Текст книги "Три билета в кино"

Автор книги: Яна Ткачёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Вдруг хлопнула соседняя дверь, и раздался мужской голос: «Добрый день». От испуга я выронила ключи, и они со звоном упали на плитку лестничной площадки. Все внутри меня замерло, казалось, сердце перестало биться. Я вцепилась в дверную ручку, просто окаменев от ужаса. Боясь повернуться, я услышала два решительных шага, после чего какое-то колебание воздуха вокруг. В поле зрения появилась мужская рука, которая забрала ключи.

– Вы обронили, – раздался мужской голос. – Все в порядке? Вы Сашина сестра? Он упоминал о вас.

Я все еще стояла к говорившему спиной, боясь шелохнуться. Волны животного страха поднимались из самой глубины моего существа, подкатывая к самому горлу, меня затошнило. Мужчина, очевидно, устав проявлять добрососедские чувства, схватил меня за руку и вложил ключи в мою ладонь. От прикосновения у меня помутилось в глазах. На секунду даже показалось, что я потеряла сознание. Когда зрение вновь сфокусировалось, я уставилась на свою раскрытую ладонь с ключами. В парадной, где-то внизу раздавались торопливые шаги по лестнице и насвистывания, будто кто-то спускался в довольно неплохом расположении духа. Я в страхе оглянулась. На лестничной площадке никого не было. Волна облегчения была почти обжигающей, сердце застучало с новой силой и, задыхаясь, я быстро, насколько могла, открыла дверь. Влетев в квартиру, я закрыла все три замка на все обороты, с меня тек холодный пот, ноги ослабели и подгибались.

Я сползла по двери на пол, обхватив руками голову, которая раскалывалась от боли, будто мне прямо в мозг загнали раскаленную кочергу. Тело горело, болело и тряслось. Слезы облегчения побежали по моим щекам. Я в безопасности, здесь никого нет. Но через минуту к облегчению добавились горечь и сожаление. Этот бой был проигран.

ЖЕНЯ

Близился конец третьей четверти, а соответственно и день рождения Сашки. Он не слишком любил отмечать, но старая игра навела меня на мысль, что немного веселья нам не повредит. Словно боги услышали мои молитвы, и отец отбыл на какие-то военные сборы, иногда он отсутствовал дома подолгу, что давало нам с мамой отличную передышку. Мама, конечно, использовала ее по-своему. Лежала в кровати, почти не вставая, не вела хозяйство и даже не готовила еду. Мы почти не разговаривали. И я мог со спокойной совестью пропадать у Сани с Василисой, иногда даже с ночевкой. Когда я был младше, то мне хотелось растормошить маму, вовлечь ее в совместный быт или досуг. Я был готов с радостью помогать ей по дому, вместе жарить блинчики, когда-то мне даже виделось в мечтах, что мы вместе делаем торт или лепим пельмени вечерами на кухне, сопровождая работу душевной беседой. Сегодня я не был настолько глуп и пользовался образовавшимися днями свободы с умом. Разделял время с людьми, которым я по-настоящему интересен и которые не смотрели сквозь меня.

Для воплощения созревшего у меня плана празднования мне был просто необходим сообщник. Поэтому я не нашел ничего лучше, чем сказаться больным среди уроков и, написав короткую смс Сашке о том, что приболел и пропущу сегодняшнюю тренировку, отправиться к Василисе.

Заканчивался второй месяц ее добровольного заточения, она стала гораздо спокойнее и даже иногда смеялась над глупыми фразами Сашки или моими шутками, но это не меняло того факта, что она не выходила из квартиры. Пару дней назад друг заявил мне, что у него «назрела индейка», как он это называл, но при более детальных расспросах ушел от разговора, сказав, что пока все «шито белыми нитками». Последние недели он проявлял небывалый для себя уровень терпения с Василисой, и я решил, что у него действительно на уме нечто стоящее.

