Текст книги "Партизанские отряды занимали города"

Автор книги: Яков Жигалин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Яков Жигалин
ПАРТИЗАНСКИЕ ОТРЯДЫ ЗАНИМАЛИ ГОРОДА

ПОСВЯЩАЕТСЯ ТОВАРИЩАМ

ПО БОРЬБЕ ЗА ВЛАСТЬ СОВЕТОВ

НА СОПКАХ ЗАБАЙКАЛЬЯ

И В СТЕПЯХ АЛТАЯ

Яков Павлович Жигалин

Я. П. Жигалин – один из виднейших руководителей партизанского движения на Алтае в 1919 году. Сложный путь прошел Жигалин в огненные годы революции и гражданской войны.

Он родился и вырос в Забайкалье, в казачьей станице Зоргольной, где работал учителем. Профессия пришлась по душе Жигалину.

Грянула первая мировая война. Забайкальские казачьи полки пошли на фронт. Скромный сельский учитель покинул школьный класс – его призвали во 2-й Читинский казачий полк. Шли годы тяжелых фронтовых испытаний. Рядовой казак, позже прапорщик военного времени, Жигалин жадно ловил слова большевистской правды о войне и сам стал страстным пропагандистом этой правды. Казаки увидели в Жигалине своего учителя и друга.

После февральской революции Жигалина избрали членом полкового комитета. При замене старого командования новым по воле казаков Жигалин становится командиром 2-го Читинского полка. Сельский учитель встал в ряды активных борцов против контрреволюции в Забайкалье. Полк под его командованием участвовал в ликвидации эсеро-меньшевистского Народного Совета и установлении Советской власти в Чите.

Иностранные империалисты, недобитая русская контрреволюция не могли мириться с потерей Забайкалья. Против Советской власти здесь выступил атаман Семенов.

Создается Забайкальский (Даурский) фронт Красной гвардии с легендарным главкомом Сергеем Лазо.

Жигалин возглавил штаб одного крупного красногвардейского отряда. В крылатом полете боевых будней крепла революционная воля, мужал характер, росло мастерство начальника штаба. На совещаниях командного состава Жигалин не раз встречался с Лазо, выполнял его указания. Этому в настоящей книге посвящены многие страницы.

С ликвидацией Забайкальского фронта и временным торжеством контрреволюции в Сибири Жигалин с подложным паспортом на имя рабочего Бурцева Виктора Павловича появляется на станции Рубцовка Алтайской железной дороги.

Все отчетливее до него доходили слухи о партизанском движении против Колчака.

15 сентября 1919 года после короткого боя с колчаковцами партизаны под командованием Мамонтова вошли в Рубцовку победителями. С этого момента Жигалин находился в их рядах до полного разгрома колчаковщины на Алтае. Здесь в полной мере у него проявился талант партизанского полководца. По инициативе и под руководством большевиков отряды красных партизан Алтая объединялись в крупные соединения с централизованным руководством.

С 7 октября 1919 года Жигалин – начальник штаба партизанского корпуса, а с конца ноября – Западно-Сибирской крестьянской Красной Армии под командованием Е. М. Мамонтова.

Наиболее грамотный среди других командиров в военно-тактическом отношении, Жигалин являлся мозгом и душой многих боевых диспозиций, умным советником главного командования партизанской армии. Не одну бессонную ночь вместе с Мамонтовым, Громовым и другими командирами провел Жигалин над картой. Рождались смелые, дерзкие и вместе с тем умные, продуманные до конца планы больших и малых боев.

И партизаны степного Алтая одерживали в этих боях неизменные победы над врагом. Можно смело сказать, что в том у Жигалина одинаковые заслуги с Мамонтовым и Громовым.

Он многое сделал для повышения боеспособности, укрепления дисциплины в партизанской армии и военно-тактического мастерства ее командного состава. Тонкое понимание тактики вождения войск, умение трезво и правильно оценить боевую обстановку у Жигалина особенно ярко проявились в Солоновском бою красных партизан против колчаковцев 14–17 ноября 1919 года. Начальник штаба заблаговременно приказал отрыть окопы на выгодных позициях у села Солоновки. Тактическая обстановка сложилась так, что пришлось дать бой колчаковцам не в Малышевом Логу, а в Солоновке. Предусмотрительность Жигалина помогла партизанам одержать блестящую и решающую победу в Солоновском бою…

Нет надобности подробно освещать этапы славного пути Жигалина в борьбе за власть Советов. Об этом сказано в книге.

