Текст книги "Боец Демона-Императора"

Автор книги: Ярослав Коваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

– Думаешь, стоит тебе глушить? – Я наклонил тяжелый серебряный кувшин над кубком. Аромат напитка скоро добрался и до меня. Похоже, напиток был стоящий, надо попробовать.

– Самое верное дело, чтоб кровь возродилась в жилах. Благодарствую. Заверни мне кусок мяса в лепешку, не сочти за труд. Вот того… Благодарю.

– Трудный был бой?

– Не слишком-то. Но, видишь, слегка неудачный. Впрочем, мне повезло больше, чем моему противнику. – Парень радужно усмехнулся, продемонстрировав великолепные зубы. – Царапина-то заживет. А твоему другу вообще не подфартило.

– Что? – Я не сразу сообразил, о ком вообще можно было так сказать.

– Руйшу. Руйшу не выгорело.

– В каком смысле?

– Да ни в каком. Убили его. Я видел, как выносили тело.

До меня эта информация дошла лишь с большим запозданием. Я успел что-то промычать в ответ, кивнуть головой, сделать лицо, которого, как мне казалось, собеседник ждал от меня… Потом он стал рассказывать что-то о своем бое, а я вдруг осознал, что же такое услышал…

И из головы разом вылетели и впечатления от собственного боя, и интерес к чужому. Руйш, парень, так настойчиво пытавшийся сделать отсюда ноги, не сумел выжить. Наверное, он чувствовал, что для него все это веселье хорошим не закончится, поэтому так упорно пробовал каждую возможность убежать, которая только ему представлялась.

Стало холодно и неприятно, еда потеряла вкус. Я попробовал вина и даже оценил тонкий его букет, но никакого удовольствия не получил. Отдых и расслабленность упорно перешибало одно веское соображение: почему я сегодня остался в живых? Потому, что повезло. Ну да, Руйшу тоже два раза везло. Или три, не помню. Я ведь дерусь не так, чтоб хорошо. Хреновенько дерусь, особенно если сравнивать меня с мастерами. Как мне должно везти, чтоб выживать и в будущем?

Вот только что тут можно сделать? Сбежать Руйшу не дали, не позволят и мне. Остается только тренироваться и научиться драться так, чтобы мои шансы стали хоть чуть больше. Даже если этого будет недостаточно, лучше умереть сражаясь. Просто ложиться и давать себя добивать слишком страшно.

Жалко Руйша. Не выразить, до чего жалко.

– А что, здесь всегда кого-то из пары убивают? – спросил я, прервав рассказ раненого о каком-то бое год назад, в ходе которого умерли все, и довольно быстро. Глаза жгло, и казалось, что если перевести ощущения в разговор, с собой проще будет справиться.

– Почти всегда. Иногда император приказывает биться не до смерти, но это бывает очень редко. Или какую-нибудь из своих наложниц спрашивает, хочет ли та, чтоб проигравшего добили. Некоторые из них иной раз просят пощадить.

– И щадят?

– Ну, в таких случаях да. Но это очень редко происходит. Не стоит на это рассчитывать.

– Я и не рассчитываю, – буркнул раздраженно.

В открытую дверь завели сразу двух парней из тех, что прибыли сюда с нами. У одного была перебинтована голова, но смотрел он весело и сразу же первым делом кинулся к лохани с водой. Потом – к кувшину с вином.

– Уже три трупа, между прочим! – радостно сообщил он, оторвавшись от горлышка. – И не знаю, вытянет ли последний. Может, станет четвертым.

– Ты оптимист, – протянул раненый, вяло поднимая глаза.

– Ну так что ж… Лучше они, чем мы.

– «Мы» – это кто?

– Ну кто-кто… Я, например. Блин, каждый раз прямо чувствуешь, как это классно – жить! – воскликнул «весельчак», запуская руку в блюдо с остатками еды и копаясь там, словно в каких-нибудь огрызках или отбросах. Я порадовался, что уже наелся. – Вот почему я люблю эту работу! Вот почему!

– Мы прониклись уже, – огрызнулся третий, не раненый, судя по всему, мало расположенный болтать или чему-либо радоваться. – Заткнись, наконец.

– А ты чего с похоронной рожей, будто мать родную закопал? Мы ведь живы, что это для тебя – горе, что ли?

– Я не собираюсь ничего тут с тобой обсуждать. Понял? Отвяжись.

