моего призрачного туманного двойника, я уже сидел в салоне, рядом с ним и размышлял, как мне получше его зафиксировать, чтобы спокойно поболтать. Ничто так не укрепляет аппетит вампира и его пищеварение, как приятная беседа с намеченной жертвой! Я остановился на нескольких ударах в нервные узлы и нехитрой комбинации из ремней безопасности. Когда он был достаточно подготовлен к общению, я включил свет в салоне и дал ему возможность насладиться радостью встречи. Его охватила такая буря положительных эмоций, что мне пришлось «успокоить» его, вылив ему на голову подвернувшуюся под руку бутылку «фанты». Если бы я был обычным живым человеком, обуреваемым жаждой мести, возможно, наше общение протекало бы эмоционально и сумбурно. Но я был тем, кто я есть, и мы очень мило поболтали, даже наговорили друг другу кучу комплиментов. Я, в частности, выразил восхищение их смелостью, а он, в свою очередь, предложил мне взаимовыгодное сотрудничество, так как его напарник-горилла был туп и груб и постоянно, как, например, в моем случае, подводил его под «мокруху». Я проявил определенный интерес к этому предложению, но выразил сомнение, в том, что мои условия его: устроят – «ведь я вампир и мне тоже нужна «мокруха», причем, достаточно высокого качества. Спросил, кстати, не знает ли он, почему я сделался таким после их покушения на мою жизнь. Он поклялся, что это для него самого – загадка и, вообще, первый случай в его богатой практике. К сказанному он добавил, что вообще-то в вампиров он верит не больше, чем в спасателей Чипа и Дейла, и предлагает мне конкретную компенсацию в виде всей их сегодняшней добычи (несколько тысяч прибалтийских марок и пятьсот долларов США) плюс автомобиль, в котором мы в данную минуту находимся., Он бы отдал мне мой «вольво», но тот уже давно канул в торговый водоворот Ростовской автомобильной толкучки. Я ответил, что готов получить от них посильное вспомоществование, но несколько в иной форме. Он сказал, что с радостью примет любые мои условия. Тогда я объяснил, чего именно хочу. И, поскольку он снова проявил непонимание, мне пришлось продемонстрировать свою трапезу на его напарнике: я положил его на капот, ударом локтя остановил сердце и, дождавшись момента физиологической смерти (для чего плодить в нашем регионе носферату-дебилов?), отменно закусил. Когда я вернулся в салон, он сидел, весь облитый мгновенной сединой, трясущийся и мокрый от своей мочи. Аппетит у меня пропал, я втащил напарника на заднее сиденье, запустил двигатель и направил автомобиль к ближайшему серпантинному участку дороги, изобиловавшему высокими обрывами и ущельями… Машина упала очень удачно – сразу вспыхнула и взорвалась, так что моя миссия на этом и закончилась.

