Текст книги "H2o"
Автор книги: Яна Дубинянская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
ГЛАВА VI
Под утро Олег занялся любовью с сонной Дагмар, и в этом было что-то нереально давнее, забытое еще со времен последней женитьбы: серый луч в окне, рассветная тишина, в которой поскрипывание дивана становится главным звуком, податливое и теплое тело женщины рядом, так кстати и навсегда… Совершенно физиологический – ничего личного и личностного – утренний обман. Именно поэтому я уже много лет подряд не позволяю просыпаться рядом со мной ни одной женщине. Ошибка, сбой в программе. Сегодня же исправить, наладить. Как минимум организовать ей постель на первом этаже.
Дагмар уже снова спала, завладев его левой рукой, словно лисенок куриным крылышком. Олег отстранился и высвободился, стараясь не прижать ее волосы, разбросанные по всей подушке – безотказные и небезопасные женские индикаторы тревоги. Встал и голый подошел к окну.
Море на горизонте было серебряное, светлее неба, зеленоватого перед рассветом. Стальной снег на пляже испещривали синим пересекающиеся тропинки и следы ног, собачьих лап, лыж. На скале нависали сосны, их стволы казались плоскими, а заснеженные кроны – рельефными, как на чеканке. А в беседке, слабо подсвеченой снизу невидимым еще солнцем, стояла Ильма.
Изумился, глянул на мерцающий экран мобилки. Половина пятого; у солнца уже весна. Ничего себе.
Одевался он сначала бесшумно, соблюдая почти патологическую осторожность, потом расслабился, позволив себе шуршать болоньевыми штанами и передвигаться по комнате, наступая на всю стопу. Дагмар не пошевелилась, однако каким-то неуловимым образом занимала теперь весь диван, раскинувшись наискосок – безмятежная хозяйка. Олег натянул перчатки и взял со стола мобилку. Подумав, положил назад.
…Лыжи скользили по насту легко и летяще, почти не взламывая корку, только на подъеме лесенкой захрустели мелкими кусочками, похожими на сахар. На таком снегу Ильма, наверное, вообще не оставляет следов, и если я не застану ее в беседке, то не смогу определить, в какую сторону она пошла. Забеспокоился, заскользил быстрее, отталкиваясь палками от жесткой кристаллической поверхности. Почему-то стало очень важно – не опоздать. Непременное условие сложной системной конструкции, и если его не выполнить – она откажется работать, рассыплется, увлечет за собой в деструктив и хаос. Но я выполню. И все будет хорошо.
Он лихо лавировал среди сосенок с ловкостью бывалого слаломиста, а над морем поднималось еще не солнце – предварительные лучи-разведчики, окрашивающие небо в неопределенно теплый оттенок. А ведь Ильма, скорее всего, встречает рассвет, иначе какой смысл выходить в такую рань? Надо успеть раньше солнца. Или хотя бы одновременно с ним.
В последнюю минуту, уже двигаясь вдоль решетки, заволновался, открыта ли калитка. Ильма обещала, что калитка будет открыта всегда; но, черт возьми, не Ильма же распоряжается здесь, в санатории! Олег ударил лыжной палкой по решетке, и она отозвалась странным дребезжащим звоном по всей длине, как если б была хрупкой, словно частокол сосулек. Если бы.
Калитка стояла распахнутая настежь. Глубокий конус и снегу вычерчивал ее путь. Как будто только что. Чьим-то нечеловеческим усилием.
Перешагнул; лыжа на секунду зависла мостом над конусообразной выемкой. Оттолкнувшись от края, побежал к беседке.
– Олег, – сказала Ильма, не оборачиваясь.
– Доброе утро. Что ж ты так рано сегодня?
– Ты тоже рано.
– Ну, я потому, что увидел тебя.
– Но ты же сначала проснулся.
Он подошел к ней, встал рядом. Ильма кратко, на мгновение, обернулась, глянула на него в упор темными, без проблеска, глазами. А ведь она знает, почему я проснулся, понял Олег. И с кем.
Если Дагмар сейчас выглянет из окна, она увидит в беседке нас обоих. Если, конечно, догадается посмотреть в ту сторону. И если узнает меня на таком расстоянии. Слишком много условий, не стоит углубляться. К тому же наверняка она еще спит.
