Текст книги "Правда о программе Apollo"

Автор книги: Ярослав Голованов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава VIII
Верхом на «лунном скитальце»

Надо отметить, что с технической точки зрения космические корабли лунной серии не были простым повторением друг друга. Несмотря на затруднения с ассигнованиями, НАСА всякий раз изыскивало средства для усовершенствования и модернизаций, которые на инженерном языке называются «доводкой машины». В каждом следующем корабле старались учесть замечания предыдущих экипажей. Иногда дело касалось пустяков. Телеоператор в Хьюстоне, например, с трудом мог отличать Армстронга от Олдрина – ведь лица закрывал зеркальный светофильтр, а многослойные доспехи скрадывали характерные особенности фигуры. Поэтому Шепард имел на рукаве яркие красные полосы, которые сразу отличали его от Митчелла. Алан Бин жаловался на сухость во рту во время лунной прогулки и просил предусмотреть в будущем возможность пить в скафандре. Это было сделано уже в «Аполлоне-12». Маленький бачок с 225 граммами воды был смонтирован внутри шлема. Чтобы напиться, астронавту надо было лишь повернуть голову и взять в рот мундштук. Изучались и чаще всего принимались предложения астронавтов по усовершенствованию различных систем корабля и оборудования, с которым им приходилось работать на Луне.

Пожалуй, наибольшим переделкам подвергся «Аполлон-15». Командный модуль этого корабля был существенно модифицирован, ресурс полета повышен до 16 суток. Это привело к его утяжелению на 900 килограммов. Теперь командный модуль весил уже 30 тонн. Одновременно была усовершенствована лунная кабина. Время ее возможного пребывания на Луне измерялось теперь 72 часами, то есть увеличилось вдвое. Вес кабины дошел до 16,3 тонны.

Эта кабина позволила астронавтам взять на Луну различных грузов на 180 килограммов больше.

Для снижения вероятности пожара кислородная атмосфера внутри корабля разбавлялась азотом, и лишь после выхода на орбиту астронавты дышали чистым кислородом.

Были доработаны скафандры. Конструкторы старались придать им большую гибкость, дать свободу шее, плечевому поясу, суставам рук и ног. Одновременно старались где только возможно сэкономить на весе космических костюмов. Скафандр пилота командного модуля весил 16 килограммов. Лунный скафандр со всеми его системами терморегулирования, жизнеобеспечения, связи, с основным и аварийным запасом кислорода невозможно назвать «костюмом», «одеждой». Да и цена во много раз превышала стоимость самых роскошных туалетов: первый, самый «простенький», скафандр Ширры стоил около 100 тысяч долларов, а усовершенствованный лунный – что-то около 300 тысяч. Это был не костюм, а 93-килограммовая машина, внутри которой находился человек. Основной вес – 64 килограмма – приходился на ранцевую систему, позволявшую теперь продлить лунные прогулки до 7 часов. Помощник директора НАСА по пилотируемым полетам Джордж Мюллер называл этот скафандр «самым миниатюрным в мире пилотируемым космическим кораблем». Если в одном скафандре вдруг отказывала система охлаждения, его можно было подключить к другому, исправному скафандру.

В 1973 году в Хьюстонском центре пилотируемых полетов мы посетили лабораторию, где разрабатывались системы жизнеобеспечения лунных скафандров. Нашим гидом любезно согласился быть руководитель этих работ мистер Смайли. Он показывал нам альбом, страницы которого представляли собой последовательные слои лунного скафандра: противопожарный тефлон, стекловолокно, кептон – материал на металлической основе, нейлон, поддерживающий форму скафандра, прочные ткани, препятствующие его разрыву за счет внутреннего избыточного давления, и т.п.

Долго искали в Хьюстоне наиболее эффективное покрытие для прозрачного забрала лунного шлема. Слепящие лучи солнца требовали сильного светофильтра, но светофильтры неизбежно искажали цвета, а следовательно, описания лунных ландшафтов, сделанные астронавтами, тоже были искажены. После долгих поисков удалось найти материал, который легко напылялся на прозрачный пластик и не искажал цветов. Им оказалось... чистое золото! В лаборатории острили, что теперь только золото оправдало звание металла благородного.

