Текст книги "Один из миллионов (СИ)"

Автор книги: Яна Кельн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Какое право ты имел, так о нем говорить, если видишь в первый раз в жизни?! – с порога сорвался парень, скидывая на ходу белые кроссовки.

– Миш? – отец оторвал уже спокойный взгляд от плоского экрана телевизора и похлопал ладонью рядом с собой, – Успокойся сначала, потом поговорим.

Парень осмотрелся, но матери не увидел, видимо, она решила благоразумно не вмешиваться в мужские разговоры. Миша выдохнул, загоняя свою ярость под маску спокойствия и сел с отцом.

– Я жду, – сквозь зубы бросил парень, одаривая родителя неприятным взглядом темных глаз.

– Миш, это неправильно, – мужчина пожевал губу, – спать с представителями своего пола.

– Плевать, – злая усмешка в сопровождение к реплике.

– А мне нет, не хочу, чтобы мой сын портил себе жизнь. Если тебе на нее плевать, то меня волнует твое будущее, – отец обернулся к сыну и протянул руку, очень надеясь, что все это временная блажь, запоздалый подростковый бунт, не более.

– Как изменится моя жизнь от того, с кем я сплю, кого люблю, в конце концов? – тон спокойный, но внутри все бурлит, кипит, взрываясь крупными пузырями, грозя перелиться через края посуды.

– Миш, ты еще не сталкивался с этим, но поверь, геев не любят у нас в стране. Мы не Европа.

– Ага, мы жопа, – усмехнулся Михаил и поднялся с дивана, не было душевных сил усидеть на одном месте.

– Миш, прошу тебя, подумай. Не поддавайся порывам, обдумай все хорошо. Этот мальчик, он ничего не сможет дать тебе в этой жизни.

– Глеб дает мне намного больше, чем ты думаешь.

За окном шумит двор, люди занимаются своими делами, дети играют на детской площадке, делят формочки в песочнице, вверх-вниз летают качели, вознося девочку в салатовом платье к вершине восторга. Она смеется, ее волосы, заплетенные в два пышных хвоста, развиваются на ветру, на лице оставило свою отметину счастье. Как мало иногда человеку необходимо для того, чтобы почувствовать его.

– Не хочу даже представлять, что он тебе дает, – в голосе мужчины целый океан презрения и брезгливости.

– Мысли выше, пап, – бросил парень и зашел в свою комнату.

Мать сидела на кровати и смотрела в окно пустым взглядом. Глаза сухие, не покрасневшие, нет расстройства на лице, но это не значит, что ее не задела за живое утренняя сцена. Задела, еще как. Ни одна мать не хочет иметь сына-гея. И не потому, что это неправильно или противоречит законам природы. Эти факты не играют никакой роли.

– Мам, ты тоже так думаешь? Думаешь, что это временная блажь и это пройдет? – Миша сел позади нее, опуская взгляд в пол.

– Нет, Миш, – тихий безэмоциональный голос, голос человека, который однозначно уяснил свою обреченность, – я видела, что ты был готов броситься на отца с кулаками, если бы этот мальчик не остановил тебя. Это говорит совершенно о другом. Любишь?

– Люблю.

– Миш, любовь проходит. Год, два, три, затем все изменится, – Наталья обернулась к сыну и взяла его лицо в руки, чтобы он не мог спрятать глаза, – А что будет, когда тебе будет тридцать, сорок? Когда ты захочешь иметь детей? Этот мальчик не сможет тебе родить.

– Мам, прошу, не надо. Постарайся хотя бы ты меня понять, – голос дрогнул, в глазах застыли предательские капельки слез, – мне очень это важно.

– Я понимаю, сынок, – женщина притянула ребенка к себе и обняла, слегка укачивая, как в далеком детстве, – только не хочу, чтобы ты жалел, когда уже ничего нельзя будет изменить.

– Я не буду, мам. Клянусь, что не буду, – Миша прикрыл глаза, успокаиваясь под нежными материнскими руками, медленно скользящими по спине.

День прошел быстро. Напряжение, повисшее в квартире, поглощало минуты, растворяло их, превращая в прозрачное ничто. Миша несколько раз набирал номер Глеба в течение дня, но мальчик не брал трубку. Миша злился, переживал и снова заводился, ругая отца, себя, глупое упрямство мальчишки.