Мне оставалось лишь отвернуться и всем дать понять, что этот разговор не только меня не касается, а я его не слышу. Пожалуй, я понимал обоих – и развеселившегося, и обозленного. У всех своя реакция на крайнее напряжение и встречу со смертью лицом к лицу.

Я сам себе удивлялся и в тот день, и в последующие. Мое спокойствие казалось мне странным, даже в чем-то ненормальным, но с другой стороны я был рад, что способен оценивать происходящее с холодной беспристрастностью. Трезвая оценка всегда намного полезнее эмоциональной.

Видимо, это просто шок. Я впервые вот так, просто, безыскусно и стремительно, терял знакомца, почти успевшего стать другом.

Слегка удивило, что по возвращении в замок (на спине все того же чешуйчатого существа с крыльями) меня отвели не в прежнюю скудную каморку, а в другую комнату, побольше, неплохо обставленную, с дверью без запоров снаружи, зато с небольшой задвижкой изнутри. Здесь обнаружились даже портьеры на окне, расположенном иначе, чем в прежнем закутке тюремного вида – в него хотя бы можно было выглянуть. Теперь я мог спать на настоящей кровати с мягким матрасом, сидеть в мягком кресле, присесть на удобный стул за настоящий стол.

Видимо, чужак, способный сдохнуть в первом же бою, не стоил подобной заботы. Приличные условия жизни заслуживал лишь тот, кто хоть на что-то оказался способен.

Мастер, пришедший в «мой» тренировочный зал на следующее утро, терпеливо дождался, пока я закончу комплекс упражнений, и осведомился:

– Я так понимаю, условия боя показались тебе подходящими?

– Разве что показались, – проворчал я. – Тот парень-то выжил?

– Выжил. Ты очень аккуратно его ударил, за дверью его легко залатали. Его величество не стал интересоваться судьбой проигравшего. Но в следующем бою ты вряд ли с ним встретишься.

– И не рвусь. Получается, чистая случайность, что в этой ситуации он выжил?

– Именно так. Ему повезло, как и тебе, ведь ты победил в первом своем бою. Очень хорошо.

– Кхм… А когда следующий бой с моим участием?

– Не раньше, чем через две недели, остальное же зависит от желаний его величества.

– Я понял, понял… Что-то еще от меня требуется?

– Только одно – тренировки. Качественные ежедневные тренировки.

«Я что, враг самому себе?» – захотелось мне ответить, но показалось бестолковым. Я ж не школьник, чтоб перед учителем оправдываться.

Немногое мне, в самом деле, оставалось. По утрам я вскакивал без побудки, не на заре, конечно, но лишь чуть позже, когда ближайший лес еще стоял в туманной вате по верхушки, а в прибрежном поселке не начинал звучать молот кузнеца. Разминался под мычание выгоняемых на пастбище коров (в замке их оказалось немного, но они были) и запахи растапливаемых печей. Когда к аромату дымка примешивалась явно посторонняя, но очень аппетитная нотка, тренировка временно прекращалась, я спускался умыться перед завтраком.

В такой жизни была своя прелесть, я заметил, что впервые за полгода сплю с особым вкусом и ем с удовольствием. Мир окончательно обрел формы и закономерности, и здесь мое мнение мало что значило… А если точнее, не значило ничего. И можно было расслабиться. Необходимость принимать решения вместе с обязанностью делать выбор осталась в прошлом.

Теперь, после первого боя, пришлось намного серьезнее посмотреть на все произошедшее со мной. Самому себе я с трудом признавался в том, что раньше до упора верил, будто это не всерьез. А теперь немного жалел, что на вилле императора практически не смотрел по сторонам. Не увидел я в том числе и реакцию публики на бой. Кстати, была ли таковая вообще? Если верить местным, для них гладиаторские бои – нечто самое что ни на есть обычное. В том числе и весьма жестокие.

Раз я завяз в этом мире, надо как-то научиться в нем ориентироваться.

Каждое утро я гнал от себя мысли о том, что завтра может быть следующий бой, который с некоторой долей вероятности окажется для меня последним. Напрягало еще и то, что местный тренер уходил от ответов на вопрос, по какому принципу подбираются пары. Собрат-боец из числа местных, которого я решил расспросить о том же в обеденном зале, развел руками.

– Обычно в клубах и на аренах стараются поставить в пару равных по уровню бойцов. Понятно, почему – и схватка интереснее, и результат менее очевиден. Но это обычно…

– А необычно? В смысле здесь?