Постоянно шли поиски наилучшего материала для изогнутого прозрачного окошка в шлеме перед лицом астронавта, пока наконец был подобран пластик, необычайно хорошо сопротивляющийся удару. По наущению мистера Смайли и при полном веселье собравшихся вокруг я безуспешно пытался разбить молотком пластину из этого пластика. Право на использование нового материала у НАСА потом купили фирмы, изготовляющие детские игрушки.

Но самым главным отличием от всех предыдущих полетов был «лунный скиталец», так прозвали журналисты маленький электрический двухместный вездеход, который позволял значительно увеличить район исследований.

Говорили об этом аппарате очень давно. Летом 1967 года НАСА собрало в университете города Санта-Крус несколько ведущих ученых, изучавших Луну, которых попросили высказать свое мнение о наиболее эффективном транспортном средстве для передвижения по Луне. Мнения специалистов разделились. Одни рекомендовали маленький одноместный ракетоплан, другие – электромобиль. Прикидочные расчеты показывали, что ракетоплан весом около 200 килограммов сделать проще и стоить он будет дешевле. Компания «Белл Аэросистемс» даже сконструировала один такой ракетопланчик, и в феврале 1968 года он проходил испытания в исследовательском центре НАСА Ленгли. Одновременно фирмы «Боинг» и «Бендикс» работали над электровездеходом. Его испытания показали надежность этой машины, и ее начали дорабатывать.

Американские инженеры должны были преодолеть определенный психологический барьер, который в свое время стоял и перед их советскими коллегами, создателями «Луноходов». С одной стороны, аппарат должен был быть абсолютно надежен, с другой – уменьшенная в шесть раз сила тяжести на Луне позволяла пересмотреть привычные земные нормы прочности и получить значительный выигрыш в весе аппарата. К моменту старта «Аполлона-15» такой вездеход был наконец построен. В штате Монтана, в горном ущелье, напоминавшем по рельефу Луну, «скиталец» успешно прошел все испытания1515
  Испытания нашего «Лунохода» проходили на Камчатке. Поскольку мы большие специалисты по превращению простых вещей в абсурд, могу только сказать, что испытания эти превратились в криминальную историю, в которой я был некоторым образом замешан, впрочем, это отдельная глава, но не из этой книги. См. статью «Арестованный луноход» в журнале «Обыватель» №2, 1996 г.


[Закрыть]. Четырехколесный электромобиль, который вместе с экипажем весил 690 килограммов, был оборудован двумя антеннами и приемно-передающей аппаратурой для прямой связи с Землей, теле-, кино– и фотокамерами, электробуром, контейнерами для инструментов и образцов лунных пород.

Все эти усовершенствования и дополнения стоили довольно дорого, и «Аполлон-15» вошел в историю американской космонавтики как самый дорогой полет: он обошелся в 445 миллионов долларов1616
  Рекорд продержался недолго и вскоре был повторен «Аполлоном-16». И хотя командир этого космического корабля после возвращения на Землю в своей речи, обращенной специально к американскому налогоплательщику, заявил: «То, что вы получили на этот раз, стоит затраченных вами денег», особого энтузиазма эта фраза не вызвала. Полет «Аполлона-17» стоил 450 миллионов долларов.


[Закрыть].

Старт этого космического корабля состоялся 26 июля 1971 года, и без всяких отклонений от программы через три дня экипаж достиг окрестностей Луны. Командиром этого экипажа был уже известный нам Дэвид Скотт – один из пяти1717
  Ловелл («Аполлон-8 и 15»), Скотт («Аполлон-9 и 15»), Стаффорд («Аполлон-10» и ЭПАС), Янг («Аполлон-10 и 16»), Сернан («Аполлон-10 и 17»).


