Текст книги "Крепость не сдается"

Автор книги: Яков Порохин

Соавторы: Владимир Рублев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

ПОДПОЛЬЕ ДЕЙСТВУЕТ

1

Начальник Челябинской милиции поручик Агапов искоса глянул на хмурое лицо Норенберга.

– Представьте себе, Карл Вильгельмович, – снова заговорил Агапов, – все эти ваши безобразия происходят в дни, когда во всем уезде более или менее спокойно. И вдруг – чрезвычайное событие – разгром казаков на кладбище безоружной толпой шахтеров. Зачем, собственно, вам потребовалось мешать похоронам этой старухи?

– О, вы не знали, как вызывающе вели себя демонстранты, – вскинул брови Норенберг. – Окрасили гроб в красный цвет, пели «Интернационал».

– Понимаю. Но есть же другие пути. Выслали бы туда своих людей, шли бы они со всеми, вынюхивали главарей, а после похорон этих главных и взяли бы по отдельности…

Агапов еще долго говорил. Хмуро слушая его, Норенберг думал, что Агапов не знает, как смело, дерзко действуют неуловимые подпольщики копей. Ежедневно выводили из строя водоотливные насосы. Кто-то унес с экскаватора крышку блока, и машина стоит в бездействии уже третью неделю. А в механических цехах Кыштымских и Уфалейских копей то утащат с токарных станков резцедержатели, то погнут вал трансмиссии. На электростанции Уфалейских копей замкнули проводку, отчего сгорела обмотка электромотора, Вчера случилось снова скандальное событие. Ночью кто-то бросил жестяную бомбу в кабинет Попова. Тот остался жив, но виновного опять не нашли. А ведь в доме постоянно дежурили верные люди – Долгодворов и Зеленин.

«Напасть на след хотя бы одного из них, – подумал Норенберг, но тут же снова поморщился. – Впрочем, брали мы этот стачечный комитет, а толку…»

– У меня есть подозрение, – перебил он Агапова, – что руководят смутьянами из Челябинска. Вот, полюбуйтесь, – он протянул Агапову листовку.

– Видите – ГКП… Городской комитет партии.

– О Челябинске мы сами позаботимся, – проговорил Агапов. – У вас-то кто эти бумаги распространяет, а? И главное – кто их получает от этого самого городского комитета?

После отъезда Агапова Норенберг долго сидел в невеселом раздумье.

«А не пойти ли завтра к Сорокину на пирушку? – размышлял Норенберг. – На сей раз – только те, кого я захочу. И женщин, женщин побольше, надоели уже эти мужичьи рыла. Кстати, надо пригласить эту смазливенькую уборщицу из штаба Настю Собакину. К черту! Теперь каждый день полон неожиданностей. Надо жить для себя. Итак – решено».

Норенберг вызвал к себе Настю. Она вошла несмело, еще не ведая, зачем приказал явиться ей сам начальник контрразведки.

А. Н. Собакина (Лысикова).

– Ну, как работается? – весело спросил он. – Небось, не дают проходу такой красавице солдаты, а?

– Что вы, – повела плечами Настя, – я на них и не обращаю внимания. Занимаюсь своим делом, жить-то надо.

– Ну, ну, правильно, – кивнул Норенберг. – Вот что, милая, завтра вечерком приходи-ка в дом Акинтия Сорокина. Знаешь где?

Настя кивнула головой: знаю.

– Повеселимся там немного. Люди там все порядочные соберутся.

– Неудобно одной-то, – возразила Настя. – С дружком-то своим как расстанусь? Узнает – убьет меня.

– Кавалер, говоришь, есть? Что ж, веди его, – и засмеялся: – Помогай только мне спаивать его, поняла?

Настя улыбнулась, а сама уже решила, что вечером побывает у Степана Викторовича, сообщит ему о приглашении. Отказываться, понимала она, было нельзя.

«Эта простушка в грошовом сарафанчике начинает мне нравиться, – думал между тем Норенберг. – Все зависит теперь от тебя, Карлуша. Это не жена главного инженера».

2

Странный день сегодня у Миши Кормильцева. Утром, когда шел на работу, встретил Курочкина. Тот стоял у ворот, словно ждал. Увидел Михаила, подозвал к себе.

– Приходи вечерком к Акинтию Сорокину, там гулянка будет. Разговор есть.

А после смены домой к Михаилу пришел Леонид Горшков. На разных шахтах работали, а друзьями закадычными были.

– Екимов с Голубцовым зовут.