Оказавшись у дома, я решил пройтись на шестой этаж пешком. Настроение мое было самым радужным, я предвкушал идею, которую выдам Василисе, поэтому позвонив в звонок, очень удивился, когда мне никто не открыл. Я звонил и звонил, но без толку. Нахмурившись, я набрал на мобильном домашний номер Сашки и услышал отдаленную трель телефона через тяжелую металлическую дверь.

– Алло… – на другом конце провода раздалось практически сипение, я с трудом узнал голос Василисы.

– Лиса, это я, – быстро проговорил я в трубку. – Открой входную дверь, не переживай.

Последовали короткие гудки, после чего почти сразу за дверью послышалась возня. Звякнули замки внутренней двери, а потом и щелчки всех трех замков внешней. И, наконец, я имел возможность лицезреть белое от страха лицо Василисы с широко распахнутыми глазами.

– Ты так меня напугал… – она продолжила шептать.

– Прости, пожалуйста. – Ее испуганный вид заставил меня испытать чувство вины. – Наверное, стоит у Сани взять комплект ключей, чтобы такого больше не повторилось.

Войдя в коридор и сбрасывая куртку, я обратил внимание, что в доме пахнет чем-то вкусным.

– Ооо, ты готовишь? – Я принюхался.

– Да, – Лиса смущенно замялась. – Хотела порадовать вас мясной запеканкой. А почему ты один?

– У меня к тебе дело, – заговорщически прошептал я. – Но Сане ни слова. Сейчас все расскажу.

Подруга уже оправилась от испуга, и краска потихоньку возвращалась на ее лицо. Заинтересованно кивнув, Василиса жестом пригласила меня на кухню, и пока запеканка томилась в духовке, мы обсудили план. Она оказалась идеальным сообщником для моего преступления, обсудив все детали, мы договорились, что я вернусь, как только Сашка уедет на тренировку. Мы поищем необходимый инвентарь и составим список того, что нужно купить для идеального празднования.

– Я хочу участвовать финансово, – безапелляционно заявила Лиса.

– Ты не должна волноваться. – Я очень переживал, что нанесу удар по ее накоплениям. – Все, что нам понадобится, не должно стоить дорого.

– Тем более, – упрямо заявила она, поджав губы.

И я сдался. Мне хотелось, чтобы подруга чувствовала себя полноценным участником подарка. Мы договорились, что она позвонит мне на мобильный, как только Сашка уедет на плаванье, и я отбыл восвояси, чтобы не столкнуться с виновником предстоящего торжества. Очень надеялся, что мы не попадемся. В сюрпризах я был не мастер, а Сашка слишком проницателен, от него что-то хранить в секрете – это сущий ад. Спасало только то, что последнюю неделю друг был несколько рассеян, что ему совершенно несвойственно. Я решил, что он обдумывает свой грандиозный план по спасению Василисы. Саня был гением планирования, в том числе грандиозного. Уверен, помимо экселевских таблиц ежемесячного бюджета у него есть планировщик жизни лет на двадцать вперед, с подробно расписанными годами и стратегией осуществления долгосрочных и краткосрочных целей. Чудик.

Василиса позвонила, когда, по моим подсчетам, Сашка давно уже отбыл из дома.

– Извини, – сразу перешла она к делу, – но он после школы занял линию, все что-то выискивал в интернете, а убегал уже опаздывая и не отключил модем. – Она фыркнула. – Еле разобралась, как тут все отключить, не говоря уже о том, что это настоящее расточительство. – В ее голосе слышалось неодобрение.

– Я уже иду, – коротко ответил я и выскочил из квартиры как был, в тапках и домашней одежде.

С поиском нужных нам вещей мы справились довольно быстро. Не понимаю, почему Сашка ворчал на Василису за уборку, она настолько удобно все разложила, создала порядок и систему во всем многообразии вещей, что теперь поиски и приготовления заняли у нас от силы минут пятнадцать. Мы переложили все в одно место, в шкаф, которым Сашка никогда не пользовался, и принялись составлять список покупок.

Мне думалось, что я успею совершить забег по магазинам сегодня, было еще не поздно. Тогда завтра можно все списать на внезапное недомогание и вернуться в школу, но Василиса прервала мои планы внезапной просьбой.

