Текст книги "Упал. Очнулся. Папа! (СИ)"
Автор книги: Янина Логвин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Да, – согласилась, радуясь тому, что мужчина не видит моего лица и окрасившего щеки румянца. Последний – прямо беда всех рыжих! – Типа того. Но если ты решил извиниться, то я еще не в настроении тебя простить.
Он все не уходил, смотрел мне в спину, и я, не выдержав, хлопнув дверцей холодильника и включив в мойке воду, покрутила ладонью в воздухе.
– Может быть завтра… но еще не уверена.
– Как я тебя называл?
– Что? – он так резко оказался за спиной, что я, вздрогнув, обернулась. – В смысле?
Голубые глаза с интересом изучали мое лицо.
– Ласково. Я ведь наверняка называл тебя как-то … ласково?
Глава 26
Рука Воронова легла на мое предплечье, и меня буквально подбросило – до того обожгло это прикосновение. Голос шефа вдруг прозвучал с незнакомой хрипотцой.
– Даша?
– Андрей, э-это давно было. Я уже забыла.
В мужских пальцах оказалась прядь моих волос, выбившаяся из хвоста, и медленно заскользила между подушечками.
– Забыла? – Воронов качнул головой, сосредоточенно следя за движением своей руки вдоль огненной прядки. – Не верю. Столько лет вместе… Нет, должно было быть что-то особенное. Только твое. Но я никак не могу вспомнить.
Да, оно и было – его упрямое «Петухова». А еще: «Выйдите вон» или «Принесите кофе». И только в последний день он назвал меня по имени. Нет, в обычной жизни в арсенале обращений у Андрея Воронова для личного секретаря не было ничего особенного, и быть не могло.
Правда, и жизнь его сейчас трудно назвать обычной.
Он продолжал стоять близко, касаясь рукой моих волос, а взглядом лица, и я никак не могла ответить. Потому что не соврала ему. Если и было в моём прошлом что-то особенное, то с другим парнем, и так давно, что однажды я об этом просто забыла.
– Даша?
Мы находились в просторной кухне одни, но Воронов подступил еще ближе, и я вдруг ощутила себя загнанной в угол. В странный угол, где вроде бы всё знакомо, но почему-то трудно дышать, а каждое прикосновение воспринимается особенно чувствительно – как разряд тока, от которого по телу разбегаются мурашки. И волнение такое, что от поднявшегося дыхания пересыхают губы.
Очнись, Дашка! Надо срочно что-то ответить шефу, иначе придется придумать прозвище, и тогда все станет только хуже!
– Ты и меня-то не помнишь, Андрей, – произнесла глухо и не сразу. – Какая разница. Разве сейчас это важно?
Воронов отпустил волосы и, скользнув рукой за мою спину, перекрыл воду в мойке, но отступать не спешил.
– Для меня очень важно, – резонно возразил. – Тебе должно что-то нравиться. То, что делает тебя моей.
О, господи! Неужели это говорит сам «Андрей Игоревич»? Важный и неприступный? Да еще так мягко, что дрожь берет. Разве он так умеет? Или это со мной что-то неладное творится?
– М-мое имя… Ты произносишь его достаточно ласково, поверь. Мне н-нравится.
– И почему мне так не кажется?
– Может, потому, что сейчас ты ощущаешь между нами дистанцию? – предположила, не придумав ничего лучше. – Ну… сам понимаешь, из-за чего.
Воронов все понимал, но говорить не спешил. Его голос стал тише и мягче, а вот глаза остались такими же серьезными, как прежде. Только теперь смотрели ближе и пристальнее.
– Скажи, есть причина, по которой мы отдалились друг от друга? В ней все дело, так?
– Ну, хм-м…
– Даша?
– Нет. Просто не думай. Да с чего ты взял?
Но улыбнуться не вышло. Действительно, с чего бы вдруг, будучи супругами, мы оба ведем себя так странно?
Да уж, проницательности моего шефа можно позавидовать.
– Мне не нравится то, что я вижу, – тем временем сознался мужчина, – и я не могу об этом не думать. Это вовсе не просто – закрыть глаза на то, к чему оказался не готов.
