Текст книги "Выплата (СИ)"
Автор книги: Яна Каляева
Жанры:
Городское фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Глава 13
Принц-психопат. Часть 1
Май 2030 года
Мой офисный рабочий стол покрыт тонким слоем пыли. Да уж, при Надежде такого не было… где-то она бродит сейчас с моим Даром?
Странное ощущение – офис вроде бы мой, но и не мой одновременно. Вот эту солидную вывеску я лично тащил сюда из мастерской, а вешали мы ее вдвоем с Генкой-паровозом – тогда еще не водилой, а преуспевающим бизнесменом, он просто помог по-соседски; так мы и познакомились. Вот на этот мерцающий огонечками многофункциональный принтер я выкраивал средства из скудных в те времена доходов фирмы – не хотел брать одноразовое китайское фуфло. Посуду в кухонный уголок подбирала Катя в свои первые рабочие дни… Все вроде до боли родное – но уже не такое, как было при мне: мебель расставлена по-другому, принтер передвинут к окну, на кухне – незнакомые кружки.
Даша, сидя на стуле боком, болтает ногами и говорит с клиентом по телефону; речь у нее грамотная, так что краснеть за нее не приходится. В бывшем моем, а теперь уже скорее Катином кабинете бывшая секретарша уверенно обсуждает дела, о которых я ничего не знаю. Новые заказы, проблемные и беспроблемные клиенты, перерасчеты с налоговой – надеюсь, девчонки сами разберутся, ненавижу таскаться по казенным домам – и сложные переговоры с арендодателем насчет парковочных мест… Жизнь бьет ключом, и все мимо меня. И ведь я же этого и хотел. Сам это все именно так устроил. И все равно немного грустно. Не так уж я оказался жизненно необходим в собственной фирме…
Впрочем, в последней мысли я мигом раскаиваюсь, когда Даша водружает передо мной толстенную пачку документов на подпись и шариковую ручку. Почему-то сколько ни переходи на электронный документооборот, все равно обеспечение деятельности нашей крохотной конторы стоит жизни нескольким деревьям в год, а у меня время от времени затекает кисть.
Тяжко вздыхаю и приступаю, стараясь хотя бы в общих чертах вникать, что вообще подписываю. Вроде ничего неожиданного, все штатно… а, вот заявление от Ксюши на смену фамилии в связи с разводом, и Нина Львовна уже подготовила соответствующий приказ. Как будто без моего приказа женщина не может вернуть себе девичью фамилию. Вообще это правильно, конечно – нечего жить вместе, если дошло уже до мыслей об убийстве.
Нина Львовна заходит передать привет от Тани из детской больницы; та, мол, благодарит за нового щедрого спонсора. Вовсю идет закупка лучшего европейского оборудования, начался ремонт одного из ветхих корпусов, и тем пациентам, которым невозможно помочь здесь, оплачено лечение в Москве или за границей. Пожимаю плечами: не меня нужно благодарить. Это жизнь Дины Рязанцевой и ее выбор.
Сотрудники, заходя в кабинет, все, как один, теряются, не зная, к кому обращаться; каждому улыбаюсь и указываю глазами на Катю. Нет хуже, чем лезть руководить через голову того, кого сам же и поставил ответственным; была у меня в бытность менеджером среднего звена пара горе-начальничков, обожавших управлять моими сотрудниками мимо меня – как вспомню, так вздрогну… Хотя воздерживаться трудно, мне кажется, я бы все решил быстрее, четче, оптимальнее. Упрекал Катю за неумение делегировать, а сам сейчас чуть не бью себя по рукам, чтобы не влезать.
Когда казавшаяся бесконечной стопка неподписанных документов наконец тает, Катя улыбается:
– У меня есть еще кое-что для тебя.
Опять бумаги? Сколько можно, рука уже занемела! Но Катя достает документ совершенно иного вида: картонный квадратик с золотым тиснением. Виньетки, картинка с голубками – приглашение на свадьбу в середине июля. На два, естественно, лица.
– Оу, Катюха, поздравляю! Пускай все у вас круто сложится. Вот только зачем было печатать, да еще на такой дорогой бумаге? Могла бы мне в мессенджер написать или так сказать…
– Ну это же свадьба, не шашлыки на даче! – закатывает глаза Катя. – Все должно быть топово, начиная с приглашений. Чтобы на всю жизнь запомнилось!
