Текст книги "Приключения человека в шляпе (СИ)"
Автор книги: Ярослав Бабкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Коньяк, сигару? – дон Никколо был подозрительно щедр.
– Я не курю…
– Тогда Вам придется терпеть, – улыбнулся ди Мартти, – я курю.
Он затянулся. Я воспользовался паузой, чтобы оглядеться. В полумраке за спиной комиссара я разглядел пару неясных фигур. Никколо отряхнул пепел с сигары, и расправил белоснежный галстук, ярко выделявшийся на фоне черной рубашки. Золотая запонка с римским орлом и ликторской связкой указывала на высокий статус своего обладателя в государственно-партийной иерархии.
– Чему я обязан вниманию столь значительной персоны? – поинтересовался я.
– Вашей исключительной везучести, – дон Никколо снова улыбнулся, – Вы ухитрились пару раз избежать как нашего… хм, воздействия, так и посягательств нашего французского коллеги дю Понта.
– Неужели? – у меня в голове что-то словно щелкнуло, – так катастрофа «Виллема Оранского» ваших рук дело!?
Мои представления о миропорядке несколько пошатнулись. Ди Мартти официальное лицо, с каких пор диверсии на международных авиатрассах стали обычным занятием государственных органов?
– Это было не лучшее решение, – вздохнул комиссар, – но нам иногда приходится прибегать к разного рода, скажем так, неофициальным методам. Особенно когда по-другому остановить напор нашего французского друга не удается…
– Вы хотите сказать, что Виченцо Моретти и итальянское правительство было в курсе этого!? – произошедшее все еще не хотело укладываться у меня в голове.
– Мы предпочитаем не беспокоить дона Виченцо такими мелочами, а он, со своей стороны, не проявляет излишнего любопытства. Главное, что дело было сделано.
– Но это немыслимо!
– Не будьте наивны, синьор Бронн, – он затянулся сигарой, – времена благородства и рыцарства прошли. Все эти кодексы чести, открытые забрала – пыль ушедших эпох. Сейчас все решают прагматичность и здоровый цинизм.
Я ничего не ответил.
– Посудите сами, – продолжал он, – кем я был при Империи? Мелким землевладельцем, перед которым пресмыкались крестьяне, но ни один напыщенный миланский аристократ не подал бы мне руки, не говоря уже о должности в правительстве. «Мафиозо» – фыркали эти чванливые фанфароны. И что? Где теперь они и где я? Новые власти сочли разумным воспользоваться моими услугами и нисколько о том не пожалели.
– Да уж, – только и смог произнести я.
– Но раз уж моим людям не удалось все решить самостоятельно, что, надо сказать, бывает крайне редко, мне пришлось вмешаться лично.
– Я весьма польщен, синьор ди Мартти.
– Розарио, передай мне вещи синьора Бронна, – он обратился к кому-то стоявшему позади него. Из темноты вышел тот самый низенький сицилиец, что наткнулся на кобру в моей каюте. Он взял мой саквояж и пустой бурдюк и передал их Никколо. Тот вынул из стола какой-то листок и, открыв саквояж, стал доставать его содержимое, сверяя со списком. Дойдя до бурдюка, он долго крутил его в руках, а потом спросил.
– А это еще что такое?
– Сувенир из Александрии, – пожал я плечами, – купил в порту.
Никколо осуждающе поглядел на Адриано.
– Откуда я знал, что он не врет? – оправдывающимся тоном сказал тот. Никколо бросил пустой кожаный мешок мне на колени.
– Его можешь взять на память. Остальное – собственность итальянского правительства.
Я понимающе кивнул. А что мне оставалось делать?
– Вы точно не хотите ничего выпить, – поинтересовался ди Мартти, убирая мои каирские приобретения в сейф. Я понял, что терять мне уже нечего…
– Пожалуй, промочить горло не помешает.
– Жозефина, налей гостю коньяк…
Из полумрака появилась еще одна фигура. На этот раз это была Жози из портового заведения. Она протянула мне рюмку. Я машинально выпил, не ощущая вкуса. Заперев сейф, дон Никколо дал мне знать, что аудиенция закончена.
– Можете идти, синьор Бронн, Адриано вас проводит.
