Текст книги "По тропам волшебных лесов"

Автор книги: Яна Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

«Что за зверь осмелился пролезть через частокол и подобраться так близко: беспечный заяц, нахальная лиса или кто пострашней?», – промелькнуло у нее в голове. И тут словно в ответ на ее мысли беззаботную утреннюю тишину вспорол громкий, протяжный, преисполненный ярости, вой.

Вздрогнув, как от удара, Хейта спешно попятилась. Лицо ее вмиг сделалось белее снега, сердце в груди бешено заколотилось, а в глазах вспыхнул безудержный страх. Это, конечно, мог быть обычный волк, что тоже, понятно, опасно и страшно. Но, тот, о ком подумала Хейта, был стократ опасней и страшней.

Кровожадное чудище, не то зверь, не то человек. На ее языке таких существ называли вох-рехд, что на всеобщем значило – волк-оборотень. Именно волков-оборотней Лахта винила в гибели отца Хейты. Потому, от одной только мысли о них, сердце девочки намертво сковал ужас.

– Нет, быть не может, – прошептала она. – Они же ушли отсюда…

Внезапно неистовый вой повторился, и его подхватили другие. В гуще травы мелькнула бурая волчья шкура, из-под которой проглядывала самая настоящая человеческая кожа.

Хейта никогда не видела оборотней, и ей некогда было задумываться, так они должны были выглядеть, или не так. Потому, с отчаянным воплем «Рехд! Рехд!» она как ошпаренная вылетела из своего убежища и, спотыкаясь на каждом шагу, понеслась по деревне.

Люди таращились на нее: кто в негодовании, кто в испуге, кто в недоумении, но разбегаться не спешили. Вскоре со всех сторон посыпались смешки, заспанные лица растягивались в улыбках.

Но один человек глядел жестко. Деревенский охотник по имени Харт. Он преградил Хейте путь точно горный обвал. Не удержавшись, она с маху ткнулась ему в ноги. Но он на нее даже не поглядел. Сурово сдвинул низкие брови, упер руки в бока, маленькие серые глаза его льдисто сверкнули.

– Варх! – грозно проревел он.

В тот же миг неистовый вой стих, точно придушенный. Хейта отступила, непонимающе глядя на грозного Харта. «Отчего он позвал сына, когда впору было хвататься за лук или хотя бы за нож?» – изумленно подумалось ей. Хейта медленно обернулась на непослушных ногах.

В нескольких шагах от нее на дороге стоял долговязый вихрастый мальчишка. Стоял подбоченившись, цепкие темные глаза глядели дерзко, тонкие губы скривились в самодовольной усмешке. Поверх белобрысой головы, ниспадая по рубахе до самой земли, темнела серая волчья шкура. Морда зверя навеки застыла в кривом, предсмертном оскале.

Вот каков он – охотника сын! Главный обидчик Хейты, ее неустанный преследователь. Небось, стащил у отца припасенную шкуру и для дружков не забыл, – позади него стояли еще четверо, в таких же громоздких лохматых одеждах.

Про историю с отцом Хейты все в деревне знали. Ее часто рассказывали по вечерам, чтобы напрочь отбить охоту у молодых соваться в распроклятый лес. Вот, видать, Варх и решил ее так проучить. За самое больное задеть, знал ведь, что она от страха будет ни жива ни мертва.

Хейта нахмурилась. От жесткой обиды защипало в носу. Слезы подступили к горлу, но не излились. Нечеловечьим усилием она подавила слабовольный порыв. Однако, жгучая ярость, зародившись в недрах ее существа, заполонила ее до краев, грозясь вырваться наружу.

Хейта задрожала, как натянутая стрела, жемчужные глаза разгорелись. И, не подумав о том, что противник был выше и крепче ее, она пронзительно закричала и хищной птицей кинулась на Варха.

В глазах мальчишки успело вспыхнуть изумление, но оно тотчас сменилось наглой усмешкой – что такая козявка могла сделать ему? Пчела, и та ужалила бы сильнее! А в следующий миг случилось невероятное…

Едва ладони Хейты коснулись Варха, ослепительная вспышка, точно незваная молния, отшвырнула его в сторону, как пустой бесполезный мешок. Люди на мгновение крепко зажмурились.

Хейта стояла как вкопанная, силясь уразуметь, что произошло. В изумлении воззрилась на свои руки – обычные такие руки. Совсем как у других детей. Или… все же не совсем?