Чешу репу. Никогда не понимал этого ажиотажа вокруг свадеб. Но, наверно, это всё важно, для женщин по крайней мере. А я… в МФЦ Олю сводил. Будет что вспомнить, что уж там. Но хотя бы в последние дни я пытался быть образцово-показательным мужем. Мы с Олей посетили концерт – Веня уже уехал, к сожалению, но девушки со скрипками и фолк-программой тоже оказались ничего. Погуляли по историческому центру. Походили по ресторанам – не всё же Оле у плиты стоять. В выходные съездили всей семьей за город, посмотрели несколько старинных усадеб. Оля шутила, что как только я стал мужем, так сразу принялся ухаживать за ней, словно жених.
В остальном после начала семейной жизни ничего особо не изменилось, разве что стало проще вручить Оле деньги – раньше она брала их неохотно, только на хозяйство, и каждый раз присылала мне отчеты, сколько бы я ни повторял, что это лишнее.
Да, изменилось еще кое-что. На днях Оля сказала, что ей пора сделать плановый перерыв в курсе противозачаточных таблеток, которые она стала принимать, как только мы начали встречаться. Так что… как мы теперь?.. Первым моим порывом было немедленно бежать в аптеку за годовым запасом презервативов, но Оля явно ждала другой реакции, и я не на шутку задумался. Вообще, конечно, приводить ребенка в наш непредсказуемый мир – безумие; контуры АЭС, какими я увидел их тогда из вертолета, до сих пор стоят перед глазами, а куда-то меня вызовут в следующий раз? Какие еще удары заготовил неведомый враг? Успею ли я снова его остановить? Неподходящее время, чтобы заводить детей.
Но с другой стороны, если так подумать – а когда время вообще было подходящим? Ковид, потом военная операция, потом Одарение… Да и у предков тоже жизнь была не сахар. Мой дед родился в 1942 году, через полгода после того, как прадед ушел на фронт; но если бы не его рождение, я бы сейчас не размышлял, готов ли обзаводиться собственным потомством – некому было бы размышлять. Конечно, я не чувствую себя готовым становиться отцом младенца – но я же никогда и не буду чувствовать себя готовым. Ничего, война план покажет. Так что я просто притянул к себе молодую жену с мыслью, что пусть все идет естественным путем… а потом вовсе стало не до мыслей.
Катя прерывает приятные воспоминания:
– Так я записываю тебя с женой в гостевой лист? Ты принимаешь приглашение?
Ишь ты, гостевой лист – ну прям как в лучших домах Европы!
– Да-да, я внесу в календарь и изо всех сил постараюсь быть, если небо на голову не рухнет…
Кто знает, где я буду к середине июля, да и где все мы будем.
Ладно, будем жить сегодняшним днем. На сегодня, кстати, дела более-менее переделаны, можно с чистой совестью отправляться домой. Выйдя на парковку, по привычке пытаюсь нашарить в кармане ключ и только тут вспоминаю, что фордик мой в автосервисе. Все-таки не прошла для старого друга даром загородная поездка по нашим замечательным дорогам, электрика стала барахлить – наверно, грязь попала куда-нибудь. Ладно, не барин, чай – прокачусь на автобусе… а лучше даже прогуляюсь по родному городу на своих двоих. Тренировки в зале – это все, конечно, замечательно, но пользу старой доброй ходьбы никто не отменял. Заодно ловкость прокачаю, перепрыгивая через лужи.
Обычно когда я иду по улице один, то включаю музыку, но сейчас хлопаю себя по карманам и обнаруживаю, что наушников нет – забыл дома или в машине. Если бы не это, я не услышал бы ни сдавленного женского даже не крика, а хрипа скорее, ни невнятной просьбы «ну всё, всё, хватит, не надо», ни глухого звука удара… Ныряю в подворотню, из которой все это доносится. Женщина стоит в грязи на коленях, пытаясь одновременно прикрыть руками и лицо, и живот. Тварь, которую язык не поворачивается назвать мужчиной, заносит для удара не руку даже – ногу…
Двор заставлен машинами и перегорожен заборчиками. Пока я добегу до парочки, чмо успеет ударить женщину еще раз. Потому привлекаю его внимание громкой матерной тирадой. Дети могут услышать… но уж лучше пусть слышат мат, чем насилие над женщиной, которое никто не остановит.
