Текст книги "Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастичных повествованиях"

Автор книги: Ян Барщевский

Сияние на небе

Неожиданно в окно ударил яркий свет, осветило комнату. Все умолкли, напуганные таким нежданным чудом, потом выбежали из дома, подумав, что где-то по соседству пожар. И увидели, что по небу наподобие огромной реки разлилось такое яркое сияние, что глаза слепило. Поля, леса и горы, покрытые снегом и освещённые пылающим небом, имели дивный и захватывающий вид. На горизонте лежали тучи, расцвеченные алым огнём, казалось, будто там тонут в пожарах исполинские здания и высокие башни. Долго мы стояли и в молчании смотрели на эту дивную и страшную небесную картину; наконец, сияние огненной реки начало тускнеть и таять в воздухе; погасли тучи, и ночная тьма снова покрыла небо и землю.

Вернулись в дом.

– Дай Боже, – сказал дядя, – чтоб это предзнаменование оказалось благоприятным для нас. На моём веку третий раз случилось мне видеть подобное диво, и всегда в тот год, когда на небе были такие пожары, случались какие-нибудь негаданные события.

– Я знавал старика, который помнил Лебедлiвый год, – сказал пан Лотышевич. – Он часто рассказывал про дивные видения, которые сам наблюдал на небе. В воздухе тогда горели замки, и в пламени сражались войска. Страшные бедствия настали тогда для всех. Кроме травы людям нечего было есть; однако ж через год Бог смилостивился над их тяжкой долей, и кладовые повсюду наполнились рожью.

– Бедность в нашем краю дело не новое, – отозвался Сивоха. – Придёт весна, и редкий крестьянин, садясь за стол, положит пред собою хлеб и будет иметь, чем засеять поле. И эта извечная недоля до того запала всем в память, что всё непонятное у нас всегда – предзнаменование несчастья. Нужно быть более бережливыми и рачительными. Кто трудится и просит Бога, тот и сам живёт, не зная нищеты, и людям помогает.

Слепой Францишек вздохнул и произнёс:

– Мы встречаем и проводим каждый год с одной и той же песней. Этот свет для нас лишь странствие, и небеса часто напоминают нам об этом. Летом, когда я слышу гром, который сотрясает всю землю, то думаю о всемогуществе Творца и о Его милосердии. Да будет на всё воля Его! Наше будущее в Его длани.

– Когда-то я слыхал такое повествование,[224]224
  Из народных преданий. – Прим. авт.


[Закрыть] – сказал Сивоха. – Однажды летнею порой после захода солнца перед воскресным днём ночь была тихая и погожая. Крестьяне после дневных трудов допоздна беседовали о своём хозяйстве. Одни батраки погнали коней на луг в ночное, другие пели в поле песни, возвращаясь с панщины. Вдруг в небесной вышине возникло дивное видение; на всём просторе небо будто бы раскрылось и среди этого света показались ангелы, их одеяния были белее снега, а головы окружены лучами, что были ярче солнца. Все упали ниц, и тем, кто усердно молился, Бог ниспослал такие щедрые милости и земные дары, что они всю жизнь не знали нужды.[225]225
  Существует сербское предание «Отверстое небо»: «Ночью перед Богоявлением отверзается небо. Нужно только не спать, дождаться святой минуты, и тогда чего бы человек ни попросил, – всё получит. Но не все могут видеть селения горние. Кого ослепил грех, где тому увидеть отверстое небо!» (Боричевский И. П. «Повести и предания народов славянского племени», ч. 2, СПб, 1841).


[Закрыть]

– Слыхал и я эту историю, – сказал Завáльня. – По моему мнению, для искренней и усердной молитвы небо всегда открыто. Но куда подевался Базыль? Он ещё не закончил своего рассказа.

Все огляделись, но Базыля в комнате уже не увидели.

– Верно, сон его одолел, – сказал Сивоха. – Я давно заметил, что он едва сидел и то и дело начинал клевать носом. Но, пан хозяин, время бы и нам уже отдыхать. Завтра не целый день спать, нужно быть на святой мессе.

– И всё ж рассказ о жáбер-траве не закончен, – сказав это, дядя вышел и приказал приготовить гостям постели.

Огонь потушен. Все спали крепким сном.

