Текст книги "Светлячки"

Автор книги: Ян Карафиат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава вторая. Первая дружба у печки

Пришла осень. Света убывало, а холода прибывало, и тогда светлячки решили, что уже никуда не полетят. Папа только пообещал крёстному, что придёт к ним ещё раз в гости с мамой и Малышом, и прямо завтра, прежде чем ударят морозы. И вот на следующий день после завтрака они решили, что пойдут к крёстной. И пошли. Их уже ждали. Они расцеловались, а Малыш целовал руку. Но там был ещё кто-то. Крёстная взяла Малыша за руку:

– Иди сюда, Малыш, поцелуй руку и у Яночки.

И Малыш поцеловал, но тут же спрятался за маму.

Они уселись у печки и стали разговаривать. Тут крёстная пошла в сени к шкафу, а Малыш за ней.

– Крёстная, что там у вас?

– Вот, Малыш, мы напекли пирогов с творогом и маком.

И уже несла их полную тарелку, и каждый взял себе по одному, а Малыш захотел попробовать ещё один, с творогом. И взял его тоже, и они сидели у печи и разговаривали. Но Малышу всё как-то не сиделось.

– Голубка, иди сюда, я тебе кое-что скажу!

Голубка подошла, и Малыш громко зашептал ей в ухо.

– Слушай, а кто такая Яночка?

– Да это же Яночка!

– А чья она?

– Да она ничья, сама по себе.

– И нет у неё даже малыша или папы?

– Нет, она одна.

– А где она живёт?

– Боже мой, там, в вереске у леса. У неё такой красивый домик во мху.

– И чего она всё время так на меня смотрит?

– Да ну тебя, глупый! Она хорошая. Знаешь, тот мёд – она нам его дала.

– Но если она…

Тут крёстная позвала Голубку. Они пошли в сени и Малыш мигом за ними.

– Крёстная, у вас ещё что-то есть?

– Есть, любезный! Ведь вы у нас последний раз в этом году. Потом придёте только летом.

– Что же у вас есть?

– Подожди, вот удивишься! Иди, поможешь нам!

И Малыш кивнул, что поможет.

И они пошли, но не к шкафу. В самом конце у выхода во двор была ещё одна кладовая – о, там у крёстной хранилась оторвавшаяся от грозди целая виноградина, такая красивая, синяя с красным отливом. И вот крёстная с Голубкой подняли её и понесли всю целиком в комнату, а Малыш им помогал.

– Поставьте её сюда на стол, здесь лучше всего, – советовал крёстный. Краник был у него наготове, взял ещё молоточек, выбил черешок, вставил краник, а крёстная уже держала хрустальную чашечку, чтобы крёстный в неё наливал. И крёстный налил, и оно всё закраснело и заиграло.

И вот сначала отпила мама, потом Яночка, потом крёстная, за ней папа, дальше крёстный, дали даже Малышу и Голубке, но только лизнуть. И все его очень нахваливали, такое оно было сладкое! – только показалось им слишком крепким. И тогда крёстная сказала:

– Голубка, беги скорее на поляну с кувшином для росы!

И Голубка мигом побежала на поляну с кувшином за росой.

Крёстный пододвинул стол поближе к печи, налил в чашечку вина только до половины, долил росой и подавал всем по очереди. И так они сидели и рассказывали, как однажды с крёстным приключилось несчастье. Произошло это сразу после того, как они с крёстной поженились. Он вылетел тотчас после захода солнца, всю ночь хорошенько светил, и когда утром летел назад домой, как вдруг появился такой огромный дятел и вот-вот хотел его заживо проглотить. Крёстный страшно испугался, но мигом опомнился и шмыг на бук. А дятел прыг за ним. Тут крёстный юркнул в щель, но дятел сразу же за ним, маленькую щёлку стал клювом раздалбливать в большую. Крёстный трясся от страха, и волосы у него вставали дыбом:

– Что бы кумушка дома без меня стала делать, если вдруг!

И он забирался в щель всё глубже и глубже, но и дятел клювом всё дальше и дальше, пока уже больше не смог, и крёстного бросил. Крёстный ещё немного подождал, а потом стал потихоньку вылезать. Но осторожно, и долго осматривался, не сидит ли где-нибудь дятел. Но его не было, и тогда крёстный скорее полетел домой.