Вместе и пошли туда. Там уже была Настя.

– Вот и жених пришел, – улыбнулся Екимов.

Оказалось, надо было вместе с Настей Собакиной идти к Сорокину.

– Но меня и Курочкин туда звал, – встрепенулся Михаил.

– Курочкин? – удивился Голубцов. – Вот и хорошо. Узнаешь, зачем. Будь осторожен. Быть может, услышишь немало интересных новостей.

И вот гремит оркестр.

Михаил сидит у стола рядом с Курочкиным, пьет мало, поглядывает, как танцует с офицером его «невеста». Слушает и не слушает рассуждения захмелевшего бывшего атамана: «Норенберг подыскивает тайных агентов. Уже братья Урванцевы служат белякам». Усмехнулся Михаил, ничего не ответил. Смотрит на офицера. Где же он встречал его?

Танец кончился, Настя с офицером шли к столу.

– По три сотенных за каждого разоблаченного большевика получать будешь, – бубнит между тем Курочкин. – Это не в шахте работать.

И внезапно Михаил вспомнил… Март. Отряд шахтеров Челябинских копей. Бой с дутовцами на окраине Троицка. Рослый офицер бежит на Михаила с шашкой, злобой искажено лицо его. Бились остервенело, зная: сделаешь оплошность – прощай жизнь! Притягивал шрам на щеке офицера, и Михаил решил, что ударит врага именно по этому шраму…

«Жив, значит, сволочь, – метнул взгляд на шрам офицера Михаил. – Узнает ли?»

М. З. Кормильцев.

Офицер сразу узнал Кормильцева. Он остановился, даже кровь отхлынула в волнении от лица и обернулся к Насте:

– Вот он каков – твой жених! Да я его еще под Троицком хотел прикончить!

Нет, не зря учил матрос Александр Иванов приемам бокса Мишу и Леонида. Кормильцев не стал ожидать, когда офицер вытащит наган. Вскочив, со всего маху грохнул золотопогонника в скулу. Навзничь повалился офицер.

Свалив в сутолоке еще двух офицеров, Михаил бросился к дверям. Дорогу преградил Норенберг. Настя охнула, упала ему в ноги. От неожиданности поручик упал.

В непроглядной тьме – резкая после шума комнаты тишина. Миша метнулся по ограде к воротам и остановился: там стояли солдаты.

– Чего ж смотрите? – крикнул он. – Живо идите разнимать, там драка.

Бросились мимо солдаты, выскользнул из ограды Кормильцев. Дорогу преградил Долгодворов. Метнулся от него Михаил, но бывший фельдфебель ловок: накинул на шею аркан, с силой дернул к себе. Вмиг их окружили солдаты. Теряя сознание, Миша все же подумал: «А что же с Настей?»

Очнулся он, когда его, связанного, бросили в коридоре белогвардейского штаба на пол. Долгодворов зашел в кабинет поручика Норенберга.

Михаил осмотрелся. При слабом свете различил два столба и перекладину. Вспомнил рассказы Масленникова, Царегородцева и Дмитрина, которых пытали, привесив за ноги к этой виселице.

Долгодворов с Зелениным ввели Кормильцева в кабинет.

Норенберг сидел за столом, устало покуривая папиросу.

– Ну-с, дорогой, – обратился он к Кормильцеву, – расскажи-ка, кто тебе поручил войти в доверие к унтеру Курочкину?

– Курочкин сам позвал меня на вечеринку.

– Но нам известно, что ты встречался с подпольщиками, прежде чем пойти на вечеринку. Где вы встречались?

– Никаких подпольщиков я не знаю.

– Врешь, – повысил голос Норенберг. – Отвечай, кто руководит большевистской организацией.

– Не знаю…

Норенберг деланно засмеялся:

– Глупый ты парень, Кормильцев. У тебя всего два пути: или честно все рассказать и получить свободу, или завтра утром качаться на виселице.

Михаил с усмешкой смотрел на поручика.

– Зря теряете время, ваше благородие. Я же вам прямо сказал: ничего не знаю!

Норенберг поднялся из-за стола, медленно подошел к Михаилу, жестко произнес:

– Значит, ничего?

Короткий удар бросил Михаила на пол. Но Кормильцев поднялся и, глядя с ненавистью в глаза поручика, сказал:

– Бей, но – ничего не знаю.

Подскочил Долгодворов с шомполом.

– Не сомневайтесь, ваше благородие, сейчас он заговорит! – и с силой ударил по плечу Михаила.