Мы вышли на свежий воздух. Я еще не до конца пришел в себя после случившегося. Может это давало о себе знать недавнее сотрясение мозга. Так или иначе, я шагал словно автомат, не слишком хорошо осознавая, что происходит. Лишь почувствовав знакомое неприятное ощущение, возникавшее у меня на возвышенных местах, я резко остановился. Мы стояли у борта, леерное ограждение было почему-то снято, и в нескольких метрах подо мной поблескивала в лунном свете гладь Средиземного моря. Желудок немедленно свернулся в комок, и я испытал непреодолимое желание за что-нибудь уцепиться и не отпускать. У меня всегда так, стоит мне оказаться на мосту, балконе или ином подобном месте. Противнейшее ощущение, но ничего не могу с собой поделать – акрофобия, как говорят доктора. Я обернулся, собираясь отойти от края. Адриано грустно посмотрел на меня.
– Извини, Танкред, не думал я, что все вот так закончится, в старые добрые времена мы были почти что друзьями…
В другой ситуации я бы бросился на него, сбил с ног, или еще что, но страх высоты буквально парализовал меня.
– Ничего личного… – вздохнул Адриано и резко толкнул. Я попытался его схватить, но поздно, ботинки скользнули по кромке борта и мои пальцы сжали лишь воздух. Я осознал, что лечу в бездну.
Глава 5
Скажу честно, пловец я весьма посредственный. Особенно в открытом море. К счастью я упал не плашмя, поэтому контакт с водой обошелся для меня без тяжелых последствий. Беспорядочно дергая всеми конечностями, я вынырнул. На фоне ночного неба силуэт «Майкла Блондена» был практически неразличим, лишь созвездие огней, занимавшее полнеба, указывало на удалявшееся судно. Несколько минут я судорожно и бесцельно бултыхался, периодически окунаясь с головой в воду.
Так, надо сосредоточиться. Ситуация более чем неприятная. Я в открытом море, за сотню миль от ближайшего берега, без шлюпки и даже спасательного круга… Правда в какой-то книге утверждалось, что человек способен удерживаться на плаву несколько суток, но эта информация меня не слишком радовала. Удерживаться может и способен, но вот доплыть до берега – явно нет. Мной овладела некоторая растерянность. Неужели это все? Конец?
Прошлый раз я чувствовал подобное, когда наша рота попала под обстрел на нейтральной полосе. Обстрел вжимал нас в землю, а минометы медленно, но верно с этой землей перемешивали. Деваться было некуда. Отступать по ровному полю – так нас перестреляют как уток, оставаться на месте – накроет артиллерия, либо кончатся боеприпасы и останется только сдаться… Тогда Эрвин поднял нас в атаку. Этого никто не ожидал, в том числе и противник. Лейтенант получил орден, а мы все куда больше – остались живы.
Итак, главное не паниковать. Утонуть я всегда успею. Первая задача – как можно дольше оставаться на плаву, возможно рано или поздно на меня наткнутся какие-нибудь рыбаки. Я перестал дергаться и по возможности осмотрелся. Было темно. Но я разглядел что-то чуть более черное, чем окружавший мрак, плававшее рядом со мной. Тот самый александрийский бурдюк. Он был у меня в руках и тоже вылетел за борт. Похоже, в нем осталось какое-то количество воздуха, из-за чего он держится на плаву. Стоп! Если он держится на плаву сам, то почему не может держать и меня? Надо только его надуть…
Не скажу, что надувать бурдюк, находясь в воде, задача из легких. Но разве у меня был выбор? Закончив с этим занятием, я оценил изогнутую форму кожаной емкости. Почти готовый спасательный круг. Что дальше? Насколько я помнил армейские инструкции, которые нам раздавали, когда готовили к галлиполийскому десанту, оказавшись в таком положении, следовало в первую очередь сбросить обувь и тяжелую выкладку, чтобы уменьшить свой вес. К счастью выкладки у меня сейчас не было. Обмундирование инструкция рекомендовала по возможности оставить, особенно если не было видно берега, к которому плыть. Так дольше не замерзнешь.
Что больше всего злило меня в этот момент – полное отсутствие возможности как-то активно влиять на события. Плыть к ближайшему берегу – бессмысленно. За половину суток лайнер ушел от Александрии даже по самой скромной оценке километров на триста, если не на все четыреста… Так что я сейчас находился где-то в самой середине моря, одинаково далеко как от Африки, так и от Турции. Оставалось лишь болтаться на волнах в ожидании появления случайного корабля.
