Текст книги "Сын воды. В стране райской птицы. Амок"

Автор книги: Янка Мавр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)

– Слезай сюда, если можешь.

– Сейчас! Жди в правом углу.

Тотчас там засветился огонь, но свет едва достигал середины стены. Морякам не верилось, что по ней можно спуститься.

Однако через несколько минут они заметили, что человеческая фигура шевелится на какой-то ступеньке уже на нижней половине стены. Еще немного – и человек закачался в воздухе на длинной веревке. Наконец он спрыгнул в лодку.

– Сурат!

– Сидан!

Приятели сердечно обнялись и этим подтвердили перед всем миром свою дружбу.

– Мы были уверены, что это «Саардам», – говорил Сурат, – но не могли придумать, как дать вам знать о себе. Крик не долетит, а стрелять боялись. Но пришлось выстрелить, когда корабль начал отходить. К счастью, у нас есть один револьвер на всех.

– Сколько же вас здесь?

– Пять человек. Ждем уже неделю. Прислали на всякий случай, так как определенного места никто не знал. Дежурят товарищи и в других подходящих пунктах на побережье. Мы не надеялись на такую удачу! Рассказывай, горячее было дело? Много наших погибло?

– Двое… Зато у нас теперь сто пулеметов и тридцать тысяч винтовок!

– Тридцать тысяч?! – даже подскочил Сурат. – На целую армию хватит!

– Найдется ли здесь надежное место, чтобы спрятать все это добро?

– Можно найти, было бы что прятать. Хотя бы тот лаз, через который я пришел: удобный, только маловат, все богатства не поместятся. А теперь, друзья, приглашаю вас в гости!

Охотников идти, вернее лезть в гости, нашлось больше чем нужно. Пришлось четырем остаться в лодке, а остальные начали карабкаться наверх.

– Как видите, мы и веревку длиннющую свили, и узлов на ней наделали, чтобы легче было лезть, – пояснил гостеприимный хозяин и первый стал подниматься.

Узкая трещина в стене скоро перешла в своеобразный туннель, образовавшийся между наваленными одна на одну скалами. Пробираться по нему было не очень приятно: то и дело приходилось сгибаться, скрючиваться, даже ползти по острым камням, на каждом шагу подстерегали провалы и щели. Хорошо еще, что навстречу вышли товарищи с огнем.

– Трудно же нам достанется, когда будем взбираться с грузом, – заметил Сидан.

– Ничего, можно приспособиться, – ответили хозяева. – Придумаем что-нибудь.

Наконец взобрались на самый верх, к сложенному из сучьев шалашу, перед которым горел костер, словно маяк, направленный в сторону моря.

Океан чернел и дышал где-то глубоко внизу. Шум волн едва доносился. А позади в диком беспорядке громоздились горы. Хотя и нельзя было рассмотреть их в темноте, но чувствовалось, как напирают они на берег.

– Как же вы добрались сюда? – с уважением спросил Сидан.

– Когда нужно – везде пройдешь, – усмехнулся товарищ.

– Есть ли близко люди? Бывают ли здесь голландские собаки?

– Очень и очень редко, потому что заселить эти горы почти невозможно, да и доступа к морю нет. Кое-где, правда, встречаются хижины, о которых, кажется, не знает ни бог, ни люди. До ближайшего более-менее значительного селения по прямой километров двадцать – тридцать, но чтобы дойти туда, нужно три-четыре дня.

– Тем лучше! – удовлетворенно сказал Сидан. Долго еще разговаривали товарищи и улеглись отдыхать только перед рассветом. Л с восходом солнца были уже на ногах.

При дневном свете окружающая местность производила еще более суровое впечатление. Легкий свежий ветерок морщил темно-синюю поверхность океана, и она искрилась под лучами солнца, как рыбная чешуя. Среди рифов по-прежнему пенились буруны. Скалы утратили свою таинственность, зато суровая мощность их увеличилась. Камни и лес, лес и камни, – больше и нет ничего. Лишь дальше на запад вьется дымок вулкана.

В самых недоступных трещинах со стороны океана прилепились к скалам тысячи гнезд ласточек-саланганов. Сверху открытые, не замурованные, как у наших ласточек, они напоминали чашечки. В одних можно было разглядеть по два белых яйца, в других – наседок. Ласточки тучами вились над скалами, оглашая воздух своим криком.

