355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ярослав Голованов » Заводная обезьяна » Текст книги (страница 7)
Заводная обезьяна
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 06:57

Текст книги "Заводная обезьяна"


Автор книги: Ярослав Голованов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Ну, а попался-то он с чем? С кошкой?-перебил Арбузов, и в голосе его уловил Бережной нотки раздражения.

"Ах, вот оно что! Все, значит, на меня валишь, Павел Сергеевич, – подумал Бережной. – Чистым остаться хочешь. Понимаю!.."

– Хорошо. – Ладонь Николая Дмитриевича припечатала стол.– Факт есть факт. А факты – упрямая вещь. Все вернулись из города. Так? Так. Зыбин не вернулся…

– И доктор не вернулся, – перебил Арбузов.

– Как? – опешил Бережной.

– Вот так! Где доктор?

– Он был со мной… все время… Но после этого, ну, с Зыбиным… Мы потерялись как-то. – Пот выступил на лбу Николая Дмитриевича, подступала какая-то дурнота: "Выходит, и доктор…"-Но доктор вел себя совершенно нормально…

– А Зыбин ненормально?

– Доктор покупал разные вещи… Быка купил…

– Какого быка?

– Ну, игрушку…

– Значит, если ты купил какую-нибудь дребедень, ты честный человек, а если не купил,-подлец? Так, выходит?..

– Павел Сергеевич, – тихо сказал Бережной. Мы с вами не маленькие дети и прекрасно все понимаем. Так давайте же подумаем сообща, как нам дальше действовать…

– Действовать буду я, – резко оборвал его капитан.

"Эх, капитан, капитан… Я считал, ты умней… И на-ка! "Действовать буду я!" Ну, действуй. С тебя и спрос теперь… Даже жалко парня", – думал Бережной, закуривая в своей каюте.

Весть о том, что Иван Иванович и Юрка не вернулись из города и что Бережной считает, будто Юрка убежал вообще, облетела траулер с быстротой необъяснимой. В каютах и на палубе только об этом и говорили, но спорили мало: никто не верил, что Юрка мог убежать. Только Сережка Голубь, толкаясь среди рыбаков, ожидавших на корме, когда подойдет мотобот, выкрикивал злорадно:

– Слыхали? Наш общий друг, дельфиний защитничек, мотанул – и будь здоров! Всем товарищам пламенный привет…

Подошел Ваня Кавуненко.

– На тебе совсем новые брюки, Голубь, – сказал Ваня, – надо беречь хорошие вещи, не пачкать их. Ты меня понял?

В каюте № 64 настроение было унылое.

"Конечно, он резок в некоторых своих высказываниях, но ведь он наш человек, – размышлял Фофочка. – А как он тогда о жене говорил… Не могу поверить…"

– Абсолютная чепуха, – говорил Сашка. – Допускаю, заблудился…

– Где заблудился? Весь город – пять квадратных километров, – возразил Фофочка.

– А скорее всего подрался. Ходит с битой мордой. Может, и в участок попал,– вслух рассуждал Хват. – А может, просто перебрал. Косому совестно возвращаться… Спит где-нибудь под кустом ракитовым…

– А в Гибралтаре есть змеи?– ни к селу ни к городу спросил вдруг Фофочка. – Может, его укусила змея? И он в больнице?

– Да замолчите наконец!-закричал Сашка.

Дед Резник твердо верил, что Зыбин вот-вот обнаружится. Он знал, что чужой порт – штука не простая, всякое может тут с человеком приключиться. Деда самого в Копенгагене в 1912 году раздели и по шее надавали. Если бы пырнули ножом и попал бы в больницу, сразу бы сообщили капитану, англичане – аккуратисты в таких делах. А раз не сообщают, – придет. Может и до вечера проплутать, но ничего тут страшного нет, и нечего шум подымать.

– К вечеру объявится, помяните меня, – говорил Дед.

Более других волновался за Юрку Ваня Кавуненко. И волновался потому, что на берегу Юрка был вместе с Бережным. Помня Юркин пыл на недавнем дне рождения Хвата, Ваня чувствовал, что между ним и первым помощником могло произойти некое столкновение, объясняющее отсутствие Зыбина, столкновение, о котором Бережной умалчивает. Но тогда почему до сих пор не вернулся доктор?

Расспросив во всех деталях полицейского о том, как пройти к музею, Иван Иванович вернулся к витрине, около которой он оставил Бережного с Зыбиным, и никого не нашел. Он постоял немного, заглянул в ближайшие лавки, – нигде нет.