[Закрыть] астронавтов, дважды стартовавших на «Аполлонах». Вместе с ним летели два новичка: пилот командного модуля майор Альфред Уорден и пилот лунной кабины подполковник ВВС Джеймс Ирвин. Биографии обоих новичков были похожи и в какой-то мере стандартны для американских астронавтов. Оба окончили Мичиганский университет, оба получили звание магистра наук по аэронавтике и приборостроению, оба были летчиками-испытателями, наконец, оба были приняты в отряд астронавтов во время пятого набора в апреле 1966 года. Уордену было 39 лет, он имел двух детей и был в разводе, Ирвину – 41 год, у него было четверо детей, и он был женат – вот, пожалуй, главные различия в их анкетах.

Скотт и Ирвин должны были посадить «Фалкон» – так они окрестили лунную кабину – в районе Моря Дождей, которое, как предполагали геологи, образовалось от удара огромного метеорита.

Здесь надеялись обнаружить наиболее древние лунные породы. Дэвид Скотт, тренировавшийся очень много, был известен в отряде астронавтов как большой мастер пилотирования лунной кабины. Инструкторы шутили, что он может посадить ее так плавно, что не сработают даже щупы-контакты на «ногах» «паучка». И действительно, он сел мастерски, предварительно отыскав в скалах «хорошее местечко». Вертикальная скорость спуска не превышала 40 сантиметров в секунду.

– Контакт! О'кей, Хьюстон! «Фалкон» на плато Хэдли! – доложил Дэвид. Взглянув в иллюминатор, он добавил: – Скажите всем геологам, которые собрались в задней комнате, чтобы приготовились. У нас здесь будет для них кое-что существенное...

Вокруг Лунной кабины с трех сторон возвышались отроги лунных Апеннин. На западе находилось похожее на каньон ущелье Уэдли глубиной около 400 метров. Базальтовая площадка, которую выбрал для посадки Скотт, была известна под названием «Гнилое болото», породы которого, по предположению селенологов, имели возраст до 4-5 миллиардов лет. Кстати, предположение это подтвердилось после анализа доставленных на Землю образцов.

Наладив «скитальца», Скотт и Ирвин отправились путешествовать. Довольно быстро у вездехода отказала система поворота передних колес, и пришлось приноравливаться управлять им только с помощью задних колес. Несмотря на помехи, астронавты передвигались со скоростью до 14 километров в час. Это позволило им за три вылазки осмотреть довольно большой участок. Если максимальное удаление от лунной кабины составляло у Армстронга и Олдрина 60 метров, У Конрада и Бина – 420 метров, у Шепарда и Митчелла – километр, то Скотт и Ирвин уезжали от нее на пять километров.

На второй день они совершили самую дальнюю вылазку в район кратера Спур.

– Смотри, Джо, – весело крикнул Скотт Ирвину, – мы, кажется, нашли то, за чем приехали. Это просто золотая жила!

Вокруг лежали россыпи очень интересных камней разного цвета, среди которых они нашли и блестящий кристалл анортозита – минерала, подтверждающего древнее происхождение окружающих пород.

С помощью электробура астронавты должны были добыть две уникальных трехметровых колонки грунта. Сначала дело продвигалось хорошо, но на глубине двух с половиной метров бур застрял. Ирвин безуспешно пытался вытащить его, потом тащили вдвоем. Измучились, вспотели, хотя поставили регулятор системы охлаждения на максимум.

– Неужели эта трубка с грунтом так важна, что стоит тратить на нее столько времени? – раздраженно спросил Скотт.

Хьюстон просил все-таки достать трубку. Дальше все было как в детской сказке про репку: по команде Дэвида «раз-два – взяли!» бур вытащили.

Отдавая дань уважения своим советским коллегам, Скотт и Ирвин нарекли один из небольших кратеров вблизи места их посадки именем советской орбитальной станции «Салют». Они оставили на луне табличку с фамилиями 14 советских и американских космонавтов, отдавших жизнь делу изучения Вселенной.