– Да? – раздался хриплый голос в трубке только тогда, когда на столицу уже опустилась темнота, рассеиваемая искусственным светом фонарей.

– Глеб, ты как?

– Сплю, – тихий шорох, звук шагов и перелив льющейся воды.

– Я приеду минут через сорок? – Миша хотел поставить перед фактом, но получился жалобный вопрос.

– Приезжай, – разрешил Глеб.

Голос мальчика звучал слишком отстраненно и как-то медленно, глухо, словно он устал и хочет избавиться от раздражителей как можно быстрее. Миша мотнул головой, отгоняя нехорошее предчувствие, заключающее в объятия его сердце.

– Я наберу, когда подъеду к дому.

– Хорошо, – и гудки, механические, неживые.

Миша отложил телефон, делая вдох. Все неправильно, не так, как должно быть. По коже прополз легкий страх. Парень сам не понимал, что он ждет от этой встречи чего-то, но то, что должно что-то произойти, что-то не хорошее, ускользало от его понимания.

– Скоро вернусь, – бросил он родителям, с которыми больше и не обмолвился за сегодняшний день ни словом, обулся и вышел за дверь.

Инстинктивные, рефлекторные движения. Подойти к машине, снять ее с сигнализации, сесть за руль, завести, надавить на педаль, влиться в поток других автомобилей.

Вечер, суббота, дороги свободные. Миша припарковался и набрал номер Глеба спустя ровно сорок минут. Ожидание тянулось, небо наливалось тяжестью, тучи закрыли насыщенную синеву, россыпь блестящих ярких звездочек, отчего темнота казалась особенно непроглядной. Воздух душный, спертый, ветер опасливо притих, прячась от предстоящей грозы. Миша резко повернул голову. Словно почувствовал. Дорогу переходил Глеб. Руки спрятаны в карманах джинс, футболка, куртки нет. А ведь на улице ощутимо прохладно.

– Привет, – сухо, скомкано, мальчик не потянулся за поцелуем, не улыбнулся.

– Привет, – Миша сам наклонился и поцеловал, легко коснувшись губ, не осмеливаясь углубить поцелуй, не осмеливаясь обнять, притянуть ближе, спрятать от ночной прохлады, чтобы он перестал дрожать, чтобы исчезли пупырышки, покрывшие бледную кожу.

– Миш, – Глеб слегка оттолкнул его, упершись ладонью в грудь, – нам, неверно, лучше пока не видится, – мальчик говорит себе под нос, низко опустив голову и смотря только на серо-грязный асфальт под ногами, но Миша отчетливо слышит каждое слово.

Каждое из них падает огромным валуном на едва дышащее тело, которое буквально несколько секунд назад сорвалось с высоченной отвесной скалы, скоро камнепад погребет его навсегда, но прежде человек будет испытывать нестерпимую мучительную боль, медленно умирая.

– Значит, ты меня бросаешь? – выдавил из себя Миша, голос дрожал, парню не удалось этого скрыть. Хотел услышать в ответ «нет», оправдания, что это лишь временно, пока родители не уедут.

– Да, – зеленый сигнал светофора вновь сменился на красный, а вдалеке, в черном небе сверкнула первая яркая вспышка, – Ты сам видел, какую реакцию вызывают наши отношения, я не готов испытать на себе гнев отца, – ответил мальчик с разноцветными прядями в черных волосах, разметавшихся под порывом внезапно поднявшегося ветра.

– Глеб, ты просто трус, – губы Миши искривились в презрительной усмешке.

– Пусть так, но разве не ты учил меня самостоятельно принимать решения. Я его принял, смирись, – последние слова прозвучали особенно резко и грубо, полоснув ножом по натянутым нервам.

Мальчик быстро пересек улицу и скрылся в темноте двора. Пародия на выдох. Все тепло мигом улетучивается из тела вслед за тем, кто его дарил, вливая в каждую клеточку тела, заставляя жить им, заменяя своей необходимостью кислород. Не стало тепла, не стало такого нужного для жизнедеятельности газа. В глазах искры, остатки пожара, которым вспыхнул костер, согревающий душу еще совсем недолгое время назад. Кажется, теперь Миша понял, что такое попасть в Ад. Именно так, должно быть, мучается грешник, оказавшись на раскаленной сковородке. Лава вместо крови, огненное дыхание, кружащееся вокруг, заполняющее все пространство.

