Текст книги "Черный бульвар"

Автор книги: Ярослав Петрашко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Ты отпустил их?

–В общем смысле… Знаешь, как у Лермонтова: «Есть грозный судия, он ждет!…, ну и дальше. Короче, они бабахнули друг в друга серебряными пулями, правда, они были мельхиоровыми на самом деле, как я догадался, и уж не самородными ни в каком случае. А как она грозила мне распятием! Как заправский кюре! Вернее, не мне, а моему дублю-фантому, которого я соответствующим образом запрограммировал. Впрочем, я что-то заболтался, это невежливо. Надобно, как говаривали ребята из шалуньи-инквизиции, выслушать и противоположную сторону. Прошу вас, мадам, мы преисполнены внимания.

– Налейте мне еще! – голос у нее был хрипловатым, но звучал твердо, почти властно.

– Неплохое начало, не правда ли, Александр? Прощу вас, уважаемая Веселая Вдова.

– Что ты хочешь услышать, Кровник?

– Простите, как?

– Кровник. Так мы называем тебя между собой.

– «Мы» – это кто?

– Авторитеты.

– Неплохо, как ты считаешь, Александр? Ну что же, мне бы хотелось узнать, каким образом вы решили меня убрать и кто вас надоумил воспользоваться для этой цели всякой дребеденью вроде серебряных пуль и антикварных распятий?

– Отчасти я сама, когда побеседовала кое с кем из «Черного лотоса», ну а последние поправки внес Белолобый. Я имею ввиду Снега.

– Какая прекрасная кличка, я в восторге, ты слышишь, Саша? Белолобый! Чеховский герой-волчонок! Блеск! Ладно, а что конкретно говорил по этому поводу Белолобый, сиречь инспектор Снег?

– Он сказал, что ты – колдун-маньяк, очень крутой экстрасенс, у которого крыша поехала на справедливом возмездии, он сказал, что это у тебя такая псих-болезнь и от этого у тебя появились необычные качества. Что ты – ловкий и опасный тип и во всем остальном с головой у тебя полный порядок. Что ты владеешь всякими фокусами вроде японских нинзя, гипнозом, черной магией и для поддержки своих способностей и черной силы пьешь кровь у тех, кого приговорил, но что с тобой можно бороться, если использовать другую магию. Ну, а всякие детали – пули, распятия, свяченую воду посоветовал уже этот придурок из «Лотоса». Теперь я вижу, что зря потратила на него деньги: ты этих крестов боишься, как алкаш огурца. И он ни слова не сказал о том, что ты можешь раздваиваться, я бы так глупо не попалась.

– Если бы вы дали себе труд самостоятельно прочесть хоть два-три художественных произведения на эту тему. Впрочем, это я, конечно, хватил через край, насчет чтения. А для чего вы желали отыскать наше скромное убежище?

– Белолобый сказал, что там, во-первых, может быть компра на него, да и на нас, а во-вторых, можно будет кое-чем поживиться. А самое важное – нужно убрать заодно с тобой и твоего дружка, Сашу. Потому что он у тебя вроде ученика, и если мы уберем только тебя – Черным мстителем станет он.

– Хоть и не соответствует действительности, однако мысль интересная. А кто организовал самовзрывающийся автомобиль и этого гомика-мотоциклиста?

– Это все – сам Белолобый. Но у него сейчас на хвосте постоянное наблюдение, и хоть его давно пора самого выводить из игры, мы этого пока сделать не можем, а он не может добраться до вас.

– Ничего, его время еще не настало. Однако, я даю вам, мадам, слово дворянина, что Снега беру на себя лично, и такого заурядного удовольствия, как исполнение смертного приговора в казенном доме я не допущу.

Впервые она улыбнулась очень странной ледяной улыбкой, от которой у Саши похолодела спина.

– Ну, тогда, значит, я умру спокойно, если за Белолобого берешься ты, Кровник. Жаль, нам не удалось встретиться раньше – могли бы славно поработать.

– Сомневаюсь, у нас разное воспитание и несхожие вкусы. И насчет спокойной смерти, мадам Луценко, вы тоже ошибаетесь. Или вам не известно, к а к я убиваю?

