Текст книги "Лисичка(СИ)"

Автор книги: Яле Генда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Генда Яле Ололоевич
Лисичка

Все имена и события в этой истории вымышлены, а любые совпадения случайны. Автор идиот, у него справка есть. А ещё графоман и завидует, конечно. Вроде ничего не забыл.

В стылом воздухе столичном,

Вязком, как кефир,

Люди-свечки, люди-спички,

Люди-бочкины-затычки

Открывают, закрывают,

Согревают, продлевают,

Растлевают и сливают

Целый мир в сортир.

Мир из гор и водоёмов,

Мир из кромок и каёмок,

Мир из после, мир из кроме,

Мир из боли, мир из крови,

Мир из дыр, как сыр.

И от их усилий свальных

Тихо плавится реальность,

И горячих слёз поток

Льётся через потолок

На диван, на телевизор,

На пол, на соседей снизу

И в прямой эфир.

Мне же это безразлично.

Я не свечка, я не спичка,

Я не бочкина затычка.

Я – лисичка. Да, лисичка,

Фыр, фыр, фыр.

Часть 1. Рыбный день

1.

Лето течет словно кровь из оторванной взрывом конечности.

Все заливает вокруг до потери сознания.

Я обещаю к тебе никогда не испытывать нежности,

А ты, как всегда, поднимаешь всю тину со дна, но я

Выхожу в город, в котором всё наслаждается наступившим-таки летом. Лучшим летом с тех пор, как... в общем, с тех пор. Хочется, чтобы оно осталось навсегда, но этого не будет. Так что я спешу ворваться в это лето, пока оно здесь – сбегаю вниз по ступенькам, не дожидаясь лифта, со всей силы толкаю дверь подъезда и останавливаюсь на крыльце. Солнце. Ветер. Тепло. Зелень. Легкость и позитив. Начинается хороший день.

На самом деле это обычный будний день, и к закату я смогу наворотить, успеть и вообще провести время с пользой. В основном для других, но и мне это потом зачтётся. Однако по дороге до метро хочется не забивать голову всякой бытовухой и чужими хотелками-обязалками, а просто идти, грызть мороженое и глазеть по сторонам. Просто наступать, как лето. Что я и делаю.

Буду молчать, погружаясь все глубже и глубже в отчаянье.

Что мне еще остается, когда обещания розданы.

Я не боюсь утонуть в этом вязком холодном молчании.

Я научился быть рыбой. А ты всё ещё дышишь воздухом.

Навстречу мне идут люди. Одни спешат по делам, другие гуляют. И видно, что гуляют с явным удовольствием. Собаки радостно носятся вокруг своих хозяев, потому что теперь прогулки станут дольше и выводить их будут без этого плохо скрываемого раздражения к требующим внимания и малополезным членам семьи. Пухлые малыши едут в колясках с самым серьезным видом, сердито и оценивающе смотрят на меня – нет, мамке я явно не гожусь в качестве социального партнера. Не говоря уже о прочем. Видят меня насквозь. Или такое отношение к окружающим уже на генетическом уровне, поэтому европейцев и американцев противопоставляют соотечественникам. Открытость, отзывчивость, дружелюбие – это явно не про нас.

Лето не Лета, мы тонем, но не обретаем забвения.

Сладкая кровь заполняет собой помещение.

С каждой слезой из тебя вытекают мгновения.

Я стану рыбой, ведь рыбы не просят прощения.

Впрочем, я тоже типичное дитя своего времени и своего народа – мне абсолютно нет дела до других людей и до того, чем забиты их головы. Вообще подозреваю, что они ничем не забиты, как и у меня – в моей голове только теплый летний день и вкусная шоколадная мороженка. Хотя по законам нашей жизни я должен быть чем-то обеспокоен, например, тем, что моя жена уже больше месяца довольно плотно, скажем так, общается с одним автотестировщиком. Но я не обеспокоен. Меня это даже несколько веселит – не сейчас, вообще. Мало волнует меня и то, что вчера приехала Карина, и ей хотелось бы со мной встретиться. По идее, должна нахлынуть волна воспоминаний (а там есть, что вспомнить), но ничего не нахлынуло. Ничего. Осколок моего прекрасного прошлого не вызывает фантомной боли ни в какой части тела. Хотя, например, на крючья для подвешивания мясных туш я не могу смотреть спокойно после того, как лет пять назад здорово распорол руку одним таким крюком. И когда на рынке иду по мясному ряду, начинает чесаться ладонь левой руки – шрам заметен до сих пор. А здесь не чешется и не ноет. Ни мозг, ни сердце. Ничего. Автотестировщик способен вызывать хотя бы улыбку, а Карина...