Солнце уже поднялось высоко на небо, и крёстная была сильно напугана. Звала и плакала, летала и бегала, высматривала и выспрашивала, но нигде ничего, о крёстном никто ничего не знал. Тогда она побежала к папе Яночки. И он ничего не знал, но, чтобы успокоить крёстную, сказал, что крёстный всегда был послушен, а о послушных светлячках Господь Бог заботится, так что с ними ничего не может случиться. А если что и случится, то это к лучшему,[11]11
  Ср. Послание апостола Павла к Римлянам, глава 8, стих 28: «Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, всё содействует ко благу».


[Закрыть] потому что так Господу Богу было угодно, и поэтому незачем светлячкам сильно плакать и жаловаться. И надо крёстной идти домой и спокойно ждать. И крёстная пошла домой, идёт, а тут ей выходит крёстный навстречу. Вот она обрадовалась!

И так они беседовали и радовались, что всё уже позади. Но тут Голубка заплакала.

– Что с тобой? – спросил Малыш.

– А если бы у меня дятел папу сожрал!

– Но не сожрал же!

И крёстный добавил:

– Дорогая Голубка, тогда тебя у нас ещё не было.

Но Голубка – что, ну и пусть, и всё всхлипывала.

Тогда стал рассказывать папа. Когда они с крёстным были ещё мальчиками и должны были первый раз полететь, папа Яночки взял их с собой, показывал дорогу и рассказывал, что, когда и как. И они многому от него научились. Однажды, когда они летали уже сами, Яночкин папа присоединился к ним и сказал:

– Мальчики, пойдёмте, я вас кое-куда отведу. Но вы должны вести себя тихо и быть внимательными.

И они сказали, что согласны. И они летели очень долго, пока не прилетели к одному красивому городу. Вокруг были замечательные сады, а там, почти за городом, в одном из садов у дороги стоял большой красивый дом с очень большими окнами и намного большими дверями. И те окна были полны света, а те двери были раскрыты настежь, и в те двери постоянно входили люди, старые и молодые, мальчики и девочки. И Яночкин папа сказал:

– Пойдёмте, ребята, не будем влетать через двери. Вон там окно приоткрыто. – И они влетели через окно, уселись внизу на раму и смотрели.

С потолка вниз свешивались три громадные люстры и ярко светили. Внизу на полу было много скамей. Если кто-либо приходил, останавливался у скамей, немного стоял, смотрел в шляпу, а потом спокойно садился. Под мышкой держал две книги, и одну из них открывал. Тут один из них поднялся на этакий помост, где был маленький столик, и дал знак, что начинается пение. И они начали петь и пели так красиво! А когда допели, поднялись, а тот, что был на помосте, начал молиться: за всех людей, нетвёрдых в послушании, чтобы Господь Бог простил их ради возлюбленного Сына Своего и Духом Своим освятил их. Потом открыл у себя на столике огромную книгу и читал из неё о малом стаде и червячке, чтобы он не боялся.[12]12
  Ср. Книга пророка Исайи, глава 41, стих 14: «Не бойся, червь Иаков, малолюдный Израиль, – Я помогаю тебе, говорит Господь…»


[Закрыть] А когда они снова сели, он стал подробно рассказывать, что если человек боится Господа Бога, то не может бояться никого другого, и даже не должен, потому что Господь Бог этого не хочет. Потом они снова молились и опять пели, а когда уже выходили, у дверей клали что-то на тарелку, и оно звякало.

– Правда, ребята, вот было хорошо! – сказал папа Яночки. – Но теперь нам надо скорее лететь и опять светить, чтобы всё наверстать.

И они мигом полетели. И с тех пор папа с крёстным часто там бывали, и той молитовке, что всегда читали перед сном, научились там.

Там её пели так:

 
В потёмках Твои служки,
как к курице цыплятки,
спешим к Твоей защите,
наш милосердный Боже.
 

И так они беседовали, и Малышу это нравилось. Одно только, Яночка как-то пристально на него смотрела! Он словно бы её почему-то боялся. И тут она к нему обратилась:

– Ну, Малыш, когда же ты полетишь?

И так приветливо это ему сказала и ласково улыбнулась ему, что он уже не боялся так сильно.

– О, скоро!

– Ну вот ты потихоньку будешь уже совсем большим. Но умеешь ли ты хорошенько слушаться! Посмотрим. Ты меня всё же позови, когда полетишь в первый раз, чтобы мы тебя проводили!