– Слышала кое-что. Да ты за меня не переживай. Моя смерть – мое дело. Если хочешь еще о чем-то спросить – спрашивай. Нальешь, тоже не откажусь. Приятно поболтать, когда уже терять нечего. Знаешь, иногда даже жалею, что не осталась буфетчицей в том гадючнике, где с Владом познакомилась. Ешь себе, пей, крути делишки – и никакой конспирации…

– Ваша персональная судьба меня нисколько не интересует. Я не адвокат и не журналист. А вот вопрос еще есть. Кто кроме вас и Снега знает, что Кровник – это я?

– Понимаю. Последнего языка ищешь? Заманчиво было бы дать тебе наводку на пару-тройку своих должников, но люблю делать все сама, да и неохота тебя по ложному следу пускать. Один Белолобый остался, он – последнее звено. Мемуары писать я не любительница, к попу на исповедь тоже не хожу. Никто, кроме Снега, о тебе не знает. Не буду гадать, кто из вас останется в живых, но, если уж мне отсюда не выйти, пусть уж лучше ты выиграешь, Кровник. Черный мститель… Должен же кто-то и у нашего брата кровь пить, раз мы ни законов, ни Бога не боимся. Так что я тебе удачи желаю, или дружку твоему, если ты его за себя решил оставить. Девку мне его жаль, но ее крови на мне нет. Пусть с Белолобого спрашивает.

– Ладно, мадам, не надо размазывать французскую косметику по вашей южнорусской физиономии, лучше скажите мне, что думают в ваших кругах по поводу убийств на Черном Бульваре и здесь, в Графском?

– Разбираться в «мокрухе» – дело «полисов». Болтают разное. По своей части скажу – странные эти трупы, странно сделанные. Маньяк – не маньяк, зверь – не зверь (откуда в наших краях такие звери?). Одно ясно: как говорят газетчики, «убийство ради убийства». Могу только прибавить, что Снег каким-то боком ко всем этим художествам привязан, это точно.

– А в чем это проявлялось?

– Наверное не скажу. Вроде бы мелочи, в кучу не соберешь… Только напарник его, Дима, мент был крутой, пару раз моим ребятам чуть-чуть клешни не защемил, так вот, он недаром на Бульваре был на мясо распущен. Что-то он на начальничка своего имел, об этом сами «полисы» между собой трут, да и газетчики тоже намекали. А вообще, у нас считают, что Бульвар – место нечистое. Там даже из мелюзги никто не охотиться: или фарт не идет, или сам опалишься… Ладно, заболталась я тут с вами. Настохренело мне все! Будь здоров. Кровник!

И она таким быстрым движением, что ни Саша, ни Яна не успели понять, что происходит, сунула в рот небольшой кулончик, висевший на золотой цепочке у нее на шее. Когда Ян подскочил к ней и сдавил щеки, стараясь разжать челюсти, она уже была мертва.

– Саша, не подходи! Это может быть очень сильнодействующий яд!

Ян оттащил ее от стола, взял канделябр и несколько минут рассматривал тело.

– Чисто сработано! Сразу видно – профессионал. Мы сегодня познакомились с очень серьезным противником, Александр. От души желаю, тебе поменьше встречать на своем пути таких женщин. Ну что ж… Ужин безнадежно испорчен, придется опять заняться вегетарианством. Только для начала отвезу-ка я эти бренные останки туда, где валяются остатки ее слуг. Уж больно не нравится мне запах горького миндаля в закрытом помещении! И пока я вернусь, ты лучше на столе ничего не трогай: не ровен час, упала какая-нибудь крупинка, а на Распутина ты что-то не очень похож. Ступай-ка лучше к нам в келью, да руки вымыть не забудь.

– Я не буду спать. Ты пистолет привез? Хочу потренироваться здесь, в зале. Где порох и обычные пули?

–В этаком полумраке, прямо сейчас? Что за спешка, Александер?