Я стану рыбой, чтоб видеть, как ты задыхаешься.

В остекленевших глазах – лишь моё отражение.

Смерть – это лирика, смерть – это магия хаоса,

Я победил, так признай же своё поражение.

Даже странно, потому что крюк для мяса, насквозь проткнувший мою ладонь – это сущий пустяк по сравнению с тем, чем все закончилось семь лет назад. Лучшее время в моей жизни, лучшие четыре года, и такая лажа в итоге. Впрочем, бывает и хуже, а я, например, все еще жив. Интересно, что задумало хитрое мироздание – скормить меня червям на этот раз, когда я ни к чему такому не готов, или это просто симметричный ответ на автотестировщика? Так-то с Кариной нас связывают определенные совместные переживания, но с тех пор прошло лет в два раза больше, чем моему ребенку от законной жены.

Этими невеселыми мыслями я себя ещё долго буду развлекать, выход же из дома настолько пасторален, насколько это вообще возможно в спальном районе мегаполиса. Еду я с утра на позитиве на одно тематическое мероприятие – книжную ярмарку дефис музыкальный фестиваль. По заданию редакции, а именно Гарика, моего непосредственного начальника. Ярмарка-фестиваль широко и многообещающе презентовывалась организаторами в независимой прессе (назовём это так для простоты) и блогах, и Гарик таки повёлся. Не сразу, надо отдать ему должное. Забегая вперед, имею сказать, что мероприятие оказалось эпической силы сатанинским отстоем. Впрочем, это известная в столице история. Первая в ряду историй такого рода – организаторы проявили себя ещё не раз.

Как же ты долго ждала от меня невозможного -

Правды, поэзии, счастья, любви, настоящего.

Не дождалась, потому что все эти понятия – ложь, но я

Выйду на сушу, чтоб дальше мутировать в ящера.

2.

Я набираю полную грудь воздуха, но

Голос куда-то пропал, словно гвоздь утонул

В чаше, наполненной ртутью.

Странное и до одури неприятное ощущение стыда за других людей сжигает меня изнутри. И через пять, и через десять лет я буду вспоминать эту ярмарку дефис фестиваль как одно из самых омерзительных и мучительных событий в моей жизни. Даже самовытаскивать с помощью бревна застрявший в болоте реостат было веселей. Впрочем, забудем. Наибездарнейшим образом потратив четыре часа прекрасного летнего дня, я понимаю, что с меня хватит. Решаю как-то компенсировать эти муки душевные кружечкой портера за обедом, и в этот момент звонит жена. Отличные новости – Вадим (так зовут автотестировщика) приглашает моих в парк, покататься на аттракционах и погулять. Для симметрии будет его ребенок от первого брака, с какой-то невероятной радости отпущенный бывшей женой Вадима в четверг, а не в субботу. Просто праздник какой-то, соглашаюсь я. Конечно, надо идти. Потому что я сегодня буду писать статью про эту ярмарку дефис фестиваль. И не смогу. Конечно, не смогу. Да, у меня действительно работы от земли до неба, ты права, дорогая. Вот это темное пиво, пожалуйста. Это уже официантке.

Чаша моя тяжела, глубока и горька,

Как недонёсшие дождик в наш Ад облака.

Что ж философствую тут я?

