Текст книги "Правда о программе Apollo"

Автор книги: Ярослав Голованов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Однако, когда стало ясно, что урезанный «космический» бюджет не позволит осуществить 10 ранее задуманных экспедиций на Луну, что придется поставить точку на «Аполлоне-17», поняли, что получится некрасиво, неудобно, если на Луне так и не побывает ни один ученый. А тут еще досадные оплошности экипажа «Аполлона-16», о которых ученые, конечно, не преминули рассказать всем. Обещать было уже нечего. Надо было посылать ученого в космос. Намечавшийся экипаж последнего «Аполлона» – капитан I ранга ВВС Юджин Сернан – командир корабля, капитан II ранга ВМС Рональд Эванс – пилот командного модуля и полковник ВВС Джо Ингл – пилот лунной кабины – необходимо было пересмотреть, изменить и ввести в него ученого. Общественное мнение и справедливость требовали этого.

Вот так, на самом финише программы, высадив из космического кресла полковника ВВС, его место занял 37-летний выпускник Калифорнийского университета, доктор геологии Гарвардского университета Гаррисон Шмитт.

Маленький, кругленький, лохматый, с блестящими черными глазками, странный, как говорят, немного не от мира сего, Шмитт появился в Хьюстоне осенью 1964 года. Поверить, что это тоже космонавт, было трудно. Как писал один французский журнал, «астронавты – это самураи лунных завоеваний, все до одного настоящие американцы, атлеты, спортсмены, до самозабвения военные люди с короткой стрижкой, примерные отцы семейств». И вот появляется Гаррисон Шмитт. «Этот праздный холостяк, у которого не было никакой военной формы, взбудоражил, возмутил жизнь Хьюстона, чему немало способствовали жены полковников».

То, что Шмитт холостяк, это верно. Когда его спросили, почему он не женится, он ответил:

– Потому что я геолог.

Но назвать его «праздным геологом» было бы несправедливым. Трудно отыскать человека более работящего и целеустремленного.

Гаррисон родился в городке Санта-Рита в штате Нью-Мексико. Его отец тоже был геологом, работал на шахтах в Силвер-Сити. Он показал мальчику, как люди режут землю, чтобы читать ее, как большую книгу. Гаррисон был страстным ученым, который действительно ставил науку выше всего. Долгие годы Шмитт занимался геологией Луны. Это он составил максимально подробную карту лунных морей и хребтов, он выбирал площадки для посадки лунных кабин «Аполлонов». Надо ли говорить, как хотелось ему самому слетать на Луну?! Назначение в последний экипаж «Аполлона» вызвало у него радость неописуемую и беспредельную. Нет, даже не радость – он был совершенно счастлив. Гаррисон изнурял себя почти круглосуточными тренировками и занятиями. Когда он пришел в отряд, он не умел водить даже простенький спортивный самолет. Теперь он превратился в настоящего воздушного аса, налетав на реактивных самолетах 1500 часов. Он блестяще знал технику и достиг большого совершенства в управлении лунной кабиной.

Возвратившись с Луны, Шмитт продолжал работу в НАСА до 1974 года в качестве помощника директора по научно-исследовательским работам, а потом решил посвятить себя политической деятельности. В 1976 году он был избран, а затем и переизбран в штате Нью-Мексико сенатором от республиканской партии.

Командир «Аполлона-17» Юджин Сернан справедливо считался одним из сильнейших астронавтов отряда. Стройный, красивый, спокойный, когда надо, мог и пошутить, и делал это, не в пример другим, удачно. Астронавт третьего набора, он довольно быстро вошел в узкий круг ветеранов. В 1966 году он летал со Стаффордом на «Джемини-9» и более двух часов пробыл в открытом космосе. Через три года они же опробовали у Луны «паучка» во время полета «Аполлона-10». Ко времени нового назначения на его счету было уже 45 путешествий вокруг Земли и 31 виток вокруг Луны. Незадолго перед стартом, выступая на заседании генеральной конференции ФАИ в Хельсинки, Сернан сказал:

– Я мечтаю о Луне, хочу пройти по ней – теперь это цель моей жизни. И, уж поверьте, я добьюсь своего.