– Да тут и пища есть, – сказал Сидан, показывая на гнезда. – Когда нечего будет есть, поживимся гнездами.

– Не очень, – улыбнулся Сурат, – это ведь не настоящие саланганы, они примешивают в свои гнезда растения. Будь они чистыми, за ними явились бы люди.

«Чистые» саланганы лепят свои гнезда только из собственной слюны. Высыхая, она становится похожей на студень. Саланганы четырежды в год выводят детей (по двое), и каждый раз лепят новое гнездо. Лучшими гнезда бывают тогда, когда птенцы только начинают обрастать пухом; такие гнезда белые и прозрачные. Стоит птенцам покрыться перьями, как гнезда чернеют и становятся непригодными в пищу. Европейцы считают, что вкус салангановых гнезд не слишком приятен, а китайцы платят за них рублей по восемь за килограмм (столько весят около ста сорока гнезд).

Больше всего понравилось посланцам с корабля то, что нигде не было видно следов человека. Будто попали они куда-то на край света.

– Все это хорошо, – сказал, наконец, Сидан, – но сможет ли сюда подойти корабль?

– Посмотри, – подвел его Сурат к краю стены, откуда открывалось как на ладони не только все побережье, но и дно океана. Обозначались и отдельные камни под водой, которые нельзя заметить, находясь внизу. Видны были глубокие и мелкие места. А на сотню шагов вправо виднелся довольно удобный проход между рифами.

– Нет надобности и специальное обследование производить, – сказал Сурат, – отсюда все видно, лучше некуда!

– Какова ширина и глубина прохода? – Можно измерить.

Сидан окликнул товарищей в лодке:

– Подъезжайте туда, правее, измерьте глубину и ширину прохода!

Люди на лодке по указаниям сверху занялись промерами. Ширину прохода измерили легко, она оказалась достаточной для корабля, а вот с глубиной получилось хуже: шлюпку стремительно сносило течением. Пришлось наскоро прикинуть веслом.

– Футов около восьми! – крикнули снизу.

– Плохо! – нахмурился Сидан. – У корабля осадка тринадцать футов. – Что сейчас, отлив или прилив?

– Самый полный отлив, – ответил Сурат. – Прилив начнется после полудня. Значит, следующий – после полуночи.

– Высоко ли он поднимается?

– Вчера, например, совсем покрыл вон ту скалу. Сидан посмотрел на нее и повеселел: скала выглядела довольно высокой.

– Ребята! Прикиньте высоту вон той скалы! – опять крикнул он вниз.

– Футов десять! – последовал ответ.

– Очень хорошо! – совсем просиял Сидан. – Значит, в прилив будет восемнадцать футов!

Проверили глубину и в других местах по пути к фиорду, измерили расстояние от барьера до прибрежной стены, чтобы узнать, сможет ли корабль повернуть в сторону. Результат оказался не очень утешительным: расстояние едва перевышало длину корабля. Пожалуй, не слишком развернешься…

– Ну, как? – сказал Сурат. – Ничего не поделаешь, придется брать немного наискосок и тянуть канатами. Их можно будет закрепить за скалы.

Обсудив все возможности, подготовились и стали ожидать вечера. Около часа дня начался прилив, и мерная скала действительно скрылась под водой. Значит, с этой стороны все обстояло благополучно.

К вечеру лодка вышла в море. Прошло полчаса, час, а в океане все еще ничего не было видно. Стало совсем темно, но ни корабль, ни катер не появлялись.

Руки с веслами беспомощно опустились, шлюпка остановилась.

– Оружие! Столько оружия погибло! – застонал

Сидан, и стон его острой болью отозвался в сердцах товарищей.

И только после этого они подумали о судьбе тех, кто был на корабле…

* * *

Корабль плавно раскачивался на спокойных волнах Индийского океана. Время от времени он продвигался на несколько миль, на которые сносило его течением и ветром, а потом опять застывал, будто охваченный сном. Вокруг – ни живой души.

После полудня послышался тревожный крик часового:

– Дым слева!

В ту сторону моряки тотчас направили несколько подзорных труб. На южном горизонте чуть виднелся корабль, но чей он, каким курсом идет, на таком расстоянии не определишь.

Матросы поглядывали на командиров, ожидая приказа: уходить или готовиться к борьбе?