Конец третьей книги

Книга четвёртая. Попутчик

Природа повсюду дивна, красива и многообразна; бури чередуются с солнечной весенней погодой; удивлённый пилигрим взирает на сумрачные, весёлые и дикие пейзажи гор и лесов, встречает людей, которые, понимая его мысли и чувства, рады разделить с ним бремя тяжкой кручины. Повсюду есть счастье и недоля; повсюду непостижимое Провидение ведёт нас по дорогам жизни. Отчего ж человек всегда вздыхает по своей родной земле, как дитя по матери?

Такие мысли одолевали меня, когда в одиночестве держал я путь через поля и тёмные леса – далеко на чужбине. Приближался полдень, на небе ни облачка, день был тихий, зной всё усиливался. Утомлённый дорогой и горячим солнцем, присел я возле тракта в тени нескольких берёз. Невдалеке журчал ручеёк с чистой водой, а лёгкие дуновения ветерка, пролетавшего над полем, приносили приятную прохладу. Погрузившись в мечты, я вспоминал разные превратности минувших лет и не заметил, как ко мне кто-то подошёл. Был он высокого роста, котомка за плечами, лицо сухое, почерневшее от солнца и ветра, измученное трудной дорогой.

– Хорошо ли тут отдыхается, в тени берёз у источника живой воды? – спросил он.

– Тяжело идти в такую жару, – ответил я. – А до деревни иль до какой-нибудь австерии[226]226
  Австерия – гостиница или трактир.


[Закрыть] может ещё далеко.

– Лучше всего идти, когда солнце начнёт клониться к закату и леса огласятся песнями соловьёв, а сейчас повсюду тихо, ведь и птицам докучает солнечный зной.

– В какие края послал Пан Бог? – спросил я у незнакомца.

– Далеко, туда, – показал он рукою.

– Будешь мне попутчиком, я иду в ту же сторону.

– Охотно. Но я припоминаю, что мы когда-то виделись, кажется на берегах Двины, может, мы земляки?

– Может быть, ибо там прошли самые счастливые дни моей жизни.

– Я Северин, – сказал странник. – Печаль и время изменили черты моего лица, и весёлые мысли навсегда распрощались со мною, сегодня я уже не тот. Таковы уж превратности, что встречаем мы в жизни нашей!

– Теперь припоминаю, ты ведь был когда-то душою весёлых компаний.

– Покуда не глянул вокруг себя, но когда увидел и постиг всё, пошёл скитаться по свету и нигде не могу найти покоя.

– Дороги нашей жизни, – произнёс я, – словно пути ужасных снов.

– И трудно дождаться рассвета, который пробудил бы от этих страшных кошмаров.

– Давно ли ты, – спросил я, – видел родные горы и леса?

– Недавно, – ответил он, – наведался в тот край. Горы стоят на своём месте, а леса разрослись ещё больше; много! много перемен! Мрачное время, неурожайные годы дают себя знать, исчезли весёлые забавы крестьян, и в поле не услышишь песни пахаря или пастуха. Только плачка на кладбище печальным голосом трогает чувства тех, кто проходит мимо.

– Когда-то были лучшие времена. Любо было видеть их наряды и забавы во время праздника или на свадьбе.

– Помнишь ли – спросил Северин, – деревню на берегу реки Оболь?[227]227
  Оболь – правый приток Западной Двины, берёт начало в оз. Езерище, впадает в Двину в 35 км выше Полоцка.


[Закрыть] Помнишь, как богатый крестьянин Лукаш выдавал там дочку замуж? В то время нам обоим было интересно посмотреть на народные забавы и послушать их свадебные песни. Гостям там всего хватало, было много и еды, и напитков. Помнишь эту песню?

 
– Наехала гасцей,
Поўный двор, поўный двор.
Выбiрай, Марынка,
Каторый твой, каторый твой.
 
 
– Да што ў сiнiм,
На каню сiвым,
То сват мой.
 
 
А што ў атласе,
Ў жоўтым паясе, —
То дзевiр мой.
 
 
Пышна убраный,
А конь быланый, —
То свёкiр мой.
 
 
Конь вараненькiй,
Сам маладзенькiй, —
То мiлый мой.
 