С земли, кряхтя и охая, поднялся Варх. Потирая ушибленный бок, он опасливо и ошалело покосился на Хейту. Она ищуще огляделась. Сделала шаг, – люди отпрянули, как от недужной. Девочка заметалась, взгляд ее стал растерянным. С нескольких сторон донесся встревоженный шепот: «Ворожея!»

– Эй ты! – лицо Варха еще носило печать былого испуга, но из-под нее уже рвалась на волю уязвленная гордость.

Хейта перевела на него оторопелый взгляд. Мальчик затоптался на месте, долго не решаясь ничего предпринять. Потом вдруг кинулся вперед с криком «Ну, я тебя!» и тут же замер. Хейта напряглась, вскинув руки, но ничего не произошло.

Варх осмелел, злорадно оскалившись, и стал наступать. Сделал приятелям знак рукой. Те двинулись следом, – ни дать ни взять свора оголодавших диких псов.

Сердце Хейты настороженно замерло. Кровь отхлынула от щек, а в ногах появилась неприятная дрожь. Ярость, взыгравшая в ней, безвозвратно угасла. А вместе с ней, вероятно, рассеялась и та неведомая сила.

С отчаянной надеждой Хейта обернулась к Харту и тут же невольно отпрянула. Лицо охотника сделалось чужим, холодным и злым. Он глядел на нее в упор, мрачно и тяжело, точно желал пробуравить насквозь.

И тут Хейте вспомнилось, что жена охотника погибла от врачевания какой-то ворожеи. С тех пор он всех их возненавидел лютой ненавистью. Девочка обреченно опустила глаза. Помощи ждать было не от кого.

С тоской взглянув на обидчиков, она оробело попятилась. Варх издал торжествующий клич, и вся ватага ринулась вперед. В тот же миг Хейта бросилась наутек.

Она летела себя не помня, а противные завывания знай себе подгоняли. Оторваться от обидчиков труда не составило. Хейта всегда бегала на удивление быстро – только пяточки сверкали. Свернув на округлую площадь, она замешкалась.

На дороге, ведущей к дому, столпились кудрявые овцы. Время поджимало, раздумывать было некогда, потому она проворно юркнула в соседнюю улочку, чтобы тут же с маху налететь на старика с корзиной, полной грязной одежды. Корзина грохнулась оземь. Но на ногах дед все-таки устоял.

– Чтоб тебя лес покрал! – в сердцах выругался он.

На голову Хейты посыпалось пестрое тряпье. Запутавшись в нем, как муха в паутине, она рухнула плашмя. Но не растерялась, а тут же по-змеиному отползла в сторону, приникнув лопатками к теплому боку ближайшего домика.

Гонители ее, с гиками да воплями пронеслись по улочке, вконец сбив с толку обескураженного старика. Один из них замешкался, ищуще покрутился на месте, но не обнаружив беглянки, с диким свистом припустил дальше.

Хейта громко выдохнула. Хотела содрать одежду, что накрыла ее с головой, потянула за край, пальцы нащупали что-то холодное. Скосила глаза – застежка. Выходит, это плащ ей на плечи упал!

Самый настоящий плащ с капюшоном. Он-то и скрыл ее от преследователей. Великоват, правда, был. Подол по земле распластался. Зато цвета серого, неприметного. Оттого-то обидчики ее и прошли мимо.

Поразмыслив немного, Хейта решительно застегнула его на груди, виновато поглядела на старика и прошептала.

– Прости, дед Хал, за плащик потом рассчитаюсь.

Собравшись с духом, она принялась воровато пробираться узкой улочкой в сторону дома. Безликой тенью петляя меж дворами домов, Хейта подходила все ближе к цели. Впереди замаячил зубчатый частокол. Ее дом был крайним к воротам и бесстрашно взирал с пригорка на Заповедный лес.

Хейта метнулась к родным стенам, но запнулась на полпути и затравленно попятилась. У пригорка ее уже поджидали.

– Попалась! – ядовито прошипел Варх.

Ей бы взять да крикнуть своих. Но страх душил, и крик подыхал, едва успев зародиться в горле. Хейта пятилась так, пока не уперлась спиной в дощатые ворота. Рука сама незаметно нашарила засов. Тот лязгнул звонко. Обидчики ринулись с места, но было поздно. Хейта юркнула в узкую щель и была такова.

