Текст книги "Правда о программе Apollo"

Автор книги: Ярослав Голованов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Полет «Аполлона-11» окончился уже давно. Жизнь его экипажа продолжается, впрочем, конечно, и у полета этого было очень интересное продолжение. Но в июле 1969 года программа «Аполлон» достигла своего апогея. Сверкающие точки последующих побед лежат уже на кривой, которая тянется вниз. Эти новые экспедиции пополнили запасы лунных камней, увеличили опыт руководителей полетов, укрепили уверенность инженеров в технике, убедили соотечественников и весь мир в смелости и отваге членов экипажей «Аполлона». Для каждого из них эти экспедиции стали главным событием их жизни, во многом определившим их дальнейшую судьбу. Но, мне кажется, все эти дерзкие и опасные путешествия были уже не нужны. Да иначе и не могло случиться, если целью программы был лишь след на Луне, если это была лишь «программа престижа», как писали в США.

Глава VII
Теперь, когда цель достигнута

Цель достигнута!

Но как странно звучит августовский, «праздничный», отчет НАСА: «В момент величайшего триумфа космическая программа США переживает критический период». Теперь, когда все так отлично складывалось, оказалось, что все совсем не так хорошо, как хотелось бы.

Страна не могла и не хотела жить взвинченной космическим допингом. Опросы общественного мнения, проделанные институтами Гэллапа и Харриса в 1969 году, показали, что примерно половина американцев не видит смысла в продолжении лунных экспедиций. Конечно, Америка волновалась за жизнь двух парней на Луне. Но она не могла заставить себя волноваться за них больше, чем за тысячи своих сыновей, брошенных как раз в те же годы в джунгли Вьетнама. И если лунные пустыни были равнодушны к тем, двоим, то земные леса Юго-Восточной Азии были явно враждебны к тем, тысячам.

Звездный флаг на распорке (ветра-то нет) в Море Спокойствия не вызывал той бури патриотических чувств, того единства нации, на которые рассчитывали идеологи «Аполлона». Студенческие волнения в крупнейших университетах, походы бедноты, волна негритянских демонстраций – все эти горячие, насущные, земные проблемы, которыми жила страна, трудно было подменить холодным покоем лунных пейзажей или пусть даже жаркими спорами о вулканическом или метеоритном происхождении кратеров. Не до Луны было людям.

Демонстрация технического чуда, грандиозное заатмосферное шоу внутренних проблем страны решить не могли, напротив – совершенство лунной экспедиции лишь оттеняло многие несовершенства, о которых в те годы много и горячо говорили в Америке.

– Мы имеем полное право гордиться, – утверждал сенатор Проксмайр. – Однако мы обязаны извлечь необходимые уроки из этого достижения. Нам совершенно необходимо совершить иного рода чудо – спасти наши города от упадка и страха, дать медицинскую помощь больным, престарелым и бедным и – что более всего важно – освободиться от груза беспрерывно растущих военных расходов... Как уравновесить сундуком с лунными булыжниками груз национальных проблем? Ответ на этот вопрос искала вся американская пресса после возвращения «Аполлона-11». Но вместо ответа находила лишь новые вопросы, примерно такие, какой задавала балтиморская «Сан»: «Чем Соединенные Штаты смогут более выразительно продемонстрировать миру свой образ жизни – осуществлением посадки человека на Луну или решением проблемы преступности?»

Увы, это были не новые вопросы. Они существовали, когда еще не существовал «Аполлон». Еще накануне полета экипажа Фрэнка Бормана «Нью-Йорк таймс» писала: «На пороге новых успехов в покорении космоса НАСА стоит перед обескураживающим фактом отсутствия у американцев интереса к освоению Луны и растущим нежеланием конгресса ассигновать прежние суммы на космические исследования. Война во Вьетнаме, бедность внутри страны, волнения и беспорядки в городах отодвинули программу исследования космического пространства на второй план».

Иными словами, мы можем провести некую печальную аналогию с нашим собственным отношением к космонавтике в конце 90-х годов. Разруха в экономике, обнищание населения, угроза голода и холода, межнациональная рознь и непрекращающиеся политические споры – как в этой обстановке убедить народ в необходимости продолжать космические исследования, но именно исследования, а не гонку престижа, не подарочную лотерею для бывших «соцбратьев», а нечто действительно нужное, полезное, ускоряющее прогресс экономики.