…Бот так моя первая охота помогла мне найти компромисс межу чудом выжившей во мне человеческой моралью и жестокой потребностью моего организма в свежей крови. Со временем я даже выработал свой кодекс чести, который отличает банального вампира-убийцу от охотника, завладевающего своей добычей по жестким правилам. Правила же эти заключаются в следующем. Первое – никогда не убивать без «лицензии», то есть без достаточно веских причин. Ключевая причина – преступление, совершенное моей жертвой и оставшееся безнаказанным. Второе – перед убийством обязательно побеседовать с жертвой и добиться от нее признания в содеянном. Эту заповедь я нарушил только однажды когда моей добычей сделался убийца молодой женщины и ее грудного ребенка, оправданный судом за взятку. Я усыпил конвой и покончил с ним прямо в камере. Третье – никогда но прельщаться на мелкую и легкую добычу, которая сама плывет в руки: бомжей, бродяг, опустившихся проституток, беспомощных, стариков, детей, больных и т.д. предпочту голодные колики, чем потерявшегося ребенка или какую-нибудь беззащитную старушку. И, наконец, четвертое – никогда и ничего не забирать у жертвы, никак не пользоваться ее материальными ценностями. Пока мне это удается… Я сделался крупнейшим специалистом по преступному миру нашего города. У меня есть свои осведомители и в валютном мире, и в наркомании, и среди теневиков, и среди уголовников, и в полиции, и в суде. Иногда они передают мне жуткие слухи и пугающие легенды о «тумане-убийце», «черном коте-мстителе», которые циркулируют в этой среде. И если кто-то становится жертвой неведомого убийцы (а мой почерк, как ты понимаешь, отличается от стиля обычных наемников-киллеров), в «кругах» в один голос говорят: «Значит, у такого-то за душой – грязная «мокруха», Черный мститель так просто не убивает». Это, конечно, ласкает слух, но главный судья себе – я сам. И я не позволяю себе искать дешевой популярности в преступном мире, который я презираю так же, как и весь остальной мир нормальных людей. К тому же особенно расслабляться нельзя: преступный мир, как я выяснил, уже ведет энергичные поиски неуловимого киллера-одиночки, желая либо заполучить его к себе в исполнители, либо покончить с ним. Есть информация, что кое-кто из признанных экстрасенсов и магов «Черного лотоса» ужо получил весьма заманчивые предложения-заказы на розыск меня. Чихать я хотел на всех этих колдунов и шарлатанов, однако кое-кто из них может совершенно случайно натолкнуться на технику борьбы с вампирами и узнать способ убийства немертвого… Тебя он интересует? Пожалуйста – от тебя у меня нет секретов. Вампира можно убить только одним-единственным способом: пулей из самородного серебра. Но если ты думаешь, что я боюсь смерти, – ты ошибаешься. Одно время я даже искал ее, пока не убедился, что это бесполезно. Увы, ни я, ни ты не можем умереть даже от того единственного, что нам доставляет столько мучений – от голода. Только пуля самородного серебра может дать нам желанный покой и забвение. Но, ты знаешь, в последнее время желание смерти у меня как-то потускнело и стерлось. Во-первых, меня захватывает моя охота и поединок Неуловимого карателя с преступным миром, а, во-вторых, я по-новому увлекся своей работой. Дело в том, что я нашел способ излечения от рака в любой стадии, вплоть до неоперабельной. И я спас уже около двухсот пятидесяти человек. А откуда, по-твоему, у меня три гражданства и пять постоянных виз в крупнейшие страны мира? Откуда у меня валюта и возможность жить на широкую ногу? Саркома не делает различия между богатыми и бедными. А я делаю. Кстати, скажу тебе по секрету, СПИД я тоже лечу. Да, ты правильно догадываешься. Это связано с моей способностью изменять физические и химические свойства крови того человека, с организмом которого вступает во взаимодействие моя кровь или слюна. Это я установил случайно, когда порезал палец скальпелем во время операции, и моя кровь упала прямо на операционное поле, в опухолевую зону. Случай был стопроцентно безнадежный, больного зашили, а через три месяца нашего Главного, с которым мы вместе проводили операцию, за малым не хватил удар, когда больной завалился к нему с цветами, коньяком, радостными слезали и соплями. Кроме непосредственного орошения опухоли, как я выяснил, такой же эффект дает и прямое переливание моей крови пациенту, Мне немного жаль расставаться с жизнью, потому что это удивительно смешная штука. Как тебе эта интермедия – вампир-донор? Конечно, я напускаю туману, маскирую свою методику различными отвлекающими маневрами, ложными инъекциями, ложными операциями. Но одного из моих коллег, слишком уж любопытного, пришлось убрать, естественно, включив его в свое меню. Разумеется, я несколько раз предварительно предупреждал его, чтобы он не совал свой нос в мои дела. Но он слишком любил деньги и считал, не без основания, мою «технологию» источником несметных богатств. Знаешь, что было самым смешным во всей этой истории? Когда настал его час, я рассказал ему, как все есть на самом деле. Это был очень умный и столь же корыстный и безнравственный человек. Перед смертью он умолял меня знаешь о чем? Чтобы я не убивал его, а сделал немертвым или живым вампиром, как тебя. Не знаю, откуда он узнал о такой возможности, но он так живо расписывал фантастические перспективы, которые возникнут перед нашим «концерном», если в дело включится он, что я без колебания прикончил его. К счастью, ни жены, ни детей, ни близких у него не было. мысленно я повесил его голову на почетном месте в своей коллекции добытых на охоте преступников. Получи он Вечность – это был бы величайший диктатор не только всех народов, но и всех времен, возможно, до скончания этих самых времен… Впрочем, я, кажется, влез на котурны. Не люблю эту обувь.