Несколько шагов до двери, щелчок ручки, дверца автомобиля распахивается, пальцы впиваются в холодный металл, только бы устоять на ногах. На нос капают первые теплые капли дождя. Выдох, вдох, дверца захлопывается, отрезая от падающей с неба влаги, укрывая, пряча от непогоды. Но Мише все равно, его буря разыгралась в душе, в сердце. Снова срабатывают приобретенные рефлексы, парень заводит машину и плавно отъезжает от обочины. Дворники работают как сумасшедшие, стряхивая с лобового стекла блестящие серебристые капли. Дождь льет, как из ведра, выбоины моментально заполняются водой, машину ведет, руки непроизвольно вцепляются в руль крепче, глаза и сознание следят за дорогой, чтобы не улететь в кювет и не врезаться в соседние автомобили. В ушах шум дождя, заглушающий все, в горле першит, во рту пересохло.

Вдох-выдох, вдох-выдох, газ-тормоз, газ-тормоз. Дворники мечутся еще быстрее. Небо сошло с ума, обрушивая настоящий водопад на землю, на людей, на здания. Все утопает в этой влаге, ее слишком много. Кажется, что она попадает в легкие, не дает дышать. Нечем. Дышать. Вместо воздуха только вода. Забивается везде. Еще два шага и козырек подъезда скрывает вымокшую до нитки фигуру парня от воды. Теперь можно сделать вдох. Но холодно. Опять этот холод, пустота. «Чем я заслужил эту вечную мерзлоту в душе?» В душе закипает ярость. Миша сжимает кулаки, быстро поднимается на свой этаж, распахивает дверь, едва успев вытащить ключи из замка.

– Доволен! – кричит он, ураганом проносясь по комнате.

Обувь оставляет мокрые следы, с одежды, с волос течет вода, кажется, что и в квартире идет дождь. Родители, внимательно смотрящие до этого вопля в экран телевизора, поднимают головы и непонимающе смотрят на разъяренного молодого человека. Где их сын? И что это за существо с черными провалами глаз?

– Можешь, радоваться! – крик не приглушенный ни чем, плевать, что услышат соседи, – Он меня бросил! Бросил! Доволен?!

Мужчина медленно встает, несколько осторожных шагов и лицо парня опаляет пощечина. Голова дергается, но мозги, кажется, становятся на то место, на котором должны быть.

– Успокойся, Миш, – тихо.

На руке сжимается стальной захват. Мать подходит сзади, осторожно снимает мокрую одежду.

– Пойдем, – шепчет Наталья и уводит сына в комнату, грозный взгляд в сторону мужа, чтобы не смел, идти за ними.

Комната. Постель, пропахшая им. Парень брыкается и не дает себя уложить. Мать быстро понимает, в чем дело, сметает постель, стелет покрывало, вновь укладывает. Где-то раздается деликатный стук в дверь, но Наталья запрещает мужу входить. Не сегодня, не сейчас.

– Миш, он еще маленький, твой мальчик, он испугался, – шепчет женщина, перебирая короткие мокрые пряди волос.

– Глеб, его зовут Глеб, – парень рычит, хочет избавиться от надоедливой ласки, но нет сил пошевелиться.

– Глеб, – покорно поправляется, – дай ему время.

– Мам, он добился того, что я обратил на него внимания, он добился моей любви, он подарил мне свое тепло, он меня отогрел. Он не мог настолько испугаться, чтобы перечеркнуть все, что было.

Руки взметаются вверх, обхватывают голову, рвут волосы, зажимают уши, чтобы не слышать слова матери. В горле комок, на душе стужа, там кружат белые мухи, вьюга усиливается, погружая сознание в сон. Заморозка. Остановка времени. Потеря связи с реальностью. Ее больше нет. Вокруг только снега и льды Антарктиды. Теперь это – его реальность. На всю жизнь, навсегда. Освободившееся от тепла Глеба места занимает боль. Готов был, сказать люблю. Может, если бы Глеб услышал эти слова, то все было бы по-другому. Может. А может, и нет. Но все равно в сердце поселилась любовь. Сильная. Безнадежная. Всепоглощающая.