– Женя, – робко начала она, когда список покупок скрылся в кармане моих спортивных штанов. – Я бы хотела попробовать сходить в магазин вместе с тобой.

Я воодушевленно закивал. Подметил, что она сказала «попробовать», а не «сходить», но все же это была хорошая тенденция. Ей хочется выйти из дома, это же практически победа. Прикинув расклад дел, я все же предложил перенести покупки на утро, что было встречено радостным энтузиазмом. Придется мне проболеть до самого дня икс. Не то чтобы я очень печалился, кто в своем уме променяет общество прекрасной Лисы на школу.

Наутро Василиса ждала меня уже полностью упакованная в куртку, ботинки и шапку. Едва я отстучал наш условный сигнал, как дверь распахнулась, и я увидел ее взволнованное лицо. Мне захотелось рассмеяться, столько надежды было в ее глазах, но я сдержался. Немного помявшись, Лиса переступила порог и решительно захлопнула дверь. Обернувшись ко мне спиной, она несколько раз глубоко вздохнула, замерла, и вдруг ее спина расслабилась, она бодро загремела ключами, закрывая дверь на все замки. Что-то определенно у нее было личное к замкам, она непременно проворачивала их на максимально возможное количество оборотов.

В лифте она вела себя спокойно и даже улыбалась мне. Но стоило нам оказаться на улице, как всю ее веселость как ветром сдуло. Она топталась на крыльце парадной, недоверчиво разглядывая подтаявшие грязно-бурые сугробы снега, крылья ее носа тревожно дергались, втягивая воздух слишком резко.

– Куда пойдем в первую очередь? – Я попытался отвлечь ее бытовыми вопросами, но ответа не последовало.

Определенно нужно было брать ситуацию в свои руки. Возможно, буквально. Поэтому немного помедлив, опасаясь реакции, я взял подругу за руку. Мы ведь уже держались за руки, и в тот раз она была инициатором, ее не должно это слишком шокировать. Ладонь Лисы была влажной и холодной. Я ободряюще сжал ее пальцы, жестом давая понять, что ей ничего не грозит. Василиса искоса взглянула на меня с виноватым видом, после чего обхватила мой локоть двумя руками, тесно прижавшись к моему боку всем телом. От неожиданности я чуть не завалился. Мне было понятно, что такая интимность жеста вызвана разве что ее отчаяньем, но находясь так близко, я мог чувствовать ее запах. Подруга пахла чем-то едва уловимым, я не мог разобрать что это, возможно какие-то средства для ванны, но теперь пришла моя очередь выравнивать дыхание.

Василиса заметно успокоилась, и мы сделали первый шаг в мир. Дорога до магазина не была долгой, пару раз мы синхронно поскользнулись на заледенелых лужах, а один раз Лиса легонько подпрыгнула, не отпуская меня, отчего тело дернулось вверх-вниз. Приземлившись на землю, она коротко рассмеялась. Раздался хруст, и я увидел, как она проломила мелкую лужу пятками ботинок. Я рассмеялся в ответ.

Супермаркет был почти пуст, и с продуктами мы справились довольно быстро. Василиса ни на секунду не отпускала мой локоть, и мне казалось, что мы нечто вроде сиамских близнецов. Да, у нас была в распоряжении только одна моя свободная рука, но жаловаться я и не думал.

Некоторые проблемы возникли в видеопрокате. Мало того, что продавцом был парень, а не средних лет женщина, как на кассе в супермаркете, так еще и какой-то мужчина за стойкой оформлял кассеты. Он выглядел безобидно, но я сразу почувствовал, как Василиса напряглась и застыла.