А Ильма – здесь. И это хорошо, без условий, без причин.
– Ждешь рассвет?
– Рассвет? – она пожала узкими плечиками. – Зачем его ждать? Он всегда в правильное время.
– Специально пришла заранее?
– Ты спрашиваешь про неинтересное.
Улыбнулся:
– А что тебе интересно?
– Ты спрашиваешь про неинтересное тебе.
– Неправда, – возразил он. – Я очень удивился, когда увидел, что ты здесь в такую рань.
– Удивился – это одно. Интересно – совсем другое.
– Ну, хорошо. И что мне, по-твоему…
– Много чего, – она не перебила, просто заговорила вовремя, плавно перетекая из вопроса в ответ. – Например, почему разбилась та картина.
– Какая картина?
– Из стекла. Я забыла слово…
– Витраж?
Ильма кивнула одними ресницами, слабо улыбнулась. Черт возьми, откуда она может знать?!. Олег сглотнул, едва сдерживаясь, чтобы не отступить в сторону; было бы со всем глупо.
А с другой стороны, чем они тут заняты целыми днями, в этом санатории, огороженном в глуши, занесенном снегом, отрезанном от городской, светской, да и вообще жизни? Наверняка обсуждают то, что якобы происходит в мире – по версии доступных здесь масс-медиа – а заодно и новости ближайшего населенного пункта, приносимые какой-нибудь уборщицей из местных или поставщиком свежей рыбы отсюда же, из поселка. Причем, согласно древнему правилу трупокилометров, последние поражают воображение куда больше. Самопроизвольно разбившийся неподалеку церковный витраж – тема как минимум на неделю. Ничего удивительного. Все объяснимо.
– И почему он разбился?
– Потому же, что и твое зеркало. Хрупкие вещи всегда бьются. И красивые. Это неправильно, но почти никогда нельзя ничего поделать. Слишком быстро.
– Ты пра…
Запнулся. Медленно обвел ее взглядом с ног до головы. Я не говорил ей про зеркало. Кажется. Да нет, совершенно точно. Рассказывал Дагмар, которая с тех пор всерьез настроена восполнить пробел в интерьере моего дома, – но Ильме… зачем?
Разбилось зеркало, разбился витраж на церкви… Мне самому не пришло в голову выложить все эти осколки в одну цепочку. А так просто. И всегда слишком быстро, ничего не успеваешь поделать… черт.
Откуда она знает?!
– Вот, – сказала Ильма. – Ты ждал.
Из-за горизонта брызнуло ослепительным, зажгло расплавленные блики на мелких рябинках моря и россыпь бриллиантовых искр на снегу. Не малиново-рассветное, а сразу яркое, сверкающее в полную силу солнце поднималось на небо, и все вокруг на глазах менялось, разворачивалось, наполнялось цветом, объемом, жизнью. Ильма сощурилась, и на миг показалось, будто она смеется, украдкой, по-девчоночьи, безудержно.
Хотя на самом деле никакой улыбки не было, не было и румянца на ее щеках, так, игра утреннего света. Тоненькие кисти рук лежали на парапете беседки, чуть-чуть менее белые, чем снег вокруг, и Олег только сейчас заметил, что сегодня она без перчаток. Короче. Срочно отправить ее домой, в тепло.
Словно уловив кожей его взгляд, Ильма убрала руки одним мгновенным движением, как будто играла с кем-то в «ласточку». И тут же убежала, исчезла, не простившись, не оставив, как он и предполагал, ни малейшего следа на алмазной корочке подмороженного снега.
Только два узких отпечатка от рук на парапете. Овальные проталинки, очерченные по краям тоненькой ледяной кромкой. Олег наклонился, присмотрелся поближе. Затем снял перчатку, потрогал.
…сухие и теплые посерединке.
* * *
Всю первую половину дня Олег работал в обычном режиме. Новое задание оказалось механическим и рутинным, малая часть какого-то грандиозного проекта, поделенного между десятками программистов на разных концах земли. Программная сфера осталась после кризиса одной из самых высокооплачиваемых еще и потому, что быстрее и легче всех прочих полностью перешла на удаленный фриланс. Теперь люди редко перемещаются на большие расстояния без острой необходимости, а острая необходимость всегда удорожает что бы то ни было. Возможно, несколько поздновато, но я выбрал правильную профессию. И не собираюсь когда-либо отправляться дальше, чем до города.