Интересно, как быстро дорогая соберётся на это мероприятие? Да еще с ребёнком. Когда надо выйти куда-то со мной, сборы могут длиться до семи часов. Результатом этих семи часов адской пахоты чаще всего являются истерика и разнесённая в клочья квартира. Поэтому я перестал с ней куда-либо ходить – слишком дорого обходятся такие выходы, и дело здесь не в деньгах. После нескольких часов тягостного собирания и истерики с выворачиванием шкафов мероприятие всегда проходит впустую. Никаких сил на социальную активность не остаётся. Но самое страшное не в этом. Пустота – эта страшная пустота, которая появляется на месте хорошего настроения и готовности продуктивно общаться с окружающими – совершенно невыносима. По старой русской традиции любая пустота заполняется водкой, и в данном случае водка – это медицинская необходимость, а не алкогольная зависимость, в которой нас по другой старой русской традиции обвиняют наши женщины. Так что это не я перестал с ней выходить из-за того, что она дура и истеричка, а она отказывается появляться со мной на людях потому, что я алкоголик и необщительный зануда. Бирюк и самодовольный жлоб. Интроверт, социопат и мизантроп. Именно это ведь и называется гармонией и взаимопониманием, что есть залог счастливой семейной жизни, не так ли? Еще одно пиво, пожалуйста.

Лжи моей жимолость, лени моей белена,

Вот между нами уже вырастает стена -

Башни, зубцы и бойницы.

Кстати, во время одной из таких попыток заполнить водкой пустоту я и познакомился с Гариком. Он тоже посещал мероприятие с женой, убей меня Бог, не помню – со второй или с третьей, но очень похоже было, что у него проблема того же свойства. Так что, судя по тому, как дела обстоят сейчас, я все-таки могу эффективно коммуницировать вопреки. Не оставляю поиска путей для самореализации. Впрочем, моя жена тем же самым занимается с этим Вадимом. Что-то во мне не так, раз она ищет, где лучше. Понять бы ещё, что она ищет, но это меня совершенно не волнует. Я себе нравлюсь. И не только себе. Гораздо больше беспокоит меня, что мое поведение в данной ситуации совершенно индифферентное. То есть мне плевать. И это не социально одобряемое поведение, и если дойдет до публичных разборок, во всем буду виноват я. Общество не прощает индифферентности, а любит борцов и собственников. Даже не собственников – хапуг, которые стремятся подмять под себя всё, до чего дотягиваются потные от вожделения и волосатые от мастурбации руки. То есть не от мастурбации, конечно, а от мужественности, от тестостерона – всего того, что полагается настоящим мужикам. Общество требует, чтобы я был настоящим мужиком и боролся. Требует путём одобрения именно такого поведения, хотя – будем честны – кому лучше от того, что я буду вмешиваться, запрещать и заявлять свое право собственности? Какое у меня есть право собственности на других людей, что за варварство? Не говоря уже о том, что бороться за женщину с мужчиной, у которого есть неудачный брак в анамнезе – это все равно, что боксировать с одноруким. Вторую руку ему уже отгрызла та гадюка, которая отпустила ребенка на два дня раньше, тем самым заставив взрослого мужика радоваться до слёз. Такого плана радостями он предполагает делиться в будущем с новым социальным партнером? Господи, хотя что это я, тебя же все равно нет. В общем, Иисус Иосифович, прости меня, что такое думаю, нехорошо. Еще пива, пожалуйста.

Не подходи, и держись от меня в стороне.

Занят я – я изучаю узор на стене,

Чтобы в неё провалиться.

Хотя почему нехорошо, если это происходит. В том числе со мной происходит, этот бедолага Вадим именно мою жену рассматривает в качестве предполагаемого социального партнера. И, кстати, не бедолага он вовсе – тестирует качественные автомобили, преимущественно не нашей сборки, потом пишет обзоры для тематических изданий и сайтов. Коллега, фактически, я той же ерундой занимаюсь, правда, в сфере культуры и, прости меня Господи, которого нет, искусства. И юдоль моя незавидна, если сравнивать. Ведь машины, которые дают Вадиму, худо-бедно ездят, перевозят грузы и оберегают водителя от губительного воздействия окружающей среды. Да и на алименты помогают зарабатывать, не будем об этом забывать, это важно. А я, если позволить себе грубую аналогию, только что посидел в непонятно как тюнингованном «Запорожце», у которого в процессе тест-драйва отвалились все четыре колеса. А подушка безопасности сработала у меня под задницей, и я пробил картонную крышу головой. Отчего не покидает меня ощущение, что я выгляжу как идиот, хотя внешний вид мой традиционно шикарен. Официантка то и дело на меня зыркает, и это не тот взгляд, которым следят за клиентом, что собирается свалить не заплатив. Она тоже думает там что-то о себе, но совершенно зря – девушек из Замкадья я воспринимаю исключительно как элемент ландшафта. Как деревья, лавочки, светофоры, вот это всё. Жизнь показала, что это один из самых ценных моих талантов. Многие за подобную чуйку отдали бы не раздумывая глаз и левую руку. Впрочем, что это я – многие и отдали, и гораздо больше отдали. Тот же Вадим. Он как рыба, заглотившая крючок слишком глубоко. И когда его бывшей захочется рыбку съесть, она просто вывернет его наизнанку. Без наркоза и каких-то церемоний. А моя дура, видимо, совершенно не прочь при этом поприсутстсвовать. Кстати, ценный, а главное – интересный опыт. Почему я должен мешать ей в обретении этого опыта? Не должен и не буду. Как и полагается совершенномудрому, буду сидеть на берегу реки и смотреть, как мимо проплывает труп врага. С отгрызенной рукой и безжалостно выпотрошенный. Сидеть, потягивать пивко и любоваться видами. Можно сказать, что я в каком-то смысле уже это делаю, прямо сейчас. Полтора литра портера усосал, какой молодец! Как бы от Гарика не огрести по такому случаю. Счёт, будьте добры.