Гражданскую войну он закончил в родном Забайкалье, где был военкомом дивизии, членом Военного совета Амурского фронта, начальником политуправления, временно комиссаром Народно-революционной армии Дальневосточной республики.

Жигалин был скромен. Он не старался выделиться среди других командиров, был прост в обращении и чуток к рядовым партизанам. Один из руководителей партизанского движения на Алтае большевик Архипов Ф. И. писал:

«Жигалин был боевым офицером и оказался мастером вождения таких соединений, какими были партизанские дивизии. Наши победы на фронтах в первую очередь обязаны таланту Жигалина, но во всех книгах об алтайских партизанах он проходит малозаметным, тогда как фамилия Жигалина должна стоять высоко, как имена Мамонтова и Громова». Справедливые слова!..

И вот перед нами книга «Партизанские отряды занимали города». Ее автор Я. П. Жигалин на фоне великих исторических событий рассказывает не только о себе, а показывает политическое становление, судьбы многих тысяч людей, пришедших в лагерь борцов за власть Советов.

Яков Павлович выступает не только как участник и свидетель описываемых в книге событий, но и как исследователь. То, что стерлось в памяти, он восстановил и уточнил по архивным документам, многочисленным печатным источникам, воспоминаниям.

Поэтому события и факты в книге отличаются документальной достоверностью, имеют большое познавательное и воспитательное значение.

Автор книги в настоящее время персональный пенсионер, живет в Ленинграде.

П. БОРОДКИН

Предисловие ко 2-му изданию

О гражданской войне в Сибири и на Дальнем Востоке написано немало книг. Но тема эта неисчерпаема, так как события тех дней имеют поистине эпохальное значение в истории борьбы народных масс за свободу, за лучшее будущее, за социализм.

Многие важные события, о которых надо бы написать целые книги, у меня описаны очень сжато, скупым, почти протокольным языком. Иногда я прибегал к вольному стилю изложения событий, в которых сам не участвовал, но и тогда я пользовался газетами того времени или рассказами очевидцев.

Мне хотелось донести до сознания потомков все величие эпохи революции и пафоса гражданской войны. Мой скромный труд не является повторением уже написанного другими, а служит как бы дополнением и новым штрихом к картине нашей борьбы.

Главной целью своей книги я поставил соблюсти историческую правду в описании фактов, событий и лиц. Там, где это было необходимо и возможно для подкрепления своих воспоминаний, я прибегал к исторической литературе и документам. Например, мне пришлось просмотреть много материалов, чтобы написать главу о партизанском движении в Сибири и на Дальнем Востоке. Так что приведенные в книге цифры не надуманы мною, а взяты из документов. В книге я описал путь 2-го Читинского казачьего полка, но считаю, что он, в общем, характерен для большинства казачьих полков. Следуя с Кавказского фронта до Читы, этот полк пережил полосу общефронтового разложения; в Иркутске по совету Центросибири сменил командиров на выборных и четко определил большевистскую позицию.

На примере организации красногвардейских отрядов я хотел показать расслоение забайкальской деревни и казачества, то, как казачья беднота и вернувшиеся с фронта середняки дружно поднялись на защиту Советской власти. Кроме того, заслуга Зоргольского, Газимурского и Копунского красногвардейских отрядов состоит в том, что они преградили Семенову путь в Приаргунье и Восточное Забайкалье и тем самым намного сократили сферу его влияния.

История революции и гражданской войны в Забайкалье показывает, что забайкальское казачество в основном встало на сторону революции и еще в 1917 году на первом казачьем съезде решило отказаться от казачьего звания. Потом, в 1918 году, из восьми казачьих полков только два (первый Читинский и первый Нерчинский) полка вернулись с фронта под командованием старых царских офицеров. Остальные шесть сменили старых командиров на выборных.