Это была самая долгая ночь в моей жизни. Чтобы хоть как-то скоротать время я решал в уме лингвистические задачи, планировал курсы лекций, складывал числа – лишь бы как-то занять рассудок и отогнать постоянно лезшие в голову мысли о бренности жизни и образы друзей и родственников, которые, может быть, уже никогда больше меня не увидят… Темнота постепенно сменялась полумраком, а он розовым рассветным светом. А еще говорят, на юге день наступает быстро…
Мои надежды, что как только рассветет, в море появятся корабли и меня подберут, довольно быстро рассеялись. Ярко-синие просторы, окружавшие меня, по-прежнему были пустынны, и лишь раскаленное солнце немилосердно пекло голову. От попадавшей в рот соленой воды жутко хотелось пить.
Но делать этого было нельзя, морская вода содержит больше соли, чем человеческий организм, поэтому она не только не спасает от жажды, но лишь усиливает ее. Я безвольно качался на волнах, и единственным моим занятием было периодически надувать бурдюк, слегка травивший воздух через пробку. К вечеру мои мысли начали путаться. Периодически возникала идея все бросить, перестать бороться и тихо и спокойно пойти ко дну… Я гнал ее от себя. Слишком много дел в этой жизни я еще не сделал. Так прошла вторая ночь, кажется, я несколько раз засыпал, и просыпался от сводившей ноги судороги…
Пожалуй, коптский монах, всучивший мне этот бурдюк,заслужил свое место на небесах… Ну, или, по крайней мере, сильно приблизился к нему. Если бы не он, той ночи я бы уже не пережил. Очередной раз меня привел в чувство сильный толчок. Что-то достаточно массивное и явно живое неплохо наподдало мне под мягкое место. Я огляделся, мой спасательный бурдючок почти опустел. Видимо я неплотно закрыл пробку. На горизонте разливался золотисто-розовый свет моего второго рассвета в Средиземном море…
Меня снова толкнули. Акулы?! Словно в подтверждение морскую гладь вспорол треугольный плавник. Чуть поодаль второй… третий! Этого еще не хватало. Пройти войну, пережить революцию и развал страны, чудом избежать тысячи опасностей и в итоге оказаться банально съеденным какой-то рыбой?! Из воды рядом со мной высунулась лобастая голова с тонким рылом. Уф-ф… это всего лишь дельфины. Помнится, еще древние греки рассказывали истории о людях спасенных этими морскими животными. И чем я, спрашивается, хуже древних греков?
Я ухватил одного из дельфинов за спинной плавник. Тот поплыл, и я, словно на буксире, поехал за ним. Не знаю, довезет он меня до берега или нет, но хоть на поверхности поддержит. Товарищи моего провожатого периодически выскакивали из воды, и вся стайка двигалась в сторону восходящего солнца. Воспользовавшись дополнительной опорой в виде дельфиньей спины, я поднадул свой бурдюк. Теперь, даже если они уйдут на глубину, я смогу продержаться еще какое-то время. Дельфинья компания несколько развеяла гнетущее настроение. Меня должны найти и подобрать. Уже скоро… Совсем скоро. Если бы еще не так сильно хотелось пить… Дельфины внезапно свернули и поплыли в другом направлении. Похоже, их что-то привлекло. Что это там на горизонте? Не может быть?! Корабль!!! Это корабль! Я попытался закричать и замахать руками, но обнаружил, что голос у меня практически пропал, да и вряд ли они что-то могли расслышать с расстояния в несколько миль. К счастью дельфинов определенно заинтересовало судно, и они направлялись прямо к нему.
Довольно скоро (а может и не скоро, чувство времени меня к тому моменту окончательно оставило) я уже смог разглядеть трехногие мачты и массивные орудийные башни. Над ними белел в ярко-синем небе флаг с алым крестом… Британцы. Я снова махал руками и кричал, хотя подозреваю, выпрыгивающие из воды дельфины были куда как более заметны. Они спускают катер! Ура!! Меня увидели!!!
Остальное я помню уже не слишком отчетливо. Дельфины, испугавшись катера, ушли на глубину. Помню, как меня вытаскивали и грузили на брезент, чтобы поднять на борт корабля. Потом все… Провал в памяти. Очнулся я уже в судовом госпитале.