Что там скрывать – я и есть между нами стена.

Башни до неба и ров, не имеющий дна -

Яма до самого Ада.

Уже на улице, на солнышке, меня накрывает по полной. Хорошо-то как, Машенька! То есть Машенька не при чём, но всё равно хорошо. От ярмарки дефис фестиваля здорово разгрузило, а от семейной ерунды, конечно же, нет. Какие вообще решения существуют у такого рода проблем? Закричать, затопать ногами – нет, вы с Вадимом никуда не пойдете, и не звони ему больше, и не переписывайся! И из друзей удали, а лучше сама удались изо всех соцсетей! Нечего тут! Kinder, Küche, Kirche! Что, однако, полный бред и какое-то мудачество обреченного. Бессмысленное и безрезультатное. Не может так вести себя человек, в свободное время читающий "Actes de la Recherche en Sciences Sociales" на французском. Впрочем, это уже не про меня – больше года не могу себя заставить, заедает бытовуха, текучка и алкоголизм. Вот оно, значит, и воздалось мне по вере моей в мудрость европейских постструктуралистов. Утративший веру утрачивает всё – это про меня. Но я опять обезьянничаю, и это очень грустно, потому что обезьянничаю внутри себя и для себя – больше некому оценить мой широкий кругозор и свободу взглядов. Да и европейские социологи начиная с 1975 года так и не смогли ответить на тот вопрос, который я сам себе пытаюсь задать. Они даже собственно вопрос сформулировать не смогли, а через три года журналу стукнет сорокет. Юбилей, который не отмечают. И это тоже грустно. И юбилей, и сорок лет кобыле в трещину. Что вообще в таких ситуациях должны делать умные, начитанные мальчики? В каких книгах искать ответы и поддержку? Что предлагает нам на эту тему та же великая, как говорит Гарик, русская литература? Да ни черта, как и во всех остальных случаях. Перечитав сотни километров текстов различных стилей и назначений, я так и не понял, зачем всё это было, ради кого. Какие-то душные, многословные, вымученные и выморочные истории про нелепых людей, которые сначала бездарно профукали свою жизнь, потом свою страну. Потом повторили. Современники, о которых тоже есть русская литература, и тоже великая, заняты ровно тем же самым. И целью имеют закрепить результат предыдущих поколений. И закрепят, потому что силен народ традициями. Ну серьезно, стал бы тот же Чехов писать свою "Попрыгунью", если б мадам, послужившая прототипом главной героини, влюбилась бы не в художника Левитана, а в ломового извозчика? Нет, да и не случилось бы такого. В нас – я говорю в том числе и о себе, и черт побери, не без оснований! – в художников, в поэтов, в музыкантов влюбляться легко и интересно. Связано это с тем, что мы можем подавлять волю женщин с целью приведения их в горизонтальное положение. И это отличает настоящих творцов от графоманов и позеров, изображающих из себя невесть что. Лучшие из женщин всегда с нами, и настоящий творец и гений даже в драном пальто выглядит как молодой Антонио Бандерас, а из холёных индюков-бездарей составили однажды галерею персонажей мультсериала "Футурама" – они ведь даже на людей не похожи, по большому счету. Однако это противопоставление тут не совсем уместно – я о том, что простого русского гения полюбить легко, а ты попробуй полюбить извозчика! Тут чувств недостаточно, воля необходима. Так что с одной стороны наблюдаем деградацию и измельчание характеров, с другой – триумф воли. Как это возможно одновременно? Черт побери, спрошу об этом у Гарика при оказии, он, во-первых, два развода перенёс, а во-вторых – по русской литературе большой специалист, он ее, откровенно говоря, любит. А я русскую литературу ненавижу.