Время между лунными путешествиями было заполнено разным мелким ремонтом, поскольку или сами они, или Хьюстон, по докладам телеметрии, постоянно обнаруживали какие-нибудь неполадки. Последняя была наиболее серьезной: уже в момент приводнения в 530 километрах от Гавайских островов из трех парашютов один не раскрылся. Скорость приводнения вместо 8,5 метра в секунду выросла до 9,7 метра в секунду и вызвала 16-кратную перегрузку. Астронавтов успели предупредить, что посадка произойдет «не по штатному расписанию», но в конце концов все обошлось благополучно: целыми и невредимыми Скотт, Уорден и Ирвин были доставлены на борт авианосца «Окинава». Они радовались не только потому, что успешно выполнили всю программу, но и потому, что теперь не надо было высиживать две недели в карантине.

Я чувствую некий шаблон, когда пишу о том, чем занимались астронавты после лунных экспедиций, сам ощущаю некоторую заданность, но в то же время думаю, что читателю будет интересно узнать о том, чем они занимались, свершив главное дело своей жизни.

После полета Скотт два года работал по программе «Аполлон» в Хьюстоне, а затем стал директором летно-исследовательского центра имени Драйдена в Калифорнии. Одновременно занимался и коммерцией. Его лунный товарищ Альфред Уорден тоже перебрался в Калифорнию, а потом стал вице-президентом одной авиационной компании в Колорадо-Спрингс. Вскоре, однако, разразился крупный скандал. Оказалось, что экипаж «Аполлона-15» замешан в крупной филателистической афере, когда на марочный рынок были негласно переданы несколько сот конвертов, летавших на Луну. Все трое вынуждены были уйти в отставку. Альфред Уорден, как Коллинз и Олдрин, тоже начал писать. Он издал сборник стихов и написал книгу о космосе для детей. Джеймс Ирвин перенес инфаркт. Он организовал религиозную секту «Высший полет» и целиком посвятил себя проповеди христианства. Я вспоминаю рассказ Юрия Гагарина, как старушки в Гжатске расспрашивали его, не видел ли он Бога, и когда Юрий сказал, что не видел, очень расстроились. Интересно было бы послушать, что рассказывает Джеймс своим старушкам.

Мой приятель – чикагский издатель Майкл Моргулис хорошо знает Джеймса, и когда я несколько месяцев жил в Чикаго, все обещал, что организует нашу встречу, но Ирвин уехал куда-то далеко, так мы, к большой моей печали, и не встретились. А может, еще и встретимся...

– Вот ты какое, таинственное и неизвестное плоскогорье Декарта! – воскликнул патетически маленький человек в неуклюжем белом скафандре, опустившийся по лесенке лунного модуля «Орион» вечером в пятницу 21 апреля 1972 года.

Это был Джон Янг, космонавт из экипажа Стаффорда, с которым я обещал вас познакомить поближе, когда рассказывал о полете «Аполлона-10». Теперь он стал командиром «Аполлона-16», на котором совершал свой четвертый полет в космос. За десять лет, отданных космонавтике, Янг дважды летал на кораблях «Джемини» (с Гриссомом и Коллинзом), потом на «Аполлоне-10», и если бы не годы – ему шел 42-й, – и если бы не обстоятельства – это был предпоследний полет к Луне, – он бы с удовольствием слетал и в пятый раз. Впрочем, почему только «в пятый»? В пятый раз он слетал, как командир самого первого «Шаттла», в апреле 1981 года, а в 1983 году на «Колумбии» он летал со своими пятью товарищами (один из них – Уильф Мербольд – был первым гражданином ФРГ в космосе) в шестой раз. Джон Янг – абсолютный чемпион, никто в мире не летал в космос шесть раз. Еще с 1974 года Джон стал командиром группы космонавтов в Центре пилотируемых полетов им. Джонсона в Хьюстоне.

В попутчики Янгу достались новички: Маттингли и Дьюк. Тот самый дублер Дьюк, который заболел краснухой и заразил Маттингли, из-за чего последнего и отстранили от полета на «Аполлоне-13». Так что именно благодаря Дьюку Маттингли избежал всех волнений во время катастрофы в космосе.

