Текст книги "Крепость не сдается"

Автор книги: Яков Порохин

Соавторы: Владимир Рублев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– А вы, Степан Викторович? – не удержался Леонид.

– Видишь ли, – улыбнулся тот, – и я буду работать вместе со всеми, но бывший председатель исполкома Совета у карателей на примете. Пришлось оставить в Совете кое-какие фальшивые бумаги.

Леонид так и не видел в темноте штольни еще одного человека, пока тот не окликнул его:

– Чего же, Леня, не здороваешься?

По голосу Леонид узнал Василия Яковлевича Екимова. Но как он оказался на копях?! Ведь он, говорили, служит в Красной гвардии, воюет против Дутова.

В. Я. Екимов.

– Удивляешься, что я здесь? – снова спросил Екимов. – Дома-то спокойнее, не каждая пуля найдет.

В голосе Екимова ясно слышался смех.

– Ладно, не мучай парня, – сказал Голубцов. – Прибыло нашего полку, Леня.

– Ну, тогда здравствуйте! – шагнул к Екимову Леонид.

– И это еще не все, – сказал Голубцов. – Тебе, Леня, с твоим десятком есть серьезная работа…

И тихо, поминутно прислушиваясь к ночной тишине, начал объяснять Горшкову новое задание.

6

В ночной тишине полное безмолвие. Собственные шаги кажутся резкими, и Василий Яковлевич ступает все более осторожно, чем ближе подходит к своей землянке. На шахту он еще не устроился, и попадаться безработному в руки карателям было опасно. Первые дни ушли на связи с оставшимися коммунистами, на организацию строгой конспирации, как учила Софья Авсеевна Кривая, работник Челябинского горкома РКП(б), оставленная в городе для подпольной работы.

Софья Кривая дала Екимову пачку листовок и наказала:

– Крайне необходимо, чтобы жители обратили внимание на подпись. Пусть знают, что партия ушла в подполье, но она действует, она руководит борьбой народа.

Сейчас, возвращаясь домой, Василий Яковлевич размышлял о том, что идет, кажется, все хорошо. Собственно, начало организации положил неутомимый Степан Голубцов.

«А Леня Горшков очень повзрослел, – подумал Екимов. – Никогда бы не поверил, что из этого отчаянного забияки подпольщик получится. Да и Степан Викторович не ожидал, что представителем подпольного городского комитета партии окажусь именно я».

Василий Яковлевич засмеялся, вспомнив, как он пришел к Голубцову. Поговорили о разных пустяках, вместе просмотрели номер «Огонька» за 1916 год. Выждал Василий Яковлевич для порядка еще немного времени, говорит Степану Викторовичу:

– Спички с картинкой бравого казака у вас есть?

Степан Викторович встрепенулся. Это был пароль. Спросил, пряча в усах настороженную улыбку:

– А сколько?

– Одну тысячу.

– Спички есть, но дорогие.

Екимов молча положил на стол пять сторублевок царской чеканки. Не вытерпел тут Голубцов, вскочил, схватил товарища в объятия.

«Начало есть, – снова подумал Екимов, приближаясь к своей землянке и оглядываясь. – Теперь – за дело…» И отпрянул в сторону, наскочив в густой тьме на идущего навстречу человека.

– Стой! – крикнул тот.

Екимов перемахнул через изгородь, пробежал по грядам огорода. Еще несколько метров – и он окажется в березовом перелеске. Но там могут организовать облаву, Василий Яковлевич ничком упал между грядок, затаился. Так и есть. Преследовавший помчался по проулку прямо к перелеску. Вдали послышались голоса, вероятно, появился патруль. Куда скрыться? Дом рядом, но ночью здесь возможны обыски. Возвращаться к Голубцову далеко и небезопасно. Екимов знал, что невдалеке есть шурф старой шахты. Крадучись, держа на взводе руку с наганом, добрался до шурфа.

Утром Василий Яковлевич шел домой в час, когда шахтеры ночной смены возвращались с работы. Так было безопасней, И все-таки пришлось избрать самый короткий путь. Но все обошлось благополучно. Лишь Прасковья Владимировна всплакнула, приникнув к плечу мужа.

– Ну, ну, – ласково успокаивал он жену. – Все хорошо. Никто не приходил?

Она отрицательно покачала головой, и Василий Яковлевич с минутным сожалением подумал, что мог ночевать и дома.

– Дай старую робу, иду устраиваться забойщиком. И вечером скоро не жди, немного задержусь.