Всё, что случилось и дальше случится со мной,

Стало стеной и впоследствии станет стеной.

Так мне и надо.

3.

Текст пишет сам себя назло и вопреки,

Приходит в это мир как доминантный ген.

А люди не при чём, мы все – проводники.

И ходим после с ним как с гирей на ноге.

В нашей комнатке четыре стола. Справа у окна – стол Гарика, он сидит, уставившись в монитор, иногда что-то быстро печатает. Между ним и дверью должна сидеть Катя, но она уже куда-то свалила с обеда. Напротив Гарика стол Маши, сама Маша с понедельника в декрете. И, наконец, по диагонали от Гарика, в самом темном углу стоит мой стол. Дверь открывается так, что входящий закрывает меня и не видит. Разговоры обычно ведутся с порога, потому что комната маленькая, а в проходе обычно стоит какая-то дрянь. Это позволяет мне невозбранно греть уши – не все привыкли, что за дверью, открытой внутрь комнаты, обычно сижу я. Катю это почему-то бесит – видимо, на моем месте должна была быть она. А Гарика иногда веселит – я, пользуясь своей невидимостью, пародирую гостей мимикой и жестами. Гарик иногда посмеивается, но вообще ему плевать.

– Как дела? – приветствует меня начальник, не отрываясь от монитора.

– Пока не родила, – отвечаю я ему, не придумав на ходу ничего интересней.

– Надо чтобы родила, – Гарик чуть отворачивается от монитора и дает мне руку. – У нас тут кое-какие изменения.

– Какие же? Что-то по моей части?

– Да, – задумчиво выдыхает Гарик, вернувшись к работе. – По твоей.

Нифига себе, думаю. И здесь всё не слава Богу.

– И в чем же вина моя, князь? Не вели казнить...

Гарик снова отворачивается от монитора и упирается в меня отсутствующим взглядом.

– Ну, помимо того, что ты разгильдяй, бездельник, лентяй, тунеядец и хронический неудачник, ты еще...

– Лжец, анархист и конокрад.

– Да, и конокрад, – мысль Гарика застревает на чем-то, он приходит в себя через несколько секунд. – Не сбивай меня. Что там на ярмарке?

– Как бы тебе сказать...

– Как есть. По существу. И без шуточек твоих дебильных. В двух словах можешь сказать?

– Полный. Отстой.

– И всё?

– Очень полный. Очень отстой, – стараюсь отвечать корректно, но Гарик от этого только заводится.

– Ну как отстой-то? Там же нормальные ребята должны были выступать. Тысячники всякие и медийные персоны обещались быть, какую-то программу должны были представлять, сборники какие-то...

На каторге моей есть кофе с коньяком,

И кресло для меня, и миски для кота.

Я так о ней мечтал, что принял всё легко,

И столько ерунды от счастья накатал.

Я прохожу к своему месту и откатываюсь на стуле к самой стене, всерьёз подумывая о том, чтоб забросить ноги на стол.

– Нас предали, Гарик. Никаких тысячников и медийных персон я там не видел. А, не сидел там один дуб с какой-то рыжей хипушкой, которая учила детей рисовать. И радостно снимал это всё новой говнозеркалкой.

Гарик меняется в лице – ему, видимо, не по нраву такие новости.

– Ну как так-то? Что ты такое говоришь? Там же оргкомитет заявлял...

– Ты не видел этого оргкомитета живьем. В интернете-то он, понятное дело, заявлял. А живьем это старый, лысый, одинокий бубнящий хиппи с трясущимися влажными руками.

Я жду, что Гарик перебьёт меня, но он молчит, смотрит на меня недоуменно и с какой-то надеждой. Видимо, я должен сказать что-то, что всё исправит. Однако ничего такого у меня не припасено.