– Как вы себя чувствуете, милейший? – первым делом поинтересовался обходительный эскулап.
– Спасибо, полагаю весьма неплохо для моего положения…
– Нет, нет, пока не вставайте. Значительные нагрузки и резкий приток остывшей крови из конечностей к сердцу могут быть опасны. Пока вам стоит полежать и восстановить водно-солевой баланс в организме…
Я опустил голову в пышность накрахмаленной подушки, и спросил.
– Вас не затруднит сообщить мне, на какое судно я попал?
– Линейный крейсер Его Королевского Величества «Джеймс Кук». А я здешний судовой врач Алан Лайвсли.
– Очень приятно, – я представился в ответ.
– Ну что ж, мистер Бронн, – никаких существенных повреждений я у вас не обнаружил. Полагаю, через день-два вы будете как новенький.
Дверь открылась, и на пороге я увидел молодого человека в синем флотском мундире. Он церемонно откозырял и представился:
– Лейтенант-коммандер Джеймс Хокинс.
Доктор подал ему стул, и офицер присел у меня в изголовье.
– Только не слишком долго, он еще достаточно слаб – заметил врач, и деликатно вышел из палаты.
– Капитан занят, и попросил меня навестить вас и задать несколько пустяковых вопросов…
Уважаю англичан. Даже допрос они способны превратить в светскую беседу. Я кратко рассказал о себе. В деталях живописал злоключения в открытом море. Но вот большинство подробностей о том, как именно выпал за борт, предпочел опустить.
– Прогуливался вечером по верхней палубе, немножко выпил, наклонился через перила… резкий порыв ветра… и вот я здесь.
– Ясно, – Хокинс закрыл блокнот, где делал пометки, – вы хотите что-нибудь у меня спросить?
– Я был бы чрезвычайно благодарен, если бы мне удалось узнать, в какой порт направляется «Джеймс Кук», где бы я смог покинуть его гостеприимный борт?
– К сожалению, мы совершаем длительный поход с минимальным числом заходов в порты. Могу лишь сказать, что ближайшим местом, где Вы сможете сойти на берег, будет Аден.
– Мы идем Суэцким каналом?
– Да, но останавливаться в Суэце мы не будем, и высадить вас, полагаю, возможности у нас не представится. Кроме того, доктор Лайвсли полагает, что вы еще недостаточно окрепнете к этому моменту.
На следующее утро меня разбудил какой-то шум. Доктор Лайвсли и невысокий щуплый моряк возились в какими-то измочаленными тряпками.
– Ваши вещи – извиняющимся тоном произнес доктор, заметив, что я проснулся, – увы, они сильно пострадали…
Я осмотрел то, что еще недавно было довольно неплохим летним костюмом. Теперь он больше напоминал лохмотья, снятые с видавшего виды огородного пугала. Видимо оценив выражение моего лица, доктор добавил.
– Я попросил матроса Фокса подобрать Вам что-нибудь по размеру из наших запасов. Примерьте.
«Что-нибудь» оказалось комплектом тропического обмундирования морского пехотинца без знаков различия. Буро-оливковые брюки, светло-бежевая рубашка, тяжелые башмаки и бесформенная панама, заменившая собой в тропическом снаряжении традиционный пробковый шлем после того как выяснилось, что поверх нее можно без проблем надеть металлическую каску. Выглядел я комично, но следует отдать должное матросу Фоксу, сидел мундир неплохо и по размерам вполне подходил.
– Хотите забрать ваши вещи?
Я с сомнением осмотрел жалкие остатки костюма.
– Вряд ли… Проще новый сшить. Только бурдюк возьму. Он мне жизнь спас.
– Полагаю, в карманах костюма могло остаться что-то полезное? – заметил доктор.
– Это сомнительно. – Я отлично помнил, что все ценное успел как раз перед приходом Адриано убрать в тумбочку в каюте. – Как ни прискорбно, но практически все мои документы, билеты и деньги остались на пароходе.
– А это? – доктор вытащил из внутреннего кармана прорезиненную папку. Как я мог забыть. У меня же остались копии и фотографии, казалось бы, навсегда утерянных древностей! После истории со змеей и сицилийцем я как раз убрал их в карман, где они все это время и лежали. Интересно, пострадали ли они от морской воды? Я, не без дрожи в руках, открыл папку. Сухо. И бумаги и фотопленки остались целы.