И Малыш обещал позвать, а мама радостно добавила, что, наверное, это случится уже на следующего святого Иоанна.[13]13
  16 мая, в день памяти €в. Иоанна Непомуцкого, покровителя Чехии.


[Закрыть]

На том и договорились. И уже вставали и собирались уходить.

– Ох, опять эта зима! – жаловалась мама.

– Господь Бог даст и опять будет лето, и снова увидимся, – утешала её крёстная.

И они стали прощаться. Расцеловались и вручили себя Господу Богу. Уже становилось холодно, и поэтому они спешили: Яночка – к лесу в вереск, Малыш с папой и мамой – на склон под можжевельник. Они были посередине поляны, когда Малыш ещё раз оглянулся. Яночки уже не было, крёстный, крёстная и Голубка стояли перед домиком под дубом и смотрели им вслед.

– С Богом, крёстная, до нового лета! – прокричал Малыш. И они совсем скрылись из виду.

По пути папа сказал:

– Ну, зачем откладывать. Вдруг ударит мороз и с нами что-то случится. Надо сейчас же начать работать.

И они тут же взялись за работу. Сначала помогли маме подготовиться к зиме. Принесли из кладовки всё для кухни, горох и перловку, и просо, и манку, и муку, еще немного чечевицы, а потом и капельку масла. Затем сразу же взялись за дрова. Они, ровненько сложенные для просушки, лежали во дворе. Перенесли их на кухню столько, сколько смогло войти, а потом ещё и полные сени, до самых дверей. После этого папа влез по лестнице через слуховое окно на чердак. Там было полно мелкого сухого мха. Им он как следует прикрыл потолок, чтобы сверху не шёл холод, остаток сбросил вниз, а дверки слухового окна хорошенько забил. В прошлом году ветер их выломал, и чудо, что всю крышу не разворотил. Ещё повезло, что зима не была слишком суровая. И теперь они ходили вокруг домика, и если где была какая-нибудь щёлка, хорошенько её заделывали, чтобы нигде не продувало. Потом закрыли двери на засов, вставили клинышек, и двери снизу доверху заложили дровами, чтобы они им в сенях не мешали. В конце заделали мхом все окна, как на кухне, так и в комнате, и хорошенько их дощечками забили. Света у них было предостаточно. А теперь – пусть хоть и мороз! А на улице уже бушевало!

Тогда они ещё помолились.

 
В потёмках Твои служки,
как к курице цыплятки,
спешим к Твоей защите,
наш милосердный Боже.
 

Пожали лапки, поцеловались: «Господь Бог с нами, да сгинет нечистый!» – и легли спать, и спали, спали и спали.

Глава третья. Сны и планы под снегом

И они всё спали, спали и спали. Когда же Малыш проснулся, папа и мама уже встали. Они лежали в постели и разговаривали.

– Мама, дадите мне мёда?

– Мёда? Какого мёда? Малыш, ведь у нас мёда нет.

– А тот, что нам вчера Яночка прислала.

– Вчера? Яночка? Тебе, миленький, приснилось.

– Нет, мама. Ведь вы мне его вчера уже давали.

– Вот как! Это тебе приснилось. Давай-ка, вспомни! Помнишь, мы напоследок были у крёстной, потом всё сразу заделали и с тех пор спим.

– Жалко! Но во сне-то было так!

Малыш начал хмуриться. Тут ему пришло в голову:

– Папа, как там на улице? Я бы посмотрел!

А папа ответил:

– Дорогой Малыш, там холодно, ты замёрзнешь. Да и двери у нас заложены дровами.

– Но папа, мы ведь можем через окно посмотреть.

– Да оно тоже забито и законопачено. А то бы к нам сюда холод прошёл.

И только когда мама сказала, что тоже хотела бы посмотреть, как там снаружи, и что потом она бы немного протопила, тогда папа согласился. Встал, отбил от окна доску, а Малыш ему помогал. Потом потихоньку выбрали мох и вот что увидели: полным-полно снегу, поляны не было, склона тоже, один только снег. На можжевельнике над их домиком его было столько, что ветви даже прогибались. Солнышко чуть светило, и снег очень красиво мерцал, и было тихо-тихо. Малышу хотелось ещё смотреть на всё это, но папа сказал, что там мороз, и нужно скорее окно опять законопачивать и забивать. И они его законопатили и заколотили.

Мама тем временем уже затопила и собиралась сварить немного супа. И сварила. Хорошенько помолились и стали есть. Но было им всё же холодновато, и тогда они скорее улеглись и стали беседовать.