– В общем, он собрал старых и не очень хипарей с Москвы и области, они там мило сидят. С детьми, собаками, самиздатовскими книжками второй примерно свежести, гитарками, и ждут чего-то все. Фотографы снимают, организатор что-то говорит в микрофон. Как-то так.

Гарик все еще недоуменно молчит, а я продолжаю.

– Ну типа я понимаю, что летом вообще ничего не происходит, ну и вот эта ярмарка – это как раз и есть такое ничего. Сферическое в вакууме. Можно считать, что её не было. И это, черт побери, невероятно близко к истине.

Гарик явно растерян.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну мы можем написать примерно так: "В четверг в столице не прошла книжная ярмарка. Не прошла, как не прошли поляки через костромские болота. Не прошла, как не прошли немецко-фашистские орды под Сталинградом. Не прошла, как не прошли татаро-монгольские полчища, остановленные святым князем Дмитрием Донским на Ку...

– Заткнись.

Но уже поздно.

– Хорошо. Не прошла, как наполеоновские клевреты, запертые в сожженной и покинутой жителями Москве. Не прошла, как войско янычар под командованием Коча Юсуф-паши...

– Пошёл вон! – Гарик явно устал от херни, которую я несу.

– Не могу.

– Пошёл. Вон. – Гарик указывает на дверь.

– Нет. Я не могу идти. Я пришел сюда, чтобы умереть – как верный раб, которого жестокий хозяин послал за ядовитым соком анчара. Прими мою жертву, господин, и дай умереть свободным.

Но ужас в том, что текст однажды станет всем,

И мы его никак не сможем удалить.

Он будет заполнять, клубиться и висеть.

Мой сон, мой страшный сон – инфернореализм.

Гарик успокаивается. Классическая русская литература – это его слабость, книжки старых русских гениев ему милее баб, водки и стрельбы по бегущим цыганам. Шутка, по тарелочкам, Гарик обожает стрелять по тарелочкам. Я пользуюсь этим по мере необходимости – в частности, завтра я планирую отвезти ребенка на дачу к родственникам, для чего отпросился ещё вчера. Сейчас я планирую не писать статью про эту поганую ярмарку дефис фестиваль, этого можно легко добиться, побеседовав с Гариком минут сорок о русской литературе. Такая манера манипулировать начальством не осталась без внимания коллег – Катя раскусила меня практически сразу. Она тоже имела кое-какие виды на Гарика, но русская классика, несмотря на филологический диплом провинциального ВУЗа, так и осталась для нее непокорённой вершиной. Хоть Гарик и не самая сложная добыча для нахрапистых провинциальных бабёнок – третий брак это всё-таки показатель – у Кати никак не получалось пройти культурный ценз. Поэтому от безысходности она пыталась втыкать мне палки в колеса, не давая нормально манипулировать начальником. Она влезала в наши разговоры, и пару раз, когда я осаживал её слишком жестко, устраивала безобразные сцены. Но сегодня всё на моей стороне – Катя куда-то усайгачила, да и начал беседу я просто великолепно. Однако Гарик чем-то загружен настолько, что любимая тема его не влечёт. Торопливо что-то допечатав, он щелкает мышкой – видимо, отправляет письмо.

– Сделай мне, пожалуйста, одно одолжение, – начинает он, выходя из задумчивости.

– Какое? – с готовностью отзываюсь я.

– Гори, пожалуйста, в Аду.

Вечер перестает быть томным.

– Прямо сейчас что ли? – видимо, и правда что-то случилось.

– Нет, прямо сейчас не надо. – Гарик выключает компьютер и начинает собираться. – Значит, сначала сделай мне статью. Про ярмарку. Репортажненько.

Я недоуменно выдыхаю и вжимаюсь в кресло. Гарик продолжает сборы и ставит мне задачу не терпящим возражения тоном – время бесед о русской классике прошло.

– Не надо делать такое лицо. Делаешь не одну статью, а несколько таких заметок небольших, по пять-шесть тысяч знаков примерно. А лучше не примерно. И вот таких заметок – штук пять или шесть. Или семь-восемь. Чтоб мне было из чего выбрать. Про разное там – про книги, про музыкантов, про организаторов, про гостей.