Юджин Сернан принимал участие, как говорили тогда, «в группе поддержки во время осуществления программы «Аполлон» – «Союз». Я видел его в Звездном городке. Он невольно привлекал к себе внимание: красивый, живой, очень элегантно одетый.

Помню, в журнале «Журналист» я даже опубликовал снимок «Атака на Сернана», на котором астронавт был чуть не задавлен окружившими его со всех сторон журналистами. Откровенно говоря, мне он тоже кажется самым красивым и импозантным из всех американских астронавтов. Сразу после окончания программы ЭПАС в возрасте 42 лет Сернан вышел в отставку и стал помощником вице-президента фирмы «Интернэшнл Корал Петролеум» в Хьюстоне.

Третий член экипажа – Рональд Эванс, который должен был ждать Сернана и Шмитта на окололунной орбите, в космосе до этого не был. В отряд астронавтов попал в 1966 году, до этого – кадровый офицер, воевал во Вьетнаме. Отличался идеальным здоровьем, редкой физической силой и, как часто бывает с силачами, – добродушием.

Вскоре после возвращения с Луны Эванс, как и его командир, тоже принимал участие в программе «Аполлон» – «Союз». Но уже не в группе поддержки, а как дублер Вэнса Бранда – одного из членов основного экипажа. «Шаттлами» он заниматься не стал: уже подпирал возраст – 42 года. Для астронавта еще и немного, но уже и немало. Уйдя в отставку в 45 лет, Рональд занялся бизнесом, став помощником вице-президента фирмы «Уэстерн америкэн энерджи» и директором одного угледобывающего концерна в Аризоне. Идеальное здоровье этого крепыша оказалось обманчивым. 7 апреля 1990 года Рональд Эванс скоропостижно скончался от сердечного приступа. Ему было 56 лет. Насколько мне известно, это была первая потеря (не считая погибших астронавтов) среди той в общем-то крохотной горстки землян, которые принимали участие в лунных экспедициях.

«Аполлон-17» стартовал поздним вечером 7 декабря 1972 года. Этот первый и последний в истории «Аполлонов» ночной старт был необыкновенно красив. Огромное раскаленное солнце двигателей «Сатурна-5», многогранно отраженное в воде, на несколько секунд превратило флоридскую ночь в ослепительно яркий день и покатилось в зенит, все выше и выше, становясь все меньше и меньше, и совсем маленькой, словно сигнальная ракета, и сигнал этот означал, что новая экспедиция землян отправилась на Луну.

Необычное для старта ночное время было выбрано не случайно: «Аполлон-17» должен был сесть в юго-восточной части Моря Спокойствия в момент восхода солнца над этим районом. Баллистики подсчитали, что для выполнения этого условия требовалось улететь с Земли ночью.

Старт был столь же красив, сколь и нервозен. За тридцать секунд до отрыва от Земли автоматическая система блокировки, не получив нужного сигнала наземного компьютера, не разрешила старт. На устранение неисправности потребовалось 2 часа 40 минут. Легко понять, как волновались астронавты. Ведь для полета на Луну подчиняющаяся природе небесная механика отводит определенные временные «окна старта». Если бы неполадку не устранили в течение суток, полет был бы отложен почти на месяц. Это ломало все другие планы НАСА и грозило убытками в 11 миллионов долларов.

Опоздание на старте «Аполлон-17» «нагнал» на пути к Луне с помощью точно проведенной коррекции траектории и сумел войти в ранее намеченный график полета.