Она бежала куда глаза глядят. Пыльная дорога осталась далеко за спиной. Под ногами приятно шелестела нехоженая трава, бойко выстреливали из-под ног усатые кузнечики, взмывали ввысь вспугнутые птицы.

Хейта остановилась только, когда бежать совсем не осталось сил, а в глазах начало то и дело темнеть. Вполовину согнувшись, она уперла ладони в колени и принялась жадно глотать душистый летний воздух. Но тут же, опомнившись, вскинулась и пристально огляделась.

Вокруг зеленели перистые папоротники и кудрявые травы, пестрели на кочках медвяные цветы, гордо вздымались из-под земли корявые корни деревьев. Сами же деревья, густо поросшие мхом, возносили пышные кроны к бескрайним небесам.

– Заповедный лес, – оторопело прошептала Хейта.

Ей бы испугаться, ей бы броситься наутек, прочь из пресловутого места, напрямик через кусты, отколь ноги только что принесли. Но отчего-то девочке не было страшно. В груди ее, правда, родилось большое волнение, но оно было вызвано не страхом, а любопытством, предвкушением, ожиданием чего-то…

Вконец отдышавшись, Хейта скинула застилавший взор капюшон и сделала шаг… Первый в своей жизни осознанный шаг навстречу неизведанному.

Воля провидения

Жук скрылся в кустах. Хейта бросилась следом, но Хальд ее перехватил.

– Рано по лесу бегать одной. Набегаешься еще. Ты этот лес будешь знать лучше, чем родную деревню, – на лицо его пала тень. – Люди, известно, станут насмешничать. Но ты не слушай людей. Будь верна себе. Слушай свое сердце, Хейта.

«Листы памяти» пастыря Найши

12 лет спустя

I

Птица летела быстро: взмывала вверх, ныряла вниз, уходила то вправо, то влево и снова вверх, вниз. Решающий взмах крыльев – и она закачалась на ветке колючего терновника, щедро усыпанного бирюзовыми ягодами-бусинами.

Тонконогая серая зарянка с пышной грудкой цвета порыжелой листвы с любопытством закрутила маленькой головой. Резкий порыв ветра растревожил молодой куст. Птица встрепенулась, темная ветка ударила по крылу. В тот же миг летунья зарделась, обращаясь в сноп быстро гаснущих искр. Свет истаял. Куст остался стоять: одинокий и невозмутимый, словно ничего не произошло.

Но ветер униматься не желал. Он растрепал подол серого плаща, взъерошил вишневые волосы, неуклюже запутавшись в складках спущенного капюшона. Хейта невольно поежилась.

Она сидела на замшелом бревне, согнув ноги в коленях. Один конец бревна уходил острым концом в землю, другой возвышался, растопырив могучие корявые корни, точно зубчатый горный кряж. Под бревном, на подстилке из травы, дремал лисоволк.

Густые брови Хейты сдвинулись в тяжком раздумье.

– И эта не улетела, – мрачно проронила она. – Попробую еще раз.

Сомкнув ладони, Хейта смежила веки и замерла, как изваяние. Она пыталась подобрать верные слова, но все, что шло ей на ум, – все было не то. В отчаянье воззвав к молчаливому сердцу, она поднесла ладони к губам и, наконец, прошептала вдохновенное напутствие.

– Лети далеко. За шумные реки и непролазные леса, за блестящие лица озер, за просторы диких холмов, к подножью Подоблачного хребта, в неведомые края…

Хейта распахнула глаза, в них расплескался жемчужный свет. Она вскинула руки и раскрыла ладони. Волшебная птица прошелестела тонкими крыльями. Зарянка устремилась вперед, потом вдруг метнулась в сторону. Девушка обернулась. Птица сделала круг над поляной, взмывая все выше и выше, пока не исчезла в наливавшейся небесной синеве.

– Вот так, – прошептала Хейта, – далеко.

Она огляделась, точно вдруг осознав, что сама-то не улетела никуда. Просиявший взор ее опечалился. И, опустив голову, девушка горько добавила:

– Подальше от деревни Кихт.

Внезапно, лисоволк поднял голову. Пронзительно синие глаза его грозно сверкнули, морда покрылась меховыми складками, обнажив острые клыки. И утробное рычание, как ножом, вспороло утреннюю тишину.