Рабочие были нужны. В эту же смену Василий Яковлевич спустился в шахту. Леонид Горшков успел ему сказать, что освобождены Михаил Вдовин и Алексей Гусев, арестованные в первые дни после прихода карателей. Гусева Екимов не знал, а вот Вдовина надо было привлечь к активной работе – это человек решительный.

В низком забое полутемно. Времени с начала смены прошло много, но шахтеры еще не работали. Кто-то испортил подъемные лебедки.

– Почаще так делали бы, – сказал пожилой забойщик. Василий Яковлевич приостановил шаг.

– Тише, напорешься на какую-нибудь дрянь, – оборвал его товарищ. – Слышал, таскают то одного, то другого. Оружие, что ли, ищут.

– Пусть ищут, – отозвался пожилой. – Кто прятал – не дураки. Эй, кто тут? – окликнул он Екимова.

Познакомились, стали тихо разговаривать. Вскоре товарищ пожилого отошел.

– Слышь-ка, что скажу, – сказал пожилой. – Я ведь знавал тебя раньше. За большевиков ты шел, а потом на Дутова укатил. А сейчас-то как на копях оказался? Аль разбежались там наши все?

– Нет, не разбежались, – ответил Екимов. – Я по ранению отстал, добрые люди вылечили, подался домой. Армия-то наша далеко, не сразу доберешься.

– Оно так, – хмуро кивнул пожилой. – Конечно, и здесь дело найдется. А обо мне не заботься, не выдам.

Тепло и удивительно спокойно стало на сердце у Василия Яковлевича.

23 июля 1918 года под руководством Екимова, Голубцова и Полещука был создан стачечный комитет. В него вошли: председатель правления объединенного профсоюза И. М. Масленников, секретарь профсоюзной организации Южной группы копей Ф. Е. Царегородцев и рабочий с Кыштымских копей Дмитрин. Через несколько дней члены стачечного комитета были арестованы.

В ответ на массовые аресты, увольнения рабочих и выселения их с квартир Екимов и Голубцов организовали забастовку. Она мощной волной прошла по всем копям Челябинского района. Белогвардейцам было предъявлено требование – немедленно освободить арестованных. На третий день забастовки арестованные, в том числе и члены стачечного комитета, были освобождены[9]9
  Партийный архив Свердловского обкома КПСС, ф. 41, оп. 1, д. 758, л. 6.


[Закрыть].

Большую подрывную работу в тылу белогвардейцев проводили и коммунисты-татары Дахретдин Хуснутдинов, Ахматша Файзуллин, Юнус Габдрашитов, Файзутдинов, Минатудзинов, Мухамедзянов, Шаймардан и Хусаин Сундуковы. Они распространяли листовки, выводили из строя горношахтное оборудование, добытый уголь мешали с породой.

Для более оперативного руководства партийными ячейками по решению городского комитета РКП(б) было создано два райкома партии. Один – на станции Челябинск и на заводе «Столль и К°», другой – на угольных копях.

…Заседание проходило на конспиративной квартире К. М. Рогалева. В состав районного подпольного комитета копей вошли: «В. Я. Екимов – председатель комитета, С. В. Голубцов – секретарь, Е. В. Полещук – заведующий отделом связи, Ф. Е. Царегородцев – заведующий отделом снабжения, М. Ф. Вдовин – заведующий отделом Красного Креста»[10]10
  Партийный архив Челябинского обкома КПСС, ф. 77, оп. 1, д. 12, л. 1.


[Закрыть], казначеем был избран С. П. Демин.

М. Ф. Вдовин.

Организовали подрывную группу в составе И. Масленникова, Л. Горшкова, И. Петрякова, К. Рогалева, Д. Хуснутдинова. На этом же заседании избрали особую группу с целью: объединять рабочих-подпольщиков Челябинских копей в «десятки» по месту их работы. В эту группу вошли: И. Масленников, П. Бухалов, Л. Горшков, Д. Хуснутдинов, И. Петряков, К. Рогалев, А. Отрыганьев, П. Сазонов, И. Лазовский и другие. Они должны были поддерживать полнейшую связь с подпольным районным комитетом.

После совещания Екимов подозвал к себе Леонида Горшкова, охранявшего вместе с Ильей Петряковым заседание комитета, и напомнил ему:

– Не забыл о поручении? Завтра ночью надо побывать на Кыштымских копях. За листовками зайдешь сейчас же к Степану Викторовичу.

Леонид был рад, что первое поручение подпольного комитета партии доверялось выполнить именно ему, руководителю ячейки социалистического Союза рабочей молодежи.