Я утянул ее в дальний конец зала. Мы некоторое время рассматривали кассеты, обсуждая любимые фильмы, и с удивлением я понял, что она почти ничего не смотрела. Зато ее глаза загорелись, когда мы прошли мимо стеллажа, где были выставлены оперы и мюзиклы. Серьезно? Все кассеты были почти новыми, вряд ли их кто-то брал хоть раз. Я сделал себе заметку на будущее, полагая обсудить это с Сашкой, я тоже умею подмечать детали. Дверь видеопроката хлопнула, сигнализируя о том, что мужчина, наконец, удалился. Я быстро оформил кассету, просмотр которой мы наметили в Сашкин день рождения. Василиса не смотрела этот фильм и не знала об игре. Я предвкушал веселье.

Путь до дома прошел спокойно, а оказавшись в квартире, Василиса принялась насвистывать какую-то песенку и разбирать продукты. Она была в весьма приподнятом настроении. Возможно, я впервые видел ее в таком хорошем расположении духа. Но вот моя рука, за которую она цеплялась, немного затекла и болела. Вполне возможно, что будет синяк, особенно после посещения видеопроката, но видя ее веселое, с тихой мечтательной улыбкой лицо, я был готов к синякам и на второй руке.

– Значит, можно взять в прокат посмотреть оперу? – как бы невзначай спросила она, и я похвалил себя за внимательность. Она заинтересовалась-таки этим стеллажом.

– Ага, все кассеты там можно брать в прокат, – подтвердил я.

– Я видела там «Кармен» и «Мадам Баттерфляй», я их слушала в разных вариациях, но не знала, что можно еще и посмотреть. – Она мечтательно закрыла глаза, оторвавшись от разборки пакетов с продуктами.

– Из последней фразы я почти ничего не понял, – честно признался я. Мне опера казалась всегда чем-то скучным, все завывают на повышенных тонах большей частью на непонятном языке, но я вспомнил футляр для инструмента, с которым видел Василису на остановке. – Ты занималась музыкой? – Я не спрашивал, скорее утверждал.

– Да, играла на флейте. – В ее голосе послышалась грусть. – Вообще, я обожаю виолончель, но от… – она осеклась, будто сказала слишком много и, смешавшись, быстро закончила: – Она много места занимала, флейта практичнее.

После этого она замкнулась и погрустнела. Я был расстроен, как разговор о том, что она любит вдруг вышел на запретную тему? Я не уловил. Но одно знал точно, оперу придется смотреть и слушать. Почти со злорадством я представил лицо Сашки, он ненавидел школьные посещения театра всей душой, представляю его зубовный скрежет на просмотре оперы. Несмотря на сгустившуюся атмосферу напряженности, мне хотелось не к месту рассмеяться, но я сдержался и завел разговор на самую безопасную тему, которая никогда никого не расстраивала – стряпня. Повеселевшая Василиса поддержала разговор с чуть большим энтузиазмом, чем он того требовал. Хотя кого я обманываю, готовка требует всего энтузиазма, который есть в тебе. Особенно, если ты планируешь печь именинный торт.

ВАСИЛИСА

Я окинула взглядом результат нашей с Женей работы. Мы полдня переоборудовали гостиную под нашу идею. Саша утром ушел в школу, даже не сообщив о том, что у него день рождения. Забыл ли или просто не привык с кем-то делиться радостными новостями. А раз он думает, что я не в курсе, то и подарка такого не ждет. Я впервые за несколько месяцев чувствовала приятное возбуждение, праздник – это то, что мне нужно, безусловно. Даже такой необычный. Палатка занимала почти все свободное пространство, даже пришлось передвинуть кресла к стене. Я предлагала ее вовсе не ставить, потому что она останется пустой на протяжении всего якобы похода. Спать мы собирались в мешках, но за пределами палатки, вокруг импровизированного костра. Когда я делала уборку, то даже не поняла, что это за приспособление такое, которое сейчас гордо стояло по центру всей инсталляции. Женя объяснил мне, что это роклетница. Вроде как среднего размера электрическая плитка, работающая от сети, на которой на миниатюрных сковородках можно жарить различные продукты, потом соединяя их уже в тарелке или на кусочке хлеба. Довольно забавно, никогда такого не видела. Было решено, что роклетница будет костром. Я сверилась со списком, казалось, что все готово. Продукты были собраны в походный рюкзак, фонарики стояли рядом. Спальные мешки и палатка на месте, расстеленная на полу скатерть играла роль стола. Костер тоже в наличии, чем не поход?