– Ничего не понимаю, – вслух сказал Айболит.

Он постоял еще некоторое время у витрины обувного магазина. Вдруг стеклянные двери распахнулись, вышла девушка, удивительно тоненькая, с ямочками на щеках, заулыбалась и жестами начала приглашать Ивана Ивановича войти в магазин. Иван Иванович вспомнил лавку сувениров и решил, что без Зыбина он в магазине пропадет.

"Надо уходить отсюда,– подумал он.– Что же, я так и буду тут стоять? Пойду в музей. Они знают, что я в музей собирался. Захотят – найдут".

Отворив двери музея, доктор поднялся по лестнице и подле маленького камина у входа в первый зал увидел старушку, которая сидела в кресле и вязала на спицах. Она смотрела на Ивана Ивановича с таким удивлением, как будто он вылез из каминной трубы. Потом поспешно вытащила из маленькой сумочки слуховой аппарат, вставила в ухо и спросила очень громко:

– Мистер хочет осмотреть музей?

– Да, – ответил Иван Иванович,-хотелось бы…– "Не совершаю ли я какую-то бестактность", – подумал он. – Впрочем, может быть, я не вовремя,продолжал он робко, но старушка перебила его:

– Пожалуйста, пожалуйста! – Она проворно встала, положила вязанье на кресло.– Мистер, вероятно, путешественник?

– Да, – сказал Айболит, – в некотором роде…

– Говорите, пожалуйста, погромче, я плохо слышу! – крикнула старушка.

– Да, я первый день в вашем городе! – громко повторил доктор.

– Мистер приехал из Танжера?

– Нет… Не совсем…

– Мистер путешествует один?

– Нет, нас много… Видите ли, я врач. Работаю на советском рыболовном судне…

– О, вы из России?! – воскликнула старушка. – Не может быть!

– Уверяю вас, – улыбнулся Айболит.

– Я буду все показывать вам сама! – решительно крикнула старушка и направилась в зал.

В музее было все, что положено иметь всякому уважающему себя музею: черепа пращуров, заржавленные ядра, змеи в формалине, деревянные раскрашенные куклы в ветхих мундирах, местами сильно побитых молью, картины морских сражений с аккуратно и красиво горящими фрегатами.

Старушка, которую, как выяснилось, звали миссис Чароуз, громкими криками объясняла Ивану Ивановичу каждый экспонат.

Время пролетело незаметно, пора было уходить, возвращаться в порт, но миссис Чароуз и слушать об этом не хотела. Едва доктор робко начинал произносить слова благодарности, миссис Чароуз демонстративно вытаскивала из уха слуховой аппарат и решительно кричала:

– Вы никуда не пойдете! Я обязана вам все показать!

Иван Иванович, потупясь, заметил, что время, к сожалению, на исходе, и ему пора возвращаться, но миссис Чароуз закричала, будто всему Гибралтару известно, что советский пароход отойдет поздно ночью, а сейчас нет и трех, и она решительно заявляет, что не отпустит доктора, такого милого собеседника, и не стоит больше об этом говорить.

Иван Иванович осмотрел оружие и картины, изумляя миссис Чароуз глубиною своих познаний в истории Гибралтара. Затем миссис Чароуз заговорщически подмигнула доктору и, взяв его за руку, подвела к стенду с изрядной нумизматической коллекцией, отыскала советские монеты и долго объясняла, где какая монета, называя гривенник грайвэником, а Иван Иванович слушал и кивал…

Солнце начало припадать к земле, когда Айболит вышел из музея. Разумеется, он быстро заблудился, то и дело упирался в какие-то склады, обходил их, карабкался по узким улочкам-лестницам в гору и снова упирался именно там, где вроде бы должен находиться пароход. Наконец, доктор пробился к воде и попал на рыбный рынок. Торговцы громко, даже громче, чем миссис Чароуз, выкрикивали неизвестные Ивану Ивановичу названия сардин, красных головастых ершей и еще каких-то больших рыб, которых продавали кусками. Розовели горы креветок, один прилавок был залит чернилом каракатиц, в корзине рядом скрипели усами лангусты. Иван Иванович даже обрадовался, что ему удалось так интересно заблудиться. С живым любопытством рассматривал он прилавки, но не подходил близко, оберегая себя от настойчивых приглашений рыбаков купить их добычу. Наконец он выбрался из лабиринта рынка, и снова зашагал к порту, и снова попал куда-то не туда, улицы были совершенно ему незнакомы. Доктор торопился, понимая, что его опоздание может взволновать всех на траулере, и решил наконец самым подробным образом расспросить первого попавшегося прохожего, как пройти в порт, но теперь исчезли прохожие. Иван Иванович оглянулся на скалу и увидел Зыбина.