А вот это признание задело, хотя вряд ли можно обижаться на человека за то, что он не испытывает к тебе симпатии. Но одно дело работа, и совсем другое – дом. В своем доме я была собой и без защиты.
– Ну, извини, – нахмурившись, поджала губы. – Уж какая есть.
Заправив прядь волос за ухо, попыталась отвернуться, но у меня не вышло. Воронов легко повернул меня к себе за локоть.
– Послушай, Даша. Я не о тебе, и не о детях. Вовсе не о вас.
– А о ком?
– О себе. И ты наверняка понимаешь, о чем именно, раз уж знаешь меня, как никто.
Ничего я не понимала. И того, что происходит тоже. Почему Воронов продолжает стоять и смотреть на меня? Почему волнение не унимается, и мне не удается взять себя в руки? Я не смогу сыграть роль жены, настоящей и любящей уж точно, если он будет так смотреть. У меня нет такого таланта, но мне жизненно необходима дистанция, и желательно срочно!
Хорошо, хоть Лешенко обещал, что все разрешится уже скоро.
– Андрей, давай отложим разговор на потом, – попросила, следуя женской интуиции. – Не хочу ворошить то, чего ты не помнишь. Тебе нелегко сейчас, я это понимаю и не собираюсь требовать от тебя внимания или выставлять претензии. Потерпи неделю, ну, может, две… Как только память к тебе вернется, всё изменится, обещаю! Вот увидишь, сразу станет легче, – добавила, тщетно пытаясь успокоить возмутившуюся совесть.
– Я так не думаю.
– Что… что ты делаешь?!
Воронов вдруг наклонился и коснулся носом моего виска, а ладонью затылка.
– А ты приятно пахнешь… жена, – сказал скорее себе, чем мне. – Я помню твой запах, и он мне нравится. Если бы не это… если бы на твоем месте в больнице оказалась другая…
– Т-то что?
– То вряд ли бы я ушел с ней.
Он резко вдохнул полной грудью и отошел, прервав себя на слове. Сказал совсем другое, а точнее – пообещал:
– Я вспомню, Даша. Сам. Все вспомню, слышишь?
– Да.
– Спасибо за шапку и сотовый, но больше ничего лично мне не покупай. И за улицу прости – я был не прав. Не во всем, а в частности, но все равно погорячился.
Сказал, забрал подарки и ушел, оставив меня изумленно моргать ему вслед в опустевшей кухне.
Господи, когда Воронов все вспомнит – он меня убьет! И я не удивлюсь, если это будет первое, что он сделает.
* * *
Позже шеф все-таки отправился на улицу – один, как того хотел. На этот раз я не торчала в окне и не следила за каждым его шагом, но, конечно же, переживала и каждую минуту ожидания прислушивалась к повороту ключа в дверном замке.
Он вернулся часа через два, когда я уже вся извелась и собиралась звонить Лешенко, чтобы бить тревогу, убедив себя, что Воронов потерялся или всё вспомнил и сбежал. Разделся, умылся в ванной комнате и ушел в спальню. Тихо и без слов.
Казалось бы, можно выдохнуть, но почему-то не получалось.
По-человечески мне было его очень жаль, но я понимала, что если расскажу правду, он немедленно захочет всё выяснить. И что не помня ничего и ни о ком, он поверит не мне, а брату. И тогда Куприянову «Сезам» упадет на блюдечке, а из двух внуков у Матвея Ивановича почти наверняка останется один, причем не самый порядочный.
Но Воронов вернулся, и я успокоилась, все равно собираясь завтра позвонить сержанту и поговорить.
До позднего вечера дети послушно играли и делали уроки в своих комнатах. Стёпке такая изоляция от нашего гостя, в силу врожденного любопытства и темперамента, давалась сложнее всего, но он держался. В итоге после внутренней борьбы с самим собой и самостоятельного похода в душ, сын уснул раньше всех. Риточка продолжала читать Джоан Роулинг, а мы с Соней пошли на кухню поить Катю теплым молоком.
– Мам?