– Не представляю. О правителе говорят, что он любит сложные бои, и по логике получается, что все должно быть так же… Но на деле… И еще некоторые знатные любят полюбоваться, как опытный боец расправляется с неумехой, а иногда и с двумя сразу. Любят и просто кровавое месиво посмотреть… Кто чужаков будет беречь? Берегут только известных, опытных. Таких, кого ценят уже только за технику, чем… Сам факт…

– Понял. – Чувствовалось, что парень с трудом подбирает слова, не стоило его мучить. – Так думаешь, мы здесь просто «мясо»?

– Не знаю. Слушай, у тебя ведь больше шансов. Ты пришел из мира, где не в ходу мечи, я это слышал. Владеешь какой-то особой техникой… Тебе и карты в руки на пути к успеху.

– Я не стал бы так на это рассчитывать, на твоем-то месте, – брезгливо бросил еще один боец, оценив меня взглядом, в котором было мало симпатии. – Если человек ничего толком не умеет, разве что ножичком крутить и сало резать, долго он на чужих штучках выезжать не сможет.

Я подумал о том, что мне здорово не хватает Руйша.

К исходу недели мастер сообщил мне, что, коль скоро слуги готовят какое-то празднество, то ему предстоит подбирать для него «развлечение». Правда, наслаждаться зрелищем будет не сам правитель, а его наложница с подругами. «Вот суки», – подумал я, не решившись поинтересоваться, нормальное ли это по местным меркам явление – знатные дамочки, любующиеся, как мужики в кровь метелят друг друга. Можно предположить, что да.

На этот раз я был спокоен и накануне, и в день Икс, когда в числе других «избранных» спустился во внутренний замковый дворик ждать, пока погонщик подготовит свою тварь к полету.

– Перед императором заставили биться полуголым. Интересно, что придет в голову местным знатным бабам, – пробормотал я как бы в сторону.

– Рассчитываешь, что велят раздеться? – весело полюбопытствовал один из моих товарищей по несчастью, не выглядевший, впрочем, несчастным. Сразу ясно, что либо местный, либо родом из мира, где примерно такие же порядки. Плевать хотел на свою жизнь (либо просто чересчур оптимистичный), не станет беречь и чужую.

– Надеешься, что какая-нибудь благородная дамочка тобой заинтересуется? – спросил другой. – Ой, вряд ли… Что ты там сможешь ей предложить?

– Да пошли они! В гробу видал всех этих холеных баб!

– Ну и дурак. С них не только удовольствие, но иной раз и выгода. А будешь кобениться – нажалуется, останешься без головы. Или еще чего…

Погонщик появился, кутая голову в длинную полосу ткани. Его можно понять и даже от души посочувствовать – что еще может защитить его от ветра, бьющего в лицо на такой скорости? Животное не оборудовано лобовым стеклом, и можно лишь гадать, как мужику вообще удается смотреть вперед, да еще без очков.

Празднество оказалось чем-то вроде пикника на природе. Конечно, знатным дамам никто не предлагал сидеть на траве, время от времени стряхивая с себя комаров и муравьев, самим жарить над углями мясо и вытирать пальцы об землю. В живописном закутке леса на берегу реки слуги растянули огромные шелковые походные шатры, подвезли кресла, столы, даже ложа, а также безумное количество ковров, подушек и прозрачных покрывал. Этими покрывалами они завесили изрядное пространство вокруг – и от шатров до деревьев, и между деревьями, и у реки.

Служанки с опахалами и веерами гоняли по шелковым лабиринтам мух и комаров, не оставляя ни одному из докучливых насекомых ни единого шанса вцепиться в нежную дамскую кожу Где-то в стороне, чтоб не тревожить изысканные носики запахами стряпни, готовилось мясное и овощное изобилие, в пиршественный же шатер подавалось на тарелках и блюдах почти в том же совершенном виде, что и с дворцовой кухни.

Магические светильники способны были разогнать тьму хоть во всем этом лесу, но, поскольку выезжали сюда явно не только за шатровым уютом, но и за «лесной романтикой», для антуража рядом были разложены костры. Красивым полукругом.