Зыбин лежал долго. Кошка ушла. Потом он сел, отряхнул с колен пыль и начал думать, что делать дальше. Ему было как-то пусто и легко. Только голова гудела. Голова была тяжелая, а тело, руки, ноги – легкие и как будто немного не его. Словно он все отлежал. Он очень хотел думать, что ему дальше делать, но ничего у него не получалось. Потом он почувствовал, что хочет есть, и вспомнил о деньгах. Тронул карман – в кармане хрустнуло. "Пойду поем", – подумал Юрка и встал.

Он вышел на шоссе. Шел и все старался начать думать, что ему дальше делать, но тут почувствовал, как через тонкую подошву полуботинок жжет асфальт, и начал думать, какая жара, однако,– больше ни о чем.

В придорожных кустах зашуршало, громко завозилось что-то маленькое, живое, мелькнула серая шерстка. "Кошка моя", – подумал Юрка,

– Кис, кис, кис, – поманил он кошку, и на его зов из кустов мягко выпрыгнула обезьяна.

– Ну, здравствуй, – сказал Юрка по-русски.

– Здравствуй,– взглядом ответила обезьяна.

– Как живешь? – спросил Юрка.

– Спасибо. Так себе. А ты как?

– Я очень плохо, – ответил Юрка.

– Неприятности, да?

– Да, большие неприятности,– подтвердил Юрка.– Понимаешь, он подумал, что я собираюсь удрать. Представляешь, каков подлец?

– Да, неприятно,– отозвалась обезьяна.

– Он подумал, что я и каперты поэтому не покупаю, деньги берегу,продолжал Юрка,– а я искал сыну игрушку…

– Что теперь делать будешь?

– Не знаю,– ответил Юрка.

– Иди на траулер…

– Мне очень, понимаешь, очень не хочется его видеть,– сказал Юрка.

– Чего же ты хочешь?

– Я хочу есть,-сказал Юрка.-А ты хочешь есть? Обезьяна молчала. Она сидела у обочины шоссе, тихо перебирая пепельно-розовыми пальчиками, и внимательно смотрела на Зыбина ласковыми и грустными глазами, только глаза и жили на ее острой старушечьей мордочке.

– Ну, прощай,– сказал Юрка и пошел дальше по шоссе. Он прошел метров тридцать и оглянулся. Обезьяна все сидела у обочины, склонив набок голову, и смотрела ему вслед.

– Прощай! Спасибо тебе! – крикнул Юрка. Она ничего не ответила, только смотрела на него ласково и грустно, Юрка прошел еще несколько шагов и снова обернулся. Она все сидела и смотрела на него, хотела знать, куда он идет. Юрка почувствовал, что надо идти к морю, чтобы успокоить обезьяну, и он свернул в узкую улочку, бегущую вниз, к порту.

На этой улочке он увидел маленький, совсем пустой трактирчик, вошел и сел за столик. После яркого солнца трактирчик казался мрачноватым. Но тут было прохладно. Мрамор столика холодил руки. "Хорошо бы прижаться к столику лицом". Стулья старые, скрипят. Стойка. Обычная стойка, конечно, с зеркалом и пыльными бутылками -наверху. Рядом со стойкой дверь. Вдруг дверь скрипнула, и что-то маленькое, лохматое протиснулось в узкую щель. "Обезьяна!" – подумал Юрка. Вошла кошка. "Может быть, это моя кошка?" – подумал Юрка. Он не мог вспомнить, совсем забыл, какой была его кошка… Потом дверь раскрылась совсем, и вошел хозяин, пожилой смуглый испанец.

– Что желает сеньор? – спросил хозяин по-испански.

– У вас есть сосиски? – спросил Юрка по-английски.– Сосиски с хлебом и много горчицы.

– Один момент,– сказал хозяин по-английски, но с непривычным уху Зыбина акцентом и вышел.

– Твой хозяин испанец?-спросил Юрка у кошки. Кошка пристально посмотрела на него, отвернулась и вышла следом за хозяином.