На дороге к Луне главным героем был Шмитт. Все в Центре управления замечали, что Сернан и Эванс почти все время молчат. «Они молчаливы, как пять подопытных мышат, которых они взяли с собой в космос», – острили операторы. «В кабине «Аполлона-17» образовалось два пространства, – писал один французский журналист. – Первое – это Юджин Сернан, ни на что не отзывающийся, не замечающий ничего, кроме своих траекторий, полностью погруженный в свою работу. Второе – это Гаррисон Шмитт, также поглощенный своими обязанностями, но дающий полную свободу своим эмоциям».

Действительно, эмоционального заряда геолога вполне хватало на троих. Он вел репортаж почти непрерывно, описывал Землю, сообщал сведения о погоде, рассказал, что из Антарктики идет широкий холодный фронт, определил направление движения Терезы и Селли – двух тропических ураганов, гулявших по просторам Тихого океана, посоветовал, как надо изменить траекторию одного из метеорологических спутников, чтобы он получил максимальный обзор. Юджин и Рональд уже спали, а Гаррисон все рассказывал и рассказывал.

– Он представляет собой настоящий пилотируемый спутник на орбите, – сказал о Шмитте один из специалистов НАСА. – Это неисчерпаемый источник информации о погоде, и ни один уголок Земли не утаился от него.

Но сам Шмитт был собой недоволен. Во время одного из сеансов связи он воскликнул с искренним сожалением:

– Ах, как я теперь жалею, что был плохим учеником по географии!

На следующий день Шмитт с таким же жаром занимался медико-биологическими экспериментами. Он должен был с помощью эспандера и бега на месте довести частоту пульса до 140 ударов в минуту, а потом замерить время, потребное для возвращения к норме. Шмитт старался изо всех сил.

– Бег Шмитта потряс всю Америку, – шутил Сернан. «Америка» – был позывной командного модуля. Лунная кабина называлась «Челленджер» («Бросающий вызов»). Когда они вышли на орбиту вокруг Луны, Шмитт снова начал свой репортаж-комментарий. Он говорил несколько часов подряд, и только уход корабля за лунный шар, когда прерывалась связь с Землей, мог остановить его. Наблюдениям геолога мешало запотевание изнутри стекол иллюминатора. По этому поводу Сернан доложил Хьюстону:

– Мы решили быть оригиналами, ведь у предыдущих кораблей загрязнение окон происходило снаружи...

Молчаливость Сернана во время полета к Луне была объяснима. Его очень заботила посадка. Никогда еще «паучку» не приходилось опускаться в столь сложном по своему рельефу районе.

– Во время предыдущих полетов, – рассказал Сернан, – можно было сесть в нескольких километрах от заданной точки и все равно считать, что задание выполнено. На этот раз все посложнее. Если не попадешь в точку, жди беды.

Перед спуском Земля запросила Шмитта о том, как выглядит район посадки.

– Командир не позволяет мне смотреть в окно, – ответил геолог, – я должен постоянно смотреть за приборами.

Они перевалили через довольно высокий – километра три – горный хребет и тут увидели, что узкая долина между двумя горными кряжами, предназначенная для их посадки, – это великое скопище ям и камней.

– Здесь столько кратеров, что куда ни ступи, одна нога обязательно окажется в кратере, – доложил Сернан Хьюстону. И вот уже его громкий, радостный голос: – «Челленджер» сел! Мы здесь! Вы слышите, мы здесь!

Лунная кабина спустилась в 80 метрах к югу и в 200 метрах к востоку от расчетной точки. «Челленджер» стоял на пологом склоне мелкого кратера. Теперь уже ничто не мешало Шмитту выглянуть в иллюминатор. Он начал описывать ландшафт, но Сернану еще удалось вставить несколько слов, доложив о самочувствии экипажа. Гаррисона прерывали, напоминая о том, что пора готовиться к выходу.

– Ну, еще буквально два слова, – говорил он и продолжал рассказывать.