Однако не будем отвлекаться. Это уже другая тема, а наш рассказ – история программы «Аполлон».

Посадка «Аполлона-11» на Луну стала определенным рубежом для многих энтузиастов этой программы. Вскоре из НАСА ушли руководители программы Самюэль Филлипс и Джордж Мюллер, многие астронавты двух первых наборов, сменилось руководство некоторых космических центров. Помимо добровольного ухода из космонавтики, для многих специалистов все четче вырисовывалась перспектива ухода принудительного, поскольку дела с финансированием программы шли все хуже и хуже.

В свое время Роберт Годдард ужаснулся, когда ему сказали, что ракета, способная достичь Луны, будет стоить «целый миллион долларов». Сейчас все ужасались 24 миллиардам. Достигнув своего пика в 1966 году – 5,9 миллиарда долларов, – бюджет НАСА уже на следующий год уменьшился до 4,7 миллиарда и покатился вниз, как снежная лавина, сбивая на своем пути договоры, контракты, заказы и благополучие сотен тысяч людей.

Газеты цитировали слова одного крупного промышленника, который сказал, что «настроения, царящие в конгрессе в связи с космической программой, лучше всего выразить словами «растущее утомление». В августе 1968 года НАСА в течение одной недели приняло два постановления о сокращении ассигнований. В феврале 1969 года президент Р. Никсон снова распорядился изыскать средства за счет сокращений расходов на космическую программу. Помощник президента по вопросам науки доктор Ли Дабридж попросил НАСА подготовить «доклад о возможном сокращении расходов по некоторым конкретным разделам нашей космической программы». В апреле бюджет НАСА был сокращен на 45 миллионов долларов. Программа научных и технических исследований в области космонавтики была урезана на 13 миллионов долларов.

– Я думаю, что бюджет может быть сокращен, – заявил лидер демократического большинства в сенате Майк Мэнсфилд еще до полета «Аполлона-11». – Я не считаю, что нам следует вести гонку за высадку на Луну с русскими или с кем бы то ни было еще...

В сентябре 1969 года, когда экипаж «Аполлона-11» совершал свое блицтурне по миру, в сенате еще говорят, что на Луне побывает десять экспедиций. Но уже в январе 1970 года начинают поговаривать о том, что лунную программу можно урезать, а интервалы между запусками увеличить. Эти голоса становятся все громче, когда месяц спустя президент Р.Никсон предложил урезать расходы на космос еще на 500 миллионов долларов. НАСА объявило, что отныне «Аполлоны» будут стартовать только два раза в год. (Тогда как в прошлом году они стартовали четыре раза.)

Дело шло к ситуации кризисной. Ведь цифры в бюджете были не абстрактны. Они означали сокращение еще 50 тысяч рабочих и служащих НАСА. Из них 16 тысяч человек оставались без работы в Калифорнии, 11 тысяч – в промышленных районах северо-востока. «Гайку закрутили в последний раз», – успокаивал своих коллег Томас Пейн. Он ошибся: все годы существования программы «Аполлон» гайки продолжали закручивать. Производство ракет «Сатурн-5» было прекращено. Никто уже не мечтал о десяти экспедициях на Луну...

В начале 1969 года доктор Мюллер заявил, что, если дела и дальше пойдут таким образом, бюджет «через три года заставит НАСА отказаться от пилотируемых космических полетов». Мюллер был прав: через три года так и случилось. Теперь уже не говорили о «космическом буме». Подобно тому, как десять лет назад планировался подъем, теперь планировался спад.

После того как были закончены работы по ракете «Сатурн-5», кончилось и процветание Хантсвилла.

– Может быть, это будет для вас неожиданностью, – говорил Вернер фон Браун корреспонденту журнала «Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт», – но на протяжении последних двух лет моя деятельность в Центре им. Маршалла в основном сводится к выполнению приказов о ликвидации промышленных объектов, построенных нами на деньги налогоплательщиков, причем на немалые деньги. Создается впечатление, что единственная цель состоит в том, чтобы не оставить в 1972 году ничего из того, что создано... Пора кончать с периодическими подъемами и спадами. Нужно планировать на долгие годы вперед...