– Мам, хочу спать, – язык заплетается, липнет к небу.

– Спи, я посижу, – как в детстве, она всегда рядом, когда нужна, она мама, нет Мама.

Саша, есть еще Саша, он может помочь, может убедить. Может…

Глава 11.

Темно. Темно так, что режет глаза. Шаг на ощупь, под рукой шероховатая поверхность стены. Еще несколько шагов вперед. Саша, наконец, нащупывает в темноте ручку двери комнаты Глеба. В помещение так же темно, как в коридоре. Даже огромные окна пропускают сквозь себя только ночную темноту. По ненормально большой, гладкой поверхности неровными, искривленными прозрачными дорожками бегут дождевые капли. Ветер воет, грозит, ругается, рвет воздух на множество небольших полотен.

Саша подходит к кровати брата, ему не послышалось. Брат рыдает, громко, взахлеб, давясь слезами и рваными вздохами, что удается сделать сквозь плотный кокон из одеяла.

– Глеб, – молодой человек перетягивает завернутую мумию к себе ближе.

Ответа нет. Саша забирается с ногами на постель, скидывая тапки на ковер.

– Глеб, ты чего? – голос вздрагивает, сердце ускоренно стучит от беспокойства, – Мишка, козел, да?

Завывания из-под одеяла громче, тело трясется в каких-то нездоровых судорогах.

– Глеб!

Саша распутывает кокон, с трудом отдирая намокшую ткань, выдирая ее из цепких, скрюченных пальцев. Наконец, показывается черноволосая макушка, волосы мокрые, будто малой был в душе. За растрепанной головой миру является зареванная мордашка. Глаза, опухшие и красные, нос, как у алкоголика со стажем или у Деда Мороза, что, в общем-то, одно и то же, губы истерзаны, искусаны до крови.

– Красавец, – тянет Саша, притягивая брата к себе.

– Са-а-а-аш-а-а-а, – ревет младший брат и прячет лицо на груди брата, утыкаясь в теплую кожу, смачивая ее слезами.

Саша не знает, что делать. Как успокоить эту истерику, которая длится уже видимо не один час. Что сказать? Как успокоить? Какие слова подобрать, чтобы не сделать еще хуже? Что друг мог сделать, что Глеб ревет половину ночи? Саша подтягивает одеяло и снова закутывает вздрагивающее тело, по плечи, чтобы укрыть от холода. Руки сами по себе перемещаются на лицо, утирают слезы, вытаскивают нижнюю губу из плена зубов, поднимают за подбородок. Саша легонько дует брату в лицо. Синие глаза на миг скрываются за шторками век, чтобы потом посмотреть на мир осмысленно. Глеб вернулся в этот мир, оставляя свой кошмар без внимания. Шмыгает носом, усаживается удобнее, теснее прижимаясь к старшему брату, трет глаза кулачками, как маленький карапуз.

– Что произошло? Миша бросил? – тихо, зверея от догадки, обещая другу все возможные смерти и не по одному кругу.

– Я его бросил, – через некоторое время, хрипло, не удержав горестный вздох.

– Зачем? – Саша потрясен, ошеломлен, шокирован.

– Так будет лучше.

– Я смотрю, тебе очень сейчас хорошо, – хмыкнул Саша.

– Ты не понимаешь, – Глеб немного отстранился и попытался разглядеть выражение лица брата в темноте, – Что будет, когда об этом узнает отец?

– Испугался? – Саша поразился еще больше, Глеб всегда был неадекватным человеком, но не трусом.

– Да, – кивнул мальчик.

– Поэтому порвал с Мишкой?

– Да, – снова кивок и горестный стон.

– Тогда соберись и перестань реветь, словно брошенная беременная баба, – Саша отчего-то сильно разозлился на братишку, хотя, должен бы быть рад этой новости.

Одумался, взялся за голову, исправил свои ошибки. Но в груди было обидно и грустно за их отношения. Такие радостные и так нещадно загубленные тем, кто их спровоцировал.

– Саш, если я решился с ним порвать, это не значит, что я перестал чувствовать. Мне плохо, – не фраза, болезненный стон.

– А ему? Думал, как ему плохо?