Дагмар вела себя образцово. Встретила с улыбкой, тостами, кофе и без единого вопроса; правда, на мобильном Олег обнаружил два неотвеченных звонка с ее номера – на третий раз она, видимо, заметила-таки его трубу на столе. А после завтрака исчезла, сначала виртуально, примостившись на диване незаметным комочком с поджатыми коленками, а часа через полтора, остановив таймер на чайный перерыв, Олег и вправду не нашел ее ни за спиной, ни на кухне. В прихожей стояли лыжные ботинки – пластиковые игрушки-переростки, а вот сине-бирюзово-оранжевого костюма на крючке не было. Пошла гулять. Замечательно.
Она не возвращалась долго. День выдался еще более празднично-яркий, чем вчера; когда солнце, переместившись на другую сторону неба, ударило наискось в окно, Олег встал задернуть занавески, в очередной раз пожалев об отсутствии жалюзи. Коснулся горячего стекла и увидел на белом пляже разноцветную Дагмар. Рядом, едва доставая до ее плеча, стоял на тропинке Йона, а вокруг прыгала Ульфа. Девушка высоко поднимала руку, собака подскакивала, Дагмар отшатывалась и, сто процентов, заливисто смеялась в полный голос.
А ведь она не любит собак.
Олег резко задернул занавеску, сел, включил таймер. Потом привстал, глянул в сторону сосен и пустой беседки; так, для очистки совести. По большому счету мне все равно. Я делаю свою работу и ни на кого не обращаю внимания. А если в это время обо мне усиленно собирают информацию… что ж, в другие времена этим занимались куда более серьезные люди. И ничего: у меня все-таки состоялась своя, автономная, оптимальная жизнь. Которую я уж как-нибудь сумею оградить и защитить.
Отработав четыре часа – честный и правильный обед – Олег прошел на кухню, поставил в микроволновку голубцы, откупорил банку овощей по-корейски и набрал Дагмар. Она отозвалась жизнерадостно и звучно, как будто объявляла выигрыш в лотерее:
– Олег!
– Ты далеко? – в окне ее уже не было. – Приходи обедать.
– Уже иду. Я купила хлеба и зелень.
– Давай, жду.
Зелень; он положил трубку на стол. Какая, к черту, зелень? Помнится, стоило мне заикнуться… ладно, подождем.
Дагмар и правда возникла в окне почти сразу, ее пестрый силуэт слегка поплыл за толстым стеклом, а затем четко обозначился в дверном проеме. В руках у нее был яркий полиэтиленовый пакет, из которого торчали, как весенняя трава, верхушки пучков зеленого лука, петрушки, укропа и еще каких-то Олегу неизвестных листьев. Он взял у нее пакет и, пока она раздевалась, прошел на кухню. Вынул овальную буханку хлеба со знакомым пивным запахом. Зелень слегка подвяла на концах, но в целом была свежая. Теплицы у них тут, что ли?.. с каких это пор?
– Очень благостное место, – сообщила Дагмар, входя. – У вас тут церковь шестнадцатого века, ты знал? Мне служка провел экскурсию, так красиво, витражи, фрески. И даже орган есть!
Она разрумянилась во всю щеку, слегка вспотела, несколько рыжих волосков прилипли к вискам, а глаза сияли и по инерции щурились после солнца. Уверенно огляделась по сторонам:
– Где у тебя доска? Ну, хлеб нарезать?
– Да я обычно так справляюсь, на весу, – усмехнулся Олег.
Взял нож, но Дагмар тут же отобрала его четким экономным движением, словно разоружила часового. Олег принес рабочий табурет и сел к столу. Пускай хозяйствует. В конце концов, вопреки распространенному женскому мнению, это отнюдь не ключевой бастион в мужской жизни.
– Хозяйка лавки такая милая женщина, – продолжала она. – Все мне рассказала, где тут что. В принципе, чтобы здесь нормально жить, совсем необязательно каждый день кататься в город. Местные же вообще не ездят, правда? Если нужно что-нибудь этакое, заказывают Лотте, и ее сын раз в неделю…
– Ее сын утонул, – зачем-то сказал Олег.