В этот полукруг первую пару бойцов потребовали сразу же, не дав нам даже отдышаться после полета. Руки у меня еще слегка тряслись – вцепляться в луку приходилось сильно, потому что крылатую тварь почему-то болтало намного сильнее, чем в прошлый раз. Опять меня выбрали начинать серию поединков, и я догадывался, почему – не слишком умелый, чужой, сгодится для затравки. Кому придет в голову меня беречь?

Разве только во взгляде мастера-тренера я видел озабоченность тем, чтоб тренировки мои были максимально эффективными, и я не расслаблялся, накапливая опыт и умение. Но в этом скорее чувствовался его профессионализм, а отнюдь не личная заинтересованность в моей персоне. Плох тот тренер, который не уделяет внимание всем своим подопечным и не прилагает все усилия, чтоб каждый из них стремился к своему «потолку» в мастерстве рукопашного боя. Его внимание к ученикам положительно говорит не об учениках, а о нем самом.

Сопровождавший нас маг первым делом ткнул пальцем в меня, разминающего затекшие пальцы, а потом, помедлив, еще в одного бойца, тоже не из лучших. Парой фраз он перекинулся с офицером, присматривающим за гладиаторами с ленцой, и из этого разговора я понял, что ждут еще одну группу бойцов, которая то ли опаздывает, то ли просто должна прибыть позже. И, за неимением вариантов, выбирать магу приходилось из своих «подопечных».

Я оглянулся на своего будущего противника – тот выглядел даже не бледным, а зеленоватым, кажется, его здорово укачало. Друг на друга мы посмотрели обреченно – ни тени желания выяснять отношения с помощью оружия или без оного. Мне безумно захотелось показать цветнику дамочек, спрятавшемуся за тончайшим шелковым экраном, красноречивый неприличный жест. Мол, хотите боя, козы, так выясняйте отношения между собой. Из-за мужика, к примеру.

Наверное, что-то такое появилось у меня во взгляде, потому что офицер, бдительно приглядывающий за гладиаторами, сдвинул брови и сделал шаг в мою сторону. И я вспомнил, что по своему положению не волен посылать кого хочется куда хочется. И никогда не буду волен. Если императорская подстилка оскорбится, она наверняка не будет даже время тратить на жалобы высокопоставленному любовнику. Просто прикажет меня утопить. И утопят – в этом я не сомневался. Тут и речка рядом.

Я вновь перевел взгляд на своего будущего противника и пожал плечами. Тот вытащил меч, со вздохом потащился в полукольцо огней. Ну что тут можно сделать…

Подумалось, что если будет такая возможность, постараюсь дать товарищу по несчастью шанс. Главное, чтоб у него возникло такое же желание. Так что я замедлил шаг и стал стягивать с правого запястья «коготь». Маг и офицер посмотрели на меня недоуменно, но не вмешались, из чего можно было, наверное, сделать вывод, что в их глазах боец волен по крайней мере красиво покончить с собой любым угодным ему способом.

«Не дождетесь», – эта мысль принесла мне некоторое облегчение.

Парень, с которым мне предстояло биться, тоже удивился моему жесту, нахмурился. Взглядом я постарался дать ему понять, что тут нет никакого подвоха, и слегка подмигнул, мол, поразвлечем богатых дурочек. Кажется, понял меня. Пошел по дуге, как бы выгадывая удобное положение для удара, а в действительности давая мне понять, в чем особенность его манеры бить. Что он имел в виду, я догадался, но подсказкой воспользоваться не смог бы все равно, потому что о бое с мечом знал слишком мало.

Впрочем, даже при наличии некоторой доли притворства поединок получился совершенно не учебным. Все всерьез, и каждый из нас ступал по краю бездны даже не потому, что мог прикончить противника, не желая того. Просто богатые дамочки в любой момент могли поставить нас в ситуацию, когда выжить удастся только кому-то одному, и они явно намерены были это сделать.

Несколько раз я с огромным трудом пропускал атакующего противника мимо себя, и то лишь потому, что он в последний момент брал чуток вбок. Едва ли заметно стороннему глазу, но достаточно для меня. Спустя мгновение я, подмигнув парню, во время очередного финта словно бы поскользнулся и покатился ему под ноги. Знак он уловил и красиво прыгнул. Да не просто, а с переворотом. Красиво. В стаде дамочек зазвучали восторженные ахи – порядок.

Пару секунд мой противник делал вид, что гасит меня ногами – я, извиваясь, уворачивался. Потом извернулся особенно удачно, ногой влепил парню по руке с мечом и вышиб оружие куда-то в темноту, торопливо сгущавшуюся за полукольцом огней. Стадо опять разохалось.