Спустя несколько часов началось их путешествие по Луне. В ста метрах от кабины они установили аппаратуру. На Луну было доставлено тринадцать научных приборов, из них девять применялись здесь впервые. Среди них были два новых гравитометра. Первый прибор должен был регистрировать все колебания лунной поверхности в результате воздействия Солнца и Земли, метеорной бомбардировки, собственной сейсмической активности и даже те крохотные толчки, которые будут создавать сами космонавты. Задача второго гравитометра – найти различия в плотности грунта в морях и на горах Луны.

Раскрыть секреты геологического строения нашего естественного спутника должен был и доставленный на Луну так называемый комплект «ЕР». Изучая электрические свойства ее поверхности, он высказал свое мнение о возможности слоистой структуры лунного грунта и наличия в нем воды на глубинах около километра. Обнаружить связи Луны и космоса помог детектор нейтронов, который «засек» нейтроны в лунном грунте, образующиеся под действием космических лучей, не заторможенных атмосферой, как это происходит на Земле. Другой детектор, регистрирующий метеоры и выбросы лунного грунта, и масс-спектрометр для «отлова» следов лунной атмосферы у самой поверхности тоже были установлены неподалеку от лунной кабины.

Вряд ли надо объяснять, что все это и многое другое лунное хозяйство надо выгрузить, установить, тщательно проверить. Ведь некоторые из этих приборов должны работать и передавать на Землю данные своих измерений в течение нескольких лет, получая питание от маленькой радиоизотопной энергетической установки.

Кроме того, астронавты должны были выгрузить и подготовить к работе лунный вездеход. Первый поход на нем предполагалось совершить в район кратеров Стено, Эмори и Фаус.

К состоянию лунной «полутяжести» они привыкли довольно быстро.

– Одна шестая тяготения, – говорил Сернан, – это настоящий подарок, если знать, как им пользоваться.

Вошедший в азарт при виде окружающих его геологических сокровищ Шмитт часто падал, нагибаясь за образцами.

– Для геолога это очень стыдно, но я пока не научился собирать образцы, – признался он и добавил: – Но если существует рай для геолога, то я попал в этот рай!

Он настолько увлекся, что даже не почувствовал, что в скафандре чересчур жарко. Земля заметила перегрев по данным телеметрии и посоветовала Шмитту увеличить расход хладагента системы жизнеобеспечения.

– Придется это сделать, если ты не умеришь свой пыл, – сказал Хьюстон.

– Я пылкий геолог и ничего с этим не могу сделать, – ответил Гаррисон.

Его комментарий в Хьюстоне понимали очень немногие, поскольку он употреблял огромное количество специальных терминов, впрочем, иногда он опять давал волю эмоциям:

– Эти холмы напоминают сморщенное лицо старика, иначе я затрудняюсь объяснить их вид...

Сернан совершил пробную поездку на «скитальце», и у того опять, как и в экспедиции «Аполлона-16», отлетело переднее крыло. Юджина с ног до головы засыпало черной липкой пылью. Сернан постарался прикрепить крыло липкой лентой, но потом оно опять отвалилось и потерялось.

Надо заметить, что пыль – это не просто некая антисанитарная неприятность, как у нас на Земле. Пыль изменяла альбедо – отражательную способность – скафандра и создавала тем самым добавочные трудности для систем терморегулирования. К счастью, по сравнению с другими районами, где садился «Аполлон», здесь было сравнительно мало пыли.

Уже знакомые затруднения возникли при добыче лунного керна: Сернан тоже никак не мог вытащить инструмент из грунта. Только вдвоем с большим трудом им удалось сделать это. Попотеть пришлось и Эвансу, который занимался картографированием Луны с орбиты ее спутника. У него заедали механизмы выдвижения и втягивания топографической фотокамеры и длинной (24 метра) антенны импульсного радиолокатора.

Во время своего второго лунного дня Сернан и Шмитт отправились в свое самое далекое путешествие. За семь часов они проехали более 15 километров. Во время четырех заранее запланированных остановок они собирали образцы горных пород и проводили фотосъемку. Телекамера, установленная на «скитальце», рассказывала Хьюстону об их работе.