Придурок поворачивается ко мне и встает в кривоватое подобие защитной стойки: руки на уровне груди, ноги расставлены. Значит, драться слегка умеет. И трезв – сивухой не несет. Это даже хорошо, а то было бы неспортивно…
От первого удара противник уклоняется. Бьёт навстречу, целит в грудь. Подшаг в сторону, чуть доворачиваю корпус. Ха, только куртку задел.
Ладно, давай по-взрослому. Пинок в колено. Вскрикивает, делает шаг назад – и ловит «троечку». Первый в корпус, сбить дыхание. Второй в челюсть, ошеломить. И завершающий крюк в печень роняет оппонента в грязь – туда, где только что стояла на коленях женщина. Она, кстати, отскочила в сторону и всю драку верещала… Не слушая ее, пару раз пинаю поверженного противника под ребра – без фанатизма, чтобы даже не думал пытаться встать, ну и вообще для закрепления урока.
Воет сирена. Быстро ребята подъехали… а, ну да, отделение же в соседнем квартале. Панельные фасады окрашиваются синими всполохами мигалки. С чувством выполненного долга отхожу от хрипящего в грязи урода на пару шагов и держу руки так, чтобы их было видно.
Дама в беде, которая вроде бы уже не в беде, подскакивает к вылезшему из УАЗика толстому патрульном и начинает что-то с жаром ему втирать… агрессивно тыкая рукой в меня. Ее слова, перемежаемые подвываниями, удается различить не сразу. Что же… такого я, признаться, не ожидал. Хотя не сказать, что очень уж удивлен. Увы, обычное дело в наших пердях.
– Мы с Мишенькой гуляли перед сном, никого не трогали, – тараторит дама. – А этот… этот хам ка-ак выскочит из арки! Как нападет на Мишу! И кулаком бил, и с ноги… у-у-у! Если Миша ему и врезал, то это он меня защищал от хулигана!
– А у вас-то почему пальто грязное, гражданка? – равнодушно спрашивает патрульный. – И отчего за бок хватаетесь?
– А это… это… пальто случайно измазала… и печень что-то вдруг прихватило. Это от волнения, вот! Мишенька, родимый, ну давай, вставай… вот так.
Патрульный переводит взгляд на меня. Глаза у него словно выцветшие – наверно, от того, что каждый день наблюдают такие истории. Говорю ему:
– Вы ведь не хуже меня понимаете, что гражданка врет. Рассказать, как дело было?
Он, разумеется, отлично все понимает. Как и я понимаю, что у него будут показания двоих против показаний одного…
– Сейчас в отделении все расскажете, – и оборачивается к напарнику: – Поищи свидетелей…
Напарник демонстративно оглядывает совершенно пустой двор. Вроде еще недавно пара-тройка человек копошились на парковке. И на детской площадке кто-то был, вон качели еще раскачиваются… никому не охота в свидетели, ясно-понятно.
Толстяк смотрит на меня глазами умной собаки – все понимает, а сказать ничего не может, кроме разве что:
– Гражданин, проедемте в отделение.
* * *
– Егоров, на выход.
Голос такой безразличный, что не сразу опознаю Леху – а это именно он стоит в тени. В коридоре полицейского отделения перегорела половина лампочек.
Покидаю обезьянник безо всякого сожаления – полутора часов в обществе бомжей и алкашей более чем достаточно. Подаюсь к Лехе, чтобы хлопнуть его по плечу – но что-то в его лице меня останавливает. Это не просто усталость – это холодное, злобное раздражение.
– Свободен, – цедит Леха сквозь зубы. – Вали отсюда.
– Эй, ты чего… Как не узнал меня, чесслово. Совсем заработался? Нормально чувствуешь себя вообще?
– Спасибо, что поинтересовался, – Леха источает ядовитый сарказм. – Я уже не ждал, что такое важное ответственное лицо снизойдет до жалких делишек провинциального мента. И если еще какая справка оперативно понадобится, звони в любое время, мы работаем для вас – других-то дел нет, от скуки на стенку лезем… Кстати, поздравляю со вступлением в законный брак. А теперь проваливай. Выход сам найдешь?