В 1918 году Забайкальцы не пошли за атаманом Семеновым, а насильно мобилизованные, в 1919 году целыми частями переходили к партизанам. Атаман Семенов держался у власти только при поддержке японских войск.

Революционные настроения забайкальцев исторически обоснованы тем, что Забайкалье являлось краем политической каторга и ссылки, что идеи свободы и революции проникали сквозь тюремные решетки в народ главным образом через интеллигенцию и, в первую очередь, через учителей, сыгравших огромную роль в революционных настроениях казачьих полков.

Пройдя через тайгу в подполье, я ходом истории оказался в центре партизанского движения в Сибири, на Алтае, как начальник главного штаба 40-тысячной партизанской армии, поэтому не мог не показать, как в тяжелых условиях, почти безоружные алтайские партизаны били хорошо вооруженные колчаковские войска. Тем самым они оказали помощь Красной Армии в разгроме Колчака. Это была подлинно народная война. Во 2-м Читинском казачьем полку, а также в сельских красногвардейских отрядах в 1918 году не было ни одного коммуниста, но там были революционно настроенные молодые прапорщики Сафронов, Черепанов, Жигалин и другие, которые проводили политику большевиков. Огромное значение в установлении в полку большевистских настроений имел Д. С. Шилов – пехотный офицер, забайкалец, находившийся на Кавказском фронте. В Тифлисе он присоединился ко 2-му Читинскому полку и ехал с ним до Забайкалья. Д. С. Шилов коммунист с 1917 года, активный агитатор. Во время пути он проделал большую пропагандистскую работу, опираясь на прапорщиков и передовых казаков.

В сельских красногвардейских отрядах, например в Зоргольском и Газимурском, также не было коммунистов, но отряды шли за Советской властью. В этом и сказался дух времени, непреодолимая потребность народа сбросить цепи тяжелого прошлого, стремление к новому, светлому будущему.

Первый раз эта книга была издана в 1965 году Алтайским книжным издательством в Барнауле.

ЯКОВ ЖИГАЛИН

В родной станице

По широкой долине между высокими лобастыми сопками тихо течет река Аргунь. Она отделяет русскую землю от китайской. На левом берегу, у подножья высокой сопки, раскинулась станица Зоргольская. Здесь в 1880 году я родился, здесь вырос и вступил в жизнь. А жизнь в нашей станице текла так же тихо и спокойно, как вода в Аргуни. Во всей станице ни у кого не было даже часов, и люди узнавали время днем по солнцу а ночью по звездам.

Вот в такой обстановке и рос я. Восьми лет начал учиться. Только не в школе, так как школы в Зорголе не было. Учились в избах учащихся, по очереди, по неделе. Учил нас отставной станичный писарь так же, как дед Каширин учил своего внука Алешу Пешкова, т. е. «аз, буки, веди, глаголь…» и т. д.

На одиннадцатом году отец послал меня учиться в город Нерчинский Завод, в городское четырехклассное училище. Здесь же учили по всем правилам тогдашней педагогической науки.

С трудом закончил я шестилетний курс обучения, но пристрастился к чтению книг. Читал много и без разбора, просил отца послать меня в Читу, в гимназию, но он воспротивился моему желанию, и порешили мы с ним, чтобы я стал народным учителем. Нанял отец учителя. Подготовился я и экстерном сдал экзамен на звание народного учителя. В 1907 году началась моя педагогическая деятельность. Я полюбил свою работу. Из книг и из общения с передовыми людьми, в частности с политическими ссыльными, я уже «заразился» идеями свободы и служения народу и честно старался передать ученикам свои скромные знания и, в первую очередь, свою любовь к книге, к чтению.

В 1909 году я женился, сестры мои повыходили замуж, мать же была больна.

Мирное течение деревенской жизни было нарушено войной с Японией и революцией 1905 года. На войну ушли многие родственники и знакомые, но вместо радости победы война принесла нам горечь поражения. Вернувшиеся с войны казаки рассказали правду о бездарности командования, о воровстве и хищениях начальства. А тут еще и до наших глухих углов доносились порывы первой русской революции. В Нерчинском Заводе состоялись митинги, на которых выступали политические ссыльные и передовые интеллигенты. Приехавшие из Читы гимназисты привезли в деревню листовки и прокламации РСДРП.