Пилот командного модуля Томас Маттингли окончил университет, а потом служил в военно-морской авиации. В отряде он слыл здоровяком и убежденным холостяком, но инцидент с краснухой и женитьба в 1970 году поменяли его характеристики. Инженер до мозга костей, он прекрасно знал технику, выбрав себе девиз «не рассчитывай на случай!», с успехом подтвердив его во время своих полетов на кораблях многоразового использования «Шаттл» в 80-х годах.

Пилот лунной кабины Чарльз Дьюк, худенький, остроносенький, веселый, учился в Бостоне в Массачусетском технологическом институте, затем с отличием окончил Военно-морскую академию и пользовался в Хьюстоне заслуженным уважением за свои глубокие, разносторонние знания. Это единственный американский астронавт, который назвал чтение своим любимым занятием.

Оба новичка пришли в отряд астронавтов в апреле 1966 года, когда завершилась программа «Джемини», вместе с уже известными вам Хейсом, Митчеллом, Русой, Суитжертом, Уорденом и другими «аполлоновцами».

Янг был капитаном I ранга, Маттингли – капитан-лейтенант, Дьюк – подполковник. Перед стартом один геолог, намекая на столь милитаризированный экипаж, заметил Янгу:

– Ты не мог бы вытоптать на лунной пыли слова: «Долой армию»?

– Я вытопчу любые слова, какие вы хотите, кроме слова «Помогите!» – ответил Янг.

Командир тревожился не случайно. Он был очень раздосадован переносом старта с 17 марта на 16 апреля из-за поломок механизмов отделения лунного отсека и погрешностей в работе бортовых батарей. Потом выяснилось, что его собственный скафандр перенапрягается, когда он наклоняется, и скафандр отправили обратно на завод для доделок. Старт и полет к Луне прошли нормально. Они уже расстыковались, когда неисправность запасной системы регулирования тяги двигателя заставила астронавтов задержаться на орбите спутника Луны. Пока на Земле анализировали возможные последствия этой неисправности, они совершили три незапланированных витка. Наконец через 6 часов посадка была разрешена, к великой радости Янга и Дьюка.

Примерно в это же время произошел один забавный случай. Во время передачи информации с «Аполлона-16» через станцию слежения в Мадриде Хьюстону в систему неожиданно включился телефонный мастер, который чинил телефоны в Мадриде. Можно себе представить, как рассвирепели в Хьюстоне!

Подлет к Луне проходил в сосредоточенном молчании. Участок посадки оказался загроможденным крупными камнями, дважды Дьюк предупреждал Янга об особо опасных глыбах. Несмотря на это, посадка была проведена с большим искусством: фактическая точка прилунения лежала всего в 150 метрах севернее и в 215 метрах западнее расчетной точки.

– Мы снимаем шляпу перед баллистической группой, – передал на Землю Янг. Оглядев окрестности, покрытые камнями, он добавил: – Нам не придется далеко ходить, чтобы собрать образцы, они у нас под носом...

Поломка остронаправленной антенны на корпусе лунной кабины не позволила вести телерепортажи о первых работах на Луне. Но это не печалило астронавтов, они были веселы, шутили и с юмором относились ко всем неудобствам своего лунного существования. Янгу, например, страшно надоел апельсиновый сок с калием: «За 10 лет я не выпил столько сока, сколько за дни полета. До конца жизни не возьму в рот ни капли апельсинового сока».

Площадка вокруг лунной кабины была покрыта слоем пыли. «Это не самое чистое место, которое мне приходилось видеть в своей жизни», – передал Янг. Когда Дьюк уронил один прибор, пыль, по его словам, поднялась такая, «как будто взорвалась бомба».

После развертывания комплекса приборов и бурения трех скважин глубиной в 3 метра астронавты отправились в путешествие на своем электрическом экипаже. Камни заставили их снизить скорость до 6 километров в час. Большие неудобства вызывала тряска. Янг сказал, что поездка на луноходе очень напоминает катание на верблюде. Видно было, что луноход не был подготовлен к такой дороге. Вышли из строя индикатор дифферента (что мешало, по словам астронавтов, иногда понять, происходит спуск или подъем), вся система навигации (возвращались по своей колее), а потом еще отлетело одно крыло, и лунных путешественников совсем засыпало пылью. Хорошо, что в «скитальце» был предусмотрен специальный контейнер со щетками.