Леха разворачивается, чтобы уйти. Хватаю его за плечо:
– Так, сбавь-ка обороты. ПМС разыгрался? Бывает. Или в чем твоя проблема?
Неужели Леха так обиделся из-за переноса свадьбы, где должен был стать шафером?.. Ах черт, я же ему не звонил после возвращения. То есть один раз, и то по делу. Перед всеми родственниками за свадьбу извинился, а перед Лехой… забыл. Казалось, ну свой пацан же, ну какие могут быть обиды, все и так понять должен.
А вот не должен он мне ничего.
Говорю на полтона ниже:
– Ладно, Лех, не кипишуй. Со свадьбой так вышло, ничего нельзя было поделать. Объясню потом, что смогу. Сам ты как? Чего дерганый такой? Что происходит?
– Что происходит, Саня? – повторяет Леха со злобным каким-то оживлением. – Да ты себе даже не представляешь, что у нас происходит! Прикинь, на одного пассажира уже три заявления граждане накатали. То тяжкие телесные, то средняя тяжесть. Но это же не просто хрен с горы какой-то, это кадр, особо важный для страны и ее специальных служб! Потому все аккуратненько заметается под ковер, как собачье говно! Смекаешь, о ком я говорю, а, Саня⁈
– Как… «три заявления»? Ну откуда три-то? Сегодня одно, а другие два когда?
– Ну еще бы! Где тебе помнить такие мелочи? Одно в марте и одно неделю назад.
Лихорадочно соображаю. Так, в марте был лыжник, чтоб его перекосило, а неделю назад-то я кого отходил? А, вроде съездил в пабе по морде одному кренделю, было дело. Я поужинать зашел, а эта пьяная харя стала докапываться к уборщице на предмет национальности – она чуть не плакала, бедняжка. Ну я его и взгрел символически – не люблю, когда обижают тех, кого жизнь и так уже обидела. И что же, он побежал заяву катать? Эх, измельчал нынче мужик.
– Слушай, Лех, ну, раньше было раньше. Но сейчас-то ты понимаешь, что это подстава? Что мне надо было – мимо пройти, пока это чмо бабу свою лупцует? Я ж его только воспитал слегка.
– Воспитал? – не нравятся мне Лехины интонации. – Ты ему три ребра сломал, Саня. Еще чуть-чуть – и лёгкое пробил бы. Тебе там что, озверин колют, на твоих секретных базах? Ты с головой вообще дружишь еще?
Три ребра? Мда, это я не рассчитал… Ну да, драться-то в молодости насобачился, еще до всех этих сверхэффективных тренировок. Может, оно и к лучшему – эту мразь нравоучительными беседами все равно не вылечить, так и будет мутузить свою дуреху, пока совсем не убьет. Сколько уже было таких историй… Так хоть подумает в больничке над своим поведением. Хуже другое: я действительно потерял над собой контроль.
– Слушай, Лех, может, у меня и правда проблемы, – говорю примирительно. – А по тебе видно, что у тебя совершенно точно проблемы. Давай, может, это… ну, не будем усугублять, а? Из какого только дерьма мы вместе не выбирались. И сейчас выберемся, если не станем тут вставать в позу королевы драмы оба. Что стряслось?
– Да не то слово – стряслось, – Леха быстро оглядывается и понижает голос: – Я тут, по ходу, скоро охранником в «Шестерочку» пойду устраиваться – и это в лучшем случае. В худшем будешь меня на зоне греть. Ты прикинь, на меня Следственный комитет тут дело возбудил…
– Ни слова больше. Сегодня в обычном месте?
– Завтра если только. Сегодня в ночи придется впахивать.
– Хорошо. Завтра. Не ссы, Леха, вместе мы выгребем. И не из такого дерьма выгребали.
Глава 13
Принц-психопат. Часть 2
Оля вертится перед зеркалом с самым серьезным видом – наносит макияж на лицо, словно художник, создающий на холсте картину.
– Куда ты собираешься, госпожа Егорова?
– Сегодня же четверг! У меня занятия, – Оля поворачивает ко мне лицо с одним накрашенным глазом и саркастически добавляет: – В этой моей секте.
– О, ну хорошо.