Сами слова этой песни правдиво рисовали достаток минувших времён, были у них когда-то шёлковые платки, одежда из доброго сукна, красивые пояса, рослые и упитанные кони, было всё для красоты и удобства, были они счастливы. А ныне куда ни глянешь, тоска гложет сердце; дом Лукаша стоит пустой, без дверей и окон, одичали вишни, засохли яблони, которые он сам когда-то прививал, сад без хозяйского присмотра порос дикой травою. Река Оболь не изменила своего русла, в тех же берегах спешит к Двине, но уста людей давно уже оставила улыбка, на бледных и сумрачных лицах отражаются печальные мысли. Я спрашивал – где те старцы, что славились в этих краях добротой и учтивостью? Их двери всегда были открыты для соседей и странников, в их домах звучали весёлые песни; никогда не отказывали они в помощи беднякам, вдовам и сиротам. Их уж нет, остались одни воспоминания.

– Много тот край, – сказал я, – испытал разных перемен счастья и несчастья. Чёрные тучи исчезнут, и вместо тёмной бури Бог пошлёт весну, придёт изобилие и на наши поля и луга.

– Много правды в народных преданиях, – сказал Северин. – Помню, в Полоцком повете слышал я беседу нескольких крестьян о зарытых в земле кладах. Один из них рассказал историю, которая очень подходит к нашему теперешнему разговору. Вот она.

В Ситнянских лесах[228]228
  Леса в окрестностях деревни Ситно в 30–40 км к северо-востоку от Полоцка.


[Закрыть] недалеко от реки Страдань[229]229
  Река Страдань – приток Полоты.


[Закрыть] есть горы, которые выглядят так, будто насыпаны они людским трудом. Говорят, там стоял когда-то градец, разрушенный врагами; а через несколько веков на том месте было имение, и жил в нём пан по имени Доминик, люди его до сих пор помнят. Там, на горе, недалеко от имения провалилась земля. Узнав об этом необычном случае, сразу же доложили пану. Тот приказал измерить глубину провала, но даже самая длинная жердь не достала до дна этой пропасти. «Там должны быть большие сокровища, – сказал пан. – Надо кого-нибудь послать в этот подземный тайник, пусть спустится туда на верёвке с фонарём в руках и осмотрит эти тёмные подземелья». Но когда пан увидел, что все объяты страхом и никто не хочет по доброй воле выполнить его приказ, то послал туда одного их своих крепостных, пригрозив, что коли не послушается, то пропадёт и на земле.

Пришлось тому выполнять панскую волю. Когда очутился он на самом дне ямы с фонарём в руках, увидал открытые двери и свод на столбах. Всюду царила гробовая тишина; со страхом пошёл он через пустые залы и, наконец, оказался в огромном покое. На стенах висело оружие и разные украшения, которые в свете фонаря горели серебряным и золотым блеском. За столом в кресле, опершись головой на правую руку, спала женщина. Длинные волосы беспорядочно падали на её плечи, на бледном лице были видны несколько слезинок, чёрное одеяние было знаком тяжкой скорби. У ног её спали огромные и страшные медведи, а кругом в раскрытых железных сундуках были видны бесчисленные сокровища.

Покуда он испуганно смотрел на всё это, женщина проснулась и произнесла:

– Ты ищешь сокровища в этом подземелье? Жадность ваша нигде не даёт мне покоя.

Едва она это промолвила, ужасные звери проснулись, их страшные глаза горели, топорщилась шерсть на спинах.

– Помилуй, пани, – воскликнул испуганный бедняга. – Я не хочу сокровищ, суровая воля пана послала меня в это подземелье. Я должен был выполнять приказ, иначе пропал бы за непослушание.

Женщина успокоила огромных зверей, очи её наполнились слезами, и сказала она печальным голосом:

– О, несчастные! Ещё не изгнали вы из сердца своего спеси и жестокости. Погиб бы ты смертью на этом месте, если б пришёл по своей воле. Прощаю тебя, иди и скажи злым людям – не принесут им счастья сокровища, если милосердие не смягчит сердца их, эти земные дары обогащают лишь тех, кто в другом человеке видит ближнего своего и брата.