– Что, Сонечка? – я расчесала дочке волосы, еще немного влажные после купания, и принялась плести кукле косы, подвинув к ее хозяйке чашку с молоком и печенье. – Пей, уже поздно, вам с Катей пора спать.
– А знаешь, он совсем не страшный. Ни капельки! И не вредный.
– Кто, дочка?
– Папа. – Сонечка по-взрослому вздохнула и пожала плечиками. – Он просто грустный и не знает нас. Но он не злой, и я его совсем не боюсь.
Мне пришлось понизить голос до шепота, чтобы нас не услышали.
– Солнышко, он не папа, а дядя Андрей. Просто ему пока рано об этом знать. Но мы обязательно ему расскажем, когда будет можно, хорошо?
– И он уйдет?
Я посадила куклу на соседний стул и погладила дочку по темной головке. Заглянула в серые глаза.
– Да. Ведь у него тоже есть свой дом, как у нас. И работа, где его ждут люди. Он серьезный начальник, просто забыл об этом. А когда вспомнит, ему придется вернуться.
– А детки у него есть?
– Нет… кажется. – Глазки у Сонечки распахнулись шире, и мне пришлось выставить перед лицом палец. – Но это не означает, что он и завтра будет с вами гулять. Просто сегодня так вышло!
– Жаль, мама, – с грустью выдохнула Соня. – Мне понравилось, как он катал меня на санках. И он красивый, и совсем не гоблин.
Ну, хм. Я отломила от печенья кусочек и сунула в рот. Что правда, то правда. Насчет первого не поспоришь – внешностью Воронова природа не обделила. А вот насчет второго – сейчас я ощущала странную двойственность мнения и решила тему не развивать. Даже мысленно. Вместо этого предложила дочке допить молоко и напомнила, что завтра утром нам рано вставать в садик.
Когда возвращались в детскую, увидела, что в спальне гостя приоткрыта дверь. Свет в комнате не горел, но работал телевизор, и Сонечка остановилась. Прошептала заговорщицки, прижимая к себе Катю и потянув меня за руку:
– Мамочка, можно я его пожалею – дядю Андрея? Совсем чуточку. Ну, пожалуйста, мне очень хочется! Он такой грустный!
– Соня…
– Я быстро! А потом сразу спать!
Запретить не вышло, иначе бы Воронов нас услышал. Но Соня, и правда, не задержалась.
Уж не знаю, что она сказала шефу и что делала, но вернулась довольная и забралась с Катей в постель. Я тоже надела пижаму, распустила волосы и легла, оставив включенным ночник, как привыкли дети. Легла к Сонечке, а когда дочка уснула, перебралась к Степке – Катя занимала слишком много места на детской кровати, особенно с красивыми косами. А сын рос настоящим мужичком – непомерно активный днем, засыпал мгновенно и не ворочался, так что был шанс выспаться и погладить своего егозу. Обычно это дети прибегали ко мне спать, но не в этот раз.
Проснулась рано и без будильника, словно и не спала. За окном было темно, часы показывали «5:30» утра, и раньше я бы еще полчасика понежилась под теплым одеялом, а сегодня решила встать пораньше. Мне предстояло не только собрать детей в садик и школу, но и приготовить завтрак «мужу», раз уж он у меня появился, а вчера мы дружно все съели.
Выйдя из детской и стараясь не шуметь, я на носочках прокралась в ванную комнату и приняла душ. Густые, длинные волосы без фена высушить было нереально, и я порадовалась, что не оставила его в своей спальне, где спал «муж». Фен лежал на кухне, в верхнем навесном ящике, подальше от Степкиных очумелых ручек и, вытерев голову, я обмоталась полотенцем и на секундочку выскользнула из ванной, собираясь сразу же туда вернуться и одеться.
Пробежала босиком к ящику, открыла дверцу и уже нащупала фен, когда в кухню внезапно вошел Воронов. Появился в одних боксерах, немного встрепанный после сна и сказал: «Привет». Так запросто, будто привык говорить мне это каждый день.
А впрочем, для него ведь все так и было. Это у меня ноги едва не подкосились от неожиданности, ну, и от его вида, прямо скажем. Все же у одиноких женщин есть свои слабости.