Особенный восторг Шмитта вызвала геологическая находка Сернана у кратера Шорти. Юджин первый заметил полосу непонятного оранжевого грунта примерно в метр толщиной, идущую по краю кратера. Очевидно, цвет породы сформировался под действием вулканических газов и входящих в них паров воды.

Астронавты на Луне и научные консультанты на Земле просили у руководителей полета разрешения задержаться у кратера Шорти:

– Жаль, что нам не дали времени доказать вулканическое происхождение Шорти, – пожаловался Шмитт.

– Таковы правила игры, и с ними надо считаться, – сухо ответил Хьюстон.

С каждым днем солнце поднималось все выше, и, когда астронавты совершали свою третью прогулку по Луне, их неуклюжие фигуры уже почти не отбрасывали тени. Солнце уже не било в глаза, и Сернан однажды даже поднял козырек светофильтра, чтобы лучше рассмотреть образ грунта. Теперь они отправились на северо-восток к кратеру Ван Сердж. Луноход совсем забило пылью, колеса заедало. Пыль была словно наждак: у Сернана от нее начали протираться перчатки, слой резины на ручке геологического молотка стерся совсем, обнажив металл. Собрав на этот раз только крупные образцы камней, они вернулись в кабину.

Перед тем как покинуть Луну, астронавты положили у одной из опор шасси маленькую металлическую пластинку, на которой были выгравированы такие слова: «Здесь люди завершили первые исследования Луны в декабре 1972 года от Р.X. Да пребудет дух мира, который руководил нами, в жизни всего человечества».

Как Уорден и Маттингли, Эванс на обратном пути к Земле выходил в открытый космос, чтобы перенести в корабль топографические камеры и кассеты с пленкой. Эванс торопился, и Сернан шутливо посоветовал ему:

– Не спеши, у тебя впереди целый день. Нам бы не хотелось, чтобы ты отстал от нас – ведь до дома еще очень далеко...

Рональд пробыл в космосе один час семь минут. Тут рекорда не получилось: Маттингли обогнал его на 17 минут. Впрочем, он и не стремился к рекорду. Перед тем как влезть в корабль, Эванс помахал Земле рукой и передал привет своим домашним.

– Привет, – ответила его жена, сидящая дома у телевизора. – Только смотри, не упади!

Считанные часы отделяли их от свидания с родной планетой.

– Земля растет на глазах, – сообщил Сернан. Очень хотелось домой. Он не раз говорил, что из всех картин космоса самая радостная картина – это купола парашютов над твоим кораблем...

Они сели к югу от острова Самоа вечером 19 декабря – ровно 69 лет назад братья Райт совершили свой первый полет на самолете. Авианосец «Тикондерога» быстро нашел их в океане.

Так закончился лунный поход Сернана и Шмитта, рекордный по всем своим показателям.

Астронавты пробыли на Луне 75 часов. Они проехали на «скитальце» 35,8 километра с максимальной скоростью до 18 километров в час. Они привезли с Земли рекордный груз – более 573 килограммов и увезли с собой рекордную коллекцию лунного грунта – около 117 килограммов. Их полет был самым долгим – 12 дней и 14 часов.

На дверях корпуса №4 в Центре пилотируемых полетов имени Джонсона, где проходили тренировки астронавтов, вывесили короткое объявление: «Последующие путешествия отменяются».

Глава IX
Подведем итоги

Завершилось огромное дело. Двенадцать землян могли сказать: «Да, я был на Луне». Вдумайтесь, как просто и как фантастично это звучит...