Мы давно перестали ссориться из-за того, что Оля ходит к «Детям Одарения». Мне это не слишком-то нравится, но, в конце концов, ничего дурного о них так и не всплыло. У меня же есть свои увлечения – пусть и у Оли будут. Нет, не в таком смысле, конечно… но к «Детям» ходят в основном женщины.
Решаю, что, как внимательный муж, должен проявить немного интереса к тому, как моя жена проводит время.
– И что у вас там за занятия? «Сорок способов привлечь и удержать мужчину»?
– А хоть бы и так?
Тон у Оли прохладный, напряженный даже. Пытаюсь ее развеселить немного:
– А я этот курс готов уложить в одно предложение! Чтобы привлечь и удержать мужчину, надо просто не выносить ему мозг!
– Просто не выносить мозг? – повторяет Оля. – То есть ты имеешь в виду – не иметь никаких проблем? Или тщательно скрывать их от партнера? Да уж, что может быть проще…
– Нет, ну реальные-то проблемы мы всегда порешаем… Серьезно, чем вы там занимаетесь?
– Сегодня, например, будет семинар по основам нейрофизиологии.
– Ч-что? – Подбираю упавшую челюсть. – А как… как вы в своем дамском клубе дошли до жизни такой?
– Изучали статьи о нейрофизиологических проявлениях Дара. Но в них сложно разобраться без понимания основ. Журналисты полюбили писать, что в момент активации Дара мозг человека работает, как мозг животного… Но это не совсем корректно, потому что у человека мозг и так работает во многом так же, как у животных. А еще он на самом деле у разных животных по-разному работает. И вообще противопоставление людей и животных неверно, потому что люди – тоже животные. Вот я и пригласила одного профессора, чтобы он провел нам семинар.
– Молодчина. Правда, очень здорово.
Мда, похоже, я многого не знаю о дамских клубах.
Оля заканчивает прихорашиваться и подходит ко мне, чтобы поцеловать на прощание. И тут ее взгляд падает на мои руки.
– Так, что это такое?
– Да ничего особенного, Оль… ерунда, правда. Говорить не о чем.
Но она уже взяла мои ладони в свои и пристально изучает костяшки пальцев с содранной кожей. Вот жеж… профессиональная медсестра – глаз наметанный.
– Ты что, опять с кем-то дрался?
– Ну что значит «опять», Оля? Да и не дрался особо, так… навел порядок слеганца. Не делай из мухи слона.
Оля хмурится, потом говорит:
– Ты знаешь, что существуют курсы по управлению гневом?
– Не обижайся, но это какие-то глупости. Гнев – нормальная эмоция, для мужчины, по крайней мере. Кем будет мужчина без гнева? Слизняком, слабаком, терпилой… Да ты бы сама с таким ни за что не связалась.
– Гнев – нормальная эмоция. Но только когда человек управляет гневом, а не гнев управляет человеком.
Сначала Леха, потом Оля пытаются меня воспитывать… Сговорились они, что ли? И уверены, небось, что желают мне только добра…
– Всем я управляю, – подмигиваю. – Всё у меня под контролем, не волнуйся. Давай, беги, а то опоздаешь на свой семинар. И мне тоже пора собираться.
У меня сегодня встреча с майором Лехой. Ради нее я пропускаю тренировку – ничего, иногда можно. А тут даже и нужно – у старого друга, похоже, проблемы нешуточные.
Леха опаздывает на полчаса, и когда наконец подходит к столику, все обычные для нашего общения подколки застревают у меня в горле – лицо у него даже не мрачное, а скорее потерянное. Да уж, такой себе из меня друг, если я до сих пор ничего не замечал.
– Вам как обычно? – подскакивает улыбающийся официант.
– К черту «как обычно», – морщится Леха. – Водки.
Ох, ё, всё серьезнее, чем я думал…
– Ну, давай рассказывай, что там у тебя стряслось.
Леха молчит, глядя в сторону. Приносят водку. Леха молча глотает ее – без удовольствия, без отвращения, вообще без каких-либо эмоций. И продолжает молчать.
Пытаюсь разговорить его:
– Слушай, ну чего вдруг случилось? Нормально же все было. Тебя же повышают, причем сразу на уровень области… кем будешь, напомни?
– Замначальника полиции Главуправления области по оперативной работе.
– Ну вот! Неплохое же повышение для начальника отделения.