– Папа, а что если у крёстной всех замело?

– Не замело. Они живут под дубом.

– А Яночка! Мама, где она живёт?

– Она живёт во мху среди вереска.

– Её замело, правда ведь! А она говорила, что проводит меня, когда я первый раз полечу.

– Ну, не бойся! Ну и пусть замело. Она ведь затопит, если ей холодно будет.

– А дрова у неё есть?

– А чего бы им не быть!

– А она там одна?

– Одна.

– А почему она одна?

– Ну, потому что никого у неё нет. Папа и мама давно умерли.

– О, я бы не хотел быть один.

– А если бы Господь Бог так захотел, тебе бы пришлось слушаться.

– Пускай, ведь у Яночки есть мёд и вино! Правда же, что то вино у крёстной было от неё?

– Не знаю, милое дитя. Наверное.

Тут их прервал папа.

– Малыш, ты в самом деле думаешь, что Яночка там одна?

– Ну, раз с ней никого нет.

– Почему же с ней никого нет?

– А кто же?

– Господь Бог с ней. Её папа говаривал, что о послушных светлячках Господь Бог заботится, поэтому с ними ничего не может случиться, а если что и случится, то так надо. И Яночка это хорошо знает и слушается, и ничего не боится.

– А вы её, папа, любите?

– А почему бы мне её не любить!

– А вы, мама, тоже?

– Конечно, люблю.

– А крёстная её тоже любит?

– А как же. Все светлячки друг друга любят.

– Папа, а когда же мы полетим?

– Подожди, вот будет опять лето. Наверное, на святого Иоанна.

– А как это бывает, когда людям светят?

– Ничего особенного не происходит. Мы только летаем, а они видят.

– А если уже и крылья болеть станут?

– Дать им немножко отдохнуть. И тут же снова летать.

– Папа, а что эти люди делают, когда вы им не светите?

– Милое дитя, я не знаю, что они делают. Наверное, тоже спят или рассказывают друг другу сказки. Но я всё время слышу, что они не слушаются, и будто бы у них не всё хорошо.

– Не всё хорошо? В чём же?

– Ну, они друг друга не любят.

– Я бы им тогда светить не стал, раз они друг друга не любят.

– А это не наша забота. Если Господь Бог хочет, чтобы мы им светили, мы и светим.[14]14
  Ср. Евангелие от Матфея, глава 5, стих 45: «… Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных».


[Закрыть]

Малыш всё думал о тех сказках.

– Мама, расскажите мне какую-нибудь сказку!

– Но я, Малыш, уже ни одной не знаю.

– А ту, что вы мне давно рассказывали.

– О чём же она была?

– А помните, о том котике и кошечке. Помните?

И мама ответила, что расскажет, и начала.

«Жили-были котик и кошечка. И было это давно. Котик был такой красивый, весь чёрный как уголь, а кошечка – такая изящная, вся белая как молоко.

И они любили друг друга. И вот однажды родились у них котята. Трое, два котика и одна кошечка. Один из них был чёрный как уголь, второй белый как молоко, а кошечка была полосатая. Они любили друг друга и были добрыми. Всегда весело играли или помогали папе с мамой мурлыкать. Однажды весной мама сказала: „Дети, я с папой пойду поймаю какую-нибудь мышку или ещё кого, чтобы вам было, что есть. Ведите себя хорошо и не ссорьтесь! Мы скоро придём. Я вам туг немножечко натоплю, чтобы холодно не было“.

И немножечко им натопила, ушла и закрыла за собой двери, чтобы к ним туда никто не забрался. Котята весело играли. Тут котики решили, что будут бороться. А кошечка, что тоже будет. И так они все боролись и боролись, пока белый котик не оказался внизу. Ему было больно, и от этого он злился. Тогда он сказал, что больше с ними играть не будет. Сел у печи, хорошенько вылизался и сказал: „Смотрите, я такой красивый, весь беленький как молоко, а не такой грязный как дымоход и не такой чёрный как уголь“. Но второй котик сказал, что он намного красивее, точь-в-точь, как папа. Тут и кошечка начала хвастаться, мол она самая красивая, сразу и чёрная, и белая.

И так начали ссориться, и ссорились, и ссорились, а потом стали толкаться, и толкались, и толкались, пока не столкнули печку.[15]15
  Речь идёт о небольшой железной печке-времянке для обогрева.