– Привет, – я взяла фен и повернулась. Придержала у груди полотенце. На голове было черт знает что, да еще длинное и мокрое. И макияжа не было совсем, ни граммулечки. Еще бы знать, почему меня этот факт волнует, и можно начинать краснеть. – А ты чего так рано встал?
Я закрыла шкаф и постаралась держаться «обычно». Да подумаешь какой-то Воронов, может, у меня на кухне через день спортивные мужчины туда-сюда шастают. Привыкла!
– Я всегда так встаю, – услышала. – Мне организм подсказал. А ты почему?
Хороший вопрос.
– А мне на работу надо, и еще завтрак приготовить. Ну и вот – фен, – красноречиво объяснила, приподняв предмет в руке.
– Ясно.
Что ему ясно, уточнять не стала. Вместо этого предложила, чтобы как-то скрыть смущение и улизнуть – взгляд так и норовил прилипнуть к смуглому телу шефа.
– Я в ванную комнату – высушу волосы и вернусь, а ты, если хочешь, можешь пока чайник поставить. Кажется, в холодильнике еще сыр остался.
Неловко улыбнувшись, собралась сойти с места, но Воронов меня остановил:
– А мне на работу разве не надо? – озадаченно спросил. Утерев ладонью лицо, прогнал с глаз сон. – Сегодня ведь понедельник.
На секунду мне вдруг показалось, что он меня проверяет. Но, слава богу, только показалось.
– Нет, тебе не нужно никуда идти.
– То есть, как это? Я у тебя что – тунеядец?
Думай, Дашка! Соображай! Но под голубым взглядом шефа думалось ой как плохо, а еще с мокрых волос на плечи стекали капли воды, так что пришлось их смахнуть и подтянуть полотенце выше.
Капец, это же надо! На часах «5:45» утра, я специально встала пораньше и так попалась!
– Что? Глупости! Как ты мог такое подумать? Нет, у тебя, конечно же, есть любимая работа, но…
– Но, что?
Я все-таки поспешила в ванную, стараясь обойти «мужа» и оставить закрытой не только тему, но и все стратегически важные части тела.
– Давай я тебе вечером о ней расскажу, ладно? Врач сказал, тебе нужен покой и отдых. Вот и отдыхай! А мне спешить надо, если не хочу опоздать. Уже через час надо Сонечку буди…
Клянусь, я просто обмерла, когда Воронов вдруг обхватил меня за талию и притянул к себе. Спросил как-то слишком уж жарко у щеки…
– Через час?
Глава 27
О боже, опять эта хрипотца в голосе! Он что, издевается? У меня же под полотенцем нет ничего! Да ко мне вообще так не прикасались сто лет!
Я застыла, как сосулька, которую внезапно обжег огонь – испытывая шок от этого прикосновения, но глаза распахнулись и губы раскрылись.
Еще бы получилось этими губами что-то сказать.
– Даша… хорошее имя. И ты у меня, хм… ничего такая, – вдруг признался Воронов. – Красивая.
Я?! Это он серьезно?! Да он же себе язык откусит – потом, когда всё вспомнит!
– Э-э, спасибо, – пролепетала, не зная, куда деть руки. – Ты у меня тоже… ничего такой. Мышцы и вообще фактурный…
Что я несу?
Горячая после сна ладонь Воронова вдруг поднялась и легла на мое плечо. Погладила его так смело и по-хозяйски, словно поздоровалась со своей собственностью и собирается и дальше вступить в права.
– У нас целый час. Может, поможешь мне вспомнить прошлое… жена? Раз уж мы оба так рано встали.
– Андрей…
– Даша…
Вторая рука Воронова легла на мою ягодицу, сжала ее, и я подпрыгнула. Едва сердце из груди не выскочило от такого своеволия шефа.
Господи, да он меня не только убьет за обман после всего, но и уволит с работы за совращение и превышение служебных полномочий! Еще и скажет, что я тут специально перед ним в неглиже расхаживала!