Около 300 часов простояли на Луне маленькие домики из алюминиевой фольги, в которых горел свет, где можно было дышать, закусить, выспаться в гамаке, из которых люди уходили на работу и куда возвращались усталые и счастливые. В эти часы Луна уже не была мертвым небесным телом – Луна была обитаемой, она становилась прибежищем разума. В эти минуты не только Ньютоновы законы механики держали ее возле нашей планеты, ее не отпускали от себя человеческие сердца. 80 часов 44 минуты шагали, прыгали и ездили по Луне люди. Вечное безмолвие рассыпалось. В эти минуты в колоколах гермошлемов раздавались человеческие голоса, смех, даже песни. Они сливались в замечательную симфонию, славящую человеческое упорство и смелость. Равно как и первый полет в космос, который подарил миру Юрий Гагарин, каждый лунный поход позволял всем нам, землянам, вновь и вновь испытать чувство гордости, обрести еще большее достоинство, еще крепче поверить в бесконечные возможности человеческой мысли и труда. И за это мы благодарим «Аполлон».

Необыкновенный по трудности экзамен выдержали люди. Ни разу не проявили они в полетах трусости или малодушия. Они были верны долгу и друг другу и действительно оказались достойными того, чтобы представлять на Луне человека Земли.

Не менее сложный экзамен выдержала и техника. Не было и не могло быть ни одного полета без каких-то отказов и поломок. Но всякий раз гибкость конструкторской мысли, заложенной в мудрой машине, позволяла насколько можно оградить человека от тревог и опасностей. Раз от раза росло время лунных экспедиций, расширялась их программа, накапливался опыт руководства и обслуживания этих полетов. Никакие репетиции, «игры» и тренировки не в состоянии заменить здесь живого, настоящего дела. Элементы сенсационного рекордизма все чаще уступали место серьезным и продуманным экспериментам по изучению природы нашего естественного спутника.

В апреле 1975 года газета «Нью-Йорк таймс» писала о том, что «в некоторых важных отношениях Луна сейчас кажется даже более таинственной, даже более трудной для понимания, чем до старта космического корабля «Аполлон-16». И потом не раз приходилось мне читать подробные странные упреки. Но тем самым они лишь еще раз подтвердили общий закон развития науки, согласно которому каждое открытие превращается в ступеньку, поднявшись на которую ученый обнаруживает еще более широкие горизонты непознанного. Да, «Аполлоны» поставили перед учеными больше вопросов, чем помогли разрешить. Но разве этот факт умаляет сделанное ими? Напротив, иная постановка вопроса оказывается для науки ценнее иного ответа. Да, ученые до сих пор не пришли еще к согласию в спорах о том, как и когда образовалась Луна, но полеты «Аполлонов» дали новую пищу этим спорам, оплодотворили живую мысль, укрепили силы тех, кто искал истину. «Аполлоны» упрекали за то, что они сделали так мало. Но ведь и до сих пор, хотя прошло уже три десятилетия, мы еще не знаем до конца, сколько они сделали.

– Мы располагаем неоценимой возможностью в течение многих лет изучать и анализировать это невероятное богатство, чтобы выяснить, что же мы в действительности знаем о Луне и что хотим еще узнать, – говорил доктор У.Мюльбергер, руководивший геологическими исследованиями в последних экспедициях «Аполлонов».

Тема, выбранная мною, не позволяет подробно остановиться на советских исследованиях Луны, выполненных в годы существования программы «Аполлон». Могу лишь привести слова Гарри Шварца, журналиста, в те времена редко упрекаемого в чрезмерных симпатиях к нашей стране, который писал в дни полета «Аполлона-17»: «Программа «Аполлон» позволила Соединенным Штатам на протяжении минувшего десятилетия занять настолько доминирующее положение в исследованиях Луны, что большинство американцев забыло о том, что не наша страна, а Советский Союз положил начало нынешней эры «исследования Луны с помощью ракет».

Можно добавить: и продолжил эти исследования. Говоря о них, возвращаешься к той критике, которой подвергался «Аполлон», когда речь заходила о себестоимости полученных им научных результатов. Тут он оказался очень уязвимым.