Саша не думал, когда задавал этот вопрос. Если бы поразмыслил немного, то промолчал. Глеб снова тихо заскулил, а через некоторое время скулеж вновь сорвался на вой, раненного и мучающегося в агонии щенка. Глеб оттолкнул брата и упал на кровать, прячась под одеялом.

– Глеб, – с тяжелым вздохом, в эту ночь ему не удастся выспаться, – Глеб!

Саша дернул за одеяло, бесполезно. Мальчик намертво вцепился в него. Еще рывок, из-под одеяла показались розовые ступни, Саша наклонился, силясь содрать истерзанную ткань с головы, но получил пинок ногой в живот. Охнул от боли и со всей силы дернул за одеяло. Послышался треск рвущейся ткани, пододеяльник можно выбрасывать. Но и результат появился. Глеб сел на кровати, но далеко от брата, не желая более находить утешения в его руках.

– Сегодня утром познакомился с родителями Миши, – хриплый, но снова спокойный голос, – его отец назвал меня шлюхой и мразью. Что скажет наш отец, как думаешь?

– Ничего, молча отпинает тебя так, что окажешься в лучшем случае в больнице, – Саша потер переносицу, устал, его вымотали мысли об их с Димой поцелуе, хотя он зарекался думать об этом.

– Саш, не вини меня во всем. Я боюсь, не отрицаю. Мне кажется, что так будет лучше. Надо немного переждать. Время ведь лечит?

– Глеб, я не собираюсь указывать тебе, что делать. Где-то я даже рад, что так случилось, – парень поднялся, – Где-то на самом дне своих мыслей, – он вышел из комнаты, не оборачиваясь и не видя ошарашенного взгляда младшего брата.

Глеб никак не ожидал, что Саша станет тем человеком, который поддержит их с Мишей отношения. Хотя, нечего уже поддерживать, нет никаких отношений. Одни воспоминания и боль, боль, боль.

Саше с трудом удалось уснуть, сначала мысли о Диме, теперь этот глупый поступок Глеба. Хотя, на самом деле, он правильный, со всех сторон правильный, только если смотреть на это с точки зрения человека, лишенного чувств и эмоций напрочь. Саша таким не был. Он видел, как плохо брату, как он мучается, как сгорает изнутри, как корчится от боли, заставляет себя дышать. Уверен, что Миша чувствует себя не лучше. Почему, в таком случае, этот поступок должен быть правильным? Разве правильно, когда двое людей умирают от своей любви? Определенно, нет. Господи! Когда он успел стать таким сентиментальным? Стоило только увидеть истерику брата? Нет, это не причина. За всю жизнь он и так порядком насмотрелся на его слезы и вопли.

«Привет, спишь?» – смс от Димы.

Саша посмотрел на часы. Шесть утра. Шесть!

«Надеюсь, что спишь. Честно, надеюсь, что эти сообщения вообще до тебя не дойдут» – приходит еще одна, когда Саша уже собирается написать не самый цензурный ответ.

Палец замирает, начатое сообщение перемещается в папку «черновик». Саша смотрит на экран и совершенно не понимает, что это значит.

«Саш, я не могу не думать, об этом проклятом поцелуе, прости» – еще смс.

«Я тоже» – теперь парень успевает набрать и отправить ответ.

«Ты не спишь» – смайлик в конце.

«Давай встретимся» – прочитал, только тогда, когда отправил.

Прочитал и только потом понял, ЧТО написал.

– Твою мать! – выругался Саша, но смс – не воробей, улетело, не поймаешь.

«Сейчас? Заеду через пятнадцать минут».

Саша отшвырнул телефон и быстро отправился в ванную. Почистить зубы, бриться не обязательно, умыться прохладной водой. Взгляд в отражение в зеркале. Кто там? Человек с горящими предвкушением глазами. Надо же, как это преображает. Восторг в груди. Щемит. Пьянит. Окрыляет. Из зеркала смотрит молодой человек. Такой, такой, воздушный…? Саша корчит себе рожицы и выбегает из ванной. Короткий взгляд на часы. В запасе еще семь минут. Дима будет вовремя, минута в минуту. Джинсы на голое тело, футболка, серая с ярким салатово-лимонным изображением какого-то инопланетянина. Не иначе, как перекочевала из гардероба младшего брата. Видимо, ему велика. Волосы в беспорядке из-за метания по подушке. Сойдет. Джинсовка. Готов.