[Закрыть] Печка завалилась, угли высыпались, в комнате начался пожар, полки, постель, шкаф, стол, всё загорелось – котята хотели убежать, но двери были заперты. И они так кричали, так кричали, но огонь их всё же поглотил. А когда пришли папа с мамой, котики и кошечка уже сгорели, сгорел и домик, и всё сгорело, потому что котята не слушались. И папа с мамой плакали. Рядом на холме стоял стол бок, на столбе повесили звонок, и звонили, и звонили, и был всем слушавшим урок. Дин-дин-дон, дин-дин-дон!»

Малыш слушал. Сказка ему нравилась. Он держал маму за руку, повторял «дин-дин-дон», и незаметно уснул, дин-дин-дон. И они всё спали и спали, а когда Малыш снова проснулся, папа с мамой уже не спали. Они лежали в постели и разговаривали.

– Папа, а когда же мы полетим?

– Ну, Малыш, когда придёт лето.

– А когда придёт лето?

– Когда? Как только пшеница зацветёт.

– А ещё не цветёт?

– О, ещё нет.

– Папа, а давайте посмотрим!

– Ну нет, Малыш, напустили бы сюда холода. Ещё ничего не цветёт.

Но раз Малыш сильно просил, и мама поддержала, что потом опять немножко протопит, тогда они встали, отбили доску, вытащили потихоньку мох и тут увидели: что был вечер и луна смотрела как рыбий глаз. Вокруг уже зазеленело, там вдалеке на каштанах из почек выглядывали листочки, а откуда-то сверху доносилось пение жаворонка.

– Видишь, Малыш, ещё ничего не цветёт. А вон там внизу, смотри, пшеница. В ней пока и ворона бы спрятаться не смогла. Она ещё долго не зацветёт. И там холодно.

Тут мама перебила папу.

– Смотри-ка, там, у ручья под ольхой, не три ли это маргаритки?

И папа посмотрел туда.

– Ах, и правда, три маргаритки. А там ведь маргаритки никогда не росли. Это умерли три светлячка. Наверное, они куда-то не успели, в прошлом году мороз скоро ударил, они туда забрались и замёрзли.

И Малыш заплакал.

– Мамочка, это крёстная, крёстный и Голубка, их замело, я же говорил.

– Ну не плачь, Малыш, это не они, – утешал его папа. – У Голубкиной маргаритки был бы красный ободок, а эти целиком белые.

И тогда Малыш плакать перестал.

– Папа, а маргаритка везде вырастает там, где умирает светлячок?

– Везде, а когда умирает личинка, там вырастает маргаритка с красным ободком.

– А что, если бы дятел сожрал крёстного, там бы тоже выросла маргаритка?

– Тоже.

– А где?

– Где-нибудь внизу под буком в траве.

– Папа, а дятел нас не схватит, когда мы полетим?

– Вряд ли. Он в лесу, а мы в лес не летаем. Только если сквозь него надо пролетать, а потом, как Господу Богу будет угодно.

Малыш тем временем мысленно был уже за лесом.

– Папа, мы тоже полетим к тому большому красивому дому с большими дверями, куда вы через окно влетели?

– Если будешь слушаться как следует, как-нибудь слетаем.

Окно папа уже забивать не стал, только хорошенько мхом заложил. Мама затопила и стала варить супчик. Варила-варила и сварила. Малыш подставил стул к столу, они сели, и папа стал молиться:

 
О Господи, наш дорогой,
Проснувшись, стоим пред Тобой,
Усердно Тебе молясь.
Дай жить нам, Тебя боясь,
слушаясь неизменно
и радуясь друг за друга.
 

И они ели и наелись, но выходить на улицу даже и не думали.

Только ещё разок посмотрели в окно, но совсем чуть-чуть. Было ещё очень холодно, поэтому они скорее опять легли и стали разговаривать. И разговаривали, но когда обо всём поговорили, маме захотелось, чтобы они снова уснули, но папа и без того уже наполовину спал. Но Малышу спать не хотелось. Он просил, чтобы мама рассказала ему какую-нибудь сказку, но раз она больше ни одной не знала, пусть расскажет ту, старую, И мама начала:

«Жили-были котик и кошечка. И было это давным-давно. Котик был такой красивый, весь чёрный как уголь, а кошечка такая изящная, вся белая как молоко. И они любили друг друга. Однажды у них родились котята. Трое, два котика и одна кошечка. Один был весь чёрный как уголь, второй полосатый, а кошечка была белая как молоко».