– Ройх, ты чего? – Хейта недоуменно изогнула брови. – Почуял что?

Она огляделась и чутко прислушалась. Кругом зеленели замшелые стволы и душистые травы, пестрели ягодные кусты. Лес медленно пробуждался, отчаянно цепляясь за остатки ночных сновидений.

– Спокойно, вроде, – задумчиво проронила она и добавила, спустив ноги на землю. – Но уже совсем рассвело. Мне пора.

Лисоволк тоже поднялся. Ткнулся мягкой, теплой мордой ей в живот. Хейта запустила руку в густую серую шерсть.

– Ну-ну, будет тебе. Я ведь не хочу уходить, но и так засиделась. Мать там поди с ног сбилась совсем, – молвила она. – Да ты загодя не грусти. До опушки еще долго идти.

Ройх упрямо заворчал. Хейта усмехнулась, ненароком припомнив их первую встречу. Она возвращалась после прогулки в Заповедном лесу. Лишь на мгновение взгляд отвела, а, когда поглядела вновь, над тропой нависла крупная, хвостатая тень…

Она застыла. Улыбка истаяла с губ, глаза остекленели от ужаса. Она попятилась, тень двинулась с места. Бежать не было смысла. Она стиснула кулаки и крепко зажмурилась. Но время шло, а рвать ее на части никто не спешил. Она приоткрыла глаза и едва не закричала.

Напротив ее лица застыла огромная звериная морда. Яркие синие зрачки, казалось, глядели в самое сердце. Внезапно, шершавый язык прошелся по лицу. Она вздрогнула, поглядела недоверчиво и неуверенно улыбнулась. Из груди вырвался вздох облегчения. Выходит, перед ней был не оборотень. Но и не волк. Какой-то диковинный зверь.

Она отступила в сторону, чтобы получше его разглядеть. Большой, пепельно-серый, не зверь – облако дыма. Местами шерсть делалась рыжевато-бурой, точно это пламя плясало, отказываясь гаснуть. Длинные лапы же были черными, как обугленные деревяшки. Он был опасен, – подумалось ей. Но не для нее.

В тот день он вывел ее к Лучистой поляне, и пастыри поведали ей, что звался этот зверь – лисоволк. С тех пор по лесу он везде неотступно следовал за ней. Она решила назвать его Ройх, что в переводе на всеобщий означало «преданный».

Над головой бойко зацокала белка. Хейта вздрогнула и очнулась. Взошедшее солнце вызолотило все вокруг. Она сильно задержалась. Нырнув в узкий проход между деревьями, Хейта углубилась в лес. По правую руку от нее мягко ступал лисоволк.

И они не увидели уже, как на поляне вдруг зашевелилась трава. Как будто ветер налетел вновь, однако, ветер давно утих.

Кто-то, пристально и настороженно следивший за ними все это время, неслышно двинулся следом. Но не торной тропой, а мутной безликой тенью скользя среди темных деревьев.

– Сегодня Хэльфост, – сказала Хейта. – Последний день лета. Вечером, как всегда, соберутся на площади: потолковать, покушать, да поплясать.

Ройх вопросительно поднял ясные глаза.

– Я тоже пойду, – ответила девушка.

Обычно она праздники обходила стороной. Деревенские от ее общества в восторге не были. Да и ей мало радости. Сиди себе парься в плаще, чтоб не вызывать насмешек, пока другие болтают и веселятся. И ради чего? Ароматной еды? Так и дома поесть можно. Но в этом году было ради чего.

– К нам приехало трое потешников, – восторженно сообщила Хейта. – Давно их не было. Последний раз заглядывали, когда я еще бегала босиком. Да и что показали? Мячики в воздухе покрутили – только и всего. Так и я могу. Эти, говорят, большие искусники. Могут заставить вещь исчезнуть и появиться. Могут платок разорвать и обратно собрать.

Лисоволк поглядел на нее недоверчиво. Казалось, лазоревые глаза усмехались.

– Конечно, это не волшебство, – поспешно добавила девушка. – Но все равно, должно быть, красиво…, – она задумалась на мгновение. – А еще, я слышала, они могут дышать огнем. Подобно великим драконам!

Громко хрустнула ветка. Хейта вздрогнула и обернулась. Огляделась тревожно. Лес как лес: корявые стволы, беспокойные листья, ягоды на кустах…

– Много ягод в этом году, – задумчиво обронила она.