Вошел дежурный по штабу.

– Ваше благородие, приказ выполнен!

– Вывести! – приказал Норенберг Долгодворову и Зеленину. Те толкнули Михаила к двери. Он вышел в коридор и… замер. Его отец висел на перекладине головою вниз. Солдаты притягивали его руки к столбам.

– Давай! – скомандовал Норенберг.

Солдаты шомполами начали бить Захара Яковлевича. Михаил рванулся к ним, но Долгодворов отбросил его назад.

Захар Яковлевич, приподняв голову, прохрипел:

– Держись, сынок.

Норенберг подскочил, выхватил у солдата шомпол и остервенело принялся бить по старческому телу. Устав, смахнул с лица пот, подошел к Михаилу.

– Ну! Будешь говорить?

Михаил покачал головой: нет…

Захлебываясь в ругательствах, Норенберг стал бить Михаила до тех пор, пока тот не свалился на пол.

– Связать и обоих в амбар! – приказал поручик.

Солдаты поволокли Кормильцевых к амбару. Привстала от волнения Лена Овечкина, сидевшая возле штаба на завалинке с чешским солдатом Марко.

Вместе с Настей входила она в подпольный молодежный десяток. Может быть, и не выдала бы она своего волнения, если бы сидела с кем другим из солдат, а не с чехом Марко. Это был свой человек. Не раз уже сообщал Лене ценные сведения.

– Мишу Кормильцева схватили с батей, – тихо сказала Лена. – Слушай, Марко, узнай, за что их взяли.

Вернувшись, Марко тихо сказал:

– Опознал один офицер. Завтра будут вешать, – и для убедительности показал на шею. – Скоро я заступаю дежурить. Водка есть у меня. Подпою солдат. Скажи об этом своим. Только чтоб часового не убивали. Возможно, меня сюда поставят, – улыбнулся он.

Быстро бежала Лена по тропинке на Уфалейские копи. У входа в барак столкнулась с Горшковым. Леонид тяжело дышал.

– Леня… там Кормильцевых связали, – выдохнула Лена.

– Знаю… Сам видел, как Мишу скрутили. И у штаба побывал.

Пока шли по коридору к квартире Голубцова, девушка рассказала, что сообщил ей чех Марко.

– Завтра, говоришь? – приостановил шаг Леонид. – Тогда надо действовать немедленно.

3

Леонид Горшков и Илья Петряков осторожно подъехали к пасеке тугайкульского казака Сорокина. В мелком березняке укрыли лошадь и легкие дрожки, двинулись к дому Константина Рогалева, жившего на краю поселка Ашанинских копей. Друзья идут молча, разговаривать не о чем. Задание подпольного комитета ясно: взять с собой Костю Рогалева и освободить Кормильцевых.

В доме Рогалевых света нет. Леонид осторожно стучит условным стуком в окно. Медленно текут минуты. Слабо скрипит дверь.

И вот уже трое идут в ночи. В стороне мерцают редкие огни шахты «Александр», да кое-где в окнах тлеет желтоватый свет. Крадучись, приближаются к амбару, невдалеке от белогвардейского штаба. Здесь закрыты Михаил и Захар Яковлевич Кормильцевы, до них остается менее сотни шагов. Первым идет Илья. Он бесшумно приближался с южной стороны к амбару. Остановился, увидел неподвижно сидевшего часового. Короткий взмах руки товарищам, торопливо, в два прыжка – к часовому. Выхватив винтовку, зажал рот, скомандовал:

– Тихо! Пикнешь – убью…

Леонид и Константин связали часового, засунув в рот кляп. Рослый, плечистый Рогалев, не теряя времени, нащупал замок, легким ломиком взломал его. Железо глухо звякнуло, дверь подалась. Пахнуло прелой соломой и неприятной сыростью.

– Илья, замени часового, ты в шинели и фуражке, – скомандовал Горшков. – Костя, идем со мной.

В углу лежали Кормильцевы. Бросился к ним Рогалев, разрезал веревки, поднял Михаила и понес к выходу. Следом вел грузного Захара Яковлевича Леонид Горшков.

Пока выбирались из поселка, рисковали ежесекундно наткнуться на патрулей. Леонид и Костя шли с трудом: слишком тяжелыми были ноши. На окраине поселка идущий впереди Рогалев камнем упал с Мишей на землю в полынь, подал голос:

– Ложись!