Но тут Малыш закричал:

– Нет, мама!

– Что не так?

– Не так это было!

– И как же было?

– Та кошечка была не белая как молоко, а была полосатая!

– Ну, это всё равно.

Но Малышу казалось, что не всё равно, и он начал плакать. Папа проснулся.

– Почему Малыш плачет?

– Правда ведь, папа, это не всё равно?

– Что это?

– То, что кошечка была полосатая, правда же? А не белая, как молоко.

– Ну да. Была полосатая. Спи только!

А мама сказала:

– Ну вот, видишь, когда мне хочется спать, ты меня всё время мучаешь.

И быстро дорассказала:

«Рядом на холме стоял столбок, на столбе повесили звонок, и звонили, и звонили, и был всем слушавшим урок. Дин-дин-дон, дин-дин-дон».

Малыш держал маму за руку и повторял «дин-дин-дон», пока не заснул, дин-дин-дон.

И они все спали, спали и спали.

Глава четвертая. Первый полёт

И пришла весна. Всё, всё расцвело, и пчёлы так громко жужжали, и трава была так высока, и роса словно кристаллы граната, и птицы пели без устали, а сверчки – уж те-то настрекотались вволю! Яночка уже была у Малыша, вместе с крёстным, крёстной и Голубкой, и они ждали, чтобы солнышко село. Малыш стал такой большой и сильный. Он сидел рядом с Яночкой, глаза его сияли радостью, но ни слова не говорил. Мама не могла сдержаться и от радости даже заплакала. И завтрак вряд ли был так скоро готов, если бы Голубка ей не помогла. Они пили шоколад – не знаю, где они его взяли, – а к нему – поджаренные крендельки. Помолились, позавтракали, а тут уже и солнце село. Малыш первым был на улице. Взлетел вверх, сделал три круга – как будто ничего! – и возле Яночки опять опустился на землю. Все обступили его, и папа явно собирался что-то сказать.

– Дорогой Малыш! Я рад, и мама рада, и все мы рады, потому что сегодня ты полетишь. Это хорошо, Господу Богу это угодно. Но мы не будем всегда вместе, нам придётся разделиться, чтобы люди могли везде видеть. И тут я боюсь за тебя. О хороших светлячках Господь Бог заботится, и ничего с ними не случится. Но будешь ли ты достойным и будешь ли всегда хорошенько светить, как того Господь Бог хочет!? Я бы очень сильно огорчился, и мама тоже, и крёстный, и все мы, если бы ты как следует не слушался.

И папа при этом едва не плакал, а мама и в самом деле заплакала. У Яночки в глазах тоже стояли слёзы, да и Малыш готов был расплакаться. Тогда ещё высказался и крёстный.

– Дорогой Малыш, у тебя всё-таки уже есть голова на плечах, и мы все хотим, чтобы ты хорошенько слушался. Я тебе так скажу, если ты не будешь слушаться, ты сам себе сделаешь только хуже. А теперь уже с Богом полетим.

И они полетели, но низёхонько и тихонько, чтобы мама с крёстной и Яночка с Голубкой могли за ними поспевать – пока не перелетели за ручей и через холм, откуда было видно далеко-далеко, до самого горизонта. Тогда крёстный сказал, чтобы те возвращались. И тогда они повернули, а Малыш летел всё дальше и дальше к самому горизонту. А вслед им неслось:

– С Богом! Бог в помощь! Счастливого возвращения! Пусть сам Господь тебя научит слушаться! – но Малыш был уже далеко-далеко и всего этого, наверное, даже не слышал.

И они вернулись и стали говорить о том, какой у Малыша красивый фонарик. Крёстной казалось, что он благородно-жёлтый как золото, маме он виделся скорее белым и очень ярким, Голубка утверждала, что он с розовым оттенком, Яночка настаивала, что такой бывает у светлячков, когда они летят в первый раз, и что только бы Малыш слушался. А она боится, что он слушаться не будет.

Маме же казалось, что, скорее всего, он слушаться будет, крёстная думала также и соглашалась с ней, и Яночка тогда ничего уже говорить не стала. Они были совсем недалеко от дома, попрощались и отправились каждая к себе. У мамы было полно немытой посуды, она тут же принялась за работу, но дело как-то не спорилось. Она думала о Малыше и о Яночке: «С чего бы мой Малыш не стал слушаться?» Она почти сердилась на Яночку.