Рассеянно провела рукой по спине ощерившегося Ройха и неспешно двинулась дальше.

Ближе к окраине лес податливо расступался. В свежем воздухе чувствовалось первое дыхание осени. Некоторые листья уже успели обзавестись золотистой каймой. Издали доносился первый прощальный крик диких гусей.

Наконец, впереди замаячил синий небесный лоскут. Кудрявые вязы, подперев друг друга могучими плечами, образовали красивую, высокую арку, за которой мерно колыхалась растрепанная полевая трава.

– Ну, вот и пришли, – вздохнула Хейта. – Пора прощаться.

Ройх заметно приуныл.

– Ну, не хмурься ты так, – ласково улыбнулась девушка. – Скоро снова увидимся. И с лесом тоже, – она беззаботно скользнула глазами по деревьям, но внезапно взгляд запнулся и посерьезнел.

Смутное подозрение, зародившись еще на поляне, ныне переросло в холодную уверенность. Они с Ройхом тут были не одни. Хейта шагнула вперед, опасно прищурившись, как дикая кошка на охоте, в любой момент готовая прыгнуть. Она медлила, силясь сообразить, где затаился неведомый преследователь. Как вдруг… ошеломляющая догадка заставила ее на мгновение онеметь. И в глазах девушки неожиданно заплясали лукавые огоньки.

– Я, может, и не знаю наперечет, что где растет в Заповедном лесу, – улыбнулась она. – Но этого здесь точно быть не должно!

Хейта вскинула руку. Яркая вспышка озарила лесную чащу, всколыхнув колючий терновый куст, усеянный синими ягодами. Терновник часто задрожал, точно по нему стучал топор лесоруба, – а в следующий миг бесследно исчез! На землю, отчаянно вскрикнув, упал растрепанный человечек. Он тут же подскочил, спешно отряхиваясь.

Густо-синие волосы обрамляли его свежее вечнозеленое лицо. У висков темнели причудливые отметины. Из серых штанов выглядывали неестественно длинные, узловатые пальцы. Ростом он был не выше трехлетнего ребенка. Он и был ребенком, хотя и прожил уже половину столетия. Но пастыри взрослеют и стареют иначе.

– Тэш, – улыбнулась Хейта. – Я должна была раньше догадаться! Когда обращаться выучился?

– Два дня назад, – гордо ответил тот.

– А отчего крался за нами как враг? – пытливо прищурилась девушка

– Я просто… Да так просто… Поупражняться хотел, – нашелся он.

– Ага…, – кивнула Хейта. – В деревню ты пробраться хотел, за мной следом, – на праздник. Ведь так?

Тэш смущенно потупился.

– Сколько раз тебе повторять, что это опасно? – строго спросила она.

– А че опасно-то? – насупился тот.

– Там люди.

– Ты тоже человек! – он упрямо топнул ногой.

– Поверь, эти люди не такие, как я, – ласково ответила Хейта. – Они не жалуют волшебного. Попадешься им – добра не жди. Думаешь, я смеха ради в капюшоне хожу, да способности свои от всех прячу?

Маленький пастырь помялся-помялся и нехотя выдавил:

– Не зря.

– То-то и оно.

– Но ведь даже потешники будут! – не унимался Тэш. – Я бы хотел на них поглядеть. Да и себя при случае показать.

– А вот этого точно не нужно, – нахмурилась Хейта. – Пастырей люди на дух не переносят. Да и тебе в волшебстве еще учиться и учиться. Последний раз, когда видения насылать пытался, пожар в лесу до рассвета тушили.

Тэш виновато примолк.

– Ступай домой, – мягко, но непреклонно сказала Хейта.

– Ла-адно, – кисло протянул он.

– А Ройх тебя проводит.

– Вот уж нет! – возмущению пастыря не было предела.

– Ты чего подумал, одного отпущу? – улыбнулась девушка.

– Под честное слово, – взмолился он.

– Знаем мы твои честные слова, – рассмеялась Хейта. – Ройх, проследи чтоб прямехонько до дома дошел. Глаз не спускай, коли придется, в зубах отнесешь. А ты чтоб без проделок! Иначе все твоим родителям расскажу. И деду с бабкой.

Тэш взглянул на нее исподлобья и обиженно шмыгнул носом. Хейта присела рядом.