Ну, почему я раньше не подумала об этой стороне нашей с Лешенко авантюры? Понадеялась, что Воронов меня терпеть не может, а значит и дальше будет воротить от секретарши свой гордый нос? Вот ведь глупая!
Но он должен! Разве нет? А как же интуиция, шестое чувство и всё такое? Это все реальность его с толку сбила, в которой у него на меня все права. Но он обязательно сейчас очнется и ощутит ко мне неприязнь – чутье подскажет.
Ведь подскажет?
Горячие губы скользнули по щеке, а полотенце на бедре приподнялось.
Мамочки!
– Ты потрясающе пахнешь и точно по моему вкусу. Я ведь часто любил тебя, да? Скажи…
– Андрей, т-ты с ума сошел? Перестань! Сейчас же дети проснутся!
Но Воронов и не подумал меня отпускать. Приказал, иначе и не скажешь:
– Ответь!
– Д-да.
– Не встанут. Мы все успеем, Даш, слышишь? Я только дверь закрою…
Караул! Вот это я вляпалась! Паника охватила мысли, а вот тело вопреки всему отозвалось. Низ живота будто лавой наполнился – так стало тяжело и жарко, а дыхание затрепетало в горле. А главное, ничего сделать не могу! Совсем! Будто и не хозяйка себе!
– Отпусти, Андрей, – взмолилась, когда Воронов убрал волосы с плеча и поцеловал меня в шею, неожиданно нежно. – Я не могу так.
– Как?
– Совсем без чувств! Только из-за долга!
– А разве похоже на то, что я себя заставляю?
– Ты понимаешь, о чем я.
– Понимаю, но я очень даже тебя чувствую. Прямо сейчас!
– А я нет! – нашла в себе силы его отпихнуть, но дышать все равно легче не стало. И полотенце, едва не слетевшее с меня, кажется, успело кое-что приоткрыть, пока я не вернула его на место. – Не чувствую тебя п-прежнего. Я хочу…
– Чего ты хочешь?
– Знать, что ты по-настоящему мой. Не по внезапному желанию или привычке, а по… – Да скажи ты уже, Дашка, иначе будет поздно! – А по сердцу, вот!
Воронов искренне удивился и нахмурился.
– Я тебя не понимаю, Даша. А разве у нас не так? – спросил.
Не так. Но я сама себя не понимаю. Только знаю, что если ступлю на эту опасную стезю, если поддамся вот этим голубым глазам – пиши-пропала Дашка Петушок! Увязну и утону!
Да как я ему в глаза буду после всего смотреть?! После того самого «мы все успеем»?
А если мне понравится?!
Ох, даже подумать страшно!
– Ладно, не бери в голову, – выставила вперед руку, не зная, как сгладить ситуацию и стараясь не смотреть на «мужа» ниже пояса. – Э-это всё стресс виноват. Никак не смирюсь с тем, что нам пришлось знакомиться заново. Но это пройдет, Андрей, дай время. А сейчас я пойду, хорошо? Скоро дети проснутся, мне, правда, надо успеть собраться…
– Ма-ам?!
Господи, Стёпка! Радость моя рыжая! Проснулся и сразу ноги в руки – побежал на кухню.
– Мам, а где папа? – сначала донесся голос, а потом и щербатая улыбка на радостном лице показалась. – О, папа, привет! – Рыжий вихрь влетел в кухню и остановился перед гостем, как вкопанный. Подтянул пижамные штаны выше. – А я уже встал! Скажи, классно?! Я так и знал, что ты здесь!
Я думала, что Воронов уйдет – вот честно, я бы его поняла. Но он оглянулся на Стёпку, провел рукой по его затылку, сказал глухо: «Молодец, сын»… и сел на стул.
– Еще как классно.
Глава 28
Оделась я быстро. Расчесала и убрала волосы в пучок на затылке, надела трикотажное платье, колготки, фартук, и в таком виде (можно сказать, одной ногой на пороге) приготовила завтрак – омлет с замороженными овощами под сыром, овсянку с маслом, и просто мясо с луком пожарила.