– Да? – она коротко обернулась через плечо и продолжила резать. – Как жалко. Значит, у нее было два сына…
Значит, два, кивнул он. Я не подумал. Все объяснимо, и порой настолько просто, что чувствуешь себя идиотом. Дагмар закончила с хлебом и принялась мыть и разбирать зелень. И что-то было очень неправильно, он никак не мог уловить, вычленить, выбросить на свет. Ну допустим, всю эту траву выращивают в каких-нибудь ящиках на окне, а Дагмар уж точно пообаятельнее, чем я. Нет, зелень просто отводит глаза, другое, другое…
– У тебя сметана есть?
– Майонез.
– С майонезом не так полезно. Ладно, давай.
– Возьми в холодильнике.
– Вообще здесь очень четко налажена жизнь, – Дагмар взялась шинковать салат на весу, из-под ее пальцев посыпался в миску зеленый дождь. – Я думала, такие поселки существуют за счет рыбзавода, который сам на грани банкротства. Оказывается, ничего подобного. И не натуральное хозяйство в чистом виде, хотя и оно развито, конечно. Я зашла на почту, поговорила там с одной девушкой…
– Ты, похоже, со всем поселком перезнакомилась.
– Не выдумывай, когда б я успела? Так вот, она работает в отделении нашего банка, я и не знала, что оно здесь есть, крохотная кабинка с малепусеньким окошком, просто ужас, сидеть там весь день, а через него проходят такие операции… как бы объяснить, чтоб ты понял…
– Куда уж мне.
– Да, это без образования сложно, – не смутилась Дагмар. – В общем, люди в месяц одних процентов получают больше, чем вся моя зарплата, и твоя, кстати, тоже. А поскольку в хозяйстве почти все производится на месте, пускают деньги дальше в оборот.
– То есть я живу среди миллионеров.
– Ага, – она закончила резать, отряхнула руки, обняла его за шею. – А тебе кто мешает? Правда, насколько я поняла, надо стать членом гильдии рыбаков. Ты рыбу ловить умеешь?
– Попробую.
– Попробуй!
Она выскользнула из его рук сильным движением, словно и вправду большая рыба, и несколько минут они гонялись вокруг стола, хохоча и опасно задевая посуду. Дагмар не давалась в руки, и Олег выбился из сил скорее нее, скорее, чем это позволительно нестарому еще мужчине, который к тому же каждое утро… черт. А ведь она куда выносливее и целеустремленнее, чем я думал. Она не просто пришла на мою территорию – она окружает меня со всех сторон, занимая местность вокруг, чужую, до сих пор даже не изученную как следует. За пару часов она узнала о жизни поселка больше, чем я почти за два месяца. И еще неизвестно, о чем они беседовали с Йоной.
Но что-то все равно неправильно. Совершенно не так. Вразрез.
– Давай есть, – она шумно переводила дыхание вперемешку со смехом. – Твои голубцы уже холодные.
– Поставь в микроволновку.
– Ага. А ты садись.
Образовалась тишина, внезапная и совершенная, так бывает, когда люди вдруг одновременно обнаруживают, что им совершенно не о чем говорить. Пискнул таймер микроволновки. Дагмар застучала посудой, заполняя кухонное пространство нужными звуками.
– Значит, тебе здесь понравилось, – подытожил Олег, разделывая голубец на зернистые руины. – Во всех отношениях.
Дагмар повела бровями под рыжей челкой:
– Как тебе сказать. Все-таки, наверное, скучно… одному. Ничего не происходит, правда?
Он хмыкнул:
– Ты уверена?
Она смотрела вопросительно, и он вдруг понял.
Витраж. Если она сегодня чесала языками с половиной поселка, запросто вызнавая у жителей все, от банковских тайн до режима работы лавки, если лазала по церкви, туристически восхищаясь местной достопримечательностью, – почему никто не рассказал ей о разбившемся витраже? По всем закономерностям психологии, человеческой и социальной, при полном комплекте мотиваций, сознательных и неосознанных, да просто по законам жанра – должны были. В первую очередь! Поразить, излить, поделиться с новым в кои-то веки человеком, мифологизируя таким образом коллективные впечатления очевидцев: новорожденная легенда бурлит в их воображении, ее волна докатилась уже и до санатория. Если никто не обмолвился на данную тему, это необъяснимо. Ну допустим, не догадались, тотальные тормозы, может быть, – но ведь она сама не могла не спросить, увидев зубчатую дырку на церковном фасаде…
И вернувшись ко мне, должна была начать именно с этого. Тем более что говорила же о церкви! – но сразу свернула на другое, куда менее интересное, на лавку, зелень, банк, рыбную ловлю. Необъяснимо. Неправильно.