Мы сцепились врукопашную. Это уже была более знакомая мне сфера, главное было, отшвыривая, не влепить своего противника спиной в огонь. Он, как оказалось, тоже что-то такое умел. И получалось неплохо. Некоторые приемы, вляпавшись в которые и лишь чудом вывернувшись, я сразу оценил. Ими, пожалуй, после некоторой доработки можно было бы разнообразить самбо. Пару минут мы сосредоточенно валяли друг друга.

– Опа! – пропыхтел я. – Что за прием? Покажи еще разок.

– Сдай влево, – зашипел он мне.

Я зрелищно пнул его ногой, поставил скользящий блок и нырнул туда, куда было указано. Опробовал прием на себе еще раз, сообразил наконец, чем можно ответить. Вообще дельная штука, надо будет отработать и усовершенствовать.

– Давай с переворотом, – выдохнул я. Мы великолепно, словно заранее готовились, выполнили сложный финт с переворотом и успели отвесить друг другу по зуботычине, звучно, но почти безболезненно.

– Не слишком-то увлекайся, – шепнул мне парень, стоило нам войти в аккуратных, хоть и кажущийся яростным клинч. – Госпожа Миралей кое-что понимает в боях.

Я смутно вспомнил, что так, вроде бы, зовут наложницу императора. Вот, блин, повезло напороться на опытную кровожадную бабу. Перехватив руку противника, привычно вывернул ее и притиснул парня к земле, но, сообразив, что сейчас меня заставят его зарезать, а то и, не дай Бог, голыми руками придушить, позволил ему высвободиться.

Еще несколько минут мы тузились с переменным успехом, однако каждый раз давая «оппоненту» возможность освободиться из опасного захвата.

– Ну, довольно уже! – отмахнулась вдруг рослая дама из самых на вид роскошных. Я бросил взгляд на мага – тот махал рукой, мол, стоп.

Женщина отвернулась, слушая кого-то из офицеров, почтительно склонившегося к ее бархатному ушку, и пока она смотрела в сторону, мы оба предпочли убраться с глаз долой. Вдруг не вспомнит. Похвастаться великолепным знанием женской натуры я, пожалуй, не мог, но был достаточно опытным, чтобы увериться: нежные возвышенные барышни если и существуют, то лишь в литературных памятниках прошлого.

И здешние охреневшие от вседозволенности бабцы, подозреваю, смогут дать фору мужикам в жестокости и изобретательности. Наложницы правителей обычно как раз такие. Ну его на фиг – проверять.

Отступив за спины отвечающего за наше поведение офицера и мага, я присмотрелся, пытаясь понять причину легкого переполоха, отвлекшего, слава Богу, общее внимание от поединка. А, вот в чем дело! Прибыли наконец бойцы из другой группы, которые должны были здесь появиться одновременно с нами. Вон их ведут. Э-э… Бабы?

Я покосился на своего недавнего противника. Тот все не мог отдышаться и сосредоточенно тер локоть. Похоже, я ему здорово приложил. На мое удивление он лишь недоуменно приподнял бровь, мол, что тебе непонятно-то?

– Девицы? Конечно, девиц-гладиаторов хватает, – ответил он на прямой вопрос. – Поединки парень – девица пользуются спросом. И, между прочим, встретиться в бою с девицей – штука очень неприятная.

– Почему?

– Потому что дерутся обычно очень неплохо. Очень даже неплохо. И при прочих равных, даже если девка работает в той же технике, что и парень, в результате у нее получается нечто совершенно иное.

– Понял. – Я с сомнением окинул взглядом ближайшую ко мне девицу.

Цыпочка выглядела очень даже – невысокая, гибкая, быстроглазая, она мигом накрыла нашу группу взглядом, словно выбирала, с кем идти танцевать. Взгляд у нее был под стать личику – нежному, трогательному, так и тянет приобнять за плечи и защитить от всего на свете. Может, не очень и красивая девчонка, но какая же милая. Может ли такая уметь нормально биться?

На нее указали, подбирая первую пару, а против нее поставили бойца из местных, которого я знал, – он дрался отменно и был намного опытнее, чем я или мой новый приятель. Меня удивил напряженный взгляд этого бойца. С чем ему тут возиться? И в первые минуты, когда она взялась за своего противника с решительностью, стремительностью, легкостью и мастерством, которых от подобного существа едва ли было ожидать, решил не верить собственным глазам.