– У вас на корабле есть фотолаборатория? – спросил я, не отрывая взгляда от моих бесценных сокровищ.
– Естественно, – удивился Лайвсли, – а вам зачем?
– Хочу проявить несколько фотопленок… сувениры из Египта.
Я стал укладывать пленки и прорисовки монет и надписей обратно в папку. Один из листов выскользнул и, описав плавную дугу, спланировал на пол. Матрос Фокс услужливо поднял бумагу и хотел протянуть мне, но замешкался с удивлением глядя на узор, срисованный мной со статуэтки.
– Я такое уже где-то видел, сэр, – вполголоса произнес он, протягивая, наконец, мне листок.
– Где?!
Лицо матроса стало задумчивым.
– Не помню, сэр, не могу вспомнить…
Я разочарованно выдохнул. Мелькнувшая было ниточка, способная привести меня к вожделенной цели, оборвалась… Придется заняться фотохимией. Все равно до Адена еще несколько дней пути.
Проявка и печать фотографий не заняла много времени. Закончив с этим, я смог хотя бы изучить рукописи, которые так драматично были у меня изъяты. Все лучше, чем ничего. Большая часть не представляла собой ничего интересного. Привлекший мое внимание раньше документ стимфалопольского монастыря оказался занудной хозяйственной описью. Братии в Диосполис Мегале отправлено три вьюка фиников. Братии в Пселхис отправлено два вьюка фиников и пять вьюков сушеных фиг. Александру в Хибис отправлен вьюк отборных фиг и три крокодиловых кожи из Западного оазиса. От Елены из Суэны получено в дар четыре амфоры оливкового масла … Пять мешков муки попорчено мышами. Три мешка роздано жителям Серсуры в счет оплаты за их работу по ремонту крыши трапезной на прошлой неделе Десять мешков съедено братией Итого… … Сие заверяю, келарь монастыря Св. Христофора в Серсуре именуемой иначе Стимфалополис, Иероним. Куда более интересен оказался палимпсест, документ, написанный поверх старого. Фотография прояснила прежний текст, особенно после некоторых манипуляций с фотоувеличителем и проявителем. Теперь он довольно сносно читался. Я узнал тот самый список Истории Августов, кусок которого мы с Карлом откопали в подвалах Венского музея.
И посланные царицей наемники должны были вывезти часть золота, пурпурных тканей и иных ценностей из Египта, и доставить их в Пальмиру. Но предупрежденный Аврелиан направил в Египет верных людей с достаточным количеством воинов. И когда поставленный Зиновией над наемниками предводителем некий Акроком узнал об этом, то бежал со всеми своими людьми на юг, в Стимфалополис, где был настигнут и … Но эта версия сохранила продолжение! … где был настигнут и опечален вестью о том, что преследователи совсем близко. Тогда он приказал двоим своим доверенным людям стимфалопольцам Ксанфу и Сипитбалу надежно спрятать ценности, а сам со своими воинами вышел навстречу преследователям, в сражении с которыми он и все его наемники были убиты до единого человека. Сокровища же Зенобии остались нетронутыми, поскольку, когда люди Аврелиана попытались пройти через пустыню к Стимфалополису то боги послали столь сильную бурю, что пройти в город стало невозможно. А поскольку предпринятые гадания дали неблагоприятные предзнаменования, и многие воины наблюдали дурные знаки в небе, то посланцы Аврелиана решили вернуться в Александрию.
О спрятанных же ценностях сообщают разное. Говорят, что кроме золота и пурпурных тканей ритор Кассий Лонгин погрузил в караван множество книг и свитков из Александрийской библиотеки. Одни утверждают он сделал это из опасения, что при штурме города много книг может погибнуть или быть расхищено и вывезено в Рим, другие же говорят, что он погрузил их вместо золота и порфир, которые были проданы для оплаты наемников, чтобы создать для царицы видимость сохранности ее ценностей. Так или иначе, но позднее Август дал дозволение оставить вывезенное в сокровищнице Стимфалопольского храма, где эти ценности пребывают и поныне, как дар божеству.