Французская «Монд» позволила себе поиронизировать: «В силу какого-то странного парадокса общество, сделавшее прибыль своим главным двигателем, ринулось в предприятие, прибыль от которого столь скромна по сравнению с его себестоимостью». Но об этом мы уже говорили. «Аполлон» не мог быть «рентабельным» экономически уже потому, что экономика никогда не была для него фактом определяющим. «Аполлон» – сын политики, а не экономики, так что же толку искать в его лице черты той, которая не была его матерью?! В итоговой статье «Космическая программа США: вчера, сегодня, завтра» агентства «Ассошиэйтед Пресс» прямо говорится, что наука всегда была «лишь побочным продуктом» «Аполлона».

Разумеется, затраты были чрезмерными. Если подумаешь хотя бы о том, что двенадцать астронавтов навсегда оставили на Луне конструкции, детали, приборы, аппаратуру, оборудование, теле-, кино-, фотокамеры и т.д. (все это самое совершенное, самой высшей пробы!) на общую сумму 517,22 миллиона долларов, то, конечно, начинаешь испытывать какое-то смешанное чувство досады и протеста. И если говорить о вкладе «Аполлона» в науку не вообще, а с учетом стоимости этого вклада, то в этом случае его можно назвать скромным.

Когда экипаж Шепарда улетал к Луне, в Хьюстоне проходила научная конференция по изучению лунного грунта. На этой конференции советский ученый вице-президент Академии наук СССР академик А.П.Виноградов сделал доклад о результатах изучения лунного грунта, доставленного на Землю автоматической станцией «Луна-16». Доклад этот вызвал живой интерес. Несмотря на то, что геологическая копилка «Аполлонов» пополнялась все новыми лунными посылками, многие серьезные ученые все более склонялись к мнению, что исследования природы Луны целесообразнее, безопаснее и дешевле проводить с помощью автоматических космических аппаратов. В этом их убеждали «Луна-16», «Луна-20» и фантастические походы двух советских «Луноходов», управляемых с Земли.

Вот что говорил в беседе с журналистами в мае 1975 года известный американский астроном директор лаборатории исследования планет профессор астрономии и космических наук Корнельского университета, а в последние годы – видный общественный и политический деятель Карл Саган:

– Отправка людей на Луну преследовала прежде всего отнюдь не научные цели, каким бы замечательным техническим достижением это ни было. Эти полеты не дали нам ничего такого, что мы не могли бы получить с помощью автоматических станций. У русских тоже есть образцы лунной породы. Они получили их, отправив на Луну непилотируемые космические станции и вернув их на Землю. Соединенные Штаты имеют сотни килограммов лунной породы, а у русских всего несколько килограммов. Но, с другой стороны, нам наши камни обошлись намного дороже.

– Хотите ли вы этим сказать, что дополнительные средства, израсходованные на то, чтобы высадить людей на Луну, были неразумным капиталовложением? – спросил журналист у Сагана.

– Это зависит от того, какую вы поставили перед собой задачу, – ответил астроном. – Если задача была сугубо научной, то программа «Аполлон» не была самым эффективным методом. Но цель была не научной, а политической. О программе «Аполлон» было объявлено миру после катастрофы в бухте Кочинос1818
  Имеется в виду провал американских планов вторжения на Кубу в апреле 1961 года.


[Закрыть] и успешного советского орбитального полета Юрия Гагарина. По мнению правительства Кеннеди, Соединенным Штатам нужно было какое-то эффективное пропагандистское орудие, и было решено использовать для этого высадку людей на Луну...

«Надо ли сейчас посылать человека в космос или же можно поручить эту миссию автоматическим межпланетным станциям?» – спрашивал французский журнал «Сьянс э авенир». Журнал утверждал, что преимущества советской программы очевидны, поскольку в ней отсутствует риск для жизни человека, а стоимость запусков снижается примерно в 50 раз.

Бернард Ловелл, видный английский астроном, человек в высшей степени свободомыслящий, писал о «Луне-16»: «Это настоящая революция в деле освоения космоса... Успех эксперимента показал, что советские ученые создали совершенные автоматические системы, дающие им в руки беспредельные возможности в освоении космоса...»