Воронов тоже оделся. Спать больше он явно не собирался и вернулся на кухню в штанах и футболке. Увидев на нем последнюю, я про себя посетовала на Тамаркиного Костика: что ж он у нее короткий-то такой! Раньше внимания не обращала, а тут досада взяла – мог бы и повыше вырасти. Вернулся, сел за стол с чашкой чая и стал сверлить взглядом мою спину.
Представляю, какой он сейчас на меня злой. Наверное, думает, что ему самая вредная на свете жена досталась – это, конечно, если у него есть время так думать, потому что Стёпка его здорово отвлекал разговором – трещал без умолку и обо всем. Вскоре и Сонечка проснулась. Прибежала босиком, забыв о Кате, и тоже первым делом спросила: «Где папа?». А за ней и Рита на кухню пришла.
Вообще странное дело, но гость моих детей совсем не стеснял и не смущал, хотя по идее должен был бы – все-таки мой шеф мужчина с характером, да еще и без родительского опыта. Тут шаг вправо, шаг влево – и я себе никогда не прощу. Но игра в «папу» им явно нравилась. Настолько, что за последние два дня он занял все их мысли и внимание. И вот этого я от своих детей никак не ожидала – такого сплоченного единодушия с первой минуты.
За моей спиной Риточка спросила у «папы». не хочет ли он еще один тост с апельсиновым джемом – ее любимым. И если хочет, то ей совсем не трудно сделать. Спросила это племяшка тихо – девочка она была скромная и стеснительная, в отличии от сына, но ведь спросила! В отличие от Сонечки, не по годам взрослая Риточка уже научилась понимать мимику, интонации и нюансы общения взрослых, поэтому я тут же оглянулась, собираясь перехватить ее внимание, если Воронов проигнорирует предложение.
Но он согласился и вдруг задал девочке вопрос: в каком классе она учится, и не обижают ли ее в школе. Еще и признался сдержанно: «Прости, Рита, забыл, но обязательно вспомню».
Риточка смутилась, но ответила. Стёпка тут же рассказал, где находится его школа и в каком классе учится он сам, а я погрустнела. Слишком охотно дети сокращали дистанцию с «папой», забывая о завтрашнем дне. Слишком щедрым авансом отмеряли Воронову свою симпатию.
Надо обязательно подумать, что с этим делать дальше и как быть, но не сейчас.
Сейчас я оставила еду на столе и быстро привела себя в порядок, подкрасив глаза у зеркала в прихожей и воспользовавшись любимым, недорогим парфюмом. Одела Сонечку и помчалась с дочкой сначала в детский сад, а затем и на работу (не забыв прихватить с собой и тяжелый портфель с графином). Рита со Стёпкой выходили в школу через полчаса после нас, так что по факту я оставляла Воронова на целый день одного. Впервые чужого человека в своей квартире. А если быть еще точнее, то грозного шефа-гоблина в своей спальне – с ума сойти!
Реши я рассказать об этом кому-нибудь в «Сезаме», мне бы в ответ покрутили пальцем у виска, и были бы правы. А так, я просто вздохнула и смирилась.
Мне нравилось приходить на работу раньше положенного времени. Встречать Матвея Ивановича за своим рабочим столом в приемной, не подводя опозданиями ни его доверие, ни доверие рабочего коллектива. Да и с транспортом дела обстояли лучше, когда получалось выбраться из дому пораньше – так и привыкла. Вот и сегодня я пришла в офис одной из первых, поднялась по пропуску на родной этаж и очень удивилась, заметив, что в кабинете Куприянова уже горит свет, и он на месте.
Дверь в кабинет моего шефа была по-прежнему надежно заперта (так же, как и в конце прошлой недели), видимо, поэтому Куприянов почти сразу же, как только я разделась и убрала пуховик в шкаф, нарисовался в приемной и встал у моего стола. Поджав спесиво губы, сунул руку в карман брюк дорогого костюма, а пальцами другой руки нервно забарабанил по столешнице.
Решив не испытывать судьбу дважды, я на всякий случай выставила на стол графин.
– Здравствуйте, Валерий Александрович. Вы сегодня неожиданно рано, – поздоровалась с мужчиной вежливо, но вместе с тем настороженно и холодно.