Нифига себе, думаю. Джекпот. А Гарик продолжает меня наставлять.

– И там описываешь все это как событие городского масштаба. Связно, красиво, интересно передаёшь свои впечатления. И надо это все завтра к утру, я буду номер подписывать в печать.

Я к такому повороту откровенно не готов.

– Но...

– Домино. У нас слетела джинса. Перенесли на следующий номер. Я поеду сейчас к Стасу, попробую что-то придумать. Но не факт, что получится, так что вся надежда на тебя. Ты там был, всё видел, вот и пиши.

– Тридцать тысяч знаков?.. – я в шоке.

– Ты мне сейчас пурги нагнал на все пятьдесят. Сократи немного, подели на абзацы...

– Гарик! – я пытаюсь воззвать к здравому смыслу.

– Игорь Викторович, – а Гарик напоминает, что он здесь главный.

– Ваша Светлость! Там не о чем писать совершенно!..

– Ты ж конокрад?.. Тьфу, бл... то есть журналист? Журналист. Вот и пиши.

– Что писать?.. – я всё ещё не верю своему счастью.

Гарик останавливается в дверях и протягивает мне руку. И выдаёт прекрасное.

– Правду. Пиши правду. Михаил Афанасьевич учит нас, что правду говорить легко и приятно. Удачи.

Цитата из Булгакова – как осиновый кол мне в сердце. Гарик уже, наверное, спустился на первый этаж и вышел, а я так и стою.

– Сталина на вас нет! – вслух обращаюсь я к Гарику и Булгакову, но беседу поддержать некому, поэтому я включаю компьютер. Я ж журналист.

Текст – это паразит, вреднейшая из бяк.

Он мыслью бьёт меня как плетью по спине.

Ему плевать на всё – текст пишет сам себя.

А я лишь человек – передающий нерв.

4.

За окном пожирают химеры химер.

Можно тоже к ним выйти – пожрать, например.

Но в отсутствие внутренних стимулов

Посвящать свой досуг этим пошлым вещам,

Избавленья от скуки в обжорстве ища,

Не опасно ли мне, допустимо ли?

Различные общественные предрассудки и массовые истерии, противоестественно совокупившись, породили множество удивительных занятий, являющихся продвинутыми модификациями привычных человеческих профессий. Вот есть, допустим, врач и тыжврач. Врач имеет какую-то специализацию, например, окулист или терапевт, а тыжврач лечит от всех болезней сразу. Ещё есть психолог и тыжпсихолог. Психолог должен проводить тесты и общаться с пациентом, а тыжпсихолог умеет читать мысли. Ну так предполагается. Хорошая тема – музыкант и тыжмузыкант. Обычно музыкант худо-бедно знает один инструмент, ну может, два или три, а тыжмузыкант на слух подберет мелодию на чем угодно – хоть на скрипке, хоть на гобое, хоть на ксилофоне. Точно так же появился и тыжжурналист – превосходная, модернизированная и апгрейженная версия журналиста обычного. С легкой руки Гарика мне предстоит выдержать нелегкое испытание на право носить этот громкий многославный титул. Маме потом расскажу, как всё получится, будет сыночкой гордиться. Наверное.

О, моя оборона, мой траурный мяч!

Зайчик солнечный скачет по кухне. Незряч,

Он не может схватиться за пыль никак.

Что вы можете, воины летнего дня,

Достучаться стремящиеся до меня,

Против чайника и холодильника?