– Я делаю это не из вредности. Ведь ты мой названый брат. Я не переживу если с тобой что-нибудь случится. Беги домой.

Тот кивнул и печально побрел по тропе. Бдительный Ройх двинулся следом. Хейта же накинула капюшон и, тяжко вздохнув, шагнула в лесной проем.

Старые, выгоревшие на солнце ворота печально поскрипывали на ветру. Хейта заколотила по ним кулаком. В ответ донеслась глухая, сонная брань.

– Проклятье! Кого там в такую рань принесло?

Бугристый нос привратника показался в решетчатом оконце. Путники в деревню Кихт захаживали редко, а потому он давно отучился вставать спозаранку.

– А-а, вернулась, – разом оттаял он. – Проходи.

Привратник Бэрх был одним из немногих, кто относился к Хейте на удивление хорошо. Отчего так повелось – она точно не знала. Быть может, оттого что он не любил деревенские толки, и никогда не принимал в них участия. А быть может, оттого что ему тоже порой доставалось от Варха и его шайки.

Мать говорила, он и к отцу Хейты относился лучше других, хотя и не одобрял его странной привязанности к Заповедному лесу. Он и ее привязанности не одобрял. Вот и сейчас, едва ворота захлопнулись, принялся нравоучать.

– Дался тебе этот лес. Жуткое место. Отец твой там сгинул. И тебе не терпится?

Хейта не ответила, улыбнулась только – она давно привыкла к его заботливому ворчанию. Запустила руку в карман и протянула Бэрху пригоршню темно-коричневых лесных орехов. Она всегда ему что-нибудь приносила из леса, а он, хоть и хмурил брови, никогда не отказывался.

– Вот тебе и на, – озадаченно молвил он. – А я от них не помру?

– Ну я же не померла, – усмехнулась Хейта.

– Ну да – ну да. Возьму, стало быть. Спасибо, что не забываешь про старика Бэрха, – в уголках его блеклых глаз собрались ласковые морщинки. – Ну, будет стоять. Домой поспешай. Тебя уже спрашивали.

Приземистый деревянный домишко, с покосившейся соломенной крышей, казался мирным и дружелюбным, но при этом очень усталым. В нем чувствовалась какая-то застарелая, неизжитая печаль. Хейта отворила скрипучую дверь и, как в прорубь, нырнула в прохладный дымный полумрак.

Дом состоял всего из одной комнаты, поэтому был он маленьким и тесным. Трескучее пламя очага порождало сонму беспокойных теней. Все вокруг было заставлено мисками, полными ягод и орехов. Хейта из леса давеча нанесла, – на год, наверное, хватило бы.

У стола над блюдом с шиповником склонилась Лахта. На ней было простое травянисто-зеленое платье, подхваченное матерчатым пояском. Посеребренные волосы искусно уложены на затылке. На шее темнела связка крупных деревянных бус.

Мать подняла на Хейту добрые темные глаза, но бледные губы не сложились в улыбку. Она кивнула, понуждая девушку обернуться. Там, за узким, истертым столом, уронив голову на грудь, дремал Борхольд.

Последнее время он спал все чаще. И Хейта ничем не могла ему помочь, – ее целебные руки, к сожалению, были бессильны против этой напасти – глубокой беспощадной старости.

На столе были разложены всевозможные инструменты: тесак, рубанок, долото. Всю жизнь дед был плотником. И не было, наверное, такой деревянной вещицы, какой он не смог бы смастерить.

Хейта бережно дотронулась до его плеча.

– Деда…

Борхольд разлепил тяжелые веки.

– А-а, это ты внученька. Набегалась в лесу? А я тебя уже целый час дожидаюсь.

Он взял с колен увесистый сверток и протянул его Хейте.

– Снеси Фальхте. Она взамен съестного передаст. Такой был уговор.

Хейта отогнула край холстины. Шкатулка, над которой целую неделю денно и нощно работал дед, получилась на диво изящной. Круглую крышку украшала резная гирлянда из полевых трав и цветов.

Шкатулки заказывали редко. Что было деревенским в них хранить? Только если нитки с иголкой, да самодельные бусы. «Любопытно, для чего эта понадобилась?» – подумалось Хейте. Прижав сверток к груди, она поцеловала деда в морщинистый лоб и поспешила на улицу исполнять поручение.