В 1968 году в Хантсвилле 700 сотрудников получили уведомления о временном увольнении. Еще три года назад городу Слайделлу в Луизиане предсказывали непомерный рост с 11 до 70 тысяч человек. Но он превратился в «город-спальню» для Нового Орлеана, вымирающий днем. На ракетном полигоне в Эверглейдсе, создание которого обошлось в 20 миллионов долларов, осталось несколько сторожей, воюющих со змеями и крокодилами. Тот самый полигон в лесной глуши штата Миссисипи, ради которого вырубались сосновые боры и строительство которого обошлось НАСА в 400 миллионов долларов, переходил на военную тематику. Главный подрядчик в постройке космических кораблей – гигантский завод в Дауни (Калифорния) – сократил три тысячи человек, и представитель дирекции «Норт-америкэн Рокуэлл» сообщил, что и в будущем «число наших сотрудников, занятых в проекте «Аполлон», как мы полагаем, будет сокращаться еще быстрее». В половину сократила свои штаты компания «Рокетдайн», 400 человек остались без работы в компании «Томпсон-Рамо-Вулдридж системс», тысячу человек уволила «Хьюз Эйркрафт компани», пятнадцать тысяч – «Аэроджет-дженерал». Если в 1966 году в выполнении космических программ были заняты 77 400 технических специалистов и ученых, то к 1968 году их осталось 64 000, от 80 тысяч строительных рабочих – 15 тысяч. На заводе «Мичуд», о котором мы рассказывали раньше, производственные мощности позволяли изготовлять шесть первых ступеней ракеты «Сатурн-5» в год. Но к 1968 году было приказано сократить производство до двух экземпляров каждой из ракет.

Это, естественно, повышало себестоимость, и теперь НАСА, экономя, переплачивало за каждую ракету 100 миллионов долларов.

Этвуд, президент корпорации «Норт Америкэн-Рокуэлл», которая изготовляла космический корабль, заметил, что полет людей на Луну создает «ослепительно обманчивое представление насчет активности космической промышленности». Корпорация «Грумман» – изготовитель лунной кабины – сократила в начале 1969 года 4 тысячи сотрудников, поскольку ее уведомили, что лунная кабина постепенно снимается с производства, а программа создания орбитальной лаборатории аннулируется.

Научные разработки страдали от всей этой экономии в первую очередь. Именно бюджеты исследовательских центров и лабораторий сокращались особенно жестоко. Когда профессор физики в институте имени Энрико Ферми и одновременно профессор Чикагского университета Джон Симпсон вынужден был сократить больше половины своих сотрудников, занимавшихся по контрактам НАСА космическими разработками, он увидел в этом нечто большее, чем свертывание тематики своей лаборатории.

– Это очень небольшие сокращения, если рассматривать их в рамках более широкой картины, – сказал Симпеон. – Но они просто подрывают все это дело, весь напор. Об этом очень трудно рассказать. Нужно все это видеть, чтобы поверить этому. Если мы не будем быстро идти вперед, мы лишимся преданности делу со стороны целого поколения. В последние десять лет нам удалось привлечь сливки молодежи, тех молодых людей, которые раньше посвящали себя проблемам физики высоких энергий и тому подобным вещам. Сейчас они уже начинают переключаться на другие области, так как они видят, что на исследования в космосе больше не ассигнуют денег, а они хотят заниматься интересной наукой...

Все эти беды навалились на американскую астронавтику не по чьей-то воле. В какой-то степени, на мой взгляд, они уже были запрограммированы самой исключительностью программы «Аполлон». Они были наказанием за искусственное ускорение процессов, которыми управляют объективные законы научно-технического прогресса. Они уродовали теперь экономику, как остаточные напряжения уродуют перегруженную конструкцию или как излишние гербициды уродуют плоды. Это была ломка после допинга. И впереди не угадывалось никаких обнадеживающих перспектив. «Нью-Йорк таймс» устами Джона Вилфорда, ведущего «космического» журналиста Америки, изрекала горькие истины:

«После десятилетия бурной активности, когда непрерывно требовалась рабочая сила, велось строительство и рисовались радужные планы широких исследований, американская программа исследования космоса переходит на замедленные темпы и испытывает меньшую уверенность в будущем.

Опытные инженеры либо уходят, либо временно увольняются. Некоторые сооружения закрываются. Многие предприятия замедляют свою работу. Контракты на выполнение работ по существующим проектам истекают, а новых проектов не предвидится.

В системе организаций и фирм, связанных с исследованием космоса, все больше растет убеждение, что, после того как астронавты высадятся на Луну, в течение нескольких лет для них не будет сколько-нибудь существенных заданий из-за резкого сокращения ассигнований. Эти урезывания бюджета до минимума сократили всю подготовку к будущим полетам.