Тихо приоткрытая дверь. Бесшумные шаги. Быстрый бег по лестнице. Входная дверь позади. Нет смысла ждать лифт. Улица. Еще темно. Прохладно. Мокро. Дождь лил сильно, долго, лужи кругом. Саша обошел огромную лужу перед ступеньками, ведущими в подъезд. Несколько мгновений, слабая дрожь по телу от утренней прохлады. Справа вспыхивает свет фар, и останавливается черный мерседес, он медленно разворачивается и Саша ныряет внутрь салона. Там пахнет приятно, немного сладковато, немного свежести, немного морского бриза.

– Привет, – не глядя в сторону водителя.

Молчание в ответ. Саша поворачивает голову и смотрит в Димины глаза. Сегодня на нем нет очков, и его серый взгляд кажется каким-то голым, обнаженным, рассказывающим о владельце больше, чем раньше. Там на дне серого озера горит, страсть? Именно она.

Дима ничего не говорит, цепляет рукой отвороты джинсовой крутки и тянет на себя. Саша не понимает ничего, удивлен вновь. А его губы сминаются в жестком властном поцелуе. Нет больше нежности, осторожности, исследовательской любознательности. Есть страсть. Голодная, требующая, подчиняющая. Саша не отстраняется, отвечает на поцелуй, пытается перехватить лидерство, но Дима не дает. Продолжает целовать, пропитывая парня своей властью, своей страстью. Язык Димы то скользит внутрь Сашиного рта, то гладит, нежит губы, то заигрывает с его языком. Руки уже на шее, притягивают, гладят основание черепа, надавливают на какие-то точки, заставляя выгибаться и едва сдерживать стоны. Не может быть простой поцелуй таким крышесносным, нереальным, волшебным.

– Да, так, – шепчет Дима, немного отстраняясь от губ, – мечтал, хотел, – продолжает шептать парень, скользя кончиком языка по нижней губе, – Саш?

– М-м-м? – едва слышный выдох в полумраке салона, и жадный вдох, чтобы пропитаться Диминым запахом, чтобы он застрял в носу, чтобы можно было его ощущать вновь и вновь.

– Хочу продолжить, – не просьба, не вопрос, просто желание, обличенное в словестную форму.

Дима решил быть смелым, требовательным, таким, каким он всегда был для Сашки. Он был таким в дружбе, он будет таким в отношениях. Они будут, уверен.

Саша отстраняется, Димины ладони соскальзывают с шеи. Тянется рукой к кнопочкам на приборной панели. Светится подсветка, окрашивая лица обоих призрачно-голубым сиянием. Медленная мелодия течет по салону, дарит какой-то покой, звук бьющихся о грудную клетку сердец растворяется в этой мелодии. Дима неосознанно сжимает в руке край Сашиной куртки, сам парень о чем-то напряженно думает. Дима не знает. А Саша понимает, что не хочет реветь, как Глеб, становясь рабом своей трусости, он хочет смело взглянуть в глаза своим желаниям и удовлетворить их. А сейчас он хочет продолжить. Хочет.

– Волшебное слово хочу, – произносит Саша, улыбаясь только уголками губ, – порой оно творит чудеса. Поехали.

Дима глухо рассмеялся и нажал на педаль газа, заставляя машину медленно выплыть со двора. Мерный гул мотора, тихая музыка, проносящиеся за окном пейзажи. Они не поехали на Димину квартиру, парень гнал тяжелый автомобиль прочь из города. За окном рекой, текли желто-зеленые поля, дачные домики, заправки, деревья и снова поля. Солнце уже встало и теперь зависло над линией горизонта, бросая свои яркие лучи в салон, ослепляя. Оба парня спрятали глаза за стеклами солнцезащитных очков, но озорные лучики все равно доставали их и там.

– Дим, куда ты меня везешь? – все же спросил Саша, вспоминая, что у него нет с собой банально денег и документов, только телефон в кармане с наполовину разряженной батарейкой.

– Далеко, в тридевятое царство.

– Я не принцесса.

– Нет, конечно, – хмыкнул блондин, – просто только за тридевять земель можно найти покой. А если серьезно, то мы едим к одной женщине, у нее свой небольшой пансионат, только для своих.

– Ясно. А ты «только свой»?