А те продолжали следить за судном, обмениваясь короткими репликами:

– Регулярные корабли здесь не ходят. Значит – случайный…

– Как видно, идет из Австралии…

– Смотрите, это же английский дредноут! И идет на северо-запад. К нам он никакого отношения иметь не может.

– Но зато может сообщить голландцам, что видел нас возле берега Скал Ласточкиных Гнезд. А это плохо!

– Не показать ли ему, что мы идем в другую сторону?

Через несколько минут «Саардам» направился на юго-запад, как бы в Африку. Пути обоих кораблей должны были скреститься. Мощное стальное четырехтрубное страшилище приближалось так быстро, что встреча должна была состояться на меньшей дистанции, чем бы этого хотелось инсургентам.

– Ну и прут, дьяволы! – недовольно ворчал Гудас.

– Теперь ничего не поделаешь, – сказал Салул, – назад не вернешься. Пусть все, кто не в военной форме, немедленно уйдут с палубы. В том числе, прости, и тебе придется: если заметят такого капитана да такую команду на военном корабле, непременно задержат нас.

Гудас не мог не согласиться с этим и, смешно почесывая затылок, ушел со своего поста. Место его занял Гейс. Спрятались и молодцы Гудаса, а на самые видные места вышла «настоящая» команда.

Дредноут пересек курс метрах в ста впереди. Как глыбы, возвышались на нем стальные башни, из которых высовывались длинные стволы орудий. Огромные белые волны поднимались от форштевня корабля. На палубе виднелись белые фигуры матросов и офицеров.

Каким маленьким, ничтожным казался перед этим гигантом «Саардам» с его темнокожей командой!

По морскому обычаю оба корабля приветствовали друг друга флагами: дредноут – английским, «Саардам» – голландским и наконец разошлись каждый своим курсом.

Когда дредноут скрылся, вылез и капитан со своей командой.

– Обидно, черт возьми, первому адмиралу независимой яванской Республики прятаться от соседнего государства! – пошутил Салул.

– Для начала хватит и того, что мы салютовали друг другу как равные, – ответил Гудас.

Когда «Саардам» вернулся назад, была уже ночь.

Но куда «назад»? В какой пункт безбрежного океана? Ждет ли их лодка? Как найти ее в темноте? Можно ли подавать сигналы? Держится ли лодка близ берега или идет навстречу?

Все эти вопросы мучили команду, а ответа не было ни на один…

Наконец издали, как будто с моря, донеслись чуть слышные выстрелы. Прошло несколько минут – и опять серия выстрелов: ритмичные, с одинаковыми интервалами.

– Они! Они! – зашумели на «Саардаме». – В перестрелке таких правильных интервалов быть не может. А раз стреляют, значит, опасности нет. Надо ответить, но как: гудком или тоже выстрелами?

– Может, бахнуть из пушки? – предложил кто-то не то в шутку, не то всерьез.

– Не только пушка, – ответил Салул, – а даже гудок в такое время и в таком месте может разнестись очень далеко и достигнуть ушей тех, кому не следует его слышать; огни в темноте тоже заметны издалека.

Значит, нужно ответить такими же выстрелами из винтовок.

На этом языке экипажи корабля и шлюпки договорились быстро, и через полчаса береговая группа повстанцев была принята на борт.

* * *

Решающий момент приближался. Корабль подошел к рифам.

– При дневном свете полбеды, а так очень рискованно, – рассуждали моряки. – Даже прожектор включить нельзя, – могут заметить.

На Гейса возложили техническую, инженерную часть дела. Он приказал зажечь три фонаря: два по бортам и один впереди. Бортовые прикрыли сверху и направили свет только на скалы вдоль прохода, а передний фонарь должен был освещать дорогу перед носом корабля. Когда наконец зажгли фонари, все остались очень довольны: только три ярких пятна блестели на воде, а корабль оставался во мраке.

– Этак и за полкилометра нас не заметишь, – радовался Гудас.

После этого закрепили два троса на берегу: один прямо впереди, второй подальше и сбоку. Наматываясь на лебедки, тросы должны были постепенно тянуть корабль вперед и чуть наискосок, чтобы он не отклонялся от точного курса. На долю команды оставалось лишь управлять кормой, чтобы она не ударялась о камни. Но это «только» было труднее и опаснее всего остального.