А те всё летели, слева крёстный, справа папа, а Малыш посередине. На западе небо было алым, а у Малыша было весело на душе. Но тут они приблизились к большому дубовому лесу, и Малыш вспомнил о дятле.

– Папа, здесь есть дятлы?

– Не бойся. Мы ведь в лес не полетим, только рядом. Здесь наша дорога.

Но едва папа успел договорить, как из леса на них вылетело и так зашумело, и так зарокотало, и тут же обрушилось на бедного Малыша. Ах, как он закричал!

– Папа, папа – папа, папа!

– Ну, хватит, молчи уже! Не бойся! Это ведь не дятел, а майский жук.

Но Малыш всё кричал и ёжился, и прятался, пока жужжание не прекратилось.

– Ну, Малыш, ты не должен бояться, – утешал его крёстный. – Видишь его вон там, это майский жук. Он нас, наверное, испугался, нас ведь трое.

– Но оно же так гудело!

– А это майские жуки так жужжат.

И они летели всё дальше, пока на опушке леса что-то не показалось.

– Папа, посмотрите вон туда, что это? Такое огромное.

– Это домик лесника.

– Какой он большой! А это двери там наверху посередине?

– Да нет, это окошко.

– Ну и большое же оно. А зачем под тем окошком и вокруг выложены брёвна?

– Это не брёвна, а поленья, чтобы леснику было чем топить.

– Надо же! Папа, а кто такой лесник?

– Смотри, он как раз идёт нам навстречу.

И навстречу им шёл лесник. Он был такой большой, в широкой шляпе с пером, на боку сумка, а через плечо огромное ружьё.

– Папочка, я боюсь.

– Ну, не бойся! Он обрадуется, когда мы ему посветим.

И они полетели и светили, а он обрадовался и смотрел им вслед.

– Папа, а почему лесник не спит?

– Он же должен следить.

– За чем?

– За лесом, чтобы его люди не обокрали.

– Папа, а разве люди крадут?

– И крадут, и ни капельки не стыдятся, как будто друг друга не любят.

– Я бы им тогда не стал светить. А лесник, он же не ворует?

– Нет, этот нет. Но если Господу Богу угодно, чтобы мы им светили, то мы должны светить, воруют ли они или не воруют.

Так они летели, смотрели по сторонам и разговаривали. Но тут перед ними вдруг что-то страшно загудело. Оно было такое огромное как туча, глаза – как горящие угли, и большой загнутый клюв, а когти, ну просто ужас, у Малыша душа ушла в пятки.

– Папа, папа – папа, папа! – и он уже падал на землю, прятался в траву и думал, что дятел его вот-вот проглотит.

Папа тут же подлетел к нему, и крёстный тоже.

– Ну же, не бойся, Малыш, не бойся! Это не дятел, это сова. Она нам ничего не сделает. – Но Малыш словно бы не слышал. А когда всё же пришёл в себя, начал плакать.

– Папа, я домой пойду, ну папа, я пойду домой.

Но папа и крёстный его отговаривали.

– Нет, Малыш. Не надо! Что бы дома крёстная, Голубка и Яночка подумали! Ты не должен бояться! Светлячки ничего не боятся. Это сова была, а она жучков не ест!

– Она жучков не ест?

– Нет. Жучок для неё слишком мало. Она лучше какую-нибудь мышку или лягушку.

И они опять полетели. Долго ещё летели, как вдруг что-то так грохнуло, что все вздрогнули. Но папа тут же Малыша успокоил:

– Слышишь, наверное, лесник ту сову подстрелил.

И крёстный был того же мнения, тогда Малыш повеселел, и полетел, и всё светил и светил.

Лес кончился, и начался спуск в прекрасную долину. На склонах были виноградники с премиленькими домишками, и такой аромат! – такой чудный аромат.

И пока они так летели, увидели двух светлячков.

– Видишь, Малыш, вон там! – указывал крёстный. – Тот маленький сегодня тоже первый раз летит. Я их знаю, они совсем недалеко от нас. Живут в валежнике. Видишь, он ничего не боится.

– Я, крёстный, тоже уже не боюсь.

И Малыш уже не боялся.

А когда они поравнялись, папа и крёстный прокричали:

– Бог в помощь!

И Малыш тоже сказал:

– Бог в помощь! Бог в помощь!

И те оба ответили:

– Бог в помощь! Бог в помощь! – и маленький тоже.