Я некоторое время осмысливал прочитанное. Библиотека в Александрии была крупнейшим книжным собранием античности. Однако до нашего времени из колоссального числа древних книг дошли жалкие остатки. Многие труды мы знаем, по сути, только потому, что их упоминают либо цитируют другие авторы. Из сорока книг Полибия подробно описывающих историю Средиземноморья до нас дошли только пять и отдельные пересказы и цитаты остальных. Другие труды этого историка не сохранились вообще. И это, увы, не исключение. Представьте себе, что вам бы пришлось судить о мире исключительно на основании отдельных томов и вырванных страниц из большой энциклопедии. Примерно в таком положении находимся и мы в наших знаниях об античности. Поэтому любой ранее не известный античный текст представляет собой куда большее сокровище, нежели золото или драгоценные камни. К сожалению, наши предки не всегда разделяли это мнение. Библиотека в Александрии многократно горела и разорялась. Самым значительным был урон, нанесенный книжному собранию при взятии Александрии войсками Аврелиана.
И вот я нахожу текст, из которого следует что какая-то, возможно даже значительная, часть книг была вывезена из города буквально накануне его штурма и спрятана где-то в ливийской пустыне! И что она возможно сохранилась до нашего времени! Если даже несколько свитков удастся найти, это будет открытие века! Да что там века, тысячелетия. Оно сможет перевернуть наши представления об истории… об античности…
Я выдохнул и провел ладонью по лбу. Открывшиеся передо мной перспективы были слишком велики для быстрого осознания. Нужно время, чтобы все это смогло уложиться в голове. Стоит подышать свежим воздухом и подумать… Я поднялся на палубу и долго смотрел, как солнце медленно опускается в Красное море.
– Царица Юлия Аврелия Зенобия Септимия шлет тебе приветствия и это письмо, – гонец низко поклонился и протянул свиток.
Секретарь принял от него папирус, развернул и передал Кассию. Старик предпочитал читать послания своей ученицы сам, а не доверять делать это рабу вслух. Пробежав папирус, он вздохнул.
– Если убрать все оговорки, то сражение при Антиохии мы проиграли, царица даже готова бежать в Персию…
Секретарь, склонив начавшую седеть голову, покорно слушал.
– Ты пригласил Акрокома?
– Да господин, он ждет.
– Зови.
Рослый смуглый воин остановился в десяти шагах и приветствовал Кассия традиционной фразой.
– Радуйся…
Философ лишь кивнул в ответ и сказал.
– Ты слышал о Стимфалополисе?
– Кажется, это маленький город где-то в южной пустыне, – неуверенно произнес воин.
– Это не просто город. Это очень интересное место, весьма благоприятное для размышлений… Но речь сейчас не об этом. Я хочу, чтобы ты отвез некоторые мои вещи в это место. Причем немедленно. Вещи весьма ценные, поэтому возьми достаточно воинов и хороших проводников, чтобы не затеряться в пустыне.
– Да, я сделаю все, как ты велишь.
– У тебя не больше двух дней на сборы…
– Хорошо…
Когда Акроком вышел, Лонгин повернулся к стоявшему неподвижной тенью секретарю.
– Я сильно сомневаюсь, что римляне простят мне все, что я внушил царице…
– Не ты один призывал ее восстать против Рима, господин.
– Не меня одного и казнят…
– Не стоит гневить судьбу, господин, никто из нас не может сказать точно, что ждет нас.
– Ладно, не буду об этом. Ты подготовил все книги, которые я просил?
– Да, господин, но они займут больше вьюков, чем предполагалось, может, стоит часть оставить?
– Нет, лучше выложите что-нибудь другое, серебряную посуду, ткани, реши сам…
– Как скажете, господин.
– Без серебряной тарелки я, может быть, и обойдусь, а вот книги мне в изгнании могут пригодиться. Я уже слишком стар, чтобы подобно Зиновии искать убежища у персов. Все, что мне нужно – хорошая библиотека и люди с которыми можно говорить о философии. И если второго меня лишат, то я хочу оставить хотя бы первое…
– Поднимается буря, – араб указал на бурую дымку на горизонте. Центурион ничего не ответил, и лишь отер рукой пот. Проклятая пустыня. Лучше уж германские леса, чем это песчаное море. Он осмотрел вверенный ему отряд. Этот Акроком и его наемные галлы и германцы дрались слишком хорошо. Пятерых легионеров пришлось оставить на поле битвы, еще дюжина была ранена.