– Витраж, – проговорил он, со скрипом допуская, что Дагмар просто приберегает сенсацию к десерту. – Как оно тебе?
– Красиво, – отозвалась она с набитым ртом.
И, прожевав, уточнила:
– Который под карнизом? Апокалипсис?
* * *
Витраж был цел. Сверкал из-под карниза рыжими и пурпурными огнями в сложной композиции переплетенных фигур. Апокалипсис. Олег специально попетлял на машине по улочкам поселка, чтобы убедиться. Убедился. Теперь можно выезжать на шоссе.
Дагмар молчала. Обиделась. На себя саму даже, пожалуй, больше, чем на меня – действительно, никто же не спрашивал, не тянул за язык, не… Сама проговорилась, что зелень в лавку хозяйский сын привез утром из супермаркета; просто и объяснимо, как всегда. И, бедняжка, распахнутыми несчастными глазами смотрела, как проскальзывает в моей улыбке коротенькая логическая цепочка: снег-шоссе-собирайся-поехали-в-город. Прокололась. Никто не виноват. Она, конечно, попробует еще раз.
Дорогу действительно расчистили, и расчистили хорошо: укатанный снег зашпаклевал все трещины и выбоины, и машина катилась гладко, словно по лыжне. Море ровно синело внизу, тоже как будто укатанное, без единой морщинки. Сосны, поворачиваясь в ракурсе, постепенно укоротились и потеряли наклон, а затем вместе с морем скрылись за объездной. Дагмар смотрела вперед, и профиль у нее был четкий, как на монете: нос, будто проведенный под линейку до вздернутого кончика, крутой полукруг подбородка, – Олег раньше и не замечал. На заднем сиденье тихонько погромыхивали лыжи.
Не могли его вставить так быстро. Не оконное стекло – произведение искусства, черт бы его побрал. Или где-то на церковном складе пылился запасной, специально для таких вот случаев? Как их вообще делают, витражи?.. в мастерской – или прямо в раме собирают со стремянки по кусочкам?
Простое объяснение есть. Всегда есть. Например – что не было никакого резонанса, лопающегося стекла, цветных осколков на снегу. Равно как и разговоров в поселке и депутации ко мне домой. Не было и быть не могло. Какой-нибудь звуковой эффект в органных трубах, солнце в определенной точке неба, световые блики от окна да чужак за приотворенной дверью, со страху давший деру раньше, чем успел как следует осмотреться по сторонам.
Но Ильма.
Хотя Ильма вообще не вписывается ни в какие логические построения. В принципе. И не надо.
Когда вернусь в поселок, пройдусь мимо церкви, решил Олег. Ненавязчиво гляну под ноги на предмет осколков. Кстати, почему бы и не повторить экскурсию Дагмар? Все-таки, оказывается, памятник архитектуры – какого там она говорила? – шестнадцатого, кажется, столетия… Само по себе небезынтересно. И правда, если я не хочу лишнего интереса к своей персоне, в чем уже потерпел мощнейшее фиаско, это не значит, что меня самого не должно интересовать ничего вокруг. Что у них там с банковскими операциями, между прочим, тоже достаточно любопытно.
В городе дороги оказались хуже. Ребристый снег кучами подпирал бровки, местами перегораживал сугробами и проезжую часть, покрытую неровной коркой гололеда. В конце концов Олег вырулил к сплошному грязно-снежному месиву, преодолевать которое не рискнул, машина могла тут увязнуть всерьез и надолго. Затормозил. Теперь сориентироваться бы, что это за улица.
– Я выйду, – сказала Дагмар.
– Я тоже, – Олег заглушил мотор. – Зайдем в «Колесо»? Тут недалеко.
– Не надо. Я сейчас домой, тут тоже недалеко, переоденусь и еще успею на работу, во вторую смену.