– Не думаю, что оборотень выберет самое светлое место в этом замке, лучше приготовиться к самым неблагоприятным условиям. А насчет спешки… Послезавтра полнолуние, Ян. И как бы ты ни старался теперь, эти трупы, кровь от стрельбы на трассе… Словом, завтра об этом будут трещать все газеты и Снег, не выходя из своей квартиры, будет осведомлен о том, где нас искать. Ведь он, натравливая эту… на нас, наверняка знал, что ты их всех уберешь. Теперь Снега надо ждать со дня на день.

Суббота, 2 0 сентября , 5-00.

Солнце совсем близко. Еще несколько минут – и первые его лучи коснутся пляжа, крыш частных домиков, утопающих в зелени, заиграют в стеклянных стенах девятиэтажки санатория УВД и водяных каскадах «графопада». Графское еще спит, только поеживается от холодки пастух на покрытом росой лугу, да самые нетерпеливые кумушки-торговки занимают бойкие места на базарчике или стекаются к автобусной остановке в ожидании первого городского рейса, рассчитывая попасть на Главный базар к самому его открытию.

Ян и Саша, с наслаждением вдыхая ароматный утренний бриз, сидят на вчерашних газетах, постеленных на каменную полку у подножия большого зубца одной из самых высоких башен замка. Они поднялись сюда после бессонной ночи, проведенной в упражнениях с лепажем. Саша добился значительных успехов в овладении этим оружием, и Ян похвалил его, заявив, что теперь Снега можно прихлопнуть при случаю из-за угла, а можно и вызвать на дуэль по всей форме. Правда, тут же добавил, что это, конечно, шутка, потому что никаких правил в играх с вервольфами, тем более отечественного производства, не существует. Саша с молчаливой сосредоточенностью снова и снова прочищал стволы, заряжал пистолет черным порохом и обычными свинцовыми пулями, по форме и весу почти не отличавшимися от серебряных, приберегаемых для решительного боя, изобретал все новые и новые стрельбищные упражнения и виды мишеней. Ян уговорил его покинуть импровизированный тир в одном из заброшенных подземелий замка только под утро, когда из-за порохового дыма уже нечем было дышать.

– Должен кое-что тебе сказать, мой молчаливый друг, – начал Ян, машинально разминая в пальцах сигарету. Саша следил, как высыпаются крошки табака и уносятся свежим морским ветром.

– Очень скоро, возможно, даже сегодня вечером, появится наш должник, чтобы получить то, что ему давно причитается. Вряд ли он захочет уплатить по счету. Одним словом, нам сегодня или в ближайшее время предстоит серьезная драка. Как ты понимаешь, мне в этом бою, в силу моих качеств и способностей, придется вступить с ним в непосредственный контакт, чтобы дать тебе возможность выстрелить. Я буду отвлекать его, связывать свободу его действий, а оружие будет, скорее всего, находиться у тебя. В нужный момент ты либо передашь его мне, либо выстрелишь сам. Запомни, ты не имеешь права приближаться к нему, расстояние между вами должно превышать (постоянно!) длину его прыжка, а это – величина критическая, потому что примерно на такую же дистанцию бьет лепаж. Конечно, самым лучшим выходом из этой ситуации было бы, если б мне удалось покончить с ним самостоятельно. В начале я попробую так и поступить. Однако чутье подсказывает мне, что он прежде всего попытается расправиться с тобой, понимая, что ты – менее опасный противник. И тогда мне придется использовать все свои возможности, чтобы сбить его с толку и заставить ввязаться в схватку со мной, в этом случае придется выбирать удобный момент, чтобы ты мог относительно безопасно приблизиться к нему и всадить пулю в какой-нибудь наиболее открытый его бок. Признаюсь, за исключением случая на бульваре, когда я, по сути дела, сбежал от этой твари, мне не приходилось драться с вервольфами. Не исключено, что раны, которые я получу, могут оказаться, как это ни маловероятно, смертельными для меня. Смерти я, как тебе известно, не боюсь. Но твоя судьба не может меня не волновать. Я не просто привязался к тебе, как к другу и своему собрату. Ты стал частью моей души, и когда я понял, что в случае моей истинный смерти там, за барьером, меня ждет только Небытие, я решил позаботиться о той части своей души, которая… Извини, я что-то стал косноязычен. Сказывается твое влияние. Вампиру нельзя быть гуманистом, это вредно для его здоровья. Короче, я составил и оформил у нотариуса завещание, согласно которому все мое движимое и недвижимое имущество полностью отходит тебе, за вычетом предусмотренных в таких случаях налоговых отчислений. В денежном выражении это составит примерно около четырех миллионов американских долларов и около десяти миллионов новых рублей. Последняя сумма приблизительна, поскольку она обобщенно выражает имеющиеся на моих счетах накопления в денежных единицах других стран. Из недвижимости главное – моя квартира и тот самый пресловутый замок в Румынии, который завещан мне моим таинственным дядюшкой и где я так и не удосужился побывать. Кстати, если потерь с нашей стороны не будет, я в ближайшее время организую нам с тобой тур в Румынию, и мы все внимательно осмотрим, а если понравится – то поживем там. Я чувствую потребность переменить обстановку… Вот. Так что, имей это ввиду.