Однако ж Гарику я чистую правду сказал – писать о ярмарке дефис фестивале было совершенно нечего. Это не тянуло не то, что на событие городского масштаба – от самой мысли, что статья об этом хипарском шалмане появится в центральной прессе, меня передёргивало. Со шляпой там, конечно, не аскали, но повсюду фланировали духовно богатые эльфийки с немытыми патлами и любовно выращиваемым целлюлитом, лысеющие козлобородые эльфы старательно прикрывали гитарами дырки на футболках с волками, пустоглазые юноши и девы солнечно улыбались друг другу и обсуждали новинки боевой и иронической фантастики. Как я это выдержал без водки – одному Богу ведомо. Впрочем, нет, не ведомо – он отвернулся от меня, и теперь я вынужден писать эту статью. И вообще мы уже решили, что его нет. А ведь предлагали остаться в армии по контракту, отучиться в школе прапорщиков и вернуться в родную часть уже в новом качестве. Дух захватывает от упущенных возможностей, но фарш невозможно провернуть назад. И мясо из котлет не восстановишь. Такие мысли в моей голове означали только одно – работа не просто не шла, вся Вселенная была против создания этого репортажа. Какая-то неведомая сила отводила мои руки от клавиатуры, когда я пытался ввести в документ хотя бы дату. Когда работа шла, текст обычно проступал у меня фрагментами, парой предложений или красивыми словосочетаниями. Сначала они крутились в голове, потом я начинал располагать их на бумаге, сочленяя по-всякому или меняя местами, и когда скелет текста был у меня перед глазами, обрастить его мясом было делом десяти-пятнадцати минут. Получалось в целом неплохо, явно лучше, чем у Кати, иногда даже лучше, чем у Маши. Сейчас же в голове ничего не крутилось и на бумаге ничего не проступало. Оставался только способ, про который мне однажды рассказала жена, а я назвал его апофатической работой с текстом. Предполагалось прочитать поганый текст на ту же тему, и, действуя от противного и понимая, как делать не надо, написать собственный текст, уже нормальный. Иногда работало, так что стоило попробовать. А значит, надо идти в блоги к тем, кто ярмарку дефис фестиваль посетил, и читать их душные и влажные излияния на эту тему. Страшно не хотелось, но выхода не было.

Что имеете жалкие жаркие вы

Против текста, что прёт из моей головы?

Гости хищные, гости незваные,

Я предвидел визит ваш, и я вам не рад.

Убирайтесь обратно в свой лающий Ад,

И коня своего деревянного,

Поиск по блогам даёт немного – в хороший летний день гуляют допоздна даже хипари. Тем более у этих чумазиков сегодня повод есть. Мало кто успел отписаться на животрепещущую тему, основной контингент ещё шатался по городу. Однако ж безрезультатным поиск не был – уже в конце первой страницы выдачи обнаруживается вполне рабочий материал, если можно так выразиться при апофатической работе с текстом. Хипушка старой формации, умеренно известная как поэтесса, и, прости меня, Иисус Иосифович, прозаик спешила поделиться с миром радостью. Стиль повествования можно было бы охарактеризовать как «провинциальный взахлёб», но дело происходит в столице, так что это какой-то другой взахлёб. Впрочем, от этого не легче. Итак, престарелое совообразное пугало с некоторой вероятностью женского пола истошно радовалось происходящему. В её воспалённом сознании мероприятие удалось – было весёлым, интересным, насыщенным. Она там даже выступила со стихами – спасибо, кстати, Иисус Иосифович, что уберёг – и имела заслуженный успех. В общем, как и полагается, в социальных сетях было в очередной раз одержано невероятной силы превозможение, не имевшее никакого отношения к тому, как всё жутко и безблагодатно было на самом деле. Поморщившись, я проматываю мышкой чуть вниз и упираюсь прямо в предыдущий пост её блога. Содержимое поста оказывается просто ошеломительным – мадам строит далеко идущие планы на личную жизнь! Давно я так не пугался, но грандиозные планы приковывают моё внимание. Тётка, оказывается, при живом муже находится в активном поиске достойного ею обладать – всюду жизнь, чёрт побери, один я сижу тут, чтоб всякую ересь писать. А избранник должен быть не абы каким, а интеллектуалом, творцом, свободным от отношений и при этом хорош в походе. Да, да, да – хорош в походе, потому что высказывающий эти хотелки алкоголический колобок последнее время угорел по хождению ногами где ни попадя, и по какой-то интересной шкале успеха в этом преуспел. В походе туристическом то есть. В это время у меня в голове подгружается картинка хозяйки блога в берцах, раме и на полной выкладке, после чего наступает хихишечка. Нервная такая, не очень хорошая хихишечка, синдром испуга чужим безумием. Черт побери, я б глянул на неё в походе, на марше километров 20 с полным рюкзаком за спиной. Она бы этого не пережила, но зато перестала бы нести в интернете чушь. Прочитанное меня здорово взбесило, но зато я, кажется, начинаю понимать, как и что писать надо. Дочитывая бахвальства безумной толстухи, я ищу на столе кружку. И тут звонит телефон. Странный какой-то номер.