Но вряд ли стоит противопоставлять одно другому. Космические автоматы никогда не заменят пилотируемые корабли, как автоматы на Земле никогда не заменят полностью человека в земных его делах. Если «Луна-16» хороша, это еще не значит, что «Аполлон» плох. В космосе автоматы всегда шли впереди людей. И идут до сих пор. Спутник предшествовал полету Гагарина. «Венеры» и «Марсы», «Маринеры» и «Пионеры» прокладывают человеку дорогу к планетам Солнечной системы. То же было и с Луной. Я продолжаю настаивать, что «Аполлон» был несвоевременным предприятием еще и потому, что этап изучения Луны с помощью автоматов был тогда лишь начат и таил в себе массу неиспользованных возможностей. Но опять-таки хотелось бы четко отделить понятие «несвоевременный» от понятия «неудачный» или «плохой».

Мне уже приходилось писать о том, что было бы неверно считать, будто 25 миллиардов1919
  Цифра эта в разных источниках варьируется от 24 до 26 млрд. долларов.


[Закрыть] долларов безвозвратно вбиты американцами в пыль лунных морей. Посещение космических центров в Техасе и Калифорнии убедили меня в том, что весьма значительная часть этих средств была затрачена на постройку новых и реконструкцию устаревших испытательных стендов, тренажеров, совершенствование связи, создание автоматизированных систем и огромного парка «думающих» машин, о значении которых уже говорилось в этой книге. Эта техника, отслужив свою службу «Аполлонам», верой и правдой служила «Скайлэбу» и, я уверен, послужит и другим космическим программам.

Астронавт Фрэнк Борман однажды заметил, что «расходование 24 миллиардов для того, чтобы высадить человека на Луну, – это техническое страхование будущего нашей страны». Он имел в виду то влияние, которое оказала программа «Аполлон» на развитие американской науки, техники и промышленности. Темой отдельной книги может стать рассказ о том, как созданные для «лунных потребностей» материалы, приборы, оборудование обретали новую «земную» жизнь. «Более 25 тысяч открытых новых продуктов, процессов, технологий, материалов – таков побочный продукт космической программы», – писал обозреватель «Ассошиэйтед Пресс» Говард Бенедикт.

Специальная автоматизация, средства дистанционного контроля, совершенные способы создания изолированной среды пришли в медицину, новые огнеупорные краски и строительные материалы – в жилищное строительство, новые синтетические волокна – в легкую промышленность, специальные методы консервирования – в пищевую. Примеров тут множество, и люди часто просто не знают, как обязаны они космонавтике, облегчившей и украсившей их жизнь.

«Аполлон», уже после того как программа была закрыта и грустный листок повис на дверях корпуса №4 в Хьюстоне, продолжает делать людям много добра.

Таким образом во многих отраслях американской экономики был создан большой научно-технический и производственный задел, который сыграл немалую роль в дальнейшем осуществлении программы «Спейс-Шаттл». Мы же всегда экономили на «наземке». Мы считали, что дешевле построить 10 ракет, запускать их, изучать, отчего они бьются, и таким своеобразным методом «проб и ошибок» двигаться к совершенству. Американцы, говоря схематично, строили одну ракету и испытательный стенд. Наши расходы секретились, а объявленным я не верю. Убежден, что денег мы ухлопали больше из-за отсталой технологии, забвения компьютеризации, организационного несовершенства, а также командно-партийного диктата там, где он был не только ничем не оправдан, а заведомо вреден. Убежден еще и потому, что во все времена, вне зависимости от политических систем, была верна пословица: «Скупой платит дважды».

Ну а если все так здорово, если космос дает столь благотворные импульсы в разных сферах земной жизни, что же мешает эту программу продолжить, довести до заранее продуманного и просчитанного финала, до «Аполлона-20»? Ответ я вижу один: политика.