– Было бы неплохое, не то слово – через две ступеньки разом. На той неделе прошел психологов, полиграф – все было по зеленой. Но теперь чем бы ни кончилось, скорее всего, завернут. Хорошо, если нынешнюю должность сохраню, а то и вовсе погоны.
– Да что случилось-то?
Леха вместо ответа протягивает свой телефон с включенным видео. На фоне казенных болотно-зеленых стен стоит тщедушный мужичок с голым торсом: и лицо, и корпус щедро покрыты кровоподтеками. Или профессионально наложенный грим, или кто-то от души отмутузил бедолагу.
Судя по интонациям, мужичок тараторит заранее выученный текст:
– Данные побои были мне нанесены во время заключения в СИЗО номер шесть майором полиции Быковым Алексеем Михайловичем. Майор Быков требовал от меня подписания признания в совершении преступления по статье 158 часть 4. При попытках отказа угрожал, цитирую «не подпишешь – живым отсюда не выйдешь, гнида».
– Та-ак… Хреново. Слушай, Леха, ну давай прижмем этого деятеля. Пусть заберет заявление, или как там у вас.
– Я тебе сколько объяснял – нельзя «забрать заявление»! Можно встречку написать… встречное заявление. Типа терпила пишет «прошу по моему заявлению дальнейших проверок не проводить, в полицию обратился поспешно, не разобравшись в ситуации. В действительности телесные повреждения средней тяжести были мною получены при падении с лестницы, претензий ни к кому не имею». Эй, молодой человек, принесите еще водки.
– Ну! Прессанем жучилу, и пусть напишет вот это все.
– Вот поэтому я и не хотел ничего тебе говорить, – Леха устало прикрывает глаза ладонью. – Ну где ты этого нахватался – прессанем? Скажи еще, применим побои, чтобы заставить отозвать заявление о побоях… Да мне сейчас в церковь впору бежать и свечку за его здоровье ставить. Потому что если с ним еще что-то случился, хотя бы один волос с его тупой башки упадет – это будет гвоздь в крышку моего гроба. Ни мне, ни тем, кого со мной хоть как-то можно связать, к нему на пушечный выстрел подходить нельзя. Я доступно изложил?
– Доступно, успокойся… Ну, давай подумаем. Вряд ли он это из мести лично тебе, правда? Значит, кто-то у него эти показания купил. Или надавил на него. Есть идеи, кто это мог быть?
– Да какие там идеи… – Леха опрокидывает в себя рюмку. – Я просто знаю, кто это. Тут, как бы, без вариантов. Начальник мой, сука, непосредственный. Селиванов его фамилия. Все знали, что в замы по оперативной работе он должен был идти. Очевидная такая карьерная, мать ее, траектория. И когда решили назначить меня через его голову, ясно стало, что так он этого не оставит. И все-таки подставы такой я не ожидал…
– Ну слушай, давай я подключу свои связи. Пусть одни люди из одного учреждения решат вопрос.
– Даже не думай! Вот зря я перед тобой сопли распустил. Знал же, что захочешь отчудить что-то. Во-первых, не факт, что эти твои одни люди проникнутся судьбой провинциального мента настолько, чтобы влезать в наши местечковые разборки. Ты для них, может, и важен, но не настолько, как воображаешь. А главное – если они правда вмешаются, мне хана как профи.
– Это еще почему?
– Ну как объяснить? Понимаешь, если в детском саду Вася накостыляет Пете, значит, Петя – враг Васи. А вот если Петя наябедничает воспиталке, то станет врагом всей группы. Сечешь?
– Господи, вот вроде серьезная контора, а живете по детсадовским понятиям… Да понял я, понял. Стучать западло. Значит, прижимать надо этого Селиванова? У тебя что-то на него есть?
– Если бы было, разве я бы кушал водку? Эй, официант, куда побежал? Еще неси, чо рюмки крохотные такие? Селиванов, сука, прошаренный. На него вряд ли в принципе что-то есть.
– Так бывает, чтобы на человека ничего не было?
– А ты как думаешь? Если у человека работа – раскрывать и доказывать преступления, и он в этой работе хорош, думаешь, он не знает, как провернуть дело, чтобы никто ничего не раскрыл и не доказал? Из оперов самые опасные преступники выходят.
– Да быть не может, чтобы на человека ничего не было. Никто не безгрешен, и все оставляют какие-то следы. У меня есть… спец знакомый, очень крутой детектив… детективша… короче, круче меня раз в сто в этом деле.