В 1910 году мне удалось поехать в Петербург на месячные учительские курсы и прослушать лекции лучших, прогрессивных профессоров. Надо ли говорить, какое огромное впечатление произвел на меня Петербург! И, самое главное, – увиденное, услышанное в Петербурге значительно расширило мои знания.

В Петербурге я познакомился с кооперативными идеями. Не имея понятия о классах и классовой борьбе, я возмечтал прийти к социализму через кооперацию. Набрал книг и брошюр о кооперации и, вернувшись домой, принялся за организацию потребительского общества, кредитного товарищества и маслодельной артели. Этому делу я отдавал много времени и сил.

Работа в кооперации сильно захватывала меня, скрашивала деревенскую жизнь и приносила мне большое моральное удовлетворение. Приходилось участвовать в любительских спектаклях, общаться с учителями соседних сел.

Знания я пополнял чтением книг. У меня была своя библиотека – более сотни книг. Выписывал газеты и журналы. Особенно любил читать журнал «Вестник знания», который стал моим университетом.

Так и шла моя жизнь, жизнь скромного сельского учителя. Но я не был удовлетворен ею. Порою меня охватывала тоска по иной – широкой, свободной жизни.

В конце июля 1914 года мы с дядей выехали на покос. Стояла чудная погода. И вдруг со стороны села показался быстро скачущий всадник с красным флажком.

– Война! – сказал дядя.

Подъехавший всадник подтвердил:

– Да, война!

Он не знал, с кем война, но передал приказ станичного атамана – немедленно всем молодым казакам явиться в станичное правление.

Как народный учитель, я был освобожден от военной службы в мирное время. Но во время войны вместе с другими казаками меня призвали и направили в уездный город Акшу, за 500 верст от Зоргола. В Акше, расположенной в верховьях реки Онона, формировался 2-й Читинский полк, в 6-ю сотню которого меня и зачислили рядовым.

Началась моя военная служба.

В конце августа наш полк походным порядком перешел в Читу для доформирования и вооружения, а в декабре 1914 года в одно ясное морозное утро полк разместили в отепленных товарных вагонах и направили на запад. На станции Поворино наш эшелон повернул на юг. Мы поняли, что нас везут на Кавказский фронт.

Кавказский фронт

Эшелон прибыл в Тифлис 6 января 1915 года. Мы, сибиряки, удивлялись: стоял ясный теплый день. Толпы нарядных тифлисцев заполняли улицы. Ради праздника крещения нас пустили в город. Население Тифлиса относилось к нам приветливо.

Затем полк проследовал через Закавказский хребет и Армению и в районе Адрианополя перешел турецкую границу. Началась трудная походная жизнь. Перевалив через Чингильский перевал, мы вступили в предгорья Арарата.

Мы дошли до города Ван на берегу большого одноименного озера.

В городе остались только армяне, составлявшие половину всего населения. Они встретили нас очень тепло, как избавителей от турецкого засилья. Зазывали в гости. В честь русских устраивали вечера. Но недолго нам пришлось пользоваться гостеприимством ванских армян. Вскоре наша бригада получила приказ обойти озеро Ван с южной стороны и ударить во фланг турецких войск. Тяжелое воспоминание осталось у меня от этого рейда. Высокие скалистые горы, глубокие ущелья, полное бездорожье, отсутствие фуража, провианта. Мы совсем оторвались от наших баз снабжения. Питались трофейными баранами. Без хлеба и соли мясо опротивело всем. Многие болели дизентерией.

Узнав о нашем рейде, турецкое командование начало стягивать к западу от озера Ван значительные силы, и когда наша бригада обогнула озеро, то попала в тяжелое положение. Люди и лошади были истощены, нам пришлось думать уже не о наступлении, а об отходе. Бригада с боями прорвалась и отошла на восток.