Время близилось к двум часам, и Саша должен был вот-вот вернуться из школы. Я сбегала и еще раз проверила торт в холодильнике. Мне казалось, что странным образом он может разрушиться под силой тяжести или по любым другим необоснованным причинам. Женин подарок был не настолько хрупким и ожидал в между подушек дивана, упакованный в газету вместо подарочной бумаги. А мой подарок в виде торта вот-вот мог развалиться под силами злых чар. Я очень волновалась, хотелось чтобы этот «поход» прошел идеально, словно таким образом мне хотелось сказать спасибо Саше. Он столько для меня сделал, что мне казалось, я никогда не смогу отплатить ему тем же, и жалкий торт был просто пародией на подарок. Тем более, мне показалось, что он завалился набок, напоминая Пизанскую башню из коржей и крема, и грозил рухнуть.

– Идет… Идет, – просигнализировал Женя, который караулил у окна.

Мы быстро метнулись в коридор, и Женя вырубил пробки. На улице было пасмурно и довольно сумрачно, даже погода играла на нашей стороне. Плюс, занавешенные шторы добавляли темноты. Я подхватила надутые заранее шарики, а Женя встал у двери на изготовку с хлопушкой, во рту у нас были пищалки. Меня немного беспокоила именно эта часть поздравления, но Женя настаивал и сказал, что здесь личные счеты. Ну и кто я такая, чтобы лезть в мальчишеские разборки. Поэтому я сделала то, что могла – была образцовым сообщником.

Ключ провернулся в двери, затем ручку дернули, но дверь не открылась. Женя с укоризной посмотрел на меня, я виновато пожала плечами. У меня не получалось бросить эту привычку, закрывать все замки казалось безопасным. Наконец, входная дверь распахнулась, и Саша, чертыхаясь, ввалился в прихожую. Не успел он понять, что происходит, как с оглушительным грохотом разорвалась хлопушка, осыпав его снопом конфетти. И хотя я была морально готова к громкому звуку, но все равно вздрогнула, и моя пищалка загудела чуть с опозданием. Выплюнув, наконец, пищалки, мы закричали: «С днем рождения!» прямо в ошарашенное лицо Саши. Женя довольно ухмылялся, а я подбросила шары, которые нелепо разлетелись по всему коридору, совсем не киношно, а в моем стиле.

– В рот компот, – Сашин голос звучал недовольно, но на лице расползалась улыбка. – Вы что тут устроили? – В темноте я видела конфетти в его рыжих волосах. Наклонив голову набок, он попрыгал на одной ноге. – Чува-а-а-ак, тебе конец в декабре, – пригрозил он Жене и повернулся ко мне. – А ты! Мелкая подпевала! – Я видела, что он не злится, а всего лишь рассыпает пустые угрозы, и ухмыльнулась ему в лицо с самым наглым видом, как я надеялась.

– Так, – Саша попытался щелкнуть выключателем. – А че темень то такая?

– Это потому что, – Женя проговорил это замогильным голосом. – мы отправляемся в поход в темный лес.

– В поход? – скептично спросил Саша.

– Да!!! – внезапно рявкнул Женя. – И у тебя есть минута, чтобы переодеться в соответствующую одежду. Три, два, один, пошел!

Саша довольно быстро включился в игру и метнулся в свою комнату со сноровкой ниндзя. Я слышала, как хлопают ящики комода, и представляла, как он расшвыривает вещи, роясь в поисках спортивного костюма. Женя считал преувеличенно громко, и я стала в такт постукивать костяшками по двери, нагнетая обстановку криками о том, что время на исходе, его почти не осталось, стоило пошевеливаться, в конце то концов! С последними цифрами счета Саша вылетел из своей комнаты, одетый до того нелепо, что мы покатились со смеху. На нем были камуфляжные штаны, заправленные в ярко-желтые носки. В комплект к ним он надел нелепый детский свитер, который был ему откровенно мал, он пытался это скрыть, закатав рукава, но выглядел великаном в гномьей одежде. Венчала образ милая полосатая шапочка с помпоном. Саша натянул ее довольно низко, выставив наружу уши. Весь наряд казался настолько нелепым, что я не могла остановить смех.