Через минуту или через час хозяин возвратился с тарелкой, на которой лежали три красные сосиски, длинные, тонкие и красные, совсем не такие, как у нас. А на краю – горчица. Много, наверное, полная столовая ложка. Юрка не удивился, он знал, что горчица сладкая, тоже совсем не такая, как у нас. И еще хозяин принес бумажную тарелочку, на которой лежал маленький кусочек хлеба, такой тоненький, что он наверняка светился бы, если смотреть через него на улицу.

– Спасибо,– сказал Юрка.

– Сеньор желает пива? У меня есть шотландское пиво. Очень хорошее и недорого…– предложил хозяин.

– Да. Дайте мне пива,– сказал Юрка, подумав.

Хозяин нырнул под стойку, вытащил оттуда бутылку, ловко открыл ее с таким звуком, будто поцеловал кого-то, опрокинул в высокий стакан, поставил его на стол рядом с бутылкой.

"Sweet stout. Edinburgh" ["Sweet stout. Edinburgh" – "Сладкий крепкий портер. Эдинбург" (англ.)],-прочел Юрка на этикетке, где был нарисован самодовольный розовый старик со стаканом пива в руке. Белый цилиндр, красный жилет, трость, очки, седая борода. "Какие они разные, эти старики!" – подумал Юрка и взглянул на хозяина. Хозяин перетирал за стойкой рюмки.

Юрка налил пива в стакан, отхлебнул и начал есть сосиски, тыча их в горчицу. Сосиски были безвкусные, как бумага, совсем не такие, как у нас, а пиво хорошее. Только бутылочка очень маленькая…

– Дайте мне еще хлеба,– попросил Юрка, когда съел одну сосиску.

Хозяин принёс тарелочку с хлебом – один прозрачный кусочек.

– Это мало,– сказал Юрка и вдруг улыбнулся Хозяин тоже улыбнулся и принес еще одну тарелочку с тремя кусками.

– Сеньор, наверное, русский? – спросил хозяин и опять улыбнулся.

– Да, я русский,– сказал Юрка.

– Да? – весело воскликнул хозяин.– Вы с того корабля, который пришел ночью?

– Да,– ответил Юрка, начиная третью сосиску. Хозяин подошел к двери и закричал:

– Паоло! Паоло! – и еще что-то по-испански. Вошел Паоло, мальчик лет двенадцати, худенький, в выгоревшей рубашонке и коротких штанишках. Хозяин что-то быстро сказал ему на своем языке, Юрка уловил только слово "совьетико". Паоло разглядывал Юрку огромными черными глазами, такими черными и огромными, что лицо его казалось синеватым.

"Он совсем другой, но он чем-то похож на Валерку,– думал Юрка.– Валерка так же вот смотрит".

– Это мой внук,– сказал хозяин,– Он собирает спичечные коробки. Может быть, у сеньора есть спичечный коробок из России?

– У меня был коробок,– сказал Юрка.– Но отдал полицейскому в порту. Он тоже собирает коробки…

– Фернандо,– быстро обернувшись, сказал хозяин мальчику, и глаза Паоло стали маленькими и злыми.

– Это Фернандо, наш сосед,– объяснил хозяин Юрке.– Он и Паоло – двое во всем Гибралтаре собирают спичечные коробки. Паоло и Фернандо – большие враги.– Хозяин улыбнулся.

– Я не знал,– сказал Юрка и улыбнулся хозяину и тут же вспомнил, что Фофочка, который накупил перед отходом кучу значков, раздавал их в каюте Сашке, Вите и ему тоже "для подарков в качестве сувениров". Где же они? Он пошарил в кармане и укололся.

– Вот тебе значок на память,– сказал Юрка и протянул Паоло маленький красный квадратик с медным барельефом.

– Спасибо, сеньор,– сказал хозяин.

– Ты знаешь, кто это на значке? – спросил Юрка у Паоло.

– Нет,– тихо ответил мальчик.

– Это Ленин. Ты знаешь, кто такой Ленин? -спросил Юрка.

– Нет,– тихо ответил мальчик.

– Ленин? – переспросил хозяин и взял из рук Паоло значок.

– Ленин,– повторил он, долго и пристально рассматривая маленький барельеф.

Потом обернулся к мальчику и заговорил по-испански, выбрасывая вперед руку со значком, зажатым в кулаке. Иногда мелькало: "Россия", "Революция", "Мадрид", "Ленин". Юрка смотрел на мальчика, смотрел на его лицо, которое стало вдруг очень серьезным, даже скорбным.