В темноте друзья различили двух солдат. Леонид достал наган. Но пьяное бормотанье подошедших успокоило его. Невольно подумал, что солдаты могут пройти мимо амбара, где, заменяя часового, все еще стоял Илья Петряков.

Наконец добрались до подводы в березняке. Появился Илья Петряков. Быстро усадили Кормильцевых в дрожки.

– До смены часового осталось около получаса. Будем держать направление к урочищу Курлады.

К урочищу добрались благополучно. Сняли с дрожек Кормильцевых. Очнувшись, Михаил слабо простонал:

– Пить.

Озеро было рядом, но в чем принести воды? Илья Петряков нашел ржавую банку, побежал к озеру, набрал воды.

С каждым глотком прибывали силы у Михаила.

– Слушай, Леня, – он повернулся к Леониду, – надо немедленно сообщить Голубцову и Екимову очень важные сведения. На днях приедут командующий местной группировкой войск генерал Сахаров и начальник Челябинской контрразведки капитан Госпинас. Они обеспокоены частыми срывами поставок угля для армии, предлагают водить шахтеров на работу под охраной солдат, – Миша закрыл глаза, облегченно вздохнул и снова заговорил: – Помнишь тех, кого арестовали в июне после взрыва железнодорожного моста между Козырево и Ванюши. Секретаря партячейки Кыштымских копей Прокопьева, десятника Федора Иванова, шахтера Долгова, Ивана Трусова, Федора Наумова. Их на днях повезут из Челябинска в Новониколаевск[14]14
  С 1925 года – Новосибирск.


[Закрыть]. Это мне Настя Собакина сказала. Как Настя? Ее не забрали?

– Ушла она, – отозвался Горшков. – Сам видел. Я же рядом с тобой был, бросил в Долгодворова пакет с известью, но промахнулся.

Застонал Захар Яковлевич. Жадно стал глотать воду.

– Урядника Урванцева, ребята, не забудьте, – произнес он. – Старался побольнее бить…

Наплывал серый рассвет. Медлить было нельзя.

– Укроетесь пока в стоге сена, – сказал Леонид. – Я скоро вернусь. Привезу хлеба и воду. День придется пролежать здесь, а ночью перевезем.

Устроили в сене лаз, помогли перебраться туда Захару Яковлевичу и Мише, дали им винтовку, пять гранат, сорок патронов, И вот уже мягко проскрипели колеса дрожек, стало тихо.

Вставал рассвет. Миша задремал. Захар Яковлевич зорко посматривал в щелку за дорогой, охраняя сон сына. И вдруг замер. Шесть всадников мчались в сторону Севостьяново. И снова вокруг глухая утренняя тишина.

А казаки скакали в Севостьяново не случайно.

Как и предвидел Леонид Горшков, исчезновение арестованных обнаружили только при смене часового. Чех Марко весело шутил, развязывая солдата:

– Богу слава, что живым оставили тебя. Много их было?

– Трое.

– Не заливай, друг. На такое дело большевики ходят всегда целым взводом.

– Хотел бы я тебя видеть на моем месте.

Весть о побеге Кормильцевых привела Норенберга в ярость.

– Идиоты! – кричал он на разводящего. – Вам свиней пасти, а не арестованных! Живо часового под арест! Поднять по тревоге взвод конных казаков! Разослать нарочных в соседние поселки и деревни. И пусть казаки не возвращаются, пока беглецы не будут здесь.

В напряженном ожидании сидели на конспиративной квартире Казимира Купора Степан Голубцов и Василий Екимов. Густая осенняя тьма ночи неохотно уступала место безликой предутренней мгле. Василий Яковлевич подошел к окну.

– Чем ближе к рассвету, тем труднее будет Горшкову с ребятами возвращаться, – тихо сказал Екимов. – Чего они медлят? Или не удалось освободить Кормильцевых?

И снова в комнате безмолвие.

Легкий стук в дверь. Все замерли. Еще один стук. Приподнял голову Егор Полещук, спавший с полуночи на койке, рванулся рукой под подушку, к нагану.

– Тихо, – остановил его Голубцов, подходя к двери.

И третий стук. Все облегченно вздохнули: свои.

– Открывай, – кивнул Голубцов Казимиру.

Вошел улыбающийся Леонид Горшков. На лице – ни капли усталости. Кивнул головой и сказал:

– Все в порядке.