Узнав о нашем отступлении, армянское население Вана, боясь резни при возвращении турок, оставило город и двинулось на север, к русской границе. Я до сих пор не могу без содрогания вспоминать этот «поход». Десятки тысяч людей на арбах, а большинство пешком устремились по узким грязным дорогам, загромождая путь нашей бригаде. Стоял шум от плача детей, крика женщин, от скрипа арб. Нужно было пройти более сотни верст. Люди от истощения и усталости падали и умирали. Казаки подбирали маленьких детей и везли на седлах.

Нашу бригаду на этом участке сменила другая часть, а мы были направлены в Персию (Иран) и с месяц стояли в резерве в городе Маку. Потом наш полк перевели в город Тавриз. В это время меня взяли в канцелярию полка. Однажды помощник командира полка вызвал меня к себе и предложил, как учителю, давать уроки русского языка сыну одного перса, купца, поставлявшего для полка фураж. Мой ученик, мальчик 12–14 лет, знал разговорный русский язык и стал хорошо воспринимать русскую грамоту.

Февральская революция

В декабре 1916 года меня и несколько других бывших учителей командировали в Оренбургское военное училище. Но мы опоздали к очередному набору, и нас из Оренбурга направили в Иркутск. И вот мы после жаркой Персии опять попали в суровую стужу. Но нам не привыкать к морозам. 1 февраля 1917 года нас зачислили юнкерами Иркутского военного училища. Началась военная муштра. Странно было видеть, как солидные люди в возрасте 30–40 лет маршировали по площади и по иркутским улицам с залихватскими солдатскими песнями или пытались десятки раз проделать разные гимнастические упражнения на снарядах.

Нас держали в строгом казарменном режиме и только по воскресеньям пускали в город. Вскоре из города стали проникать к нам разные слухи о царице, о Распутине и т. д. Конечно, передавались они с большой осторожностью. Еще казалось, что старые, веками сложившиеся порядки крепки и царский трон незыблем. Однако в гуще солдатской массы все чаще рождался вопрос: а зачем война? Если вначале ее у солдат и казаков наблюдался некоторый национально-патриотический подъем, то к 1917 году он выветрился. Скитаясь по диким горам Турции и Курдистана, наши казаки не могли понять, зачем и кому нужна война.

Мы, бывшие учителя, жили с казачьей массой одной жизнью, думали одними мыслями. Мы не были марксистами, но имели представление о революционных идеях.

В конце февраля 1917 года в военном училище создалась какая-то напряженная обстановка. В воскресенье не пустили в город. Офицеры вели себя как-то особенно: были молчаливы и не так строго придирались к нам. Однажды после вечерней поверки всех юнкеров неожиданно вызвали и построили в большом зале. Сказали, что сейчас приедет начальник училища, полковник Гловацкий. Стояли больше часа, недоумевали: в чем дело? Наконец раздалась команда: «Смирно!» Появился начальник. Он был очень взволнован и хриплым, прерывающимся голосом обратился к нам:

– Господа юнкера! Я только что был у генерал-губернатора и должен сообщить вам неприятные известия. Нашу родину постигло тяжелое испытание. В Петрограде произошли большие и прискорбные события. Толпы народа, подстрекаемые темными и безответственными лицами, вышли на улицу и вызвали беспорядки, сопровождаемые человеческими жертвами. Во избежание дальнейших беспорядков и кровопролития наш обожаемый монарх счел за лучшее отречься от престола в пользу своего брата великого князя Михаила Александровича, а временно управление страной передал Государственной думе. Возможно, что некоторые антигосударственные элементы попытаются воспользоваться беспорядками для покушения на основные устои нашей страны и для свержения существующего строя. Поэтому начальник нашего края, генерал-губернатор, поручил мне передать вам, что рассчитывает на вас, как на надежную опору в пресечении всяких беспорядков. Я призываю не поддаваться разным слухам и быть готовыми к выполнению своего воинского долга.

То было известие о февральской революции. Оно произвело на нас потрясающее впечатление.

Политическая жизнь Иркутска забила ключом. Начались митинги, демонстрации, собрания. Большие перемены произошли и в нашем училище. Отношение начальства к юнкерам стало более вежливым. Мы были словно пьяными от наступивших перемен.