– Рядовой к походу готов, мой генерал, – вытянувшись по стойке смирно, гаркнул Саша.

– Вольно! – прохрипел Женя, задыхаясь от смеха.

После этой странной и нелепой шутки весь вечер прошел не просто в приподнятом, а в настроении бешеного веселья. Роклеты оказались очень вкусной и вполне походной идеей, толкаясь у нашего «костра», мы наперебой жарили сыр, перепелиные яйца, кусочки бекона, а после добавляли к ним соленые огурчики, маслины и помидоры, вываливая содержимое миниатюрных сковородок на тостовый хлеб и, обжигая небо, пытались поскорее съесть свой праздничный обед. Когда приступ обжорства остался позади, мы решили посмотреть видеокассету, взятую днем ранее в прокате. Это был фильм о волшебном турнире единоборств, с магическими приемами в параллельной вселенной. Когда играла главная тема фильма, парни подскакивали и замирали друг напротив друга в дурацких позах, а в конце проигрыша хором кричали «Мортал Комбат!» Когда они увидели, что их игры никак мною не оценены, то наперебой стали расспрашивать меня, неужели я никогда не играла в приставку. Пришлось признаться в этой постыдной части своей биографии. Они пообещали, что передо мной еще откроется мир, и я узнаю, что значит жить полноценной жизнью. Я скептично приподняла брови на такое смелое заявление.

За окном почти стемнело, и пришло время открывать подарки, но Саша вдруг подскочил и со словами, что ему необходимо в кустики, умчался в уборную.

– Прекрасная часть этого похода, – довольно сказал он, вернувшись, – что все блага цивилизации прямо под рукой.

– Что-то я не слышала, как после туалета ты пользовался таким благом, как раковина, – сурово намекнула я, ударив его по руке, когда он потянулся к остаткам еды.

– То есть ты считаешь, что у меня руки грязные? – преувеличенно возмущенно спросил он.

– Да, – я была непоколебима.

– Вот эти руки? – Он начал угрожающе надвигаться на меня, показывая мне раскрытые ладони.

Я завизжала и вскочила с ногами на диван, пытаясь отбиться деревянной лопаткой для еды. Фу, ни за что! Некоторое время под дикий гогот Жени мы наматывали круги вокруг нашего походного лагеря, после чего Саша, наконец, согласился помыть руки. Кошмар, мальчишки иногда такие мальчишки. Фе!

Подарки были приняты Сашей с огромной радостью, которую он даже не пытался скрыть. Женя подарил ему книгу, где были описаны особые приемы сражений в этой их компьютерной игре. Особенно меня рассмешило слово «бабалити», я прямо-таки покатилась со смеху, услышав его, за что меня прожгли два уничижительных взгляда. Я же говорила, мальчишки! Торт мы ели прямиком с блюда, зачерпывая большими ложками огромные куски, после чего повалились каждый на свой мешок, стеная о том, что больше никогда не прикоснемся к еде.

На улице стало совсем темно, и квартира погрузилась во мрак. Мы зажгли фонарики и одну гирлянду, которую перекинули через палатку к розетке. Из-за наполненных животов мы двигались лениво и медленно, стараясь не делать лишних движений со спальных мешков. Я ощущала легкую сонливость, которая вот-вот подхватит меня и унесет в мир снов, когда Женя вдруг предложил:

– Мне кажется, что вечер у костра мы можем провести, рассказывая страшные истории.

Он выглядел немного более напряженным, чем следует, и я забеспокоилась. Он боится страшилок? Зачем тогда предлагает?

– Думаю, что вместе мы уже через многое прошли, – многозначительно добавил он. – Чтобы разделить некоторые страшилки между нами тремя.

Мне не очень понравилось, как это звучало, совсем не для дня рождения, но Саша, пристально посмотрев на Женю, помолчал и сказал, что не против. Я поняла, что это должны быть не просто страшилки, а наши истории.

– Но чур, – добавил наш именинник, – страшилки будут на тему русских сказок, ага!

– Как инициатор, я начну первым. – Даже в тусклом свете я видела, что Женя снова покраснел.

Отчасти мне было любопытно то, что сейчас должно прозвучать, но было немного страшно. Я не хотела рассказывать свою страшную сказку. Конечно, меня терзали вопросы о необычной жизни ребят, но я никогда не задавала вопросы, потому что знала, что задав хотя бы один, я должна буду поделиться и своей историей. Неужели пришло время, и никак не отвертеться? За этими мыслями я чуть не упустила самое начало Жениной страшилки.

– В общем, да… – Он прочистил горло, приставил включенный фонарик к подбородку и начал несколько игривым тоном. – Жила-была в лесном озере прекрасная русалка. Красоту ее сложно описать словами. И положил на нее глаз водяной. – Голос парня утратил веселость и налился горечью. – Кто его знает, что русалка нашла в этом довольно неприятном на вид существе, но сыграли они свадьбу, какой не видывал еще водяной народ. И родила русалка водяному сына, наследника. Но вышел он какой-то неказистый, – Женя усмехнулся. – Вроде как не водяной, а больше на тритона похож, слащавый больно.

Мне показалось, что последние слова принадлежали не Жене, а словно он их с чужого языка снял.

– Так вот, – продолжил друг, убрав фонарик от лица. – Решил водяной во что бы то ни стало воспитать из сына достойного преемника. Все способы считались оправдывающими это стремление. Взял водяной самую крепкую ветку с острым концом и тяжелый камень, да стал вытесывать из противоестественного тритона настоящего мужчину… – Женя запнулся, но тут же поправился. – Точнее настоящего водяного. Но сущность любого живого существа не так просто изменить, даже если на первый взгляд кажется иначе. А потому нет больше покоя и счастья в водном краю. Расколол неправильный сын счастливую семью, ожесточилось сердце водяного, и проснулась в нем ненависть. Так и отрывается по сей день на русалке и безобразном тритоне, пытаясь приличных жителей водного царства из них сделать.

Последнюю фразу Женя закончил с иронией и кривой улыбкой, вновь вернув фонарик к подбородку. Но никому из нас троих не было смешно. Я даже немного разозлилась, он портил праздничный вечер такими откровениями. Но теперь стали более понятны частые синяки на его лице и постоянный испуг, если вдруг звонил его мобильный телефон. Когда он бывал у нас по вечерам, то каждый раз в то или иное время раздавался телефонный звонок, и он поспешно убегал, иногда даже забыв попрощаться. Теперь все это имело новый смысл.

– Ага, короче, я бы сказал, дамы вперед, но чувствую сейчас мне придется сочинять, – подал голос Саша со своего спального мешка.

Он не стал приставлять фонарик к лицу, как сделал его друг, а просто улегся на спину и пустил кружок света в пляс по темному потолку, создавая световое сопровождение своему рассказу.

– Жили, значит, были медведь с медведицей в самом дремучем лесу, – Саша начал свою историю ровным голосом, без эмоций. – Любовь у них была до небес, медведь разве что пятки медведице не лизал. Настоящими хозяевами леса были звери эти и не знали горя и несчастий. Сначала родился первый медвежонок, потом второй, – на этом месте он запнулся, немного помолчал и продолжил. – Совсем шумно стало в лесу. Веселятся медвежата, заняты своими играми. Тот, что постарше, зануда знатный, а младший та еще заноза в… – Женя легко пнул Сашу ногой, и тот снова запнулся. – В одном месте. Все бы хорошо было, но любила медведица лыжи, а медведь ей отказать не мог. Раз в год они оставляли медвежат бабушке-медведице и сваливали в романтический отпуск, на горнолыжный курорт.

По обрывистым резким фразам картинка уже почти-почти сошлась в моей голове, я знала, что сейчас последует что-то совсем-совсем жуткое. Голос Саши стал глухим и отстраненным, Женя заерзал на своем месте, возможно, уже сожалея, что из-за его затеи вечер так удручающе заканчивался.

– А на лыжном курорте медведица разбилась о дерево, слетев с трассы на полной скорости, – сдавленно продолжил Саша. – И все покатилось в тартарары для веселого медвежьего семейства. Бабушка-медведица померла следом от инфаркта, а у папы-медведя потекла крыша, – тут в голос друга добавилась злость, и Саша оживился. – В общем, папа-медведь, в рот ему ноги, начал мед лакать литрами просто-таки. А шестилетний и тринадцатилетний медвежата как хотите живите. В общем, бедный несчастный медведь, которого и отцом-то не назовешь, еле дотерпел до совершеннолетия старшего медвежонка и отвалил работать в другой лес, канадский, чтобы на другом континенте. А то на одном континенте пересечься в лесах можно, а так уж наверняка. – Тут Сашин голос приобрел даже некую веселость, но она казалось несколько нездоровой. – Старший братец-медведь получал круглую сумму на содержание себя и младшего братца, но хотелось и ему свою жизнь устроить. Провел он младшенькому курс молодого бойца и тоже отвалил, посчитав свой братский долг выполненным. – Саша хохотнул безрадостно. – А младший медведка тоже неплохо устроился: деньги ему отчисляют и папа и братец, квартира своя есть, осталось дождаться восемнадцатилетия, и ух как младший медвежонок заживет со своими друзьями тритоном и…

Тут он прервался и почти весело глянул на меня. Части его истории я слышала обрывками, что-то додумала сама, но сердце отчаянно сжалось от его напускного веселого взгляда. Я даже не могла себе представить, насколько одиноким он себя чувствовал. С самого детства не иметь возможности обратиться за поддержкой, спрятаться на чьем-то плече, поделиться своими страхами и обидами. Обе их сказки были страшными, каждая по-своему. Мне хотелось обнять их обоих и отдать все тепло, которое я могу, но наступило время рассказывать свою собственную страшилку. Собравшись с духом, я кивнула и ответила на невысказанный вопрос.

– Ведьмой. Моя история будет о доброй волшебнице и ее дочери ведьме. – Мой голос дрожал, и самой себе казался писклявым до отвращения. – Но начнем с самого начала. В тридевятом царстве, в тридевятом государстве жила добрая волшебница, которую все любили. Волшебница та была замужем за царевичем, и рука об руку правили они своим народом и землями. Все любили их, уважали за справедливость и мудрость.

Переведя дыхание, я взглянула на парней. Фонарики валялись включенные и всеми забытые. Женя и Саша, сев на своих мешках, наклонились ко мне с одинаковым выражением на лицах. Не любопытство, а что-то сродни потребности в знании.

– В свое время родилась у волшебницы и царевича дочь, – продолжила я. – Была это милая малютка, без особых талантов. Но любили родители свое дитя, холили и лелеяли. И все шло прекрасно в том королевстве, пока не случилась война. Ушел царевич во главе армии защищать родные земли, и не стало его на поле брани. Безутешна была добрая волшебница, горе сломило ее, а возлегшая ответственность по управлению царством в одиночку подточила и без того слабый дух. И объявился в королевстве Колдун, – я услышала, как парни резко выдохнули. – Черным было его сердце, и величественным и пугающим облик. Склонил он волшебницу на свою сторону и обманом втерся ей в доверие. С тех самых пор царство пришло в упадок, под своей железной рукой держал Колдун всех его жителей. Доброй волшебнице необходимо было соответствовать его стандартам, ела она мало, чтобы оставаться стройною, работала много, содержала дворец в чистоте и порядке.

Я замолчала, раздумывая, как бы рассказать о страшной моей тайне, о моей самой большой вине. Женя задергал ногой, я заметила, что у него бывает такое в минуты сильных волнений.