Когда хозяин кончил, Паоло что-то сказал ему отрывисто, и старик вернул ему значок. Мальчик медленно вышел. Хозяин стал за стойку и начал перетирать рюмки. Потом бросил полотенце и подошел к Юрке.

– Выпьете еще пива? – спросил хозяин.– Это – настоящее шотландское пиво. Я угощаю.– Он улыбнулся.

– Пожалуй,– согласился Юрка.– Пиво хорошее.– И подумал: "А ведь он был прав: вот уже начинаются провокации…"

Вдруг стало совсем легко и даже весело.

В этот магазин моряки заходили редко: здесь нельзя было торговаться. А потом магазин был такой большой – два этажа, стеклянная стенка и целая куча девочек в белых блузочках,– такой просторный и безлюдный, что даже как-то неловко было туда заходить. Но именно этот магазин позарез был нужен Сашке Косолапову.

– Идите, я догоню,– сказал Сашка Коле Путинцеву и мастеру Калине – своим компаньонам по тройке.– Идите, я сейчас, мигом.– Он вошел в магазин.

Ближайшая девочка бросилась к нему – вся улыбка,– залопотала по-английски. Он тоже улыбнулся и пошел к прилавку, который увидел еще с улицы, через витрину. И тут же откуда-то, непонятно откуда, выскочил круглый черненький человечек с усиками и, быстро окинув Сашку взглядом, всплеснул руками:

– О! Рашен сейлор! Одесса – мама, Ростов – папа, да? – Он заливисто и очень заразительно засмеялся. Девочки дружно поддержали.

– Мне нужны перчатки,– сказал Сашка.

– Что? – Брови черненького полезли на лоб. У него было удивительно подвижное и выразительное лицо прирожденного мима.

– Перчатки,– повторил Сашка.

– Перчатки?! – переспросил черненький, все еще не веря.

Но лишь секунду оставалось на его лице выражение крайней степени удивления.

– О, ля-ля! – закричал он, захлопал в ладоши, затрещал с присвистом на каком-то птичьем языке, и все пришло в движение, посыпались какие-то коробки, пакеты, черненький схватил Сашкину руку и стал прикладывать к ней то одну, то другую перчатку, стремясь определить размер.

Сашка отдернул руку.

– Нет, нет, мне нужны женские перчатки…

– Вашей женщине, да? – спросил черненький.– Как это? – Он насупил брови.– Вашей жене, да?

– Да,– сказал Сашка и густо покраснел.– Вот.– Он протянул листок бумаги с контуром Анютиной ладошки.

– О, ля-ля! – снова запел черненький, и девочки бросились в новую атаку.

Перчатки прозрачные, дырчатые, непрозрачные и отчасти дырчатые, голубые, белые и черные, и с пуговичками и без, и черт те знает какие легли на прилавок.

– А кожаные есть? – строго спросил Сашка.

– О, это есть дорого! – Черненький горестно всплеснул руками, брови встали домиком, и все лицо его выразило неизъяснимую скорбь.

– Давайте,– приказал Сашка.

Навалили груду. Синие, желтые, белые, красные, для автомобиля, для верховой езды, для…

– И почем вот эти? – спросил Сашка, выбирая пару отличных кремовых перчаток.

– Фор паунд,– загрустил черненький,– четыре фунта.

– А получше ничего нет? – спросил Сашка.

– Что? – переспросил черненький скорее с испугом, чем с удивлением.

– Подороже ничего нет?

Черненький понял, что нарвался на какого-то психа.

– О, есть! Есть! – закричал он.– Но это уже не есть кожа. Это… Как это? Не знаю по-русски… Chamois [Chamois – замша (англ.)]… Я буду показать…

Швырять и валить на стол перестали. Из длинных коробок вынимали осторожно, держали на весу. Это были замшевые перчатки. Таких Сашка никогда не видел, не мог даже разобрать: то ли синтетика опять, то ли какая кожа искусственная, то ли просто байка особой выделки.

В одной коробке лежали перчатки цвета табачного дыма, узкие и длинные, по локоть.

– Для баль-карнаваль. Производство Швеция,– с готовностью пояснил черненький.

– Это я сам вижу, что для баль-карнаваль,– сказал Сашка равнодушно, вытащил перчатки из коробки, прикинул по своему рисунку – вроде подходят – и спросил между делом:

– Сколько просите?

– О, ля-ля,– вздохнул черненький.– Рашен сейлор не хватит валюта.

– А все-таки?

– Десять фунтов.