Саша продолжал молчать, следя за уносимыми ветром табачинками. Ян выбросил пустую сигарету, достал новую и с третьей попытки закурил ее (мешал бриз).

– Ты ничего не ответил мне, Алекс. Может быть, тебе что-то непонятно?

– Нет, мне все понятно. Но мне ничего от тебя не нужно. Хоть я и благодарен тебе за заботу, но лучше бы этого ничего не было вообще – ни нашей дружбы, ни этого завещания. Ян приподнял бровь и едва заметно усмехнулся. – За что я всегда ценил тебя, мой правдивый брат, так это за искренность в чувствах. Я понимаю тебя. Ты продолжаешь вменять мне в вину гибель Наташи. Что к, может быть, ты и прав, как говорится, по большому счету. Только позволь мне ответить откровенностью на откровенность. Виноват в ее гибели исключительно ты сам. Не согласен?

– Согласен. После того, как ты сделал меня получеловеком (или недочеловеком, что вое равно) я должен был порвать с нею всякие отношения, а я, по слабости своей, этого не сделал.

– Это во-первых. А во-вторых, ты бы мог послушать меня и не приходить к ней в это опасное время. И, в-третьих, ты бы мог не удаляться от нее, а приблизить ее к нам, введя в наш круг. Ты бы мог сделать ее Вечной, а следовательно, равной нам.

– И ты смеешь это говорить мне? Мне?! Да знаешь ли ты, что по твоей милости у меня не осталось никаких целей в жизни, кроме утоления своего патологического голода и мести?! Да зачем т а к а я Вечность мне, зачем она ей? А ты-то сам доволен? Не думаю, иначе ты бы не стал заражать меня этой неизлечимой болезнью только ради того, чтобы составить себе компанию! Если отмести этот твой романтически-вампирический вздор, то ты похож на обычного наркомана, который, сознавая свою неполноценность, силком втягивает в наркозависимость нормального здорового человека, чтобы тот разделил его мучения и было с кем поговорить!… Впрочем, извини. У нас впереди серьезное дело и не стоит бередить старые раны. Забудь обо всем, что я сказал. Это – мое дело, и когда-нибудь я эту проблему так или иначе решу.

Ян докурил и отправил окурок в дальний полет к шумевшему внизу «графопаду».

– Да что там, ерунда. От всей души желаю тебе найти это решение, но только помни: у тебя в запасе -Вечность. И ни минутой больше. Идем вниз, мне надо забыться, укрыться и подремать. А то уже солнце восходит и эта картина мне нравится еще меньше, чем наш разговор.

Суббота, 2 0 сентября, 21 – 30.