Оставалось предусмотреть еще одну возможную опасность. Если корабль медленно движется с помощью натянутых тросов, он не отклоняется от намеченной средней линии. Но что будет, если волны толкнут корабль сзади и заставят пойти быстрее, чем нужно?: – Придется все время поддерживать малый задний ход, вроде бы притормаживать, – объяснил Гейс. – Заодно это не позволит корме рыскать из стороны в сторону.

Долго продолжались подготовительные работы. Особенно трудно далась заводка стальных тросов на берег. Вода тем временем все прибывала и около двух часов ночи затопила скалу, служившую мерным знаком. Наконец корабль замер, став носом к проходу. Наступили последние минуты. Сто человек команды разместились вдоль бортов, вооруженные чем можно. Значительная часть моряков сидела на подвесных досках – «беседках» – с внешней стороны бортов, сжимая в руках багры, чтобы отталкиваться от скал. Даже мешки с мукой пошли в дело: вместо кранцев висели по бортам на веревках, и два человека по первому знаку были готовы сбросить их в воду между кораблем и скалой для смягчения возможного удара.

– Начинай? – скомандовал Гейс.

Затарахтели лебедки, натянулись тросы – и корабль пополз вперед. Чем ближе к рифам, тем сильнее раскачивало его. Гудас стоял в руле. Босой, темнокожий, с голой головой, в расстегнутой рваной рубашке, он казался одним из тех капитанов-призраков на заколдованных кораблях, о которых ходит столько легенд по всему миру.

Гейс командовал в машинном отделении. Его движения и звонкий голос казались спокойными, но более пристальный глаз мог бы подметить, как дрожит каждый мускул на лице и руках механика.

– Задний ход!

– Ослабить тросы!

– Малый ход!

– Туже тросы!

Вот уже середина корабля в проходе. Команда успешно отталкивается от скал. Вот и самый рискованный момент: в проход втянулась корма. Волной ее швырнуло влево, к камню, и тотчас щетина багров и жердей вытянулась навстречу опасности.

Один матрос сорвался в воду, чуть не попав между кораблем и скалой, но успел отплыть к носу. Спасать его не было ни времени, ни нужды: знали, что не утонет.

Корму вдруг отбросило вправо, и люди не успели удержать ее своими жердями… Послышался легкий толчок: два мешка с мукой уже шлепнулись между кораблем и камнем.

Легче вздохнули сотни грудей. И стало совсем легко, когда корабль миновал, наконец, барьер. Однако тут же эта радость была омрачена твердым и злым толчком.

Гейс бросился на нос, но тот еще не достиг берега. Значит, корабль наткнулся на подводный камень возле стены. Это бы ничего, если б не сообщили, что слева в носовой части, на полметра ниже ватерлинии, образовалась небольшая пробоина. К счастью, вода поступала медленно. Пришлось накладывать пластырь, запустить насосы и лишь после этого двигаться дальше.

– Ничего, пробоина – не беда, – успокоил товарищей Гейс. – Разгрузим корабль, она поднимется над водой, и заделаем так, что лучше не надо.

Дальше стало легче. Понемногу втянулись в фиорд, закрепили корабль. К сожалению, корма так и осталась торчать снаружи, и чей-нибудь внимательный глаз мог обнаружить ее днем со стороны моря.

– Не страшно! – махнул рукой Гудас. – Так укроем корму зелеными ветками, что и вблизи никто не заметит!

Ночь провели на судне. Каждый чувствовал спокойствие и уверенность: важнейшее сделано, непосредственная опасность оружию не угрожает. Если теперь и явятся голландцы, с ними можно будет вступить в бой как равный с равным!

Повстанцы понимали: чтобы выгрузить оружие в таких неблагоприятных условиях, найти для него место, перенести туда, разместить, а потом еще исправить повреждения корабля, потребуется много времени, быть может, несколько месяцев. В то же время нужно подготовить дело и с другой стороны: связаться с организацией, рассеянной по всей стране.

Вот почему уже на следующий день Гейс и Салул покинули корабль и направились через горы. Вскоре они разошлись: Салул поехал в Батавию, а Гейс – в Сурабайю. Оттуда он перебрался в Сингапур и прибыл в Батавию в качестве уважаемого мингера ван Дэкера. А все дальнейшее нам уже известно.

* * *

Команда «Саардама» приступила к работе. Сначала «украсили» корабль: так укрыли зеленью, что обнаружить его можно было бы, лишь подъехав совсем близко.