– Сморите – один из легионеров указал рукой на что-то черневшее справа в небе. Это был огромный орел, уже третий, которого они видели в этих местах. Птица, тяжело махая крыльями, улетала от надвигающейся бури. По рядам легионеров прокатился легкий шумок. Этот орел, как и предыдущие, летел справа налево. А это было дурной приметой, предвещавшей самые разные неприятности. Центурион понимал, что птицы лишь спасались от непогоды и летели к оазису, в котором были их гнезда. Но где-то внутри шевелился суеверный страх – «мало ли что»… Он обернулся к проводнику.
– Ты уверен, что мы должны идти дальше?
– Да, господин, никакой бури не будет… Мы скоро уже дойдем до Серсуры.
– Он лжет, командир, – прошипел сквозь зубы араб-лучник, – я родился в пустыне, я знаю, что такое буря, он лжет…
– Посмотрим, – проворчал центурион, – если он солгал, я лично зарежу его как свинью… А пока вперед, что остановились?
Бурая дымка постепенно сгустилась в плотное облако, закрывавшее уже половину горизонта.
– Командир, ты все еще думаешь, что этот пес говорит правду? – обычно смуглое лицо араба стало сероватым, а на лбу выступил пот. Центурион подошел к проводнику.
– Ты солгал… Я выполню свое обещание. Но сначала скажи мне почему? Разве тебе
мало заплатили? Или мятежница Зенобия, или как вы ее зовете аль-Забба, заплатила больше?
– Римляне были щедрее, – покачал головой проводник.
– Тогда почему? Проводник сделал небольшую паузу, потом сказал.
– Царица аль-Забба правит нами по древнему закону. В ее жилах течет кровь Дидоны и Ганнибала. Наши предки пришли из Карфагена и ее род правил там со времен основания города. Судьи Серсуры признали ее право быть царицей моего города. Я буду служить ей… Я все сказал.
– Проклятый варвар, – буркнул кто-то из легионеров.
– Тебя бы стоило распять в назидание другим, – произнес центурион, и, прищурившись, взглянул на надвигавшееся пылевое облако, – но не уверен, что мы переживем эту бурю, а я не хочу уйти в царство мертвых, не исполнив своего обещания… Солдаты схватили проводника и опустили на колени. Центурион вынул из ножен меч, подошел ближе и, взяв оружие обеими руками, резко опустил острие на спину жертвы, вложив в удар весь свой вес. Клинок с легким хрустом пробил лопатку и ушел в сердце. Отерев меч от крови, центурион скомандовал:
– Всем собраться в кучу и накрыться плащами…
В зал проникал отчетливый запах свежей извести. Случившееся пару месяцев назад взятие города не обошлось без обычных в подобных случаях пожаров и разгрома. Теперь строители приводили дворец наместника в относительный порядок. Гулко отдаваясь эхом, прозвучали шаги сандалий по мраморному полу.
– Что там у тебя? – поинтересовался префект, не глядя на вошедшего секретаря. Префект был занят разборкой массы документов, свалившихся на него после успешного занятия войсками Египта, и посетители не радовали его ни в малейшей степени.
– Извещение о казни сторонников мятежницы.
– Давай сюда, – префект пробежал глазами длинный список, – значит старика Лонгина все-таки казнили… жаль, умный был человек… Это все?
– Нет, еще прошение из Стимфалополиса…
– Что просят?
– Оставить ценности переданные мятежницей Зенобией в дар местному храму…
– И большие ценности? – в глазах префекта появился интерес.
– В основном книги и свитки, золота и серебра довольно немного, пурпур…
– Пурпур и половину золота пусть принесут в дар императору Аврелиану, а остальное могут оставить себе. Книг у нас и так хватает.
– Я им так и передам…
– Передай, и больше не беспокой меня по пустякам.
Я проснулся… В голове царил форменный беспорядок. Я кое-как вылез из койки и побрел к умывальнику.
– Неважно выглядите, мистер Бронн, – скептически поглядел на меня Лайвсли, – хотите, я дам вам снотворного?
– Нет, спасибо, – я зачерпнул прохладной воды и плеснул себе в лицо.
– Ну как знаете, после всех потрясений, выпавших на вашу долю в последнюю пару недель, думаю, вам стоит всерьез заняться собственным здоровьем. Лично я бы рекомендовал полный покой и хороший отдых где-нибудь на Ривьере…