– А то! – Дима улыбнулся.

– Дим, долго ехать?

– Еще час с небольшим, а что? – парень немного повернул к Саша голову.

– Хочу вздремнуть. Не выспался.

– Дерзай. Музыку выключить?

– Нет, не мешает.

Саша облокотил голову, обхватил себя руками и закрыл глаза. Несколько минут мерного покачивания машины на неровной дороге, и он провалился в сон. Дима несмело посмотрел на Сашу. Тот уже спал, спокойно, и как-то умиротворенно. Блондин не сумел сдержать улыбки умиления. Слишком нереальной и фантастической была картина. Но еще более нереальным было то, что они сейчас едут вместе к Марии, в ее пансионат, раскинувшийся серди соснового бора на берегу лесного озера. Рай на земле.

Саша проснулся от беспрестанного чириканья птиц, шуршания крон, тихого стука, с которым на капот машины падали сосновые иголки. Запах хвои опьянял. Саша распахнул глаза, стащил очки и огляделся. Вокруг только сосновые стволы, шершавые, светло-коричневые, уходящие высоко в небо. Деревья, словно касались колючими кронами голубой лазури, перекидывали ветками кусочки облачков. Чудесно. Саша втянул носом воздух и вышел из машины, бесшумно ступая по ковру из сосновых иголок, желтых, зеленых, укрывающих темно-зеленый мох. Димы нигде не видно. Брюнет передернул плечами и ступил на крыльцо деревянного домика. Не прогадал, навстречу вышел улыбающийся Дима, поигрывая ключами.

– Пошли, – парень подошел к машине, взял из нее небольшую спортивную сумку, поставил на сигнализацию и подхватил Сашу под локоть, уводя прочь.

Они ступили на тропинку, уходящую вдаль, петляющую между плотно прижавшимися друг к другу деревьям. Через несколько сот метров, слева показалась гладь лесного озера, солнце золотило его своими переливающимися лучиками, раздавались тихие всплески рыбешек.

– Красота! – воскликнул Саша, потягиваясь на ходу, чтобы размять уставшие мышцы.

– Это только начало, – отозвался Дима, не оглядываясь.

Они обошли озеро, чтобы оказаться на противоположном его берегу, там, серди сосен и кустарников с дикой малиной затерялся маленький домик. Только тесная прихожая, закуток под душ и туалет и кухня, совмещенная со спальней.

– Охренеть! – выдохнул Саша, когда увидел, что большую часть спальни занимает кровать.

Огромный матрац, рассчитанный на шестерых, высокие кованые шпили уходят к потолку, смыкаются посередине, чтобы удержать пенно-прозрачный кружевной балдахин.

– Дим, это домик для новобрачных? – сквозь смех выдавил Саша, опуская голову, чтобы скрыть предательски покрасневшие скулы.

– Именно, все, что свободно. Прости, но я не очень надеялся на положительный ответ с твоей стороны, поэтому не до конца готов к свиданию.

– Свиданию? – Саша вскинулся, прожигая друга отчаянным взглядом синих глаз.

– Да, – Дима кивнул, отслеживая реакцию брюнета.

– Я думал, мы просто трахнемся, – Саша, как можно более безразлично, передернул плечами.

– А ты к этому готов? Готов стать педиком? – Дима медленно приблизился, не отрывая взгляда от Сашиных глаз.

– Дим, не стоит, – Саша покачал головой, в момент сократил расстояние между ними, притянул парня к себе и впился губами в его губы.

Дима охнул от неожиданности, но Саша уже успел воспользоваться секундной заминкой, чтобы углубить поцелуй. А дальше… Дальше одежда полетела в разные стороны. Джинсовка осталась валяться в прихожей, легкая ткань футболки спикировала на кухонный стол, джинсы. Да кому нужны джинсы? Нет белья? Супер, то, что надо. Саша оказался прижатый полуголым телом блондина к гигантской кровати. Парень шарил по его телу руками, лизал, целовал, втягивал в рот соски. Все портили только брюки, трущиеся грубой тканью о разгоряченную кожу. Так не хочется, хочется большего.

– Сними, – хрипло, нетерпеливо дергая за пряжку кожаного ремня.