* * *

Так, отдыхая в тени деревьев, долго говорили мы о переменчивости судьбы, о том, как когда-то Бог благословил труд предков, на полях были обильные урожаи, а на пригорках паслись многочисленные стада, как потом нищета и голод расползлись по всему краю, о нынешних неурожаях и о страданиях народа, о старцах, что отправились в вечность, и о тех, что ищут счастья на далёкой чужбине.

Солнце клонилось к закату. Северин встал, собрался в дальний путь и сказал:

– Ну, пошли дальше. До захода солнца буду тебе попутчиком, а там дойдём до места, где расходятся две дороги, они нас и разлучат.

Проходя лесами и полями, Северин рассказывал мне о восточных и южных странах, какие прекрасные пейзажи встречал в тех дальних краях, какие большие стада пасутся в степях и в горах, как земля, не требуя от земледельца тяжкого труда, каждый год одаряет его обильным урожаем, и о выгодах тамошних жителей.

За разговором время пролетело быстро, и мы увидели перед собой кладбище, часовню, деревянные кресты и две дороги: одна вела в густой лес, а другая шла дальше через поля и горы.

– Тут и конец нашего совместного пути и нашей беседы, – сказал Северин. Присев на могильный камень, он посмотрел в небо и погрузился в грустные думы. Мои мысли тоже охватила тяжкая тоска. В это время оба мы походили на печальные могильные памятники.

На западе за рубиновыми облаками садилось солнце, небо было погожее; воды реки сверкали вдалеке словно зеркало; воздух такой тихий, что был слышен шелест крыл уток, которые летели в вышине на ночлег на дальнее озеро; в роще зазвенели песни лесных птиц, недалеко в кустах чудным голосом защебетал соловей.

– Как искренне вся природа радуется весне и тихой погоде, – сказал Северин. – А человеку не дано истинной радости. Богатые кручинятся на закате солнца, что вся жизнь их пройдёт, словно один день, солнце скроется от них уже навсегда, и смерть прервёт утехи и весёлые забавы. Бедные печалятся, когда солнце восходит и прерывает их сон, обещая взамен лишь новые мучения и тяжёлую работу. Тот же, кто заглянул в тайны человеческой жизни, постиг и осмыслил желания и чувства людей, тот стал болен разумом, странствует по свету, потупив взор, и не видит звезды надежды. Путь его всюду устлан терниями, и на рассвете, и на закате солнца видит он пред собой лишь могилы.

Вот и подошёл к концу день, на долины опустился туман, и сумрак окутал землю. Тут и конец нашего короткого пути, тут и конец нашей беседе. Сегодня простимся не так, как когда-то, расстаёмся у могилы, увидимся после смерти.

Сказав это, он пожал мне руку, пошёл скорым шагом и вскоре скрылся в роще, которая, как чёрная туча, скрывала горизонт.

Ещё некоторое время я молча постоял в одиночестве над могилой, словно статуя, и пошёл дальше один с тяжкой тоскою в душе.

В печали

 
Всё в тучах хмурых небо черно, словно омут,
Блестнёт звезда и снова исчезнет надолго,
Поля, леса и горы в тенях ночных тонут,
Не спится мне, и в памяти горе не смолкло.
 
 
Друзья! когда-то были счастливые годы,
Сегодня мы бредём по тернистой дороге.
О, сколько нас в скитаниях терпят невзгоды,
Нося в душе кровавую рану тревоги!
 
 
Печальная судьба ждёт того человека,
Что в разум сильных мира легко проникает;
Он помыслы свои и желанья от века
Скрывает, как змею, что его отравляет.
 
 
Весь мир пред ним подобен бесплодной пустыне,
Ни оку, ни душе найти отдых в ней негде;
Измученное сердце от горестей стынет,
Бессонна его ночь, день приносит лишь беды.
 

Надежда

 
Заслон облаков на ночном небосводе
Редеет, просвет на востоке маячит;
И вижу звезду я, что в тучах восходит,
Среди других звёзд всех красивей и ярче.
 
 
Измученный бурей моряк в океане,
Когда зрит звезду, то плывёт без тревоги;
В песчаной пустыне вожак каравана,
На небо взглянув, не страшится дороги.
 
 
Звезда! к тебе путник свой взор обращает,
Когда его сердце объято тоскою,
Когда его мысли печаль омрачает,
Иль буря в дороге застигнет порою.
 