Садится за стол не стала – мало ли что. Я еще не успела забыть, как этот тип ко мне приставал и что замыслил.
– М-да, рано. Дела не ждут, – неохотно подтвердил тот, шаря по мне сканирующим взглядом. – Конец года, сдача объектов… С такой нервотрепкой не поспишь. Доброе утро, Даша.
Ха! Да когда он эти объекты сдавал-то?! Тоже мне сказочник!
– Лучше Дарья, Валерий Александрович. Доброе. Вы что-то хотели? – ровно поинтересовалась. – Внимательно вас слушаю.
Куприянов хотел. Он еще в пятницу рыскал по офису, как голодный койот – такой же худой и беспокойный, бросая на меня косые взгляды и на что-то решаясь. Попытался бы раньше подойти, но боялся, что Воронов вернется. А за выходные, видимо, осмелел.
– Да, хотел. Дайте мне ключи от кабинета, милочка. И срочно! Мне необходимо там взять важные документы.
В своих предположениях я не ошиблась, и мне это не понравилось.
– Какие именно вам нужны ключи и от какого кабинета? Уточните, пожалуйста.
– От кабинета генерального директора, естественно. Срочно!
Кто бы сомневался! Я постаралась ответить максимально корректно и коротко.
– Не дам.
– То есть, как это?
– А вот так. В моем протоколе обязанностей секретаря нет такого распоряжения.
Куприянов, конечно, предполагал, что ему со мной придется нелегко – недаром вторые стуки ходил вокруг да около. У нас с ним с первого дня не заладились отношения. Но такой прямой грубости от «мелкой сошки» не ожидал. Поэтому тут же взорвался возмущением, отбросив в сторону все вежливые реверансы:
– Что значит, не дадите? Я исполнительный директор, на минуточку! Вы обязаны мне подчиниться! Немедленно, Петушок, дайте ключи!
– Извините, Валерий Александрович, но я не имею такого права.
– Слышишь, ты, выскочка! – мужчина наклонился, и мне пришлось поднять графин. – Ты что тут из себя возомнила? Кем себя считаешь? Хочешь сорвать работу всей корпорации?! Быстро дала ключи, если не хочешь, чтобы все узнали, каким местом ты тут перед Андреем вертишь и в какой позе его обслуживаешь! Иначе я тебя сегодня же уволю!
Да, вот так и сказал. Прямо в лоб. Стоило ли сомневаться после выходки Воронова со столом, что Нелечка скроет произошедшее в кабинете от любовника. Но, увы, мой дорогой шеф, когда меня под него прятал, вряд ли думал о репутации своего секретаря.
Подумаешь, какая-то «Петухова».
Заметив, как я побледнела, Куприянов воспрял духом – даже глаза заблестели. А вот мне стало обидно за себя и жаль, что старшему внуку Матвея Ивановича уже никогда не стать порядочным человеком.
– Уволить меня вы не можете, это право есть только у генерального директора, – сухо напомнила часть своего рабочего договора. – А так как я являюсь его личным секретарем и доверенным лицом, то наши с ним рабочие отношения вас никоим образом не касаются. В этот кабинет могут войти только два человека – ваш уважаемый дед Матвей Иванович и Андрей Игоревич. Извините, но это правило, и оно вам хорошо известно.
Вообще-то, в кабинет могли войти три человека, включая меня, но я ведь сейчас не о буквальной стороне дела сказала, а о принципиальной.
– Конечно, если вы сейчас позвоните Андрею Игоревичу, и он распорядится передать вам ключи, то я с удовольствием это сделаю, – пообещала, стараясь держать лицо. Хотя хотелось облить этого пижона какой-нибудь зловонной гадостью, и желательно липкой! Но под рукой был только графин – на самый крайний случай.
– Я пробовал, но он не отвечает на мои звонки! – вынужденно и с досадой признался Куприянов.
– Это потому, что он занят. Я же сказала, что у него очень важные дела, и передала записку.
– Когда Воронов появится в офисе, немедленно сообщите мне! Сразу же!
– Конечно, Валерий Александрович. Непременно сообщу!