Дима приподнялся, усмехнулся многообещающей улыбкой. Встал с кровати, расстегнул ремень, рассматривая жадным взглядом красивое тело, раскинувшееся перед его глазами. Саша. Такой доступный, развратный, сводящий с ума. Самая заветная и запретная мечта, внезапно ставшая реальностью. Может это сон? Дима избавился от одежды, притянул Сашку ближе к краю кровати, опустился на колени и лизнул головку Сашиного члена. Стон, больше похожий на вой, тело бьется в его руках, извивается, умоляет о большем. Нет, сон не может себя так вести.

– Ты мне не снишься? – все же решает уточнить блондин.

– Дима, твою мать, заткнись! – рука грубо сжимает его пряди и толкает к паху.

Саше нравится. Это главное. Дима снова лизнул головку, взял ее в рот, пососал, провел языком по всей длине плоти, заглотил до середины и начал двигать головой, плотно обхватывая Сашин стояк губами. Брюнет стонет громче, сжимает волосы в кулаке сильнее, натягивая, причиняя боль. Но эта грубость заводит еще сильнее, подстегивает к более решительным действиям.

– Дим, сюда иди, – раздается хриплый голос, который может принадлежать кому угодно, но не его другу.

К голосу добавилось конкретное действие. Диму вновь потянули за волосы, вынуждая оставить понравившуюся игрушку в покое. Саша ловко подмял его под себя, целуя в губы, слизывая свой вкус, смакуя его. Насладившись губами, Сашины поцелуи перетекают на шею, губы целуют ямку у основания, прикусывают ключицу, сползают ниже, чтобы поласкать соски. Руки бродят по Диминому телу, изучая, лаская, приручая к себе и к своему теплу. Его ладони согревают не только кожу, их тепло просачивается глубоко внутрь, в самую суть, в самую душу. Это тепло, как яд, всасывается в кровь, как наркотик вызывает зависимость и желание получить снова и снова в гораздо большем количестве.

Дима запрокинул голову и тяжело дышал. Саша лежал между его ног, лаская тело, терся своим членом о его пах.

– Нет, – блондин приподнял голову и встретился глазами с Сашей, когда палец друга толкнулся в сжатое колечко мышц.

– А ты определил на роль пассива меня? – Саша изогнул черную бровь и еще раз нажал на анус.

– Я никого никуда не определял, – прошипел Дима, отодвигаясь от настырной руки.

– Дим, не обламывай кайф обоим, иди сюда, – Саша ласково улыбнулся и поманил друга пальцем.

Дима пошел. Парень встал на колени и подполз к брюнету, обнял одной рукой за шею, чтобы тот не разорвал поцелуй, вторая рука обхватила их члены. Вверх-вниз, вверх-вниз. Привычная любому мужчине, незамысловатая ласка, но сейчас она дарила жгучее наслаждение, сейчас она с каждым нехитрым движением приближала к тому, чего жаждали тела обоих, к разрядке. Саша не выдержал первым и кончил с громким стоном, впиваясь пальцами в нежную кожу ягодиц Димы пальцами, оставляя синяки. Горячая вязкая жидкость, вплеснувшись из плоти, размазалась по стволу Димы, запах спермы пробрался в нос, а Сашин стон свел с ума. Несколько быстрых резких движений, и Дима последовал за другом, кончая, смешивая их семя.

Из оцепенения, переоценки жизненных ценностей и пересмотра мировоззрения, с целью изменить последнее, Сашу выдернул телефонный звонок. Дима никак не среагировал на громкую мелодию, парень лежал, заложив руки за голову, и смотрел в потолок, точнее изучал узор кружева на балдахине.

– Алло? – Саша откашлялся, чтобы голос не звучал настолько хрипло.

– Привет, – тихо произнес Миша.

– Привет. Я знаю, – Саша сразу оповестил друга о том, что в курсе их с Глебом отношений, чтобы не мучить Михаила, тому и без того сейчас тяжело.

– Есть шанс его вернуть?

– Пока он трясется от страха перед отцом, нет, – Саша покачал головой, сердце обливалось кровью за Мишу, брата же хотелось хорошенько встряхнуть.

Мелкий гаденыш, решился, рискнул, приручил, влюбил, понял, что совершил ошибку и в кусты. Выпороть надо.

– Ясно, – в голосе прозвучала горькая усмешка, – Поговоришь?