Плато Декарта не случайно выбрали для посадки пятой лунной экспедиции. Именно здесь селенологи предполагали обнаружить следы вулканической деятельности и... не обнаружили. Янг и Дьюк тщательно искали кристаллические образцы, которые могли бы подтвердить наличие вулканизма. Несколько раз они ошибались, принимая за кристаллы брекчии, и геологи, контролирующие их работу по телевидению, поправляли их.

Однажды Дьюк после изобличения в ошибке воскликнул в досаде:

– Если и этот образец окажется не кристаллическим, я немедленно покончу самоубийством, разгерметизировав скафандр!

Потом, уже на Земле, выяснилось, что только три или четыре образца из без малого сотни килограммов, доставленных в Хьюстон, могут истолковываться как продукты вулканизма.

Надо сказать, что, работая с образцами лунного грунта, ученым не следовало торопиться с выводами. Конрад и Бин привезли на Землю один камень, который обнаружил слабую намагниченность. Одни специалисты утверждали, что она естественная, другие – что возникла за время транспортировки. Спор взялись разрешить Янг и Дьюк. Они взяли с собой предварительно размагниченный камень, привезли его на Луну, а потом снова доставили в Хьюстон. Оказалось, что намагниченность наводится магнитным полем корабля.

Несмотря на большой объем выполненных исследований, следует отметить, что как раз этот экипаж проявлял некоторую небрежность в работе. Правда, оправданием ему могут служить частые отказы техники. За 11 суток полета было зарегистрировано более 20 неполадок, то есть больше, чем во время всех предыдущих полетов, не считая аварийного «Аполлона-13». И все-таки о небрежности говорить можно.

По просьбе геологов была взята колонка грунта длиной 2,7 метра из места, которое постоянно находилось в тени. Геологи предполагали, что этот грунт, укрытый от солнечных лучей, мог сохранить какие-то летучие вещества. Астронавты потеряли герметичный контейнер для керна и тем самым сорвали опыт.

Во время экспедиции на «Аполлоне-15» были измерены тепловые потоки, идущие из недр Луны. Они оказались в 2,5 раза больше, чем ожидалось. Проделать тот же опыт поручили и «Аполлону-16» для проверки и сравнения, но Янг по неосторожности порвал кабель, соединяющий прибор с блоком телеметрии, и Земля не могла ничего узнать. Дьюк уронил контейнер с приборами, и они откатились в небольшой кратер. Контейнер достали, но работать лучше после этого приборы не стали.

Своеобразными дополнительными экспериментами для сейсмологов был точно рассчитанный сброс на Луну последней ступени ракеты-носителя и взлетной ступени лунной кабины после перехода астронавтов в командный модуль. Удары этих конструкций регистрировались оставленными на Луне сейсмографами и помогали ученым разобраться в строении нашего естественного спутника. На этот раз астронавты не смогли скорректировать траекторию последней ступени. Она упала неизвестно где и неизвестно когда. У взлетной ступени лунной кабины астронавты забыли установить один из переключателей, и она осталась на окололунной орбите. Когда она упадет, сказать нельзя, так как ресурс ее радиопередатчика давно исчерпан.

Как и экипаж Скотта, «Аполлон-16» должен был выпустить на орбиту вокруг Луны маленький автоматический спутник. Этого сделать как следует тоже не сумели: заниженный по орбите спутник вместо года просуществовал всего 35 дней.

После того как экипаж «Аполлона-16» приводнился менее чем в двух километрах от авианосца «Тикондерога», установив новый рекорд точности посадки для «Аполлонов», и радостный Янг передал, что астронавты находятся «в отличном, великолепном, превосходном» состоянии, ни у кого не хватило духу припомнить отважной тройке все эти грехи. Тем более что общий объем научной информации, привезенной ими, был очень велик. Кой-какие газеты высказывали «некоторое сожаление», но общий тон комментариев сводился к древней формуле «победителей не судят». Журналисты, правда, отметили, что президент Р.Никсон, нарушая традицию, не произвел Янга в контр-адмиралы. Но этому было объяснение: в последние годы Янг дважды повышался в чине.