– Молодцы, ребята, – кивнул Екимов, когда Леонид обо всем рассказал. Помолчав, обернулся к Полещуку: – Через часик-другой, как появится на улицах народ, езжайте в Челябинск к Софье Авсеевне. Сообщите все, что слышали от Горшкова. Возможно, там примут меры по спасению людей, которых отправляют из Челябинска в поезде смерти. Привезите два паспорта, пропуска. Кормильцевым здесь оставаться нельзя.

– Хорошо, – мотнул головой Полещук.

– Попроси хотя бы сотню листовок, – добавил Голубцов.

Екимов повернулся к Горшкову.

– Сегодня ночью отвезешь Кормильцевых на заимку к Федулу Царионову. А сейчас, Леня, осторожно проберись к дому Кормильцевых. Возьми чистую одежду и что-нибудь из еды.

– Опасаюсь, смогут ли Кормильцевы в стогу сена пробыть незаметно до ночи. Мимо шныряют патрули, кто-нибудь ненароком захочет покормить коня.

– Что предлагаешь?

– Днем увезти их на заимку. Сделать по лесу лишний десяток верст, зато люди будут в безопасности. Дороги с Курладов до заимки я все знаю, выберу лучшую.

Опасное дело предлагал Горшков. Казачьи разъезды рыщут, конечно, по всем тропам. Но и в стоге сена Кормильцевым оставаться опасно.

– Что ж, Леня, действуй, – Екимов протянул руку. – До сих пор тебе чертовски везло, авось счастье не отвернется и на сей раз от тебя.

– А я его к лошадиной дуге привяжу, никуда не денется, – отшутился Леонид.

У Кормильцевых не спали. На осторожный стук сразу же отозвалась хозяйка, Анастасия Семеновна.

– Я Горшков, – приглушенно ответил Леонид.

– Где наши? – Анастасия Семеновна опустилась на стул. – Измучилась я.

– Живы-здоровы! Быстрее дайте одежду и чего-нибудь поесть.

В комнате жарко. Леонид расстегнул пиджак, и Анастасия Семеновна заметила за поясом парня наган и две ребристые гранаты.

– Это к чему? – кивнула на оружие. – Сплошняком же патрули бродят.

– Для них и припас, – улыбнулся Леонид.

Собрав узел с одеждой и едой, хозяйка сунула Леониду бутылку перцовой настойки.

– Пусть побои смочат, полегчает, – тихо сказала она.

Леонид вышел из дома, огляделся. Кое-где над бараками и землянками уже вились чахлые струйки дыма. Поселок начал оживать. И все же Горшков опять пошел огородами. Лучше попасть под сердитый окрик хозяйки, чем в руки патрулей.

Вернувшись в березовый перелесок, где оставил лошадь, Леонид решил, что ехать еще рано, прилег и незаметно задремал. Лишь ощутив на лице ласковую теплоту солнечных лучей, торопливо вскочил. Судя по поднявшемуся солнцу, было часов десять-одиннадцать.

Ненакатанными лесными дорогами мчал конь дрожки к урочищу Курлады. Оба – Миша и Захар Яковлевич – вылезли из стога на тихий окрик Леонида.

– Ого! Да вы уже на поправку пошли, – засмеялся Леонид. – Вот вам одежда, переодевайтесь. Потом подкрепляйтесь и живее на заимку Федула Царионова.

Окровавленную одежду сожгли. Поехали обходной лесной дорогой.

Подъезжая стороной к дороге на поселок Афон, Леонид передал вожжи Захару Яковлевичу.

– Мы с Мишей будем наготове. Здесь рядом дорога на Челябинск, всего можно ожидать, – и обернулся к Михаилу. – Стрелять сможешь?

– Конечно!

Уже за поселком неожиданно увидели вдалеке двух конников.

– Не очень хочется, чтобы беляки видели, куда мы едем, – тревожно, прищурив глаза, произнес Леонид. – А их нам не миновать. Видишь, как быстро скачут. Что ж, придется ссадить их. Бери ближнего.

Не более пятидесяти саженей оставалось солдатам до дрожек, когда грянули два выстрела. Белогвардейцы свалились с коней. Леонид подбежал к ним. Прихрамывая, подошел и Миша. Они забрали у белогвардейцев документы, оружие. Это были солдаты из комендантского взвода 21-го Челябинского кадрового полка. Кони стояли невдалеке. Поймать их не составило большого труда. В подсумке одного седла нашли пакет под сургучной печатью на имя управляющего копями Попова.

Леонид осторожно вскрыл пакет:

«Подателю сего без промедления выдать пять вагонов угля. Генерал Сахаров».