Снова на Кавказе

Окончив училище 1 июня, я получил назначение в свой 2-й Читинский казачий полк, на Кавказский фронт. Перед отправлением мне дали двухнедельный отпуск для поездки в Зоргольскую станицу.

В июле 1917 года мы добрались до своих полков.

Революция почти ничего еще не изменила здесь. Та же палочная дисциплина. Те же отношения между офицерами и «нижними чинами»: «точно так» и «никак нет». Только вместо «ваше благородие» стали говорить «господин сотник», «господин есаул» и т. д. Казаки имели самое смутное представление о событиях в России. Газет не получали. Офицеры никаких бесед с казаками не проводили, и поэтому нас буквально забрасывали вопросами: «Что такое революция? Кто же будет управлять страной без царя?» И самое главное – «Скоро ли кончится война?» Боевых операций, учений и занятий на нашем участке не было. Свободное время я проводил с казаками своей сотни. Многие знали меня еще до войны как учителя, а позже – по тяжелым годам походной жизни. Целые ночи я вел с ними разговоры не только о революции, но и о многом другом. Мне, как учителю, доставляло большое удовлетворение передавать свои знания жадно слушавшим меня казакам. Конечно, далеко не на все политические вопросы я мог дать им ответ. Я, например, очень слабо разбирался в политических партиях и отличить большевика от меньшевика еще не мог. Только твердо знал, что Россия должна стать республикой демократической, где были бы всем обеспечены свобода слова, собраний и т. д. Я считал, что войну необходимо немедленно прекратить.

Слухи о моих беседах дошли до командира полка. Он потребовал прекратить их. Но беседы продолжались, и командир полка вторично учинил мне «разнос» в офицерской палатке, упрекая меня в разложении дисциплины среди казаков, в якшании с нижними чинами и в подрыве офицерской чести. Старые кадровые офицеры поддерживали командира полка. Они относились к нам, прапорщикам, свысока, пренебрежительно и при всяком удобном случае с Гудевной говорили: «Курица не птица, а прапорщик не офицер».

Вскоре нашу бригаду отвели в тыл, в город Нахичевань Эриванской губернии. Здесь уже все казаки приобщились к революции. Был избран полковой комитет, в составе которого оказался и я. Меня избрали от 2-го Читинского полка депутатом Нахичеванского горсовета. Политическая жизнь в полках забила ключом. Рос мой авторитет среди казаков, что раздражало командира полка.

Командир полка решил изолировать меня от казаков, направил со взводом казаков в Персию, в город Хой, для несения службы «летучей почты». Целые две недели я бездельничал здесь. Тут не было ни книг, ни газет. Единственное, что у меня осталось в памяти от пребывания в Хое, это жуткие сцены мусульманского праздника «шахсей-вахсей». Страшно было смотреть, как фанатики с дикими криками избивали себя цепями или ударяли себя по голове кинжалами и кровь из ран стекала по лицам и телам. При взгляде на эту картину было больно и стыдно за человека.

В сентябре 1917 года я вернулся из Хоя в Нахичевань. Командование решило предать меня военному суду за большевистскую агитацию и разложение казачьих масс. Но такой суд в Нахичевани мог встретить единодушный протест и недовольство казаков. Тогда командир под предлогом представительства в фронтовой военный совет послал меня в Тифлис. Здесь меня не арестовали, т. к., кроме донесений командира полка, доказательства вины не было, а только отобрали подписку о невыезде из Тифлиса и обязали ежедневно являться в комендатуру для отметки.

Опять я оказался изолированным от своих товарищей казаков. Но Тифлис не Хой, и скучать здесь не приходилось. Тут митинги, собрания, газеты, театры. А вскоре я познакомился со своим земляком Дмитрием Шиловым, социал-демократом, большевиком, который стал моим политическим наставником.

Только позднее я узнал, для какого «представительства» меня направили в Тифлис. По требованию полкового и бригадного комитета в Нахичевани командование сняло предъявленное обвинение, и комендант Тифлиса освободил меня от подписки о невыезде. Но командир полка и тут нашел повод, чтобы не допускать меня в полк. Он поручил мне получать обмундирование для полка, чем задержал в Тифлисе до декабря.