Сергей Снег, полулежа на диване в своей комнате, листал вечерние газеты. Он только что вернулся с улицы, где и купил их в угловом киоске. Нужной ему информации в сегодняшней прессе не было, самое главное он уже знал из вчерашних выпусков: Сашу и Яна следовало искать в Графском. Наблюдение с него не сняли, последний выход из дома подтвердил это. Двое молоденьких ребят из наружной службы продолжали сидеть в сиреневых «жигулях» достаточно неприметных для неискушенного взгляда, однако для старшего инспектора это могли быть хоть одетые по всей форме полицейские в патрульном автомобиле с «мигалками», включенными на полную мощность. Собственно говоря, они особенно и не таились, провожали его пристальными взглядами, и это напоминало не скрытое наблюдение, а скорее этакий неафишируемый из деликатности конвой. Тем лучше. Значит, это, скорее всего, не специалисты и от них можно будет оторваться без проблем. Уходить следовало именно сейчас, так нужно было еще раздобыть машину, чтобы добраться до Графского ближе к полуночи. Снег знал, что окно его комнаты хорошо просматривается с улицы и это давало ему возможность сбить наблюдателей с толку несложным трюком. Инспектор вытащил из шкафа кожаного болвана, используемого в качестве тренировочной груши-макивары.У болвана было подобие головы, рук и плеч. Большего не требовалось. Снег обрядил его в свой купальный халат, набросив капюшон на головной выступ. Маскируя свои действия настольной лампой, установленной на подоконнике, и «засвечивающей» портьеру, усадил болвана в кресло спиной к окну, включил телевизор, стоящий напротив, и, передвигаясь на четвереньках, погасил лампу. Теперь единственным источником света стал экран телевизора. Кресло с сидящей имитацией человека, закутанного в купальный халат, отбрасывало на портьеру вполне правдоподобную тень, что должно было убедить наблюдателей с улицы в том, что старший инспектор продолжает находиться в квартире перед телевизором. Тетка, в последнее время откровенно избегавшая его, уехала на выходные к подруге и проблемы не представляла. Снег оделся, как человек, собирающийся на вечернюю оздоровительную пробежку: спортивный костюм с легкой курткой и кроссовки, нацепил было подмышечную кобуру с «люгером», потом усмехнулся и спрятал оружие обратно. С собой он взял только деньги и небольшой фонарик.

Из дома инспектор выбрался тем путем, которым сотни раз пользовался, будучи мальчишкой, когда убегал гулять по вечерам, обманывая теткину бдительность: через достаточно большое окно туалета, выходящее на плоские крыши, ступеньками спускающиеся к широкому каменному забору на соседней улице. Дождавшись момента, когда и без того немноголюдная улочка опустеет, Снег мягко, почти бесшумно спрыгнул на асфальт и скрылся в подворотне проходного двора, которым можно было выйти на Черный Бульвар почти в двух шагах от того места, где караулили его наблюдатели…

…Машину он заполучил неожиданно легко: когда он пил воду из автомата у небольшого кафе, проверяя по отражению в зеркальной витрине, нет ли «хвоста», у бордюра затормозила бежевая «волга» из которой с трудом выбрался полный пожилой мужчина. Мужчина хрипел и задыхался.

– Ради Бога, – сипел мужчина, – У меня приступ, вызовите «Скорую»!

– Конечно, конечно, – подхватил его под руку Снег, – давайте я усажу вас вон на ту лавочку и мигом сбегаю в кафе, там должен быть телефон.

Он увел его в непроницаемую тень лип Черного Бульвара и оттуда раздался короткий не то стон, не то хрип. Через минуту Снег вынырнул из темноты, торопливо огляделся и, засунув в карман бумажник и права толстяка, прыгнул в машину…

Суббота , 20 сентября, 2 3-05.

Ян убрал со стола термос, прополоскал чашки от крови из фляжки с водой. Бросил взгляд на часы.

– Дело к полуночи. Возможно, сегодня он не придет. Но вероятнее всего, что именно сегодня и состоится наша, будем надеяться, последняя встреча. Оружие готово, мы подкрепились, пить коньяк будем после. Вопрос в следующем: организуем ли мы засаду здесь или будем поджидать его снаружи? В первом случае мы сможем свести с ним счеты без лишнего шума, во втором – получим преимущества при нападении. Надеюсь, ты понимаешь, что если даже он появится в человеческом облике, мы должны будем убить его без всяческих реверансов? Предварительная беседа уже состоялась, рассусоливать с ним нечего. Единственное условие – мы должны убедиться, что перед нами он и никто другой. Для этого я сбиваю него очки (при этом он должен находиться в полосе света), а ты, увидев, что это Снег, стреляешь в него с возможно более близкого расстояния. Сможешь?