– Ты же отпросилась.
– Скажу, что мне стало лучше. Они все равно высчитали бы из зарплаты.
– Такие козлы?
– Какие уж есть.
Олег вышел из машины. Дагмар тоже вылезла, не дожидаясь, пока он откроет перед ней дверцу. Подняла раскрытую ладонь:
– Пока. Созвонимся.
– Подожди, я тебя проведу.
– Не надо, у меня беспорядок.
Дагмар говорила спокойно, без вызова, и даже не очень бросалось в глаза, что она врет, а врала она точно, уж у нее-то беспорядка не могло быть никогда и ни при каких условиях. Не дожидаясь ответа, она зашагала по тротуару, впечатывая каблучки в утоптанный снег.
– А лыжи?
Приостановилась, глянула через плечо:
– А что, в машине оставить боишься?
Такой интонации у нее раньше не было. Не ехидной, без издевки, а будто внезапное и краткое прикосновение чего-то холодного, узкого, скользкого.
Пожал плечами:
– Оставляй.
…а сам закрыл машину и пошел в «Колесо».
Собственно, еще подъезжая к городу, Олег признал, что главная цель этой поездки – не завезти домой Дагмар, а именно посидеть в «Колесе» с ноутбуком. Черт возьми, я, оказывается, соскучился. По «Колесу» с его качающимися шинами и спицами, по темному пиву, по мерцанию монитора в полумраке, а больше всего – по тому миру, который теперь существует для меня только в формате раскрытого ноутбука с минимальной диагональю. Хотя казалось бы. Сколько усилий приложено к тому, чтобы свести этот мир до таких вот оптимальных рамок. Но оптимизировать формат внешнего мира – совсем не то же самое, что отказаться от него вообще. Я правда соскучился. По хулиганским чатам и неспешным конференциям, по новинкам у Буршова и вакансиям на «Вольном копье», по всеведению поисковиков и бессмысленной пестроте новостийных порталов…
И по письмам Анны Свенсен.
С почтового ящика он и начал, едва устроившись за столиком и заказав бокал темного из «Колеса». Пиво еще не принесли, когда Олег отсортировал емейлы, подписанные знакомым и уже почти близким именем, из титанического вороха многодневного спама, где было не под силу искать что-либо еще, претендующее на прочтение. В основной ящик не упало ничего. Странно вообще-то, что ее письма с четко прописанным моим и только моим адресом почтовик до сих пор классифицирует как спам. Впрочем, неважно.
Она писала обо всем. О погоде, о собственном настроении, о прочитанных книгах – она тоже скачивала их из библиотеки Буршова, о медийных новостях, стоивших, как обычно, чуть больше скорлупки недоеденного яйца, о своих мыслях по тому или иному поводу. О нем, Олеге, – ничего с тех пор, как замело дороги и она посетовала на данную тему. И практически ничего – о себе. Из добрых двух десятков писем Олег так и не смог определить, чем она, в сущности, занимается: работа фигурировала только в контекстах «ушла», «вернулась», «пишу с рабочего компа». Корпоративный сервер оставался хоть и единственной, но неплохой зацепкой, однако поискать по сети в этом направлении почему-то не хотелось. Не сейчас.
Возникало впечатление, будто читаешь ее дневник – не настоящий, а сетевой, в котором потребность откровенно высказаться диссонирует с нормальной человеческой стыдливостью, нежеланием раскрываться неизвестно перед кем. Но ведь она пишет адресно мне. Она, по идее, откуда-то меня знает. Из чего со всей отчетливостью следует, что и я знаю ее, эту Анну Свенсен. Или необязательно? Может быть, просто случайное сетевое знакомство, рожденное из заблудившегося письма?.. но я, черт возьми, ни разу не отвечал ей…
Подошла официантка, забрала бокал, Олег заказал пост… «Колесо», как обычно ближе к вечеру, заполнялось народом. На столик перед Олегом легли перчатки, и женский голос спросил «можно?». Кивнул, не отвлекаясь от монитора Пора бы двинуться дальше по сети, сколько можно перечитывать, тасуя, словно колоду карт, неизвестно чьи малоосмысленные письма?..
– Это ты?!
Он вскинул голову.