 
Напрасно о счастье ум хладный мечтает,
И в тысячах слуг у владык нет потребы;
Ведь правый судьбу свою Богу вверяет,
Чьей волею звёзды сияют на небе.
 

Бог

 
Заря занялася над дремлющим бором,
И тучи алеют огнём на востоке;
В лесу слышен звон соловьиного хора,
Над озером кружит журавль одинокий.
 
 
Господь! всё живое Тебя прославляет,
По воле Твоей расцветает природа;
По воле Твоей птица к тёплому краю
Летит, когда осень несёт непогоду.
 
 
Твоей добротой все создания живы,
Повсюду – и в жаркой, бесплодной пустыне,
И там, где лишь скалы стоят молчаливо,
Опека Твоя никого не покинет.
 
 
Скиталец, израненный терньем глубоко,
Укушенным быть ядовитой змеёю
Не бойся – всё видит Господнее око,
И ангел Всевышнего рядом с тобою.
 

Совет

Был сумрачный день в середине марта, на дворе падал мокрый снег. В доме дядя беседовал с рыбаком Роцькой о ловле рыбы, о хозяйстве да о заботах бедных крестьян, которым нечем было засеять поля, снег на которых вот-вот растает. Я же во время их разговора думал об отъезде в чужие края, где совсем другой мир, где горы и леса прекраснее, цветущие луга краше, урожаи на полях богаче, а люди стократ счастливее. Я весь отдался этим мыслям, но дядя прервал моё молчание:

– Янкó долго гостил у пана Мороговского, побывал и в домах других наших добрых соседей, полюбил их гостеприимство, подружился с некоторыми молодыми людьми и будто навсегда с ними распрощался; всё время мрачный, задумчивый и нынешней весной хочет покинуть нас, думает, что где-то там, в дальних краях богатство льётся рекой.

– Я не ищу богатства, – отвечаю, – а хотел бы познакомиться с мыслями и жизнью людей в иных местах. В мои молодые годы нужно ещё поучиться, набраться опыта да повидать свет.

– Увидишь, узнаешь и поймёшь, что даже там, где земля щедрей одаряет пахаря, где леса цветут, как рай земной, люди всё такие же. Счастье лишь там, где человек живёт так, как Бог заповедовал – трудится, избегает алчности, не забывает ближних и надеется на Провидение. В нашем краю долгая и переменчивая зима, временами мокрая, а порой морозная и вьюжная; в долинах вода, а на пригорках северный ветер губит пшеницу и рожь, однако ж, усердие и труд всё перетрут. Когда я приобрёл этот фольварк, земля тут напоминала дикую пустошь, однако я не отчаялся, старался всё улучшить, прокопал канавы, осушил низины и вырастил на том месте красивую берёзовую рощу. Есть у меня хорошие сенокосы, потому я завёл скотину, а теперь, слава Богу, и поля родят. Паны, у которых есть крепостные, тратят деньги на экипажи, наряды и карты, но когда в весеннюю пору им чего-либо недостаёт, то частенько в нужде обращаются к шляхтичу Завáльне. Кто трудится и надеется на Бога, может и здесь быть счастливым и спокойным.

– Я это хорошо знаю, дядюшка, но, живя в этом краю, не слышу и не вижу, что творится на свете, будто глаза мои завязаны. Тосклива такая жизнь.

– Вот, что означает наука. Уже беспокоен, желаешь узнать ещё больше и витаешь мыслями где-то вдали, хочешь повидать большой мир, и потому тесно тебе тут с нами, стремишься, как птица, вырваться из клетки.

Роцька молчал и внимательно слушал наш разговор. Наконец, посмотрев на меня, сказал:

– Наши предки не завидовали богатеям, что жили где-то там, в дальних краях, им было достаточно еды и одежды, что они добывали своим трудом, а ныне жадность привела злых духов, чтоб добывали деньги из-под земли и из-под воды, отсюда и тяжёлые годы, и тяжкое житьё.

– Роцьке, – сказал я, – вечно мерещатся злые духи, а между тем сам он их не видел.

– Неужто людям не верить? – ответил рыбак. – Панич, верно, не слыхал, что случилось на Ситненском озере,[230]230
  Ситненское озеро – ныне озеро Ситно в 44 км к северо-востоку от Полоцка.