Однако буквально через несколько минут юная гладиаторша уверенно и легко полоснула бойца по горлу и ушла от его последней атаки воздушно, словно в танце. И обернулась к шатру, задрапированному прозрачным шелком, с мило приподнятой бровкой, мол, кого еще зарубить?

– Мать твою, – пробормотал я, начиная понимать, в чем подстава. С опытным противником эта малышка расправилась так быстро, что этому немыслимо было отыскать ни объяснений, ни истолкований.

Приподнявшаяся в подушках госпожа Миралей с интересом покрутила пальчиком, и против девчонки выставили еще одного парня. Тот был бледен, но решительно взялся за меч. Впрочем, эта решительность помогла ему мало – с ним девчонка расправилась быстрее, чем с предыдущим, и столь же непринужденно. Мечом она управлялась так красиво, что если б я не осознавал, сколь близко ко мне это воплощение неминуемой гибели, залюбовался бы.

– Так-так! – воскликнула императорская наложница, приподнявшись с подушек и сбросив с плеч великолепное верхнее одеяние. Под этой помесью халата и кимоно с совершенно необычными, ни на что не похожими рукавами у нее обнаружились самые обычные брюки и легкая светлая рубашка. – Ну-ка!

Меч ей протянул один из телохранителей.

– Все, ребятам конец, – едва слышно просвистел мой недавний противник.

– Что так? – уточнил я, машинально отшагнув назад.

– Она всех положит. Каждый раз это заканчивается грудой трупов.

– Она так хорошо дерется?

– Дерется сильно. Впрочем, ты увидишь. И молись, чтоб до нас с тобой не дошла очередь.

Я напрягся. Впрочем, не только я – ребята следили за развитием событий с напряженностью, и в какой-то момент все мы ощутили сродство. Все – опытные и новички, местные и чужаки – сейчас оказались едины в своем желании выжить, и друг другу не были в этом стремлении конкурентами. Усевшись прямо на траву в стороне от костров, куда не достигал свет и бдительные взгляды нашей охраны (охрана, окружавшая лагерек знатных дамочек, конечно, видела все, но пока я не пытался сделать ноги, не вмешивалась), я попытался оценить особенности мастерства императорской девицы.

А она явно умела драться, без преувеличения. Высокая, крепкая, хоть и не лишенная изящества, с жестоким взглядом и холодным изгибом губ, госпожа Миралей ступала по траве плавно, как нацелившаяся на птичку кошка, при этом ощетинившаяся сразу двумя стальными лезвиями. В этот момент трудно было поверить, что кто-нибудь захотел бы приласкать ее, проявить нежность и дождаться нежности от нее.

С первым гладиатором она расправилась за несколько минут, можно было бы даже решить, что тот, уступая ее высокому положению, поддался. Только подобное предположение едва ли уместилось бы в голове нормального человека – кто в здравом уме отдаст свою жизнь ради того, чтоб доставить удовольствие богатенькой бабе?

Со вторым противником женщина возилась дольше. На удивление, он сопротивлялся ей намного эффективнее, чем его более опытный товарищ до того, и с каждой минутой градус ожесточения императорской наложницы повышался. Причем это нисколько не влияло на мастерство, с которым она действовала мечом и длинным кинжалом. Наоборот – казалось, что чем холоднее и злее становится ее взгляд, тем искуснее она действует.

Третьим противником леди Миралей стала девушка. Гладиаторша продержалась против наложницы императора дольше всех, однако и она в конце концов схлопотала несколько сантиметров стали в тело и откатилась прочь, тиская пальцами бок. Добивать ее дама не стала, отвернулась и отшвырнула оружие. Устало потянулась. Подруги зарукоплескали императорской наложнице, и слуги, повинуясь жесту одной из них, самой здравомыслящей, понесли в шатер новую порцию закусок и свежие напитки со льдом.

Ночью в замок возвращались только мы двое – двое из десятерых гладиаторов, отобранных для того, чтоб развлекать местных знатных дамочек. Только двое, и, глядя друг другу в глаза, мы оба вполне понимали, что нам просто повезло попасть в первую пару, когда публика еще «не раскачалась».

«С ума сойти, это ж надо было так вляпаться во все это», – подумал я, укладываясь в постель.