Похоже на то, что астронавты своим полетом на Луну заведут эту программу в тупик».

Насколько далеким и темным оказался этот тупик, стало ясно не сразу. Но если внимательно просмотреть первоначальные планы американских космических исследований и действительно осуществленные проекты, то увидишь, что «Аполлон» торпедировал множество интереснейших и важнейших для науки экспериментов. А точнее – в современной космонавтике вряд ли есть область, развитие которой было бы не заторможено лунными экспедициями. Тот же Джон Вилфорд в «Нью-Йорк таймс» мягко называл это «несбалансированными усилиями», на самом же деле «Аполлон» потребовал чудовищных жертв.

Начнем с того, что бог солнца и покровитель искусств прикрыл программу исследования Солнца с помощью специальной межпланетной станции «Санблейзер». Отменены были запуски целой серии небольших автоматов-разведчиков ближайших планет. В 1968 году пал проект «Вояджер», любимое детище профессора Пиккеринга – главы Лаборатории реактивного движения Калифорнийского технологического института. Этот интереснейший проект предусматривал заброску научной аппаратуры на Марс. Специальная микробиологическая автоматическая лаборатория должна была попытаться дать ответ на сакраментальный вопрос: есть ли жизнь на Марсе? У «Вояджера» «Аполлон» похитил 12 миллионов долларов, что привело к остановке работ. «...Следовало бы с большим опасением отнестись к тому, что под сукно кладется важный с научной точки зрения и относительно недорогой проект заброски научной аппаратуры на Марс», – писали газеты. К этому проекту вернулись лишь через несколько лет, а осуществляться он начал только в 1975 году, получив новое название «Викинг».

Лаборатория Пиккеринга в Пасадене, очевидно, пострадала больше всех. За несколько дней до старта экипажа Армстронга «Нью-Йорк таймс» писала о прямой угрозе всем межпланетным автоматам: «...американское политическое руководство было так поглощено программой высадки человека на Луну, что беспилотное зондирование планет стало пасынком национальной космической программы. Были времена, когда казалось сомнительным даже дальнейшее существование Лаборатории реактивного движения – центра беспилотных полетов».

За пасаденскую Лабораторию пробовали заступиться. Та же газета писала: «Если бы НАСА стремилось главным образом к тому, чтобы увеличить сумму знаний человека о космическом пространстве, оно могло бы добиться большего, замедлив работу над выполнением проекта «Аполлон» и расходуя сравнительно больше своих небогатых фондов на выполнение менее дорогостоящих исследовательских работ в космосе с использованием ракет без людей на борту, несущих научную аппаратуру, преемников добившихся столь исключительного успеха «Сервейеров» и «Маринеров». Однако прежнее стремление упрочить национальный престиж и добиться определенных политических преимуществ, совершая сенсационные подвиги, связанные с полетом людей в космосе, еще затуманивают ясность суждений руководителей НАСА».

Но все эти призывы остались без ответа, никого не интересовала судьба «преемников» замечательного «Сервейера». Кроме «Вояджера», Лаборатория Пиккеринга лишилась трех лунных автоматов – «Сервейер-8, 9 и 10», – которые должны были совершить мягкую посадку на Луну. Экономия на программе «Сервейер» дала «Аполлону» более 100 миллионов долларов.

Лунная программа затормозила намеченную серию биологических экспериментов в космосе. Ее жертвами стали полет специальной капсулы с обезьяной и четыре биоспутника с растениями и животными на борту, которым надлежало продолжить изучение влияния невесомости на живые организмы.

Пожалуй, не так страшно вычеркнуть какой-то пункт из какой-то уже традиционной космической программы. Куда опаснее консервация новаторских, перспективных направлений. В угоду «Аполлону» были сокращены ассигнования на орбитальную научно-исследовательскую станцию «Скайлэб». Во время беседы в Хьюстоне летом 1975 года с доктором Лоу технический руководитель НАСА жаловался на то, что эти перспективные работы не могли быть продолжены после создания первой такой станции из-за недостатка средств, несмотря на то, что опыт работы на ней трех экипажей дал несравненно больше для науки, чем все лунные экспедиции.