Саша кивнул и бросил взгляд на лепаж, тускло поблескивающий инкрустацией в свете свечей.

– Эх, не догадался я купить фотовспышку! Два-три разряда подряд могли бы значительно облегчить нашу задачу – у всех альбиносов очень чувствительные к свету глаза, именно поэтому он всегда носит очки. Ладно, сделаем так: я буду дежурить наверху, встречу и заманю его сюда, по возможности, не вступая с ним в схватку. Ты же разожжешь здесь как можно больше свечей, поближе к дверям, а сам спрячешься вот в этой нише, за основной линией света, чтобы оказаться в тени. Постарайся не попасть в меня до того, как разделаешься с ним. Если все проходит удачно, завтра же сматываемся в Румынию. Кстати, твой загранпаспорт и билеты на самолет – моем саквояже. Ну что, я пошел?…

– Подожди.

Саша поднялся и, обойдя стол, подошел к Яну. Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза, Ян – со своей обычной полуусмешкой, Саша – с каким-то странным вниманием, будто он впервые заметил в облике своего друга что-то новое, ранее никогда не виданное. И к этому вниманию примешивалось нечто такое, что Ян, не выдержав, улыбнулся полной улыбкой, показав клыки: «Уж не хочешь ли ты, мой сентиментальный друг, сжать меня в прощальных объятиях перед последним, но решительным боем?»

Саша покачал головой и, отвернувшись, оперся ладонями а стол, глядя на пистолет. Ян погасил улыбку и пошел к двери. Уже на последней ступеньке обернулся и, проговорив задумчиво: «А жаль, я бы не протестовал», скрылся в темноте подземного коридора.

Суббота, 20 сентября, 23 – 45.

Снег проделал путь от города до Графского за сорок минут. Свернув под мост и оставив там машину, он прошел остаток пути пешком. Чутье, уже наполовину сделавшееся чутьем Зверя, безошибочно вело его к замку. Народу на улицах поселка почти не было, и Снег, постаравшись ни с кем не встретиться, начал легко взбираться в гору по дороге, ведущей к распахнутым воротам. Но его появление не осталось незамеченным. Тот самый полисмент, который дежурил да дискотеке, наблюдая за художествами Саши и Яна, возвращался домой в выходном расположении духа по случаю отмены дежурства на ставшем уже традиционным субботнем безобразии в санатории УВД: что-то напутал электрик и вся жизненно важная проводка сгорела к едрене фене. Вследствие чего безобразие отменили, полиция и массажисты быстренько выставили посетителей и, вознаградив себя бесплатными дринками по случаю внезапного праздника, разошлись по домам. Страж порядка жил на горе, за шоссе. И до дому оставалось всего ничего, когда внезапно заявил о себе желудок, видимо, недовольный жареной уткой, поданной в качестве пайкового ужина на кухне ресторана санатория перед службой. Ярко светила луна, и для отправления внезапно возникшей потребности пришлось угнездиться в кустах кизила, как раз в том месте, где от шоссе ответвлялась грунтовка, ведущая к замку на горе. Поэтому, когда из-под моста появился человек в спортивном костюме и быстрым шагом проследовал к развалинам, полисмент затаился, изо всех сил стараясь не произвести ни звука своим занедужившим организмом. Освещенный луной прохожий настолько удивил его, что на какое-то время он напрочь забыл о своих внутренних неприятностях: это был старший инспектор из Управления, который приезжал летом на проверку. Несмотря на темное время суток, он была черных очках. На чем он приехал, было непонятно. Зачем приехал – еще непонятнее. Это могла быть какая-нибудь внезапная проверка или секретное мероприятие. Но сельский правоохранник читал вечерние газеты. Он знал, что старший инспектор – под домашним арестом, и если он сбежал, то дело здесь нечисто. Можно получить повышение по службе, если своевременно выявить, а можно (если инспектор действительно трется с мафией, на что прозрачно намекала «желтая» пресса) и пулю в затылок заработать где-нибудь в укромном месте. Однако, кто не рискует, тот не пьет бесплатный дринк. Полицейский решил вести скрытое (насколько получится) наблюдение. Он не был специалистом в этом деле, однако он родился и вырос в этих местах и знал все тропинки и каждый камешек в Графском наизусть, как первый параграф Дисциплинарного Устава. Поэтому он сумел не потерять Снега из виду и в то же время не привлечь его внимания до того момента, пока ночной пришелец не вошел во двор замка. Через полузаваленную потайную калитку, которая служила некогда, по словам историка «для тайных сношений обитателей замка с внешним миром», полицейский увидел, как старший инспектор осмотрел оставленный в старой графской конюшне «БМВ» затем вышел с зажженным фонариком к Большому парадному крыльцу, представлявшему собой груду кирпичей, разбитых революциями, войнами и туристами; с минуту пытался что-то высмотреть в глубине зияющей черной дыры, бывшей когда-то главными парадными дверями замка. Наконец, в несколько прыжков преодолев развалины крыльца, он скрылся в темноте.