Леонид присвистнул:

– Ого! От самого генерала. Надо передать Екимову. Значит, так, Миша. Трупы бросим в волчью яму, здесь много таких, забросаем чащей. Коней заберем, пригодятся.

На заимку Царионовых приехали к обеду. Федул Царионов покачал головой:

– Сказали, что на дрожках появитесь, а вы на лошадях. Аль встретили кого на дороге?

– Верно, дядя Федул, – засмеялся Леонид.

После обеда Горшков стал собираться. Надо было срочно доставить документы убитых и пакет в штаб подпольной организации.

– С версту отъедешь, – напутствовал Федул, – накосишь травки. Если кто встретится – ездил за травой. Лошадей трофейных я припрячу.

Михаил Кормильцев молча подошел к другу, положил руку на плечо.

– Свидимся ли, не знаю, Леня, – дрогнувшим голосом сказал он. – Но тебя я забуду разве что тогда, когда могила моя порастет зеленой травой.

– Рано нам, Мишенька, умирать, – засмеялся Горшков.

Он легко прыгнул в дрожки, помахал рукой. Долго ему вслед смотрел Михаил. Грустно было на сердце, словно навсегда прощался с другом.

Но Леонид появился под вечер через неделю. На улице бушевал ливень, раскатисто гремел гром, сверкали молнии, и при свете их хозяйка заимки первая увидела трех всадников, скачущих по дороге.

– Казаки!

Кормильцевы бросились из дома, влезли на сеновал, взялись за винтовки. Но вот задергалась веревочка, проведенная на сеновал из дома. Значит, приехали свои.

Увидев Голубцова, Екимова и Леонида, Михаил бросился обнимать их.

– Засиделся здесь. Вы там делом заняты, а мы, как сурки в норе. Стыдно даже.

– Ничего, подошел и ваш черед, – улыбнулся Екимов. – Вот вам паспорта. Сегодня привезли из Челябинска. Езжайте к партизанам в Кочкарь.

Степан Викторович Голубцов напутствовал:

– В Кочкаре остановитесь у Кузьмы Демидова.

Захар Яковлевич хорошо знал Демидова и, одобрительно качнув головой, произнес:

– Мужик он надежный.

Голубцов продолжал:

– Демидов отведет вас к товарищу Арсеньеву, учителю из деревни Житари. Арсеньев поможет вам связаться с подпольной группой Ивана Шадымова. Связь с Арсеньевым наладил Степан Демин. Он недавно ездил в Кочкарь.

Прощаясь, Леонид протянул Михаилу парик:

– Пригодится на первые дни в пути.

4

Глухой сентябрьской ночью от заимки казака Федула Царионова отошли двое. Через несколько метров они остановились, оглядываясь и прислушиваясь к лесным шорохам. Тихо. Намокшая листва березняка не шуршит под ногами, легко в такую ночь наскочить на засаду.

Молча шагали отец и сын в темноте ночи к казачьей деревеньке Синеглазово. Туда они заходить не будут, но чтобы не заблудиться, пойдут около проселочной дороги. Чем дальше, тем труднее идти, усталость берет свое. Короткий привал и снова в путь.

Захар Яковлевич заметил в стороне от проселочной дороги полевую избушку, кивнул сыну:

– Зайдем?

Прячась за кустами, подошли к домику. Михаил помедлив, постучал. Ответа нет. Он толкнул дверь, осмотрелся. Нары во всю стену, небольшой столик. На полу газета. Михаил поднял ее.

– Белогвардейская брехня. Значит здесь бывают белые.

Улыбаясь, прочитал заметку о приезде в Челябинск «бабушки русской революции Брешко-Брешковской».

– Это не та развалина, что к нам на копи приезжала с охраной? – спросил Захар Яковлевич.

– Она, – усмехнулся Миша. – Расхваливала белогвардейскую власть…

– Казаки! – глянув в окошечко, крикнул Захар Яковлевич.

По дороге проезжал конный разъезд. Один из казаков указал в сторону избушки, приостановил коня. Но ехавший впереди лениво махнул рукой.

– Немедленно уходить отсюда, – быстро сказал Захар Яковлевич, когда казаки скрылись за перелеском.

Едва залегли в кустах, как Михаил подтолкнул отца:

– Смотри!

К избушке двигались трое вооруженных людей в штатском. Не успели они войти в нее, как на дороге показались конники. Казаки спешились и стали пробираться к избушке.

Грянули выстрелы, двое из наступавших упали, остальные залегли. Несколько солдат зашли с тыла домика, там не было окон, и начали таскать хворост.