– Когда я рассказывал вашему академику Борису Петрову о том, что у нас есть только одна орбитальная станция, он мне не верил, – с грустной улыбкой рассказывал Лоу, – но, увы, у нас была действительно только одна такая станция...

По существу, как мы видим с позиций сегодняшнего дня, именно тогда, во времена величайшего триумфа американской космонавтики, она начала погружаться в пучину долгого застоя, из которого ее начали выводить «Спейс-Шаттлы», первый старт которых произошел в Международный день космонавтики, точно в 20-ю годовщину гагаринского полета – 12 апреля 1981 года.

«Аполлон» помешал многим, поистине новаторским, перспективным разработкам в области ракетно-космической техники.

Были оставлены, например, на неопределенный срок работы по созданию ракеты на ядерном горючем, что позволило переложить в казну «Аполлона» еще 25 миллионов долларов. Экономили на всем, даже на таких мелочах, как ядерная термобатарейка для спутника. Никогда Аполлону мифическому не приносили столько жертв, сколько «Аполлону» космическому.

Все это, вместе взятое: контраст технических побед рядом с социальными нуждами, сокращение финансирования и – как следствие этого – сокращение рабочих и служащих, урезывание уже начатых разработок и невозможность начать новые исследования – все это делало программу «Аполлон» непопулярной. Для многих она была программой навязанной, некой обязаловкой, из которой выхолащивалось вдохновенное творчество, и на смену ему приходила тягостная необходимость, сознание, что делается что-то не то, что следовало бы делать.

Накануне триумфального полета «Аполлона-11» газета «Майами геральд» поместила комментарий, полный уныния. «Неприглядная правда, – писала газета, – состоит в том, что в настоящее время у нас нет никаких планов пилотируемых полетов после 1972 года».

И хотя я постоянно сдерживаю себя, чтобы не проводить никаких аналогий с советской космической программой, ибо тогда получится уже просто история мировой космонавтики, но тут не могу удержаться, чтобы не сказать: американцы пережили психологически нечто похожее на то, что пережили мы восемью годами раньше: в 1961-м, после полета Гагарина. После «Аполлона-11» летали другие «Аполлоны». После полета «Востока» – другие «Востоки». Но моральный спад уже наступил. В США американцы свертывали свои программы. В СССР начался распад великой космической империи Сергея Павловича Королева.

Надо сказать, что многие руководители НАСА понимали всю пагубность «несбалансированных усилий», понимали, что политические цели затмевают и технические, и научные, когда, выигрывая в одном, неизбежно проигрываешь в другом. Но слишком могучи были силы, разогнавшие программу «Аполлон», слишком велика была инерция ее бега. И не находилось охотников схватить ее под уздцы и остановить этот бег, потому что очень легко было оказаться сбитым ею с дороги политического и экономического преуспевания. Рожденная желаниями и волей людей, она теперь диктовала им волю и желания. Доказывая доказанное, утверждая утвержденное, осуществляя осуществленное, программа «Аполлон» продолжалась.

В начале сентября 1969 года на стартовый комплекс №39 – в «лунный порт» – была доставлена ракета, увенчанная новым, двенадцатым «Аполлоном». Его полет планировался на сентябрь, но успех «миссии Армстронга» позволил немного передохнуть, оглядеться и придумать нечто такое, что отличало бы новую экспедицию от предыдущей и тем самым хоть как-то оправдывало сам факт ее посылки.

Корреспондент агентства ЮПИ Джозеф Майлер так определил это различие: «Главная цель первого полета на Луну заключалась в том, чтобы доказать, что это возможно. Наука, так сказать, занимала второстепенное место. Главная цель полета «Аполлона-12» будет состоять в том, чтобы высадить на Луну сложный комплект научных приборов». Астронавты должны были установить геофизическую станцию, предварительно смонтировав в ней ядерный источник питания. Эта станция должна была сообщать Земле о лунотрясениях, магнитных полях и солнечном ветре. Посадка планировалась в Океане Бурь в 1500 километрах от того места, где высаживались астронавты. По предварительным данным, этот район отличался большей пересеченностью, чем Море Спокойствия, на расстоянии в два километра тут встречались перепады высот до 60-100 метров. Именно в этом лунном океане работал посланный в 1967 году автоматический разведчик «Сервейер-3». Астронавты должны были попытаться разыскать его, посмотреть, как изменило его двухлетнее пребывание на Луне, и, если удастся, привезти на Землю образцы тех материалов, из которых он был сделан. Время работ на поверхности Луны было увеличено с 2,5 до 7 часов.