[Закрыть] а ведь про то многие рассказывали.

– Не слыхал, а что там было?

– Тогда я расскажу. Возле того озера с одной стороны деревня Ситно и дорога, что ведёт из Полоцка в Невель, а с другой стороны густой и тёмный еловый лес. Однажды летом в тихую погоду, когда солнце зашло и на небе показались звёзды, работники, вернувшись с поля, ещё хлопотали у домов, как вдруг услышали, что за озером, в тёмной лесной чаще возле самого берега кто-то поёт, да так громко и страшно, что в воздух поднялись стаи перепуганных уток, звери, выгнанные из леса, бежали по полям и пригоркам, а собаки выли, будто перед большой бедою. Жителей этой деревни охватила тревога и проняла дрожь, ибо они ясно услышали слова той песни:

 
I Сiтна маё,
I Глубокая маё,
I Скобрыя маё,
I Шэвiна маё,
I Язна маё,
I Нешчыдра маё,
I Нявёдра маё,
I Невельское маё.
Як маё, дак маё i ўсё маё.[231]231
  Помимо уже упоминавшихся озёр Ситно и Нещердо (здесь – Нешчыдра) перечислены некоторые из озёр быв. Витебской губернии: Глубокое – в окрестностях Нещерды есть несколько озёр с таким названием; Скоброе – в 20 км к северо-востоку от Полоцка; Шевино – в 10 км к северо-востоку от Россон; Язно – в 18 км к северо-востоку от Россон (ныне – в Псковской обл.); Невёдро – в 36 км к северо-востоку от Россон (ныне – в Псковской обл.); Невельское – к югу от Невеля (ныне – в Псковской обл.).


[Закрыть]
 

Много дней эта песня повторялась с вечера до самой полуночи, и в ней перечислялись не только все окрестные озёра, но и реки. Однако пойти туда, чтоб узнать, кто это так ужасно поёт, все боялись. Наконец самый смелый из рыбаков отважился, взял дубовую палку, несколько камней и вечером, лишь только послышалась песня, подкрался и из-за дерева увидел, что кто-то, одеждой и лицом очень похожий на осташа, с широкой бородой и круглым лицом, подпоясанный кожаным фартуком, сидел на гнилом пне и орал во всё горло. Рыбак подумал, что это и впрямь осташ справляет свои чародейские обряды.

– Не смей захапывать наши озёра и реки! – крикнул он и со всей силы швырнул в чаровника камень, попав тому прямо в бок.

– Ах, ах! Сломал мне ребро! – завопил чёрт и бросился в воду.

Всколыхнулось всё озеро, и волны начали плескать о берег. Рыбак побледнел и задрожал от страха. Но и чёрт с той поры уже больше никогда не пел, присваивая себе наши озёра и реки.

– О! – воскликнул дядя. – Если б так можно было покарать всех злых духов, что вредят людям!

– Чёрт испугался камня, – сказал Роцька, – а молнии с неба для него намного страшнее. А потому, панич, не покидай нашу сторону, настанут лучшие времена и жить будет лучше среди своих.

– Времена меняются, меняются и люди, – сказал дядя. – Прежде наша молодёжь не знала и знать не хотела, что там творится в дальних краях, все жили спокойно и счастливо. А теперь на этих умников нападает какая-то тоска. Едва закончит учёбу, как ему уже скучно, бросает родные поля, пускается в дальние странствия, думая, что на чужбине ветер сможет развеять его беспокойные думы. Есть у меня сыновья, и им, верно, этот мой домик будет тесен, поля, возделанные моими трудами, и эти рощи не удовлетворят их желаний; однако, не буду препятствовать их намерениям, лишь бы только Бог укрепил их сердца любовью к обычаям предков.

– Прежде те осташи никому и не снились, а теперь скоро заберут у нас и землю, и воду, так что и нам надо будет бежать куда-нибудь подальше, – сказав это, Роцька вздохнул, взял шапку и сеть, в которой принёс рыбу.

– Спешишь домой? Ведь ещё не так поздно, – сказал дядя.

– Солнце уже зашло, небо хмурое, ночь будет тёмная, надо поспешать.

– Сейчас Великий пост, если наловишь рыбы, не забывай обо мне.