Если бы кто-нибудь мог видеть в этот момент Сашкино лицо! Ему открылось нечто, доступное лишь величайшим актерам мира, когда, погасив в глазах искры радости (у него было десять с половиной фунтов!), он небрежно бросил перчатки в коробку, лениво обернулся к черненькому, укоризненно покачал головой, как бы говоря: "А еще коммерсант… Я ведь не шутки сюда -пришел шутить, а вы: десять фунтов! О таких пустяках речь, право, даже за вас неудобно…" – покачал так головой и сказал устало, с легонькой улыбкой:

– Заворачивайте, заворачивайте…

Когда коробку завернули в плотную бумагу, и заклеили скотчем, и вручили чек, и всем магазином проводили Сашку до дверей, он тронул черненького за плечо и сказал доверительно:

– Ведь перчатки, между нами, так себе. Вижу, что дрянь, а беру… Вот такой человек…

У черненького отвалилась челюсть.

Юрка рассказал хозяину трактирчика, что хочет привезти сыну хорошую игрушку, и хозяин объяснил ему, как пройти к магазину, где продают самые лучшие игрушки.

В магазине Юрка молча разглядывал полки, а девушка за прилавком все заводила маленьким ключиком бычков, тореадоров, танцовщиц, акробатов, "фиаты", бульдозеры и торпедные катера, трещала из автомата и палила из базуки. В магазине стоял шум, как в цеху.

И вот тут Юрка увидел обезьянку. Это была обезьянка с умными глазками и пепельно-розовыми ладошками, одетая в клетчатую рубашку и джинсы. Она была мягкая, очень ласковая на ощупь. Обезьянка стояла, на задних лапах, а в одной из передних держала трубку. Когда девушка завела ее ключиком, раздалось чуть слышно ее гудение и обезьянка пошла, медленно и аккуратно переставляя лапы. Иногда она подносила ко рту трубку (в это время в трубке вспыхивал красный "уголек") и, "затянувшись", выпускала из ноздрей колечко дыма. Отличная была игрушка! А идет, шельма, как важно! И трубка! А джинсы эти! Умора! И дым! Юрка засмеялся. Девочка тоже с готовностью расхохоталась.

Потом она показала ему запасную батарейку для "уголька", какие-то серые стерженьки "для дыма", рассказала, куда их надо вставлять, и уложила обезьянку в роскошную коробку.

Только тут Юрка сообразил, что у него на всю эту потеху может не хватить денег, но оказалось, что обезьянка стоит 8 фунтов, вдвое дороже, правда, чем в Дакаре стоит живая обезьянка, но надо же, как ему повезло!

Рядом с магазином Юрка опять увидел афишу кинофильма "Ночь в Сингапуре" и на оставшиеся деньги решил сходить в кино.

Сеанс в "Реальто Синема" уже начался, девушка с фонариком провела его в зал, усадила. Поймав в темноте ее руку, он сунул ей последний шестипенсовик и принялся смотреть.

Без разгона, с первых кадров бандиты начали ловить героя на предмет его убийства. Герой оказался тертым калачом: одного бандита он пристрелил через спинку дивана, другого спихнул со скалы в море. Бедняга летел минуты полторы. Что-то очень похожее Юрка видел в 57-м году в Рио. Название только было другое… "А зачем я тут? – вдруг подумал Юрка.– Что я тут сижу, как идиот?"

Он огляделся. Зал был почти пустой. Неподалеку развалились в креслах солдаты. Курили. Дым кружился в светлом конусе проектора.

"Бережной, поди, все бегает, ловит меня… А если он не бегает, а приехал и раззвонил всем?! И все, Ваня, Сашка, дед Резник…" Блондинка с визгом катилась по лестнице вниз, в темный сад, а там уже автомобиль наготове… "И наверняка все расспрашивают Айболита, а ведь Айболит ничего не видел! Айболит не может сказать правду! А Бережной…" Трах! Трах! Крупно браунинг в женской руке, ноготки с маникюром… "Ведь они ждут меня!" Трах! Ба-бах! Пули прошли через лобовое стекло прямо в лоб шоферу, и "шевроле" заметался, зарыскал перед тем, как влететь в витрину. "Ждут! А меня нет! Меня нет, а он там! И, выходит, он прав! Все же видят, что меня нет. Значит, прав он! В самом главном прав он!"