Командиром «Аполлона-12» стал Чарльз Конрад, опытный астронавт, дважды летавший на «Джемини». Он же был дублером Макдивитта на «Аполлоне-9». Во время его второго космического полета вместе с ним летал Ричард Гордон, который выходил в открытый космос. Теперь Ричард стал пилотом основного корабля, а на Луну Конрад должен был опускаться с новичком Аланом Бином.

Все трое были военно-морскими летчиками. Конрад пришел в отряд астронавтов в 1962 году, Гордон и Бин – годом позже. Это был, пожалуй, самый дружный экипаж в Хьюстоне. После лунной экспедиции они продолжали часто встречаться, несмотря на то, что Гордон ушел из НАСА сначала опять в ВВС, а потом стал вице-президентом профессионального футбольного клуба «Новоорлеанские святые», а Конрад и Бин начали вместе готовиться к полету на «Скайлэбе». Конрад потом стал командиром первого экипажа орбитальной станции, а Бин – второго. Потом Бин был дублером Стаффорда во время совместного советско-американского полета, а Конрад ушел из НАСА и стал вице-президентом телевизионной компании в Денвере.

Маленький горбоносый Конрад по прозвищу Пит отличался тем, что в трудные моменты действовал быстро, но спокойно, с трудом можно было выбить его из обычного жизненного ритма. Он получил диплом авиаинженера в Принстонском университете, и военная служба не убила в нем инженерной жилки. Пит больше других астронавтов работал с инженерами, строившими «Аполлон». По его предложению была переделана система охлаждения лунных скафандров. Он вел долгие споры с конструкторами лунной кабины.

– Я провел полжизни в самолете с круговым обзором, – рассказывал Конрад, – и мне хотелось того же в лунной кабине. Я настаивал, чтобы сделали минимум четыре иллюминатора, но инженеры не соглашались: сильно грело солнце и требовалась добавочная энергия для охлаждения. Да и рамы иллюминаторов были чересчур тяжелыми. Пришлось довольствоваться двумя окнами. Сообща мы решили, что в лунной кабине кресла не нужны, вполне можно управлять ею стоя... Лунная кабина внешне получилась довольно уродской. Мы ее между собой часто называли «клопом». Но, в общем-то, черт с ней, с красотой, лишь бы работала хорошо...

Гордон был уроженцем дальнего Запада, родился в Сиэтле, на краю Штатов. Учился в столице, где получил диплом химика. Но за годы службы в армии ему понравилось летать, и он решил не возвращаться к химии. С Питом они хорошо слетались на «Джемини», вместе были в дублирующем экипаже на «Аполлоне-9», и Гордону было спокойно лететь со старым другом к Луне.

Бин был местный, техасец, но ковбойского в нем было мало: худенький, маленький, смешливый. Учился тоже в Техасе, на факультете авиаинженеров. Живой, веселый, Бин не был похож на военного летчика, в нем было очень мало героического. Я встречал Бина в Звездном городке. В его глазах светилось неподдельное мальчишеское озорное любопытство. Он разглядывал все так, словно впервые видел космические тренажеры, и если бы я не знал, что это тот самый Бин, который ходил по Луне и два месяца жил на «Скайлэбе», я бы принял его за какого-нибудь провинциального экскурсанта. Именно такой человек требовался экипажу «Аполлона-12» для полной гармонии.

Они стартовали 14 ноября 1969 года. На космодром приехал президент Р.Никсон. Ему очень нужен был удачный старт и счастливый полет, потому что как раз в это время проводимая им внешняя политика подвергалась особенно резкой критике. По всей стране прокатилась волна митингов протеста против войны во Вьетнаме, и президенту нужна была «космическая отдушина». Старт, на счастье, прошел успешно, но митинги продолжались...

Если взять весь полет «Аполлона-12», то наиболее драматичной оказалась первая минута этого полета, когда «Сатурн-5» только начал подниматься на фоне грозовых облаков. От зрителей на мысе Канаверал напряжение этой минуты было скрыто: внешне все было в порядке, но в Центре управления очень всполошились. Очевидно, в результате грозового разряда в течение 12 секунд была обесточена гиростабилизированная платформа системы наведения космического корабля. Прием телеметрии на Земле прекратился. На пульте астронавтов зажглось сразу несколько аварийных лампочек. Конрад не растерялся. Он понял, что случилось, и знал, что автоматика сама переключит электропитание с топливных элементов на химические батареи. Так и случилось.