«БМВ» принадлежал худощавому чернявому чудаку-поляку, который летом гулял со своим дружком на дискотеке в санатории. Поляк сказал, что хочет покопаться в загаженных залах замка, где сохранились ценные для его коллекции образцы старинной отделочной плитки. Естественный историко-охранный патриотизм местного сержанта был моментально погашен сувениром, искусно выполненным в виде пятидесятидолларовой купюры, который при позднейшем рассмотрении оказался настоящей банкнотой. Такие же памятные безделушки получили и остальные четверо сотрудников полицейского участка «Графское» и изыскания поляка потеряли для них всякий интерес. Но теперь-то стало ясно, что никакой плиткой поляк не интересовался, а был он, по-видимому, тоже каким-то боком завязан в истории со старшим инспектором, который, нарушив положение о домашнем аресте, появился здесь в эту полуночную пору. Некоторое время в полицейском боролись чувство служебного долга, повелевавшее ему срочно найти сержанта и переложить на его плечи всю ответственность за дальнейшее и чувство страха, требовавшее срочно драпануть, как он это для себя сформулировал, «швыдким потягом до хаты». Победило не то и не другое. Верх взяло жгучее деревенское любопытство. Полицейский перекрестился по православному, достал плоский портативный фонарик и штатный револьвер. Внимательно оглядевшись, он быстро перебежал через залитый лунным светом двор и скрылся в тени под стеной замка.

Воскресенье , 21 сентября, 00 – 05.

Снег знал, что Ян где-то совсем рядом. Он двигался, стараясь не шуметь, однако это ему не всегда удавалось. Когда он в очередной раз наступил на кувыркнувшихся под ногой кирпич, из темноты на него налетела разъяренная летучая мышь, сбила с лица очки и когтем страшно повредила глаз. Инспектор зарычал от боли, безумно жалея, что еще не превратился в Зверя: звериная реакция не позволила бы Яну-нетопырю безнаказанно нанести такой обезоруживающий удар. Когда он, зажав ладонью кровоточащий глаз, принялся осматриваться здоровым, он увидел четырех Янов, окруживших его со всех сторон. Они засмеялись и проговорили квадрафоничеким голосом: «Проше бардзо, пан инспектор, к нашему ристалищу!» После чего неторопливо разбежались во всех направлениях, унося с собой свой невозможный, отовсюду несущийся смех.

Снега сломало пополам и поставило на четвереньки. Он чувствовал, как трещит и лопается на нем костюм. Раньше он, превозмогая себя, старался в этот момент снять с себя и спрятать одежду, чтобы после обратного превращения не оказаться обнаженным на улице. Но то было раньше. Теперь же он принялся кататься по каменным осколкам, стараясь побыстрее избавиться от остатков костюма. С невыносимой болью, странно переходящей в наслаждение, начала расти шерсть. И когда все человеческие чувства исчезли (кроме боли в раненом глазу), Зверь торжествующе взревел и кинулся в погоню, уже не доверяясь ничему, кроме своего чутья, которое нельзя было обмануть никакими фантомами.