Однако простительный, конечно, и в принципе незначительный ущерб, который нанес экипаж «Аполлона-16» научной программе исследований Луны, еще более усугубил те весьма значительные обострения отношений в среде исполнителей и руководителей этой программы, которые наблюдались уже давно.

Среди множества названных и не названных в этой книжке противоречий программы «Аполлона» было еще одно, весьма существенное, заключающееся в простом вопросе: кто должен летать на «Аполлонах»? Если лунные экспедиции действительно предназначены выполнить большой объем научных исследований, то не резоннее ли посылать на Луну ученых и инженеров? Или упрощенно – почему бы штатским не летать с военными? Из 12 экипажей (включая экипаж, погибший на тренировке), смешанных было только 6. На кораблях «Аполлон» военные летали 29 раз, гражданские – 7 раз. Среди этих семи были и такие асы-профессионалы, как, например, Армстронг или Бранд, ушедшие из армии лишь накануне зачисления в отряд астронавтов.

После полета «Аполлона-11» газета «Нью-Йорк таймс» писала: «Пропагандистские цели были достигнуты блестящим образом. Теперь пора сделать упор на менее эффективные, но не менее важные научные исследования». Призыву не вняли. Более того, если в программе «Аполлон» требовалось сэкономить деньги, экономили на науке. В своем открытом письме Брайон О'Лири, ассистент профессора астрономии и астронавтики Корнельского университета, отобранный в 1967 году для полета в космос и через год ушедший из отряда астронавтов по собственному желанию, писал: «Разрыв между наукой и техникой в программе пилотируемых полетов НАСА, судя по всему, расширяется, а ученые оказываются в невыгодном положении. Последним свидетельством этого является недавний уход наших ведущих ученых из Центра пилотируемых космических полетов – научного руководителя Уилмота Хесса, ученого астронавта Кэртиса Майкла, геологов Эльберта Кинга и Дональда Уайза.

Пожалуй, самый сенсационный пример этой достойной сожаления ситуации – назначение 7 августа 1969 года экипажей «Аполлона-13» и «Аполлона-14». В каждом из этих экипажей два астронавта-новичка, привлеченных к этой программе позднее, чем некоторые другие астронавты-специалисты».

О'Лири поставил вопрос очень остро: «Как долго наш народ будет готов платить за «оперативные» высадки на Луну, совершаемые только летчиками-испытателями по цене 500 миллионов долларов за полет?» Известный журналист Гарри Шварц тот же вопрос интерпретировал по-своему: «Кто должен контролировать сроки будущих полетов «Аполлонов» и планы астронавтов на Луне – нынешняя техническая, ориентирующаяся на публику иерархия НАСА, или ученые?» Он сам и ответил на него: «Тот факт, что в отставку уходят ученые, в то время как астронавты, имеющие опыт работы летчика-испытателя, пожинают беспрецедентную славу, ясно показывает, кому сейчас принадлежит перевес в НАСА».

Чтобы как-то умаслить недовольных ученых, НАСА в январе 1970 года предложило им выполнять функции «научных руководителей полетов» во время следующих высадок на Луну. За новой вывеской скрывалось старое содержание: ученые были не исполнителями, а консультантами исполнителей, им принадлежали совещательные, а не решающие голоса.

Ученый-космонавт Антони Ингленд был таким научным руководителем полета «Аполлона-13». Другой ученый-космонавт Филип Чапмэн «руководил» экипажем Шепарда. Но они хотели не «руководить», а летать.

Это был не внутренний конфликт отряда космонавтов, и он выходил за рамки честолюбивых споров: «кто полетит на Луну, ты или я». Это была дискуссия о том, сумеет ли программа «Аполлон» освободиться от скверны своей «престижности» и превратиться хотя бы в финале в научно-исследовательские экспедиции, независимые от политической конъюнктуры.