– Поджечь хотят, гады, – процедил сквозь зубы Захар Яковлевич. – Что же делать?

Пламя разгоралось быстро. Вот распахнулась дверь, метнулись из нее трое в штатском. Защелкали выстрелы, и они упали.

– Давай гранатой, – сказал Захар Яковлевич. – А я в офицерика пульну.

Михаил бросил гранату удачно, прямо в группу казаков, скопившихся возле убитых партизан. Те, что остались в живых, вскочили на коней и поскакали прочь.

– Подберем карабины с патронами и теку надо давать, – торопил Захар Яковлевич. – Казаки опомнятся, сотню сюда пригонят.

На трофейных конях мчались Кормильцевы к Кочкарским приискам. Поздним вечером сделали привал, потом снова поехали, выбирая едва приметные тропки. На третьи сутки на рассвете увидели они дома прииска. Расседлав коней, спутали их и пустили в лесу. Седла и оружие спрятали. По редкому березняку спустились на улицу прииска. До дома Демидова рукой подать.

– Идем по одному, – приказал Захар Яковлевич.

Вот и знакомые Кормильцеву-отцу ворота демидовского дома, Захар Яковлевич подождал сына.

Хозяин встретил их на крыльце. Даже расспрашивать ничего не стал, впустил в комнату. А когда они умылись и основательно после трех голодных дней подкрепились, Демидов отослал хозяйку доить корову.

– Заодно и свежего квасу принеси, – сказал он.

Захар Яковлевич посмотрел на Кузьму с хитринкой.

– Побаиваешься?

– Баба в любом деле вредит, – усмехнулся Кузьма. – Ну, говори, как там наш Степан Демин? Как другие кочкарские?

– Живут и здравствуют. Ты не меня об этих делах спрашивай, а его вот, – кивнул не без гордости на сына.

Кузьма с интересом посмотрел на смущенного Михаила.

– Я хотел спросить, – начал Михаил, – как поживает кум и сват?

– Учительствует, – паролем на пароль твердо ответил Демидов.

В комнату вошла хозяйка с подойником в руках. Налив по огромной глиняной кружке молока, принялась угощать Кормильцевых.

– Пейте-ка. Небось, от парного молочка отвыкли. Ты бы поменьше их разговорами занимал, а потчевал бы, – сказала она Кузьме. – Вижу ведь, что не от матушки родной едут. На лицах шрамы да и отощали.

Демидов и Кормильцевы застыли от изумления.

– Не бойся, не проговорюсь. Думаешь, не вижу, – обратилась она к мужу, – как ты по субботам гостей в баньке принимаешь? А ведь молчу.

Кузьма рассмеялся. Теперь уже смело разговаривали мужчины в присутствии хозяйки. Договорились, что Демидов через верных людей свяжется с Арсеньевым, Шадымовым и Емлиным, узнает, куда направиться Мише. Захар Яковлевич к партизанам идти не решался, годы не те.

Прошла неделя. По совету Демидова лошади и оружие, привезенное Кормильцевым, были переданы в партизанский отряд Ивана Шадымова, действовавшего в районе Кочкарских приисков. Демидов устроил встречу Михаила с его учителем Егором Григорьевичем Корневым, одним из подпольных связных. «Егорыч», как называли Корнева, «случайно» встретил Мишу возле электростанции. Он был рад встрече со своим бывшим учеником.

И. И. Шадымов.

– Завтра в три приходи, – тихо сказал он. – Будет Арсеньев.

В этот же день Михаил пошел к уполномоченному французско-бельгийской акционерной кампании Герамбургу.

– В шахту взять не могу, не доверяю, – коротко ответил тот. – К золоту не всякого можно допустить. На разные работы, пожалуйста, прошу.

– В таком случае, возьмите и отца, – попросил Михаил.

– Через неделю приходите, – кивнул Герамбург. – Будете работать на ремонте хозяйственных построек и складов.

В дверь домика, где жил Корнев, Михаил постучал ровно в три часа. Учитель сам встретил его, провел в комнату. За столом пили чай, как заправские гости, Иван Иванович Шадымов, Андрей Семенович Арсеньев.

Хозяин с улыбкой представил Михаила:

– Гость с Челябкопей. Михаил Захарович Кормильцев. Садись, Миша, вместе с нами чай пить.

До вечера затянулась беседа в маленьком доме Корнева. Кочкарские подпольщики поручили Мише задание.