… Полицейский, услышавший этот звук, но пока не разглядевший ничего кроме битого кирпича и засохших кизяков, назойливо попадавших в луч фонарика, потушил свет, присел от страха под каким-то выступом и затаился, чувствуя, как холодный пот струится по телу. Неожиданно мимо него пронесся какой-то почти неразличимый в темноте черный зверь, и сразу за ним – тяжело дышащее белое мохнатое чудовище, с горящими красными глазами. Они скрылись за поворотом, не обратив на него ни малейшего внимания. Полицейский заорал беззвучно, помчался, не разбирая дороги и неожиданно сорвался в какой-то невидимый провал…

… Саша, как велел Ян, зажег все имевшиеся в наличии свечи, часть из них установил в нише у двери, часть расставил на ступеньках лестниц. Еще он обнаружила кладовой чудом сохранившиеся с незапамятных времен факелы. Смола, хоть и окаменевшая, не сразу, но разгорелась и древние осветительные приборы запылали на удивление ярко. Их Саша тоже пристроил в каменные лунки, неведомо когда выдолбленные в стенах.

Когда Саша услышал рев где-то очень далеко и высоко у себя над головой, он понял, что Зверь пришел и что Ян его встретил. В следующий момент он почувствовал, что у него дрожат руки, и в голову пришла очень нехорошая мысль, что он, собственно, понятия не имеет, что будет делать, если Ян погибнет, а Зверь – нет. Скорее всего, Зверь кинется искать своего второго врага. Если найдет и ворвется в подземное убежище, Сама знал, как ему поступить. Для уверенности он несколько раз вскидывал лепаж, прицеливаясь; подсыпал на полки пороху и тихо грыз в отчаянья губы, видя как плохо слушаются его трясущиеся пальцы. Наконец он решил для себя, что если Зверь не появится (в сопровождении Яна или без – неважно), то он выйдет на его рык, прихватив с собой факел и пистолет…

… Зверь и Ян, гоняясь друг за другом, по лестницам и коридорам, постепенно приближались, спускаясь все ниже и ниже, к потайной двери. Яну удалось несколько раз заманить Зверя в подготовленные заранее ловушки, где на него обрушивались полусгнившие бревна и одряхлевшие от времени части кирпичных перегородок. Теперь, кроме глаза, у Зверя была сильно ушиблена спина и раздавлено вдребезги несколько пальцев на левой передней лапе. И это лишало его основного преимущества – смертельного прыжка. Но оставалось не менее страшное оружие главного калибра – мощные челюсти, те самые, что перегрызли коровий позвоночник, как селедочный хребет. Зверь больше не атаковал, он только шел вслед за своим врагом все вниз и вниз, предчувствуя безошибочным инстинктом, что главный поединок его ждет там, в логове Врага, где ему, возможно, готовится последняя западня. Но он презирал все хитрости своих противников, он шел, чтобы победить или умереть.

Полицейский пришел в себя и несколько раз похлопал глазами, чтобы убедиться, что он не ослеп и не умер, а не видит ни черта только потому, что вокруг царит полная темнота. Болел ушибленный бок, нестерпимо ныл выбитый при падении большой палец левой руки. Крякнув от боли, полицейский дернул его, взвыл, перед глазами закружились огненные снежинки, но стало легче, рука повиновалась. Чудесным образом уцелели и фонарик и пистолет, по-пастушески предусмотрительно пристегнутые ремешками с карабинами к поясному ремню. Что-то еще время от времени погромыхивало и сыпалось в коридорах и отдаленных переходах замка, но охота к приключениям, как и любопытство, у полицейского пропали окончательно. «На хрен, на хрен!» – дал он себе психологическую установку и принялся карабкаться наверх из горы полусгнившего мусора и мягкой рухляди, спасшей ему жизнь. Однако выбраться из этой части замка, куда не то что археологи, но даже ни одно поколение местных мальчишек никогда не заглядывало, было не так-то просто…