Кстати, открытие моих целительных качеств выявило еще одно несоответствие со свойствами «классического» вампира. По идее, моя кровь должна была сделать пациента вампиром, как это случилось с тобой. Однако кроме самого факта исцеления никаких необычных явлений в организме больного не происходило, по крайней мере до настоящего времени. Единственное объяснение, правда не безупречное, заключается в том, что моя кровь попадала в организм человека, обреченного на смерть, то есть, с определенной точки зрения, уже мертвого. И, по-видимому, вся сила моей крови расходовалась на то, чтобы «воскресить» больного. Впрочем, тут еще масса неясностей… Но я вижу, ты хочешь что-то у меня спросить. Извини, я и так долго злоупотреблял твоим вниманием, наверное от того, что обрадовался возможности с кем-то откровенно поговорить. Итак, я готов ответить на все твои вопросы.

Саша несколько минут молчал, потом потянул из пачки «пэлмэлину» и некоторое время тупо смотрел, на огонек зажигалки, поднесенной Яном, словно не соображая, зачем он это делает. Наконец, прикурил и затянулся. По мере того, как он курил, руки его переставали дрожать, покрасневшие было глаза высохли и заблестели. Он поклялся себе, что это было первое и последнее проявление слабости его, сашиного, характера, которое увидел Ян. И вот, когда появилась уверенность в том, что голос дрожать не будет, Саша откашлялся и заговорил.

– Ну что же… Первое, о чем я хотел бы узнать – какого дьявола ты вмешался именно в мою жизнь и чему я обязан таким вниманием к своей судьбе, которая, даже если половина из сказанного тобой – правда, теперь превратится в какой-то кошмарный фантастический сон?… – тут он почувствовал, что начинает срываться, и посчитал нужным закурить новую сигарету, потому что первая уже сгорела со скоростью бикфордова шнура.

– Почему именно ты? – Ян поиграл бокалом из двухцветного хрусталя, отхлебнул оттуда чего-то красного (не то кагор, не то кровь) и спокойно ответил: Потому что именно ты пришел и сел за мой столик. В нашей с тобой истории судьба должна была сказать свое слово без моей подсказки. Та сам пришел и сел. Ты сам решил остаться, когда тебе пришла в голову мысль уйти. Ты сам решил идти ко мне домой, а не в общежитие. Твоя собственная судьба проголосовала за то, чтобы именно в этот вечер твоя жизнь сделала крутой поворот. С таким же успехом ты мог напороться на моих «крестителей» или их коллег, только в этом случае ты получил Вечность несколько в другом варианте… Как там у де Бержерака?

«Ты знаешь ли, что значит слово «вечность»? Ты чувствуешь ее неумолимый зов?» Ах, Александер… Я понимаю – ты ненавидишь и осуждаешь меня. Но пойми и ты: я уже осужден неизвестным мне страшным судом. Обвинительного заключения я не знаю, но приговор мне известен слишком хорошо: «Осудить на Вечность и Одиночество». Попробуй представить себе это! Мимолетная жизнь, ураганная старость и недалекая смерть всех, кто будет мне близок – друзей, любимых женщин, детей, внуков (если они вообще будут), сплетения судеб, политических и личных страстей, распад старых империй и возникновение новых, все, чем страдают и живут обычные люди – все мимо меня, не задевая меня. И скоро, наверное, надоест мне эта игра в справедливую охоту и Всесильного целителя, в любовь и политику, и я останусь как Вечный жид, как дочь Макропулоса наедине со своим страшным для всех бессмертием и неувяданием, и этим непреходящим, все время возвращающиеся голодом…