Томас Стаффорд, присутствовавший на командном пункте, отметил хладнокровие астронавтов, а поскольку он всегда был противником включения в космические экипажи не летчиков, у него появился лишний козырь в спорах.

За исключением этой самой первой минуты полета, когда, по выражению газеты «Нью-Йорк таймс», «над космодромом на несколько секунд навис зловещий призрак катастрофы», лунное путешествие прошло без приключений. По своей схеме оно, как и все последующие экспедиции, повторяло полет экипажа Армстронга.

Лунную кабину с Конрадом и Бином бортовой компьютер вывел к месту посадки очень точно.

– Эта вычислительная машина стоит своих денег, – в восторге воскликнул Пит, но на высоте 150 метров он все-таки взял управление на себя, облетел небольшой кратер, в котором стоял «Сервейер-5» (-3» – Хл.), и посадил кабину на ровную площадку метрах в шести от края кратера. Наклон «Янки-клиппера» – так они назвали свою кабину – не превышал трех градусов. «Сервейер-3» был хорошо виден. Он находился метрах в 150 от них. Это обрадовало астронавтов: инструкция запрещала им идти к мертвому автомату, если они сядут от него дальше чем 900 метров.

Уже первые шаги Конрада, а следом за ним и Бина показали, что в Океане Бурь куда больше пыли, чем в Море Спокойствия. К сожалению, Земля не видела на этот раз ни астронавтов, ни лунных пейзажей, потому что отказала телекамера. Когда Алан Бин устанавливал ее на штативе рядом с лунной кабиной, луч Солнца угодил точно в передающую трубку и «ослепил» телекамеру. Все попытки починить ее ни к чему не привели.

Как и Нейл с Базом, они не сразу освоились с ходьбой по Луне, на вопросы Хьюстона о том, как они передвигаются, Бин ответил:

– Представьте жирафу, снятую замедленной съемкой.

Однажды Конрад упал, но быстро поднялся без посторонней помощи. Потом они даже разработали свою лунную методику сбора камней: падали грудью вперед, одной рукой хватали камень, а другой в тот же момент легонько отталкивались от поверхности и тут же оказывались вновь на ногах.

Сбор образцов лунных камней проходил теперь по-другому. Каждый камень предварительно фотографировался под разными углами рядом с цветной шкалой, а потом опускался в отдельный мешочек. Впервые были собраны довольно крупные образцы, величиной с грейпфрут.

Установленная аппаратура работала нормально. Сейсмограф регистрировал шаги астронавтов, а когда Конрад бросил на дно кратера камень, сейсмограф зарегистрировал его падение.

Во время второго выхода организовали поход к «Сервейеру». Достали инструменты и ножницы для резки металла, тефлоновые сумки для образцов грунта и рюкзак для деталей «Сервейера-3». Прихватили, как заправские альпинисты, 9-метровый трос для страховки во время спуска в кратер. Они обошли кратер вокруг и приблизились к северному склону, рядом с которым стоял автомат. Бин начал спускаться, а Конрад страховал его тросом, стоя на краю кратера. Бин боялся, что на склоне будет особенно много пыли и он скатится по ней, как по скользкому снегу. Однако рыхлый слой оказался неглубок, и спускаться можно было спокойно. Крутизна не превышала 15 градусов. Астронавты отвязали трос и подошли к космическому аппарату. Их удивило, что белый два года назад, он оказался теперь коричнево-бурым.

Отрезали кусок облицовки, кабеля, сняли телекамеру, демонтировали ковшик, которым «Сервейер-3» выкопал маленькую борозду, а потом сфотографировались рядом с аппаратом. Конрад требовал, чтобы Бин «улыбался в объектив», хотя за светофильтром шлема лиц, конечно, не было видно.

Они вообще очень много шутили, острили, затевали веселые перебранки с Землей, а Бин даже пел песни, за что был отмечен журналистами как «первый человек, певший на Луне». Оба ни на что не жаловались, разве что на жажду: поднявшееся уже высоко Солнце припекало довольно сильно. Даже через многослойные перчатки они чувствовали, как накаляются ручки инструментов. Перед отлетом с Луны они попробовали очиститься от пыли, но ничего не получилось: пыль была какая-то липучая.