Хейта шла по деревне, как всегда, – уверенно и в то же время с опаской. Навстречу попадались люди, но она на них не глядела. А на нее глядели по-разному. Одни с насмешкой, другие с любопытством, третьи со страхом и даже ненавистью. Она кожей ощущала эти взгляды и, хотя была к ним привыкшей, всякий раз мечтала провалиться сквозь землю.

Вскоре по левую руку вырос нужный дом. Такой же бедный и ветхий, как у Хейты, но не такой гостеприимный. Холодом от него веяло и тоской, а еще – глухим одиночеством.

Хейта собралась с духом и постучала. Дверь отворилась тотчас, словно по волшебству. Но на пороге стояла не Фальхта, а щекастый русоволосый парень, – ее единственный сын. Светло-голубые глаза его глядели очень внимательно. Хейта слегка опешила.

– Я к Фальхте, – вымолвила она. – Шкатулку принесла.

– А ее дома нет. Можешь мне передать, – он приветливо улыбнулся.

Хейта в раздумье сдвинула брови.

– Фальхта должна была… – неуверенно начала она, но парень ее перебил.

– На еду поменять. Конечно, вот полный мешок положила.

Девушка подозрительно заглянула вовнутрь. Яблоки. Этого добра и у них хватало. Парень, видно, понимал это не хуже ее, потому как поспешно принялся разъяснять.

– Там фрукты, овощи и немного хлеба, – он смущенно пожал плечами. – Как говорится, чем богаты…

Хейта кивнула со вздохом. Передала сверток со шкатулкой, закинула за спину мешок и собралась, было, уходить. Как вдруг…

– Тебя ведь Хейта зовут?

Она запнулась и онемела. Так, если подумать, что тут такого. Ну, назвали по имени. Но ее кроме близких никто по имени не называл. Все больше «эй ты!», «глупая девка» или еще чего-нибудь погрубей. Она медленно обернулась. Смятение загнанной птицей забилось в жемчужных глазах.

– Да. И что? – спросила она холодно, ожидая подвоха.

– А меня Тисх, – был ответ.

Теперь Хейта глядела уже озадаченно.

– Ладно, – пожала плечами и отвернулась. «А то она раньше не знала!» – подумалось ей.

– Нынче праздник. Пойдешь со мной? – вдруг выпалил он.

Девушка не поверила своим ушам. Поглядела на него ошарашенно, силясь уразуметь.

– С тобой…на Хэльфост…? – выдохнула она наконец.

– Ага, – просто ответил тот.

Обычно у Хейты неплохо получалось распознавать, врет ей человек или нет, а тут почему-то не выходило. То ли врал слишком искусно, то ли все-таки правду говорил. Она рассмеялась, неискренне и натужно.

– А-а, это шутки у тебя такие. Смешно, – сверкнув глазами, Хейта уверенно зашагала прочь.

Но неугомонный парень проворно выскочил на дорогу, преградив ей путь.

– Я всерьез. Ты мне по нраву. Пойдем, коли и я тебе?

Хейта чуть не поперхнулась.

– По нраву? – язвительно переспросила она, чувствуя, как все закипает внутри. – Что именно тебе по нраву? Мои цветные волосы? Или пятна на лице? Парни на меня без смеха глядеть не могут. А ты… ты поиздеваться решил?! – она грозно уперла руки в бока. – Кто тебя на это подбил? Варх?! Чем пригрозил? Нос о частокол расквасить?

Тисх молчал, оторопев от ее внезапного напора. Хейта истолковала его молчание по-своему.

– Так я и думала, – мрачно усмехнулась она и устало зашагала прочь.

– Не подбивал меня Варх, – вдруг долетело ей вслед. – Я с ним дружбы не вожу.

Хейта замерла, не оборачиваясь.

– Ты мне правда по нраву, – тихо продолжил он. – Но, если не веришь, приходи просто на праздник. Захочешь – постоим рядом. Не захочешь – я не обижусь. Приходи, ждать буду.

Хейта не ответила и резко, пожалуй, слишком резко зашагала в сторону дома.

Захлопнув дверь, она сбросила мешок на пол и прилипла лопатками к холодному дереву. Невидяще поглядела перед собой. Мысли в голове всполошились и перепутались.