– Только без самодеятельности вашей этой! Никакой слежки, взломов – спалитесь мигом. Ищите в открытых источниках. Вряд ли что-то раскопаете. Ну да попытка не пытка. Эй, официант, еще водки!
– И мне тоже. Да несите графин сразу, что уж там… И мяса там, овощей – сообразите чего-нибудь.
Водку я не люблю, но не оставлять же товарища квасить в одиночестве.
– Лех, а этот избитый жулик… Что там было-то на самом деле? В самом деле твоя работа?
– Да ты чо, Саня… Я ж не ты – мне нельзя. Хотя временами очень хочется. Он убежал от меня здоровенький и веселый. Я вообще давно его знаю. Этот пассажир с помощью Дара уговаривает людей купить кирпич задорого, ну ты в курсе таких. На прошлой неделе в очередной раз заявили на этого цыгана. Ну мы сразу поняли, кто и что. Как раз в воскресенье пацаны у меня его нашли, притащили на контору. В таких случаях у нас уже с ним быт налажен – он возвращает терпиле бабки, мы отказываем материал. А в этот раз, говорит, мол, на кармане бабок нет, к вечеру соберу, с адвокатом к терпиле подъеду. Звоним терпиле – не доступен. Говорю пацанам – езжайте к нему на адрес, разъясните политику партии, оттуда отзвонитесь; если он на такой расклад согласен, то уже вечером все свободны. Пацаны сваливают, мы с жуликом сидим, базарим за жили-были. Через час отзваниваются – этот терпила в бассейне плавал, зожник хренов. Говорят, он согласен написать встречку, если бабки вернут. Все, говорю жулику, дуй за деньгами.
Обычно Леха следит за речью, но по пьяной лавочке съезжает на оперский профессиональный жаргон. Помнится, в первые дни работы в полиции мне временами переводчика хотелось потребовать. Потом попривык. «Терпила» – это потерпевший, например.
– Слушай, а раз это такой известный жулик, чего вы его давно уже не закрыли? Зачем вам этот гемор повторяющийся?
– Умысел на мошенничество доказать сложно. Жулик же типа «просто торгует». И он не дурак, сильно не борзеет. Заявляетна него по итогу один из десяти, он по-всякому в плюсах. Следствие материалы по нему брать на возбуд не хочет, два доследа уже было.
– Лех, ты бы закусывал хоть… И чего, принес жулик деньги?
– Вечером я к терпиле одного из своих оперов направил, чисто постоять с нашей стороны, принять встречку, ну и тому подобное. А там уже служба собственной безопасности. Привлекают пацана моего свидетелем и – ты понял? – хотят показаний на меня! – Леха переходит на крик: – Что типа заява терпилы – шляпа, а жулик наш – честный человек, которому я угрожал уголовкой и избил его у себя в кабинете. Причем оперу говорят, дескать, давай, вкидывай начальника, а не дашь показаний на него – ответишь сам.
Хочу было спросить, сдал ли Леху его пацан, но успеваю себя заткнуть. Ясно же, что сдал, незачем напоминать лишний раз. Своя рубашка ближе к телу.
– Так что это выходит, Леха… Ты оставался с этим жуликом один на один час или больше? А разве никто не видел, как он уходил? Подожди, у вас же камеры везде!
– А вот это самая угарная часть, Саня. Прикинь, видеокамеры входной группы в здании конторы связюки выключали для каких-то там ремонтов. И не когда-то там, а именно в это воскресенье! Потому и ясно, что Селиванов. Мало ли гнид с мотивом, а вот с такой возможностью…
– А у тебя с Селивановым этим конфликты были какие-то?
Леха доливает себе в рюмку остаток водки из графина.
– Знаешь, Саня, а ведь самое странное – не было никаких конфликтов… Я вообще нормальным мужиком его считал, понимающим. Ну, рожа отвратная, так и что с того? Он вообще прикрывал пацанов всю дорогу, в бутылку не лез особо… если на кого говнился, то всегда за реальный залет. И мы с ним ну, нормально же общались. И тут такое…
– Ладно, Леха, не ссы, – говорю с уверенностью, которой на самом деле не ощущаю. – Прорвемся…