– С каким же удовольствием, Петушок, я тебя уволю, когда придет время, – пообещал мужчина. – И договор не поможет. Никто тебе не поможет! Скатишься у меня на самое дно, где тебе и место!
А вот от этих слов, прозвучавших будто шипение змеи, стало не по себе и откровенно страшно. Я знала, что он на все способен, но виду, что испугалась, не подала. Впилась рукой в стол, а глазами в него, оставаясь максимально натянутой.
Но ничего не ответила, с тем Куприянов и ушел. Какой же мерзкий тип!
Зато повадились другие визитеры, и всем подай Андрея Игоревича. Особенно его заместитель, Юрий Петрович, зачастил. Кабинет Долманского находился в противоположном конце этажа, но он самолично заглядывал к нам каждый час и справлялся о появлении генерального.
– Что, Дарья Николаевна, нет еще Андрея Игоревича?
– Нет, Юрий Петрович. Не приходил.
– И не звонил?
– Пока нет.
– Странно. Какое-то у меня неприятное предчувствие на его счет. Как бы с Андреем ничего плохого не случилось. Что-то на него не похоже – вот так взять и пропасть на три дня.
– Что вы, он непременно появится! Его… его дела срочные отвлекли! Незамедлительные! Но с ним всё хорошо!
– Ну, если что, то я у себя.
– Конечно!
Еле-еле обеда дождалась, чтобы закрыться в кабинете генерального, подальше от чужих глаз и ушей, и позвонить сержанту Лешенко.
Я так боялась, что он не возьмет трубку, но сержант ответил после второго гудка. Сказал в трубку хрипловато и неожиданно весело. Еще один странный тип!
– Приветствую, гражданочка Петушок! Ну, как там ваш муж поживает? Привыкает к семье и обязанностям?
– Очень смешно, товарищ сержант! – насупилась я, и не подумав разделить с полицейским его чувство юмора. – Вот вам весело, а я переживаю! Меня тут Кондратий хватит, пока вы на след киллера выйдете и свое расследование закончите!
– Что у вас стряслось? – сразу же насторожился Лешенко, став серьезным, и я выдала ему всё, как на духу – главным образом обрисовала проблему пропажи генерального с поля зрения сотрудников «Сезама».
– Я чувствую себя похитительницей, понимаете? А что, если меня раскроют? Не могу же я его вечно ото всех скрывать? Его заместитель уже начал что-то подозревать! Говорит, не похоже это на Андрея – пропасть на три дня и не давать о себе знать.
– Без паники, Дарья, иначе нас с вами ждет провал операции, а этого допустить никак нельзя! У вас спецзадание!
– Я это знаю, но что мне им всем говорить?! Предъявить-то нечего!
– А что вам первое приходит на ум?
– Что он, м-м… улетел? В другую страну. Личные обстоятельства? Пломба выпала? Понадобилась срочная примерка костюма или визит к парикмахеру?
– Годится!
– А как быть с рабочими проектами и стройками?
– У него наверняка есть заместители? Вот пусть и подключаются к управлению. Тем более, что у нас с напарником есть одно подозрение…
– Да? – навострила я уши.
– Мы выяснили, что у Куприянова в сообщниках не только Пригожева числится, но и кое-кто посерьезнее!
– Кто?
– Здесь замешано еще одно должностное лицо! И вот ему-то знать, где именно сейчас находится Воронов-младший, никак нельзя! Это чревато для последнего крайне негативными последствиями.
– Да вы что! – я ахнула.
– Все крайне серьезно, Дарья!
От огорчения чуть сама в кресло генерального не села – хорошо, опомнилась сразу. Ну, кто бы мог подумать, что в «Сезаме» столько змей развелось. Хоть террариум открывай! А ведь с виду все приличные, взрослые люди. И вот как тут на фоне серьезного заговора и тайной операции полиции жаловаться на собственные сомнения и неудобства?
Ну, не смешно ли?
Неужели я не смогу какую-то недельку потерпеть в своей семье Воронова? Зато он будет под присмотром. Уж мои-то дети его из внимания теперь точно не выпустят!