Неужто, Тисх правду говорил? Да нет, быть не может… Кто бы ее, – ворожею, лесовичку, уродину, – по трезвому уму на гулянья позвал? Поглумиться он хотел, не иначе. Наговорил бы глупостей, а потом выставил бы ее на посмешище аккурат посреди площади, да с другими от хохота живот надрывал.

Девушка закусила губу. Ну, а если все же не врал? Неужто, она, Хейта, правда могла кому приглянуться? «Ты мне по нраву. Пойдем, коли и я тебе?» Ей вдруг вспомнились его блестящие глаза, прядь волос на высоком лбу, приветливая улыбка…

Видно, Хейта уж слишком поменялась в лице, потому что мать при виде нее ахнула и выронила миску с орехами.

– Доченька, что стряслось? Обидел кто?

Хейта покачала головой.

– Никто не обижал.

Лахта непонимающе сдвинула брови.

– Тогда в чем дело?

Хейта собралась с духом и рассказала все начистоту. Внимательно выслушав дочку, Лахта скрестила на груди руки и принялась мерить шагами земляной пол. Лицо ее приобрело выражение глубокой задумчивости.

– Не думаю, что Тисх позубоскалить хотел, – наконец, изрекла она. – Не такого он нраву. Тисх спокойный, как вода в озере. Да и у Варха в друзьях он никогда не ходил.

Хейта пожала плечами. Матери было видней. Сама она особо в жизнь соседей не вникала. Времени не было, да и зачем? То была жизнь, полная чуждых ей, чаще неприветных людей. Порой непонятная, порой притягательная, но совершенно ей недоступная. Или, может, все же не совсем…?

– А мог бы вырасти тем еще сорванцом, без отцовской руки-то, – тем временем, продолжила Лахта. – Муж Фальхты помер, когда она еще тяжелая была. Но женщина эта сурового нраву. С такой не забалуешь. Ее даже мужики в деревне боятся.

Хейта неуверенно поглядела на мать.

– Думаешь, словам Тисха можно верить?

Лахта подошла и чутко заглянула дочери в глаза.

– Думаю, можно. Но меня больше заботит не это. Тебе Тисх приглянулся хоть немного или нет?

– Да вроде ничего.

Лахта обняла дочь за плечи.

– Ты не обязана с ним гулять, если он тебе не по нраву.

Девушка поглядела на нее недоверчиво.

– Ты ведь мечтала, чтобы я замуж вышла. Зажила как все.

Лахта вздохнула.

– Да. Так тебе было бы легче. Тебя бы меньше задирали. Но принуждать я тебя не стану, дитя, – она ласково улыбнулась. – А чего хочешь ты?

Хейта вздохнула.

– Сама не знаю.

– Ты могла бы пойти к Фэйру в помощницы, – добавила Лахта. – Как раньше хотела. То-то он обрадуется! Ведь любит тебя как сестру.

Девушка нахмурилась.

– И оставить вас?

Она поглядела на бородатого деда, который вновь задремал. На седые пряди у матери в волосах. На убогую обстановку их жилища.

– Нет уж. Я нужна здесь, – сказала она, как отрезала.

– Ты не обязана всю жизнь о нас заботиться, – ответила Лахта.

– Довольно об этом, – тряхнула головой Хейта. – Надо решить, как с Тисхом быть. Я так думаю. На праздник мы все равно собирались. Вот и погляжу, каков он из себя. Тогда и решу, ходить с ним рука об руку или нет.

Лахта тяжело вздохнула. Она ведала – переубедить упрямицу не удастся. Ее отец был точно таким. Когда задумывал что, спорить не было смысла. Он всегда поступал по-своему и всегда оказывался прав. Кроме того вечера, когда из лесу не вернулся…

– Гляди-ка, – кивнула она Хейте, – что я для такого случая припасла.

Лахта откинула крышку старого сундука. В ее руках оказался сверток, перевязанный синей лентой. Мягко прошуршала гладкая ткань. Платье. Длинное, серое, а по вороту и рукавам вились замысловатые бирюзовые узоры. На талии красовался поясок с пушистыми кисточками.

Хейта вытаращила глаза. Платьев она отродясь не носила. Не то чтобы ей совсем не хотелось, но в штанах и рубахе было куда как сподручней и по лесу бегать, и управляться по хозяйству.

Один раз ее, правда, вырядили в платье, когда в семь лет в девушки посвящали. Она в нем после до пастырей еле добрела. Умудрилась в нескольких местах изодрать, когда через бревна перелезала.