«Будущие космические кабины должны перевозить специалистов-исследователей, единственной задачей которых будет наука, тогда как миссией астронавтов будет лишь пилотирование, а также, возможно, фотографирование», – писал обозреватель «Франс Пресс» Жан Лагрант, когда «Аполлон-12» подлетал к Луне. Каждая новая экспедиция подливала масла в огонь этих споров, но уже ясно было, что споры эти бесплодны по самой своей природе. И те, и другие хотели летать в космосе. И у тех и у других были свои аргументы, причем нередко весьма убедительные. Поэтому было ясно, что друг другу они никогда не уступят.

«Нью-Йорк таймс» прямо писала о «тлеющей и иногда чреватой взрывом борьбе» между летчиками и учеными. «Крисчен сайенс монитор» употребляла более мягкие выражения: «...Становится все более очевидным, что ученые вообще недовольны второстепенной ролью, которую они играют в программе «Аполлон». Некоторые из них вышли в отставку, чтобы продемонстрировать свое несогласие. Другие представили свои жалобы, критические замечания, рекомендации и предложения Белому дому и НАСА».

Антагонизм между летчиками и учеными не был скрытым. Против участия ученых в программе «Аполлон» выступали многие астронавты-ветераны. Стаффорд был убежден, что ученому не справиться с задачей посадки на Луну. Когда журналисты приперли Конрада к стенке вопросом: следует ли в состав будущих лунных экспедиций включать геологов, Чарльз сначала воскликнул простодушно:

– Безусловно! Геолог на Луне значительно лучше бы справился с задачами, чем мы, – но тут же поправился: – Однако для обеспечения посадки на Луну нужен квалифицированный пилот!

Алан Бин заявил, что, по его мнению, значительно легче сделать из пилота селенолога, чем из селенолога пилота.

Взаимоотношения между летчиками и учеными в отряде были весьма натянутыми, но уже потому, что летчиков было значительно больше, что за их плечами стояли слава и опыт уже совершенных полетов, ученым трудно было рассчитывать на победу.

Ученые понимали, что, соблюдая «живую очередь», они рискуют полететь очень не скоро, а то и вообще не полететь. Тяжелые многочасовые тренировки не позволяли им серьезно заниматься наукой. Получалось по пословице: «И от ворон отстали, и к павам не пристали». Ученые сидели между двух стульев, а хотели сидеть в космическом кресле. Посадить их туда реально могло только НАСА. Но НАСА вполне удовлетворялось существующим положением вещей. НАСА своего добилось: человек высадился на Луну. Найдут ли на ней следы вулканизма или не найдут, каково ее внутреннее строение и как объяснить гравитационные аномалии – все это и многое подобное мало волновало НАСА. Теперь главное – достойно, без срывов и скандалов, без жертв, боже упаси, все это дело тихо свернуть. А тут лезут с какой-то наукой...

От ученых отмахивались как от назойливых мух. Иногда кормили обещаниями: «Вот, если этот «Аполлон» вернется благополучно, на следующий, может быть, посадим вас...» «Аполлоны» улетали и возвращались, а ученые оставались на Земле. Томас Пейн в качестве очередной успокоительной пилюли предложил создать Институт лунных исследований и на какое-то время отвлечь этим внимание ученых. Материалы, полученные во время лунных экспедиций, ученые хотели досконально изучить, не торопясь обсудить, посоветоваться, списаться с коллегами и через многие месяцы опубликовать свои выводы в скучных журналах, которые, кроме них самих, никто не читает. А НАСА хотелось быстрых, радостных пресс-конференций, непринужденных бесед в свете разноцветных юпитеров телевизионных студий, немедленной реакции общественности, а уж если публикаций, то в ярких, знаменитых журналах с цветными фотографиями.

Короче, все было разное: цели, методы, люди.

Как же найти общую платформу? НАСА могло «в идеале» после посадки «Аполлона-11» резко изменить политику всей программы, создать экипажи настоящих исследователей – специалистов, превратить «программу престижа» в некое серьезное и благородное предприятие. Но НАСА не сделало этого.