Потом начали приспосабливаться к выгрузке: приделали блоки для подъема тяжестей наверх, осмотрели грузовые лебедки. Но внезапно работы пришлось не только приостановить, а и немедленно убрать то, что уже было сделано до сих пор. На западе, неподалеку от берега, была замечена черная точка. Спустя некоторое время повстанцы разглядели, что это паровое судно, а вскоре и опознали в нем голландский миноносец. Стало ясно, что миноносец обследует этот берег Явы, а быть может, и других островов, в поисках «Саардама».

– Убрать все следы и подготовиться к бою! – распорядился Гудас.

В считанные минуты Скалы Ласточкиных Гнезд опустели и затихли. Только буруны ревели на рифах да кричали саланганы. Птицы настолько осмелели, что присаживались на деревья, прикрывавшие корму «Саардама». И старый Гудас был им за это очень благодарен.

Миноносец приблизился, даже повернул к берегу, но пенистые буруны предупредили его, что сюда подходить нельзя. Вокруг было безлюдно; только птицы со щебетом перелетали с ветки на ветку.

Могло ли кому-нибудь прийти в голову, что тут прячется большой корабль, что двести глаз напряженно наблюдают за каждым движением миноносца? И он отправился дальше.

В последующие несколько недель видели только одно парусное судно и один пароход, да и те далеко на горизонте. Быть может, и это был голландский военный корабль, рыскавший вокруг Явы, но после первой удачи его появление не тревожило команду «Саардама».

Работы шли своим чередом. Медленно, ящик за ящиком, поднимались наверх винтовки, патроны и пулеметы. Долго спорили, снимать ли корабельные пушки. Одни доказывали, что «Саардам» с его четырьмя небольшими пушками все равно не сможет вступить в бой с военными кораблями, а на земле пушки пригодятся. Другие – что их и на земле не удастся использовать, так как не хватит сил перетащить такую тяжесть через горы. Хорошо, если доставят наверх все винтовки, пулеметы и патроны, а четыре пушки все равно не решат судьбу войны. На корабле же они могут понадобиться против миноносца. Третьи предлагали разделить пушки: две оставить на корабле, а две выгрузить.

Впрочем, приниматься за это было рано; даже ту часть оружия, что выгрузили на берег, некуда стало девать. Грот, по которому в первую ночь пробирался Сидан с товарищами, был уже полон. Заполнили оружием и несколько соседних небольших трещин. А между тем трюмы не освободились еще и на одну треть. Пришлось подумать о том, где найти более подходящий склад.

Стали каждый день посылать по нескольку человек на разведку, на поиски удобной пещеры. Обследовали все ближайшие горы, но не так-то легко было выполнить эту сложную и ответственную задачу.

Во время одной из таких экскурсий потеряли товарища…

Группа из пяти человек заблудилась в горах. Кружили полдня, устали, проголодались и наконец очутились перед пропастью, растянувшейся далеко вправо и влево. Нужно было обходить ее, но с какой стороны? Решили послать двух человек в оба конца на поиски дороги. Однако идти никому не хотелось, все устали, и тогда Гоно, тот самый забулдыга, в котором проснулась совесть во время захвата «Саардама», вызвался пойти добровольно.

– Молодец, Гоно! – похвалили его спутники. – Ты настоящий товарищ! Ну, а другому придется идти по жребию!

Так двое ушли в разные стороны. Через полчаса послышался выстрел с левой стороны, куда направился один из них, а это означало, что дорога найдена. Начали стрелять, чтобы вернуть Гоно, но – никакого ответа. Отправились искать его.

– Вот тебе и выгадали! – ворчали повстанцы. – И шагать зря приходится, и как бы не случилось с парнем несчастья.

Стреляя время от времени, они шли до тех пор, пока не увидели на остром узком обрыве пропасти кусок рубашки Гоно.

Дело ясное: несчастный упал в пропасть.

Чтобы успокоить совесть, постреляли еще. Хотели найти труп, но дна пропасти даже не было видно. Так и вернулись ни с чем…

Когда на корабле узнали о несчастье, товарищи пожалели Гоно:

– Много за ним грехов водилось, но оказался душевным парнем. Сразу перешел к нам, хотя этого от него и не ждали. Жаль его, очень жаль…