Юрке страшно стало, будто он, Юрка, знал, что сейчас все рухнет, стены, потолок, через секунду – катастрофа! Вот сейчас сам он, простреленный и окровавленный, врежется в это холодное и острое стекло. И, опережая миг неумолимой гибели, кресло, как катапульта, выбросило его в темный проход, сквозь дверь, сквозь банановую зелень крохотного садика на улицу, сквозь дома… Очнулся, когда услышал где-то рядом:

– Юра! Юра! Зыбин!

Он остановился и увидел Айболита.

– Вы меня ищете, да? – спросил Юрка, переводя дух.

– Вас? Я думал, что вы меня ищете,– засмеялся доктор.– Я, знаете, совсем заплутал… Как вы думаете, где порт? Да, постойте, а куда же Николай Дмитриевич девался?

– Разве он не с вами?

– Со мной? Вы куда-то исчезли оба. Я искал, искал… Думаю, нам с вами все-таки попадет от капитана… Ужасно все глупо получилось…

Айболит сказал это так просто, что все нервное напряжение Зыбина вдруг разом исчезло, ему стало снова хорошо и покойно, как тогда, в трактирчике у испанца, и он засмеялся, сам не. зная чему, и сказал:

– Попадет, обязательно попадет.

Потом вдруг взял доктора за плечи и, прямо глядя ему в глаза, спросил:

– Иван Иваныч, я честный человек?

– Не понимаю,– сказал рассеянно Айболит.

– Вы меня считаете порядочным человеком?

– А какие, собственно, у меня есть основания думать иначе?

– Давайте сядем. Это очень важно. Понимаете это очень важно… '

Они вошли в небольшой скверик у веранды летнего ресторана и сели на скамейку под пальмой. Ствол у пальмы был толстый и лохматый, как нога мамонта. Юрка погладил ствол, сказал тихо, задумчиво:

– Вот, Иван Иваныч, какая случилась со мной беда…

Он рассказывал медленно, подробно: о кошке, об испанце, о Паоло, о заводной обезьянке, о пустом зале в кино и о своем страхе. Когда Зыбин кончил, доктор тронул его за руку и сказал:

– Вы знаете, я бы дал ему по физиономии. Вы ушли… Может быть, это даже лучше… Но так оставлять этого дела нельзя! Как хотите, нельзя!

– Все так говорят: "Не оставим!" А потом…

– Да вы пессимист.

– А вы оптимист?

– Да! А почему нет?

– Ну, поздравляю. А ведь разница-то невелика: пессимист – это просто хорошо информированный оптимист. Нет, доктор, Бережной – это сила.

– Если поверить вам, да, сила.

– А если вам?

– Сейчас нет. Бережные сейчас не в моде.

– Вы его перевоспитаете, да? И он 'Исправится, да? Поймите, доктор, горбатого могила исправит!

– Эту поговорку придумали бездарные, злые и нетерпеливые люди. Лечить гораздо труднее, чем хоронить, поверьте мне, я врач…

– Пока вы его вылечите, он из вас самого горбатого сделает,– зло сказал Зыбин.

– А это, дорогой мой, зависит от крепости костей.

– Кости костями, а пока прямо по курсу крупный скандал,-вздохнул Юрка.-Ведь формально он прав: я убежал, это факт. Я от него убежал – раз.. На траулер вовремя не вернулся – два.

– Как можно рассуждать формально! Важна суть…

– Да плевал он на суть! Вы думаете, он понимает, что оскорбил меня? Да ничего подобного!

– Тут вы, пожалуй, правы,– грустно сказал доктор.

– В этом вся морская соль… Послушайте, послушайте.– Юрка взял доктора за руку.– Хорошо, что мы встретились… Я придумал, но вы должны мне помочь…

– Только врать я не буду,– сказал Айболит.

– Вам не надо врать! Врать буду я…

Бережной уже заканчивал свою подробную "Объяснительную записку", когда в каюту постучали.

– Прошу…

Арбузов заглянул в дверь.

– Встречайте ваших беглецов,– сказал капитан и усмехнулся. Нехорошо так усмехнулся.

Что-то оборвалось внутри Бережного: "Вернулись! Вернулись! Сто шесть взял, сто шесть сдал! Чист!"

Николай Дмитриевич поднялся на мостик и в синих сумерках увидел подходивший бот. "Доктор его поймал,– тотчас сообразил Бережной.– Ну, погоди, голубчик…"

Зыбин не успел даже занести к себе коробку с заводной обезьянкой, как его затребовали в каюту капитан-директора. "Начинается,– подумал Зыбин.– Все как по расписанию".

Арбузов ходил взад-вперед, мерил ковер, иногда искоса посматривая на Юрку. Бережной сидел на диване, за полированным столиком, нога на ногу, курил.