– Срочно надо расклеить листовки о диком разгуле белоказаков в Троицке, – сказал Шадымов. Он достал пачку листовок и подал Михаилу. – Связь с нами держи через «Егорыча».

Расположение приисков Михаил знал хорошо. В детстве вместе с друзьями бывал почти на каждом прииске и рабочем поселке. Расклеивая листовки, Михаил неожиданно столкнулся с двумя подвыпившими местными милиционерами. Одного из них, Салина, Михаил помнил с детских лет. Салин пристал к Кормильцеву:

– Чего ходишь здесь?

За пазухой были листовки. Улучив момент, Кормильцев сшиб с ног обоих и скрылся. Вечером Михаил рассказал об этой встрече Демидову:

– Салина я знаю. Осенью 1916 года он кузнеца Евстигнея Егорова за выступление против обсчета рабочих в кутузку отправил.

Но Демидов сурово отчитал юношу:

– Действовать надо осторожно, обдумывать каждый свой шаг при выполнении задания.

Вот уже третий день ремонтировал Михаил сарай во дворе комендатуры. Наступали сумерки. А за пазухой у Михаила – последняя листовка. Миша пролез в щель сарая, очутился возле забора, быстро приклеил листовку. Незаметно вернулся и продолжал отесывать балку. Из раскрытых окон кабинета коменданта доносились голоса. Комендант что-то сказал. Судя по сиплому басу, ему ответил Бычков, помощник коменданта.

– Спокойно, говоришь? – вдруг закричал комендант. – А это что? Покажи-ка ему, Рогожин, эту бумагу! Совсем ведь еще свежая, клей даже не просох.

На крыльцо вышли Бычков и Рогожин. Помощник коменданта позвал Кормильцева:

– Иди-ка сюда, парень. Не видел, кто проходил здесь только что?

– Он, – мотнул головой на Рогожина Михаил.

– Знаю, – поморщился Бычков, – а еще кто?

– Не знаю, не видел, – пожал плечами Михаил.

– Ну и дурак, – отвернулся помощник коменданта.

Оба белогвардейца ушли. Миша собрал инструмент в ящичек и занес, как это он делал и раньше, в сарай. Отряхнув с пиджака и брюк маленькие щепочки, вышел со двора комендатуры. Бычков и Рогожин были уже далеко, и Кормильцев, не оглядываясь, скрылся в проулке.

5

Фельдфебель Долгодворов резко распахнул дверь, прошел, пьяно покачиваясь, к столу.

– Вот что, Екимов, – сурово глянул он на Василия Яковлевича, – явишься к двум часам дня к его благородию господину Норенбергу.

– Зачем?

– Они мне не докладывают.

Сам посмотрел кругом, увидел жену Екимова – Прасковью – и подумал, что у нее, наверное, припасена бутылочка горькой настойки.

– Вот что, – сдвинул брови Долгодворов, – вы как насчет самогонки, а?

– Не занимаемся, – коротко ответила Прасковья.

Долгодворов хмыкнул, побарабанил пальцами по столу.

– Ну, ну, – повернулся к Екимову, – понял меня? Ровно к двум. Опоздаешь – пороть буду, ясно?

Не дождавшись ответа, Долгодворов вышел из землянки.

Жена бросилась к Василию Яковлевичу.

– Зачем это, Васенька? – тревожно спросила она. – Неужто пронюхали?

– Не должны, – помолчав, сказал он. – Не стал бы Норенберг посылать за мной Долгодворова, сам бы нагрянул.

Екимов терялся в догадках: зачем потребовалось Норенбергу вызывать его? Неужели схватили ребят на станции Потанино, где они должны были поджечь ночью три вагона с углем? Сумела ли Настя Собакина с Леной Овечкиной вчера вечером доставить в солдатские казармы листовки?

Не торопясь, шел он от поселка через жиденькую березовую рощицу. Времени впереди много. Надо сообщить своим, что вызвал Норенберг. Начал моросить мелкий дождь. В кустах послышался приглушенный голос совы.

«Странно, почему это она днем кричит?» – глянул туда Екимов и рассмеялся: возле дерева стоял Максим Филиппович Семенов.

– Долгонько ты идешь к Норенбергу, – сказал он, подходя. – Я изрядно успел промокнуть.

– Откуда ты знаешь, что он меня вызвал?

– Начальник милиции урядник Топилин сказал об этом телефонистке Анне Царевой. Говорит, Норенберг решил, что ты имеешь какое-то отношение к операции по уничтожению угля на станции Потанино.