Женщина смотрела на него в упор, чуть склонив голову, и смеялась – как будто их встреча была чем-то давно ожидаемым, прокрученным в десятках вариантов – и все-таки неожиданным, словно обвальный весенний снег после бесснежной зимы. Олег неуверенно улыбнулся. Я точно знаю ее, мы были очень хорошо знакомы, и она почти не изменилась, за исключением чего-то знакового, что сейчас мешает мне повторить за ней: «Ты?!» Но надо вспомнить, надо немедленно вспомнить, иначе…
Он никак не мог ее идентифицировать, а она не спешила ему помогать, и это становилось неловким, – но не было ощущения тревоги, опасности, что, в принципе, подумал Олег, должно бы насторожить само по себе.
Невысокая, стройная, не очень молодая, очень красивая, и темном деловом костюме, с короткой стрижкой. Все еще щурясь от улыбки, бесцеремонно заглянула в монитор, и Олег не почувствовал ни напряжения, ни гнева. Она все делала как надо. Вот только бы сообразить наконец, кто она и откуда здесь взялась.
– Ага, – весело проговорила женщина. – А я уже думала, до тебя не доходит. Ответил бы хоть раз, что ли.
Тут он ее и узнал. Все совместилось, сложилось, идеально попадая в края и в пазы, срослось в единую картину почти без недосказанностей и противоречий. Женщина села напротив, глядя поверх крышки ноутбука ему в глаза.
И это была катастрофа.
Надо было что-то сказать, и Олег не придумал ничего лучшего:
– Ты все-таки постриглась.
(за скобками)
Казалось, после того, как зарегистрируют и разберут по домам приехавших ночью, чьи толпы к утру совершенно заполонили ДК и скверик перед ним, станет полегче. Ничего подобного. Народ прибывал и прибывал, вился нескончаемой анакондой, возбужденно галдел, хлопал растерянными глазами и постоянно вскидывал руки, чтобы коснуться чьего-то плеча. Женькино плечо уже ощутимо побаливало, вроде крепатуры после тренировки, только с одной стороны.
Оксана сидела на регистрации, сверялась со списками, ставила галочку или дописывала новую фамилию внизу, выдавала буклет и салатовую ленточку. Сначала она продергивала эти ленточки в верхнюю петлю одежды каждого гостя и завязывала красивым бантиком, потом на узелок, но теперь просто отдавала в руки и, улыбнувшись напоследок, оборачивалась к следующему в очереди. Но улыбаться не забывала. Ни разу.
Гия, Олег, близнецы или кто-нибудь еще из ребят каждые четверть часа формировали группы и куда-то уводили – надо думать, пока еще было куда. Краснова носилась по ДК, словно пуля со смещенным центром тяжести, скашивая всех на своем пути. Женька однажды пересекся с ней, выслушал, что все накрывается к такой-то матери из-за таких-то и таких-то накладок, случившихся, разумеется, по его личной вине. Слушать его жалкие оправдания она не стала, понеслась дальше. Больше Женька старался ей не попадаться.
Не было Виктора. Дополнительные списки давно превысили основные, буклетов осталось полпачки, запаса ленточек тоже явно не хватало на всех (Оксана придумала разрезать оставшиеся напополам и подпрягла для этого Женьку), нерешенные оргмоменты множились, как инфузории-туфельки, – а Виктора не было. Краснова материлась уже безадресно и в полный голос. Новоприбывшие смущенно улыбались и клали руки друг другу на плечи.
– Я не могу, – прошептала Оксана; по-школьному размяла пальцы, сжимая и разжимая кулак. Позвала: – Тань, можно тебя?
Краснова как раз срикошетила от стола. Обернулась:
– Проблемы?
– Подмени меня на минуточку, хорошо? Я сейчас… – Оксана виновато покосилась на очередь.
– В туалет? Давай, только быстро, – голоса Краснова, естественно, не понизила. Глянула на Женьку: – А ты чего тут торчишь?
– Ленточки разрезаю.
– Ленточки! Бери группу и марш в общагу. Блин, ну где его носит?! – она вынула мобилку и в надцатый раз отстучала Викторов номер; Женька услышал что-то нежное про недоступного абонента. Вскинула гневный взгляд из-под косы: – Ты еще здесь?!!