– Ну, ну, Вы расскажите, расскажите капитан-директору о вашем поведении, о том, как вы убежали в загранпорту, расскажите,– ласково говорил Николай Дмитриевич.

– Не понимаю?-спросил Юрка. Весь очень внимательный. Голову склонил чуть набок.

– Чего же вы не понимаете? – нараспев, сердечно спросил Бережной.– Это мы вот с капитан-директором не понимаем, как мог советский моряк убежать в загранпорту.

– Как убежать? – спросил Юрка.

– Вы кончайте прикидываться! – вдруг крикнул Бережной.– Кончайте дурака из себя строить!

– Ш-ш, давайте тише, – сказал Арбузов, продолжая шагать по комнате. И Юрка внезапно понял: Арбузов не верил, что он убежал.

– Когда его приперли к стенке, он наутек припустился,– продолжал Бережной,– а здесь сразу все забыл, видите ли!

– Ничего не понимаю,– растерянно сказал Юрка и обернулся к капитану.Пал Сергеич, я, конечно, очень виноват, что задержался на берегу… Опоздал… Но ведь Николай Дмитриевич сам говорил, чтобы держаться тройками, и, когда он исчез…

– Кто исчез? – взревел Бережной и вскочил с дивана.

– Вы, Николай Дмитриевич. Кто же еще?..

– Я? Я исчез? – Бережной задыхался.– А… А с кошкой кто помчался? Тоже я?!

– С какой кошкой? – спросил Юрка.– Чего не было, того не было. Кошки я у вас не видел.

– Да что я, сумасшедший? Наглец! Ну, наглец!– ревел Бережной.Получается, что я от него убежал, а! Ну, наглец!

– Я не говорю, что вы убежали,– спокойно поправил Юрка.– Просто я оглянулся – вас нет… Туда-сюда, в один магазин, в другой – нет. А вы ведь говорили, чтобы тройками держаться. И доктор вас искал…

– Меня?! – взвился Бережной.

– Ну, конечно,– сказал Юрка. – Человек вы в городе новый, языка не знаете… Как-никак загранпорт…

Бережной подскочил к телефону, закричал в трубку вахтенному:

– Доктора в каюту капитана!

Едва вошел доктор, Бережной сразу набросился на него:

– Вы искали меня?!

– Вы знаете, довольно долго искал, Николай Дмитриевич,– доверчиво улыбнулся Айболит.– И вместе с Юрой… Даже опоздали… Очень просим извинить… Но ведь вы сами говорили…

Бережной рухнул на диван.

– Я, конечно, виноват,– заныл Зыбин,– опоздание есть опоздание…

– А деньги почему не тратил? – с надеждой спросил Бережной..

– Как не тратил? – изумился Юрка.– Вот чек, смотрите.– Он открыл коробку, достал обезьянку, сунул ключ под хвост и поставил ее на столик перед Николаем Дмитриевичем. Обезьянка степенно зашагала, пуская кольца дыма в лицо Бережного. Бережной смотрел на нее внимательно, не отрываясь, в каком-то оцепенении.

Капитан улыбнулся игрушке, тряхнул головой: – Ни черта не понимаю. Чепуха какая-то.

"А, собственно, зачем я буду доказывать, что Зыбин убежал? – подумал, успокоившись в своей каюте, Николай Дмитриевич.– Ну, накажут его. Это ерунда все. Ведь говорить будут не о нём. "У Бережного,– скажут,– в Гибралтаре матрос убежал". И пойдет, и поедет, и уже не докажешь никому, что не убежал, вернулся. И на веки вечные останется слух: "Что-то было у Бережного в Гибралтаре". А зачем, спрашивается, мне это надо? Зыбин-то, ей-ей, не дурак. Разминулись, и все. С кем не бывает… Не дурак Зыбин… Надо подумать еще, все прикинуть, а потом вызвать его, поговорить, чтоб зря не болтал".

Десять раз пришлось Зыбину заводить матросне обезьяну и десять раз рассказывать, как блуждали они с Айболитом по Гибралтару, искали первого помощника. И когда Юрка вернулся в каюту № 64, уже совсем стемнело, В каюте никого не было. Фофочка мечтал на верхней палубе. Сашка с Анютой смотрели в столовой "Подвиг разведчика".

Юрка лежал на своей койке, отвернувшись к переборке. Вспоминал лицо Бережного, когда обезьяна пускала ему дым в глаза…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю