Текст книги "Три билета в кино"

Автор книги: Яна Ткачёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Яна Ткачёва
Три билета в кино

2001 год

Слепой мятеж наш дерзкий дух стремит

В багровой тьме закатов незакатных…

Закрыт нам путь проверенных орбит!

Максимилиан Волошин

“CORONA ASRTALIS”, сонет 1

САША

Девчонка была точной как часы. Три раза в неделю, подойдя к пешеходному переходу, я видел ее кудрявую макушку. Стояла прямехонько у внешней стенки трамвайной остановки, в одной руке сжимая продолговатый футляр, а другой удерживала раскрытую книгу у самого носа. Кто вообще на остановке книжки читает?

И, конечно, этот идиот Жека, перейдя первую магистраль, каждый раз отходил в сторону и приседал на пятачке трамвайной остановки, будто бы завязать шнурки. Нет, кого он пытался обмануть? Полгода у него развязывались шнурки на одном и том же месте. Он был жалок, разве что слюни не пускал, сидя на корточках. В любую погоду мы торчали у трамвайных путей минут пять, чтобы этот несчастный попялился на девчонку. Я не выкупал, раз она ему так запала, то почему бы не подойти и не познакомиться, но когда я предложил однажды эту схему, Жека так на меня выпучился, будто его кондратий сейчас хватит.

И так как я хороший друг, то решил немного помочь. Просто потому, что полгода спустя это выглядело уже не так смешно.

Девчонка не пропускала ни дня, чего нельзя было сказать о Жеке. Осенью он регулярно хреново сушил волосы после бассейна и заболевал на пару недель. В одну из таких одиноких поездок на тренировки я решил, что самое время действовать. Этот несчастный никогда не решится.

Выйдя из дома, я решительно направился к нашему переходу. Горел красный, и я привычно зашарил глазами по людям на трамвайной остановке через дорогу. Наткнувшись на широко распахнутые карие глаза, ухмыльнулся. Оп-паньки, попалась, красавица!

Но она уже снова уткнулась в свою книгу. Интересно, насколько неудобно читать на улице в октябре под пронизывающим питерским ветром? Очевидно, я никогда не узнаю. Хотя…

Когда на светофоре загорелся маленький зеленый человечек, мое сердце отчего-то екнуло, пропустив удар. Я даже сбился с шага, и пока переходил дорогу, пытался разобраться, что за странное чувство заворочалось в животе, вгрызаясь в районе солнечного сплетения. Совершенно обалдевший и максимально запутанный этими новыми эмоциями, я на автомате подошел к девчонке, пока мои внутренности рвали птеродактили.

– Что читаешь? – Я хотел, чтобы голос звучал непринужденно и немного нагло, но из-за дебильного чувства дал петуха.

Она глянула на меня искоса, после чего показала обложку книги. Совершенно молча. Булгаков. «Мастер и Маргарита».

– О, я читал, – похвастался я, радуясь, что голос пришел в норму.

– Рада за тебя, – равнодушно ответила она, не отрываясь от чтения.

И ее странный низкий голос что-то сделал со мной. Внутренности прямо-таки выполнили кульбит, кровь застучала в ушах, и стало нечем дышать.

Пока я открывал и закрывал рот, словно выброшенная на берег рыба, подошел трамвай, а девчонка захлопнула книгу и, даже не взглянув в мою сторону, легко запрыгнула в вагон. Я только и видел, как взметнулись полы ее пальто и длинной синей юбки.

Пока трамвай с грохотом отъезжал с остановки, я хватал воздух ртом, упершись ладонями в колени, пытаясь отдышаться. Что за херня? Не хватало тут еще в обморок долбануться, как кисейная барышня.

Все этот олень со своей простудой и глупыми девчонками на трамвайных остановках. У меня скоро вагина появится, как у Жеки. Стоит только вспомнить, как мы хоронили его пса четыре месяца назад, он рыдал, как девчонка. И меня заставил от этих всхлипов разреветься. Когда в дело замешан это растяпа, я становлюсь слишком сентиментальным. Скоро тоже буду часами вздыхать издалека лишь на взмах чьей-нибудь каштановой косы. Тьфу!

Плавание я прогулял и просто шарахался по району, пытаясь привести себя в чувство и унять это сосущее ощущение в животе. И еще нашел остановку, где останавливается ее трамвай на обратном пути. Идиот.

Пока Жека не вылечился от своего долбаного гриппа, я ходил до метро другим путем. В обход остановки, прилагая все усилия, чтобы не высматривать девчонку в толпе людей. Дня, когда мы должны будем ехать на плавание вместе с Жекой, я ждал с ужасом. Может, мне удастся протащить его незаметно по новому маршруту? Не то чтобы мой друг был очень уж внимательным. Но, как назло, этот обычно летающий в облаках олень попер по привычному маршруту, как таран. Мне даже казалось, что он подпрыгивал от нетерпения. Я немного вспотел.

К светофору у меня прихватило живот, а ладони вспотели, несмотря на мерзкую погоду и промозглость. Остановившись на привычном месте, я против желания зашарил взглядом по людям на остановке, но ее нигде не было.

Жека рядом со мной перестал возбужденно дергаться и застыл. Мы перешли дорогу на зеленый свет светофора, и друг привычно присел, чтобы завязать шнурки. Но так как они у него никогда и не развязывались, то он довольно быстро подскочил, но с места не двинулся.

– Может, она заболела? – Я постарался звучать небрежно.

– А? – отозвался он.

– Вирус, говорю, ходит, – повторил я. – Она могла заболеть.

Он глянул на меня удивленно, а потом покраснел. Неужели ты думал, что умело что-то скрываешь, чувак!

Она не появлялась следующие три месяца. Мы не пропустили ни одного занятия в бассейне. Словно молча сговорившись, минут по десять каждый раз стояли на этой чертовой остановке, прежде чем спуститься в метро. Ладно-ладно, порой мы ходили мимо остановки и просто так. Пару или тройку раз в день. Теперь мы оба были жалкими. Но я ничего не мог с собой поделать. Не хотел подвести лучшего друга и хотел видеть эту девчонку. Господи, ну и влип же я.

2002 год

Безумьем снов скитальный дух повит.

Как пчелы мы, отставшие от роя!..

Мы беглецы, и сзади наша Троя,

И зарево наш парус багрянит.

Дыханьем бурь таинственно влекомы,

По свиткам троп, по росстаням дорог

Стремимся мы. Суров наш путь и строг.

Максимилиан Волошин

“CORONA ASRTALIS”, сонет 2

ЖЕНЯ

Мне сложно было вспомнить день, когда она впервые появилась, но день, когда она пропала, я запомнил очень хорошо. Мне хотелось спросить у Сашки, стояла ли девушка на остановке все те дни, что я проболел. Но я молчал. Даже не знаю почему. Сашка точно знал, в чем причина наших частых прогулок по проспекту за домом, но в нем, бывало, просыпалась деликатность. Очевидно, это был как раз тот самый случай.

Или же причина моего молчания была в том, что как только я смотрел на Сашку и думал о незнакомой девушке на остановке, то на меня накатывала волна жара, а во рту пересыхало, и я не мог выдавить ни слова. В моей голове странно переплетались образы ее тонких пальцев, сжимающих футляр музыкального инструмента, и Сашкины зеленые глаза, смотрящие на меня со всезнающим прищуром. Изящная посадка головы незнакомки и линия челюсти друга, когда он закидывал голову, смеясь над очередной шуткой.

Эти мысли были настолько странными и опасными, что я делал так, как привык, сталкиваясь с чем-то, о чем не принято говорить. Просто помалкивал. Игнорировал. Держал под контролем.

На третий месяц отсутствия девушки я забеспокоился всерьез. Хотя, казалось бы, мы даже не были знакомы. Она могла сменить маршрут, пересесть на другой вид транспорта, перестать ездить туда, куда она ездила на этом трамвае. Но я чувствовал между нами натянувшуюся нить, будто это были не случайные встречи, словно все это вело нас к чему-то большему.

Расскажи я об этом Сашке, он поднял бы меня на смех и обозвал девчонкой. Или хреновым Ромео. Одно из двух. Но пока друг сопровождал меня в ежевечерних бдениях у остановки и ни о чем не спрашивал, я был молчаливо благодарен, не поднимая эту тему.

И, наконец, она вернулась. Но все изменилось. Вначале исчез футляр с инструментом, красивое пальто с мелькающим под ним платьем в клетку сменилось джинсами и потертой курткой не по размеру. Затем пропала изящная с достоинством посадка головы, а плечи поникли. Еще через неделю голова была вжата в плечи, а спина ссутулена.

Эти перемены пугали меня. Не отталкивали, а беспокоили. Я терялся в догадках. Вступила ли она в сложный период борьбы с родителями за право быть собой, как и любой из нас, или же причина была в другом? Навскидку она была нашей ровесницей, а у меня с отцом творился полный ад, и, если бы не мама, я бесил бы его так часто, как мог. Если бы не мама? Хотя бы себе стоило признаться, что если бы не крепкие кулаки и хорошо поставленный удар моего отца, то я показывал бы характер гораздо чаще. Была ли ситуация незнакомки схожа с моей? Или же она попала в плохую компанию, и с ней случилась беда?

На следующей неделе появился синяк. Сашка, переходя дорогу, споткнулся, и я заметил, что он пристально разглядывает лицо девушки. Но не успел я предпринять какие-либо действия или же толкнуть друга, призывая подойти к ней, как незнакомка решительно развернулась, пряча лицо за завесой волос, и пошла в сторону метро. Она шагала торопливо и не оглядывалась, и мы припустили следом.

С тех самых пор она ездила с нами в метро. Я ни разу не видел ее на перроне, но заняв место в вагоне, через минуту краем глаза я ловил движение, и она опускалась на сиденье прямо напротив нас. Откидывалась на спинку, вытаскивала из кармана своей необъятной куртки потрепанную книгу и утыкалась в нее взглядом. Даже не листая страницы.

Эта ситуация нервировала меня сверх меры. Я хотел подойти к ней, почти уверенный, что она намеренно сопровождает нас, но что-то удерживало меня. Сашка за все поездки не проронил ни слова, но становился все более напряженным, а между его бровей пролегла складка, которая теперь почти не исчезала. Я знал, что с его склонностью заботиться о слабых и с его внимательностью он не мог упустить все эти перемены. Но ведь он не был настолько зациклен на ней, как я. Для него она всего лишь попутчица, возможно, он даже не обратил внимания, что изящная фарфоровая куколка с трамвайной остановки и эта нервная девочка из метро – один и тот же человек.

Через неделю исчезла книга. Девушка уже не делала вид, что читает, а просто невидящим взглядом смотрела перед собой. Даже не знаю, заметила ли она, что мы тоже были в вагоне. Я точно решил, что нам следует поехать до ее станции, но, к моему удивлению, она поднялась на ноги перед «Парком Победы». Сашка рванул на ноги, придя в себя быстрее, чем я, и встал прямо за ней. Но мы потеряли ее в пешеходном переходе. Сначала она отстала, и вот уже Сашка наклонился завязать шнурки, я судорожно рассматривал людей, в плотном потоке стремящихся навстречу. Мне показалось, что справа мелькнул затравленный тоскливый взгляд, но тут же исчез.

– Я не вижу ее. – Я ненавидел то, как жалко звучал мой голос. Неуверенно.

– В рот компот! – выругался Сашка, перестав притворяться, что занят шнурками, и выпрямился в полный рост. – В следующий раз подойдем к ней прямо в метро.

Я был так сильно благодарен за отсутствие шуток в моей адрес, что не сразу отметил, как странно звучит его голос. Будто он потерял что-то ценное. Тогда я не до конца осознавал, что ее рука уже крепко сжимала оба наших сердца, и мы трое были неразрывно связаны.

САША

Девчонка пропала во второй раз. И мне хотелось надавать себе по щам, что мы так долго тянули и не подходили к ней. После синяка на ее лице я четко знал – она в беде. Но мы все что-то тянули. Чуйка подсказывала мне, что это не просто девчачьи разборки в школе или терки с родителями, тут ситуация серьезней. И, как оказалось, чуйка меня не обманывала.

На плавание мы с Жекой давно забили, и я знал, что мы получим от тренера по шее, но сейчас мне было на это плевать. Изо дня в день наш маршрут пролегал между трамвайной остановкой и спуском в метро, после чего мы катались по синей ветке, периодически выходя на поверхность в тех местах, где мы когда-либо сталкивались с девчонкой. Когда в очередную ходку мы уселись на свободные сиденья на своей станции, а двери вагона почти закрылись, она ввалилась в вагон. Вначале я даже не узнал ее. Вся одежда грязная, шапка надвинута на самые глаза. Мне показалось, что это просто бездомный забулдыга решил погреться в метро. Но вот нетвердой походкой забулдыга проковылял к привычному месту и кулем упал на сиденье напротив нас. Дамочка рядом скорчила гримасу и отодвинулась подальше.

Бездомный стянул шапку, явив на свет коротко стриженную макушку. Рядом со мной поперхнулся Жека. От былой шикарной гривы не осталось и следа, но дело было даже не в этом. На ее лице не было живого места. Опухшее, в кровоподтеках, а в уголке рта засохшая кровь. Девчонка уставилась прямо на нас, но взгляд был пустым, мертвым. Жека рядом со мной так сильно дергал ногой, что я удивился, почему не шатается вагон метро в такт его подергиваниям. Мне казалось, что этот дурак вот-вот сорвется и побежит куда-то. Только куда здесь бежать?

В метро было практически безлюдно. Подъезжая к «Парку Победы», я неосознанно напрягся, и, как оказалось, не зря. Когда вагон остановился, девчонка, странно скособочившись, медленно поднялась и прошаркала к выходу.

Мы почти сразу рванули за ней. Еле успели, прямо за нашими спинами двери вагона сомкнулись, чуть не отхватив Жеке волосы на затылке. Я мельком глянул на часы – начало десятого. Меня дома никто не ждал, а вот Жеке предстояла выволочка, но в такой момент кого это волнует. Девчонка тяжело навалилась на поручень эскалатора, ее сгорбленная фигура чуть пошатывалась. Я не мог понять, она пьяна или под кайфом, но определенно ничего хорошего.

Выйдя из подземки, я зажмурился от ветра, бьющего в лицо. Конец февраля выдался просто лютым, мелкий снег летел, царапая щеки. А поверхность земли выглядела заледенелой и голой, унылый февраль в действии. Никакой тебе романтики декабря с пушистым снежком – получай в харю колючих снежных упырей. Зубы свело от холода, и я постарался вдыхать через нос. Жека рядом крутил головой, но я дернул его за рукав куртки, направляя прямо к подземному переходу. Этот олух никогда не научится быть внимательным. Девчонка неуклюже и медленно спускалась в переход, и мы замерли на первой ступеньке. Может, она просто идет домой, пострадав в какой-то потасовке? И ей там окажут помощь?

Как бы то ни было, мы спустились следом. Переход был темным и пустым. Все палатки наглухо закрыты ставнями, почти невыносимый запах мочи и какой-то мокрой псины.

Добравшись до конца перехода, девчонка начала карабкаться по лестнице вверх. Я уже почти потерял терпение, сил смотреть на ее мучения просто не было. Но она забралась наверх более-менее благополучно, не поскользнувшись на скользких ступенях. Выйдя из подземного перехода, я уткнулся взглядом в уже привычно возвышающиеся колонны библиотеки. Неработающие фонтаны выглядели до того уныло в это время года, что вся эта каменная громада наводила жуть. Каково же было мое удивление, когда девчонка потащилась прямиком к зданию библиотеки и, дойдя до ступеней, повалилась на них без сил. Пока Жека, разинув рот, застыл рядом со мной, девчонка поворочалась и кое-как уселась на ступеньки, поджав колени к груди и закрыв лицо руками. Что? Неужели решила перекантоваться в феврале на бетонной лестнице библиотеки? Чтобы с утреца дворник нашел ее окоченевший труп?

Мне все это надоело. Пусть мы были жалкими, пусть лезли не в свое дело и, вообще-то, создавали впечатление нездоровых преследователей, мне было насрать. Я толкнул Женьку, побуждая следовать за мной. Решительно сократив расстояние между нами, я присел перед ней на корточки. Жека топтался сзади.

– Эй, привет! Ты в порядке? – Я постарался, чтобы голос прозвучал как можно более обыденно.

Ее реакция оказалась настолько бурной, что я офигел. Она подскочила, отпихнув меня так, что я приземлился на задницу. Попытавшись бежать, девчонка сделала два шага, споткнулась и упала на обледенелый асфальт, издав тихий вскрик.

Жека, поскальзываясь, ломанулся за ней следом, пока я пытался подняться с земли. Когда я подоспел к ним, он уже перевернул ее. Кажется, лицо девчонки опухло еще больше, хотя вряд ли больше вообще было возможно. Я осторожно помог Жеке перехватить ее под спину, и мы попытались в четыре руки поднять девчонку с земли.

– Тише-тише, все хорошо, – успокаивающе шептал Жека, его голос звучал почти убаюкивающе. – Теперь все будет хорошо, никто тебя не обидит.

От нее не пахло спиртным, и, в целом, не думаю, что она была под кайфом, просто сильно мучилась от боли. Мы практически поднесли ее к крыльцу библиотеки. Я в панике оглядывался, ища скамейку, но только бетон, только хардкор. Жека все-таки поскользнулся и завалился задницей на ступеньки, а девчонка выскользнула из моих рук, неловко шмякнувшись прямо на колени к обалдевшему Жеке. Тут же она начала слабо сопротивляться и плакать.

– Пусти!.. Не трогай, не надо больше!.. – тихо всхлипывала она, почти безуспешно пытаясь отпихнуть Жеку.

Жалость поднялась во мне, будто волна, вытолкнув в горло тяжелый ком, который мешал нормально дышать. Я плотно обхватил девчонку за плечи и снова поставил на ноги, сдерживая слабые рывки, чтобы она не причинила себе вреда.

– Слушай… тише-тише, – уговаривал я, удерживая ее на расстоянии, так было спокойнее нам обоим. – Мы хотим помочь, все хорошо. Тебя никто не тронет. Чувак, вызывай такси, поедем ко мне. – Последняя фраза уже предназначалась Жеке, но он никак не отреагировал.

Я в раздражении перевел взгляд с девчонки на него, и увидел, что Жека до сих пор сидит задницей на ледяных ступенях и с отсутствующим видом пялится на грязь на своих джинсах. Нашел тоже время, чистюля!

– Жека, вызови такси! – шепотом рявкнул я, чтобы не испугать девчонку.

А потом увидел это. Свет фонарей был достаточно тусклым, но на светло-голубых Жекиных джинсах отчетливо темнела не грязь, а… кровь. От ужасной неприятной догадки меня затошнило, затрясло, и впервые в жизни я помолился. Это была очень странная молитва. О ежемесячном женском цикле.

ЖЕНЯ

Таксист не хотел нас брать, и, учитывая странность нашей компании, его сложно было в этом винить. Сашка предпринял все свои навыки дипломатии, но безуспешно. А затем в ход пошло то, против чего сложно устоять большинству людей. Деньги. Двойной тариф сверх счетчика. Если бы я не пытался прикрыть свои измазанные кровью джинсы практически бесчувственным телом девушки, то присвистнул бы от такой щедрости. Но в этом весь Сашка.

– Так, она там не начнет блевать? – недовольно заворчал таксист. – Химчистку, если что, тоже вы оплатите.

– Все в порядке будет, не волнуйтесь, – заверил его Сашка, практически пропихивая меня на заднее сиденье, после чего быстро скинул куртку и постелил рядом со мной. Делал он это неловко и торопливо, пытаясь удержать тело девушки в вертикальном положении и не упасть самому. Наконец он усадил ее рядом со мной и, ободряюще кивнув, мягко захлопнул дверь.

А потом всю дорогу развлекал таксиста светской беседой, будто с нами в машине не было истекающей кровью девушки, с которой совершенно непонятно, что делать. Я отупело водил ладонями по пятнам крови на джинсах, размышляя, откуда столько, и сильно ли она ранена. Иногда за приглушенным разговором на переднем сидении и мелодией приемника я переставал слышать, дышит ли она. Слегка переместившись поближе к девушке, я прислушался. Трудно вообще что-то определить при таком количестве посторонних звуков. Повернувшись, я обеспокоенно разглядывал избитое лицо в скудном освещении салона. Один ее глаз сильно заплыл, но второй был открыт и смотрел на меня. Теперь ее взгляд не был таким пустым, как в метро. Она внимательно и настороженно изучала меня. Я попытался ободряюще улыбнуться, но ее взгляд уже переместился с моего лица на колени. Я заметил, что все еще беспокойно тру руками пятна крови на джинсах, и усилием воли заставил себя прекратить. Она поморщилась, и ее разбитые губы скривились, как будто в беззвучном плаче. Мне хотелось как-то утешить ее, и я попытался нашарить ее ладонь на сиденье, но она все так же молча отдернула свою руку, продолжая смотреть на меня.

И тут привычные звуки салона разорвала мелодия. Очень громкая, я даже дернулся от удивления. Девушка вздрогнула и снова поморщилась, словно каждое движение причиняло ей нестерпимую боль. Скорее всего, так оно и было.

Сашка возился на переднем сидении, пытаясь выудить из кармана джинсов безумно вопящий телефон. Глянув на дисплей, он обернулся ко мне и коротко сообщил:

– Ма твоя.

И тут меня накрыла волна страха. Я нажал на кнопку подсветки на своих электронных часах, обнаружив, что уже без восьми десять. Мне конец. Сашка нажал кнопку принятия вызова и беспечным голосом начал разговор, прерываясь на длинные паузы, в которые, очевидно, моя мама выдавала длиннющие тирады.

– Да… Да, здрасьте, теть Лен… Да, конечно, со мной… Ой, мы уже почти дома, с нами такое, знаете, тут приключилось… Нет-нет, ничего серьезного. Жека вам расскажет, как домой придет… Не знаю… Передать ему трубку?.. Скажу, чтобы проверил, но вы же знаете его, небось, на беззвучном стоит с самой тренировки… Ой, я бы с удовольствием, но не смогу. Брат приехал, ждет меня… Я с радостью в следующий раз… Спасибо, теть Лен… Да, до свидания. Будем минут через пятнадцать-двадцать. – Положив трубку, он повернулся ко мне: – Все хреново, ужинать звала.

И я понял, что мои дела и правда очень и очень неважные. Пошуршав во внутреннем кармане, я достал свой телефон и активировал экран. Звук был и правда выключен, а еще меня ждало двадцать восемь пропущенных звонков. Двадцать пять от мамы и три от отца. Три звонка от отца. Дома мне крепко не поздоровится. Я подумывал, не перезвонить ли, но сейчас ситуацию уже вряд ли чем-то можно исправить. Отвернувшись к окну, я судорожно пытался придумать, чем же оправдать двухчасовую задержку с тренировки.

Я так погрузился в страх и тревогу, что забыл о девушке и обо всем на свете. Из раздумий меня вырвали очень неуместно, распахнув снаружи дверь машины, к которой я привалился, прокручивая в голове все возможные сценарии сегодняшнего вечера дома. Едва не вывалившись из машины, я еле успел вовремя удержать равновесие, растерянно оглядываясь.

– Ради всего мясного, ты уже закончил страдать? – раздраженно проворчал Сашка, уставившись на меня. – А то тут, знаешь, некоторым нужна помощь.

Я смущенно вздрогнул. Совсем забыл о девушке и непростой ситуации, в которой мы оказались. Пулей вылетев из машины, я помог Сашке осторожно высвободить девушку из недр салона. Это оказалась задача не из легких, она пришла в себя и двигалась очень медленно, вздрагивая и постанывая. Таксист следил за нами настороженно. Видимо, только сейчас он заметил, что девушка не пьяна, а сильно избита. Что-то буркнув себе под нос, он решительно распахнул дверцу и вышел из салона, преградив нам дорогу.

– Возможно, я пожалею об этом, но не нужна ли тебе помощь? – спросил он, обращаясь к ней. – Если ты не хочешь идти с ними, и тут происходит что-то действительно плохое, то самое время сказать об этом сейчас. – Он переводил взгляд с моих испачканных кровью джинсов на нее, а потом на Сашку, который совершенно спокойно натягивал куртку.

Девушка привалилась ко мне и впервые за долгое время подала голос.

– Благодарю, все в порядке. – Ее голос был приглушенным и хриплым, а слова из себя она выталкивала будто силой, но таксист, казалось, был удовлетворен. Он смущенно отступил, неопределенно махнув рукой, сел в машину и дал по газам.

– Прям слезы мешают говорить, – прокряхтел Сашка, затаскивая девушку по ступеням парадной. У нее словно все силы ушли на разговор с водителем, и она снова обмякла. – Ну, че стоишь? Помогай, давай! – рявкнул он. – Это ж не меня дома ждут с минуты на минуту.

Мы доковыляли к лифту и поехали на шестой. Открыв дверь квартиры, Сашка снова снял куртку и, уже привычным жестом бросив ее на кушетку, опустил девушку следом. Она прикрыла глаз и затихла. В свете люстры ее лицо казалось палитрой контрастов: от мертвенно-белого до багрово-синего. Выглядело плохо.

Сашка, не обращая на нее внимания, скрылся в недрах квартиры, но вернулся через несколько секунд, неся что-то в руках.

– Слушай, чувак, ты если так тормозить будешь, то мы далеко не уедем, – сказал он мне, а потом неожиданно добавил: – Штаны снимай.

Я смущенно дернулся от того, как это прозвучало. Сашка невесело хохотнул.

– Переодевайся, а я пока говорить буду. – Он протянул мне спортивные штаны. – Мы, короче, были на тренировке, и у тебя в раздевалке, когда ты присел шнурки завязать, джинсы лопнули по шву, усек?

Я обалдело кивнул, расшнуровывая ботинки и скидывая их.

– Дальше, ты же не можешь в феврале в полностью разорванных джинсах домой идти, – продолжил он, пока я пытался безуспешно стянуть джинсы прямо в куртке. – И один парень, который живет недалеко от бассейна, предложил одолжить тебе спортивные штаны. Ты куртку расстегни, – деловито предложил Сашка. – И так, я рванул с чуваком за спасением в виде твоих штанов, а ты остался ждать в вестибюле.

Пока он вещал свой план, расхаживая по коридору взад-вперед и заложив руки за спину, я кивнул, расстегнул куртку и избавился, наконец, от джинсов.

– Это бы не заняло столько времени. – Я решил поспорить с Сашкой, параллельно натягивая спортивные штаны. – История с джинсами отличная, но мы бы управились быстрее.

– Да-а-а-а-а, но пока ты сидел в вестибюле, то познакомился с двумя девушками из женской команды по плаванию, – самодовольно продолжил Сашка, пока я зашнуровывал ботинки и рылся в карманах джинсов, вытаскивая телефон и мелочь. – А вот это верни, – он показал на телефон и мелочь. – Потому что, переодеваясь, ты забыл телефон в кармане рваных джинсов, которые остались в бассейне.

– Ты шутишь? – Я застегнул куртку и протянул руку за телефоном. – Он будет час орать, какой я невнимательный и рассеянный.

– Эт да, пока ты ему не скажешь про девчонок. – Сашка поднял палец вверх, будто указывая мне на что-то на потолке. – Давай, не тупи. Девочек мы провожали домой пешком, заболтались, потому что одна из них особо тебе понравилась.

Я все еще недоверчиво смотрел не него, протягивая руку за телефоном.

– Вали уже домой, чувак. – Сашка выдвинул ящик комода и зашвырнул туда мой телефон и деньги. – Как только твой батя поймет, что ты не со мной кувыркался на диване два часа, а кадрил девчонок, то он отвалит.

Я своим ушам не поверил.

– Че… чего? – замямлил я. Лицо налилось жаром, я мог поклясться, что щеки были просто пунцовыми.

– Ой, да ты что, батю своего не знаешь, – спокойно пожал плечами Сашка. – У него же повсюду голубизна и мямли. Давай, иди и возвращайся, как только сможешь. Скажи, что Олег привез новую приставку, завтра все равно в школу не надо, вдруг отпустит тебя на радостях, что ты себе девулю нашел.

Я что-то пытался сказать в ответ, оглядываясь на него и девушку, пока он выталкивал меня на лестничную площадку. Его слова повергли меня в настоящее смущение, и, плетясь по лестнице в свою квартиру на три этажа выше, я размышлял, подозревает ли он меня в чем-то.

Буквально за один вечер моя жизнь перевернулась с ног на голову и теперь разом происходило столько всего: фарфоровая куколка, попавшая в беду, странные слова Сашки, заставившие меня испугаться до боли в животе, а еще предстоящая ссора с отцом. Перед дверью своего дома я глубоко вдохнул и попытался успокоиться. В ближайшие полтора часа мне придется ох как несладко. С шумом выдохнув воздух сквозь стиснутые зубы, я нажал кнопку звонка.

САША

Как только за растерянным Жекой захлопнулась дверь, я повернулся к девчонке. Она все еще сидела, прикрыв опухший глаз. Кажется, она даже не пошевелилась с тех пор, как я усадил ее на мою куртку. Подойти к ней близко, как прежде в сквере, я не рискнул. Поэтому прислонился к стене напротив кушетки и постарался понять, понадобится ли скорая помощь или мы сможем справиться своими силами.

– Эй, – позвал я, беспокоясь, в сознании ли она.

– Эй… – отозвалась девчонка, приоткрыв глаз и уставившись на меня.

Взгляд у нее был тяжелым. Вроде бы в нем ничего не было, а вроде как в черную дыру смотришь.

– Я хочу спросить, раз ты сама не вызвала скорую помощь, то, наверное, это нежелательный расклад, – предположил я.

Она попыталась пошевелиться, но, поморщившись, прекратила движения и снова застыла.

– Спасибо за помощь. Немного посижу и пойду, не хочу доставлять неудобств, – длинные фразы она говорила с трудом, проглатывая слова.

– Даааа… В таком виде тебе только в морозную ночь на прогулку, – заметил я. – Ты можешь остаться. – Она затравленно вскинула на меня взгляд. – Так… Нет, ничего такого. Обработаем твои раны, отлежишься. Здесь никого нет, кроме меня. Вернется еще тот чувак, который ускакал получать люлей. Мы хотим помочь, – выходило будто я оправдывался, только не знал за что.

– Помочь… – эхом повторила она за мной. С одной стороны, девчонка выглядела настороженной и напряженной, будто готова рвануть в любой момент. Но с другой стороны, таксиста она о помощи не просила. Нам не доверяла, но ему доверяла еще меньше.

Она продолжила сидеть без движения. Меня же беспокоило только одно, идет ли еще эта ярко-красная кровь, и можно ли умереть от такой кровопотери. Можно или нет? Как я должен это спросить?

– Эээ… Слушай, не хочешь ли промыть раны и поменять одежду? – Я постарался зайти издалека. Почему в такие моменты людей беспокоят приличия, блин. Но я просто не мог выдавить из себя волнующий вопрос.

– Сменить одежду…? – снова эхом повторила она, только теперь полувопросительно.

Мне так надоело это напряжение. Я не похож на Жеку. Во мне настолько мало терпения и деликатности, что иногда я делаю, прежде чем подумать. Но тогда я не понимал, что шок от травмирующих событий может проявляться по-разному. В тот момент я был просто напуганным пятнадцатилетним пацаном, который не знал, что ему делать, поэтому психанул.

– Короче, твоя одежда грязная и в крови, ты не можешь сидеть на кушетке вечно. Надо помыться, а потом обработать раны, а то может инфекция попасть! – грубо рявкнул я. – Я дам тебе чистую одежду и не собираюсь трогать тебя и пальцем. Или можем вызвать скорую, и ты расскажешь врачам, что случилось, а они окажут тебе помощь. – После длинной яростной тирады я даже слегка запыхался.

– Я выбираю чистую одежду, – после нескольких секунд молчания тихо ответила девчонка.

Мне стало неловко. Я молча прошел в свою комнату и достал из комода спортивные штаны, футболку и толстовку. Абсолютно чистые, Мария приходила на прошлой неделе, вся одежда в комоде пахла альпийскими, мать их, лугами.

Вернувшись в коридор, я увидел, что девчонка безуспешно пытается наклониться, чтобы развязать ботинки. Но, чуть наклонившись, вдруг замирает и возвращается в исходное положение.