А когда они пролетели ещё немного, светлячки уже мелькали то тут, то там, старые и молодые, большие и маленькие, и всякий раз говорили:

– Бог в помощь! Бог в помощь!

И снова:

– Бог в помощь! Бог в помощь!

Когда же кончились виноградники, начались прекрасные сады, а в тех садах большие красивые дома, сад возле сада и красивый дом рядом с красивым домом.

– Малыш, крылышки у тебя не болят? – спросил папа.

Малыш ответил, что вовсе ничуточки.

– Давайте всё-таки присядем, чтобы немного отдохнуть, – советовал папа.

Но Малыш снова – что вовсе ни к чему.

Лишь когда крёстный сказал, что у него уже болят крылышки, только тогда Малыш согласился чуть-чуть присесть. И они сели в саду на грушу, на самый верх и стали смотреть.

Месяц выглядывал из-за туч, там и тут мерцали звёздочки, и везде было полно светлячков. Ничего нигде не шелохнулось, даже листва не шелестела. Люди сладко спали, только в одном-единственном окне под самой крышей было светло. Вдруг где-то внизу раздалось: «Кукареку! Кукареку!»

– Папа, что это!

– Это петух, где-то в курятнике. Подожди, сейчас какой-нибудь отзовётся.

И тут же рядом отозвалось: «Кукареку! Кукареку!» И сразу же чуть дальше: «Кукареку! Кукареку!» И снова: «Кукареку! Кукареку!» Но уже вдали, так что почти не было слышно. И вот то самое окно открылось. Высокая, полная женщина с двумя красивыми каштановыми локонами смотрела по сторонам, вниз и вверх, обводила глазами всё небо, все звёзды и всех светлячков. Она что-то говорила, но что именно, было непонятно. Потом окно снова закрылось, свет пропал. И тут же появился в соседнем окне, потом сразу в третьем, а через минуту в четвёртом, пока не исчез. Похоже, мама пошла проверить детей.

И светлячки снова полетели, слева крёстный, справа папа, а Малыш посередине. Из сада в сад, пока сады не кончились, и вот на холме показался красивый город. Высоченная башня, а на ней четыре маленькие башенки, вокруг одни только дома, сплошь усеянные окнами. Но все спали. Нигде ни человечка, ни огонька. И так они летели, а когда долетели до конца улицы, послышались какие-то всплески и журчание.

– Папа, что это?

– Да это вода. Скоро мы уже будем на площади.

И они оказались на площади. Она была такая квадратная. В центре огромный каменный фонтан, а посередине него огромный лев с двумя хвостами. Пасть у него открыта, и вода с шумом валила оттуда в фонтан. Малыш испугался, но крёстный сказал:

– Ну же, подойди, ничего не бойся, он каменный.

И они сели льву на ухо и стали осматриваться.

Дома были такие высоченные, окно к окну и дверь к двери, но все закрыты. Возле фонтана стоял столб, а на нём фонарь. И тут Малыш увидел, что там кто-то стоит, опершись о столб спиной: за поясом у него был большой рог, а в руках – длиннющее копьё.

– Папа, смотрите, там кто-то стоит.

– Это ночной сторож.

– Ночной сторож? А что он тут делает?

– Сторожит по ночам. Смотрит, чтобы воры не забирались в дома и не обворовывали людей. Видишь, какое у него копьё? Это как раз для воров.

– Здесь, в городе, тоже воруют?

– О, говорят, так много, как только могут.

– Папа, я бы лучше светил там, где петухи кукарекали. Там ведь не крадут, правда?

– Там, наверное, нет.

Но тут ночной сторож выпрямился, приложил рог к губам и гу-у, гу-у, гу-у, гу-у, и так двенадцать раз гу-у.

– Папа, что это?

– Это он трубит полночь, чтобы люди знали, как долго ещё им спать.

– А как же он узнаёт, что уже половина ночи?

– Он давно так делает, вот и знает. Однако нам надо лететь дальше. Скоро солнце опять взойдёт, а мы ещё и не светили.

Крёстному казалось, раз сегодня Малыш летит в первый раз, не обязательно строго всё соблюдать, но они всё же полетели прочь из города, назад к садам.

Малышу захотелось спросить:

– Папа, туда, куда вы через окно влетали, мы не полетим? Полетели, а?

– Туда, где нашу молитовку поют? Сейчас уже не получится. Как-нибудь в следующий раз. Это за город совсем в другую сторону, нам бы пришлось вылететь сразу, как солнце сядет.