Женька ретировался. Вышел во двор и осмотрелся в поисках потенциальной группы. Зарегистрированные опознавались легко: они либо гордо светили салатовыми ленточками, либо выпячивали грудь перед товарищами, чаще девчонками, колдовавшими над бантиками в петле. Женька тихонько прокашлялся и объявил:
– Человек семь-восемь – ко мне! Неместных, – срочно уточнил он, увидев, сколько народу повернули головы. Впрочем, местных среди них, скорее всего, и не было.
Группа стянулась кольцом, волоча за собой рюкзаки и спортивные сумки. Десятка два, не меньше, прикинул на глаз Женька. Брать всех – или отсчитать правильное количество, как учил накануне Виктор? Но он же тогда не знал, насколько много их будет. Никто не знал. И предположить не мог.
– Кто откуда? – спросил он для начала.
Приезжие нестройно загудели:
– Збнув…
– Коболево…
– Дмитрозаводск…
– Перелесье…
– Святокаменская область…
У них был разный выговор, голоса, лица – и совершенно одинаковое выражение глаз, полных восхищенного ожидания. Очутившись в точке пересечения их взглядов, Женька вдруг почувствовал себя невероятно легким и большим, словно дирижабль, накаченный гелием. Он совершенно точно знал, что стоит сказать слово – и эти ребята пойдут за ним – за ним!!! – куда угодно, и это ощущение нельзя было сравнить ни с чем, даже… Чуть-чуть покраснел, как всегда, когда вспоминал об Оксане. И предложил:
– Идемте, покажу вам общежитие. Только не все сразу.
Он двинулся с места, и приехавшие потянулись за ним. Кажется, все-таки сразу все. Ничего, как-нибудь. На месте разберемся.
На выходе из ДК попался ментовский патруль: трое мужиков в фуражках с любопытством оглядели толпу, но без проблем проследовали мимо. Женька перевел дыхание: на маленьких группах Виктор настаивал именно для того, чтобы не привлекать раньше времени внимания милиции. С другой стороны, как это практически – скрыть от ментовских и чьих-либо еще глаз все растущую толпу в сквере? Им встретилась еще одна группка из пяти-шести неформальных девчонок с рюкзачками на плечах. Одна из них топорщилась дреддами, перевитыми ярко-салатовыми ленточками, а у другой вся ее минимальная прическа была выкрашена в тот же свободный, победный цвет.
К общаге подошли, как было намечено стрелкой на топографическом плане, с тыльной стороны, где унылые ряды окон украшали вывешенные наружу пакеты с продуктами и веревочки с девчачьими трусами. Створка туалета на первом этаже, к счастью, была приоткрыта; Женька боялся, что за время его отсутствия кто-нибудь закроет ее на шпингалет. Приезжие сгрудились вокруг, образовав неслабую и небеззвучную толпу. В окнах начали появляться первые головы.
– Собственно, вот, – пробормотал Женька.
Из окна соответственно несло, рама поскрипывала на перекошенной петле. Гелиевый кураж, на котором только что было раз плюнуть взмыть в небо, испарялся, сдувался на глазах.
– Туда… лезть? – тоненько уточнила какая-то девчонка.
– Я подсажу, – с готовностью шагнул к ней здоровенный парень, незнакомый – судя по тому, как она шарахнулась в сторону.
Женька сглотнул. Надо было что-то сказать, срочно, уже, и открывая рот, он совершенно не был уверен, что они найдутся, правильные слова:
– Вперед, ребята. Это же путь к свободе. Мало ли какие к ней бывают пути.
Все грохнули оглушительно и дружно, какой-то парень уже влез вовнутрь и подал руку своей девчонке, а за ними, хохоча, прикалываясь и передавая друг другу сумки, полезли остальные.
– Да куды ж то вы?!
Он обернулся, и с десяток оставшихся внизу обернулись синхронно с ним.
Вахтерша баба Поля стояла в четырех шагах, уперев ручищи в бочонкообразные бока и озирая группу прищуренными невидимыми глазками.
– Ой, – пискнуло сверху, из окна.
И стало тихо.
– Шо ж то вы лазите? – укоризненно сказала баба Поля. – Йшлы б уже через двери, ребятки.
Развернулась и зашагала к центральному входу, размахивая смятой брошюркой цвета весенней листвы.
(за скобками)