– Побывай у Михаила Вдовина и Петра Бухалова. Расспроси, как провели операцию со взрывом железнодорожного моста между разъездами Козырево и Ванюши. Предупреди, чтобы с этого дня самостоятельно не действовали. Из-за взрыва пошли сплошные аресты. Передай, что Наумова и Трусова в Челябинске расстреляли. Скажи Вдовину, пусть завтра приходит к Федору Царегородцеву. Есть дело. Будет возможность, навести Феликса Яшкевича, Федора Щекатурова. Спроси, как они чувствуют себя после ареста и белогвардейских плетей. Скажи, что деньгами на время болезни и лекарством обеспечим.

На следующий день пара рысаков лихо промчалась из Челябинска по проселочной дороге к заимке казака Федула Царионова. Нарядно одетую девушку встретил сам Екимов. Встречные прохожие не могли даже и заподозрить, что приехавшей была Софья Авсеевна Кривая. Внимательно наблюдая за идущим впереди Екимовым, она дошла до дома Царегородцева. Здесь уже были в сборе все члены подпольного районного комитета партии.

7

День начинался. Редкой вереницей шли к шахте забойщики и саночники. Зато к проселочным дорогам из поселка тянулись одна за другой подводы, нагруженные домашним скарбом.

Леонид знал: едут выселенные из копей семьи красногвардейцев. Одна из телег поравнялась с ним. Тихий стон молодой женщины перекрыли торопливые слова пожилого мужчины, сидевшего на облучке:

– Потерпи, Аннушка, потерпи. Уехать побыстрей надо.

Леонид остановился. Он узнал Анну Ряшину – жену красногвардейца Никиты Ряшина. В поселке рассказывали, что по указке квартирного старосты Дружкина казаки ворвались в дом Ряшиных, избили Анну на глазах у малолетних сынишек, выбросили вещи на улицу.

Всю эту смену Леонид работал молча, вспоминал утреннюю встречу. В душе крепла ненависть к белоказакам.

…Августовский вечер тих и свеж. В полутьме улицы поселка кажутся вымершими. Люди не выходят из бараков. Изредка раздается торопливый цокот лошадей – это спешит казачий разъезд. Идти до Кыштымских копей в эти часы опасно. Леонид, конечно, опять пойдет перелесками около дороги. Ашанинские копи, там расположился белогвардейский штаб, придется миновать левее, держась ближе к озеру Солодяк.

Леонид спрятал под рубашкой пачку листовок. Заткнул за пояс брюк наган, сунул за голенище сапога нож и вышел из барака.

Позади остался Пентеговский разрез. Юноша шагал к небольшому болоту, поросшему мелким кустарником. Здесь меньше всего можно ждать патрулей. Чмокала в стареньких сапогах болотная вода, с кустов, мокрых после дневного дождя, сыпались капли воды, и одежда вскоре промокла. Но за листовки он был спокоен. Дарья Кузьминична Голубцова обернула их куском клеенки, перевязала пачку тонкой бечевкой.

Вот и опушка леса у Злоказовского поселка. Леонид долго всматривался вдаль, в сторону поселка, прислушивался. Вокруг тихо. Но это была предательская тишина. Отсыревшая после дождя земля скрадывала звуки, и казачьего атамана Федорова с двумя солдатами Леонид заметил уже выйдя из леска. Атаман, вероятно, возвращался в Тугайкуль со Злоказовских копей. Камнем упал в мокрую траву Леонид, ящерицей прополз до кустов и замер, зажав в руке наган. В какой-то миг снова с благодарностью вспомнил Дарью Кузьминичну.

Переждав, когда Федоров с солдатами скроются за поворотом, Леонид поднялся. Дальше путь был менее опасен. До самых Кыштымских копей селений не было.

Тихо идет по лесу Леонид, вслушиваясь, когда заплещется озеро, от которого до поселка Кыштымских копей не более километра. Идет настороженно, и все же обрывки воспоминаний вспыхивают и гаснут в голове. До сих пор неизвестно, что стало с Евдокимом Лукьяновичем. Одни говорят, что его расстреляли возле станции Аргаяш, другие – задушили в штабном вагоне при допросе.

Леонид вспоминает прощальное пожатие Андреева. «Где он сейчас?» – мелькает мысль.

Потянуло свежестью. Значит, озеро рядом. Запахло смородиной и черемухой. Выбирая ногой нетопкие места, Леонид подошел к воде, зачерпнул в пригоршни, жадно стал пить солоноватую влагу, поплескал на голову. Неожиданно уловил нерусскую речь. Он отскочил от воды и лег за кустами тальника. Солдаты прошли совсем рядом и остановились в двух-трех шагах, положили винтовки на землю. Один из них вошел по колено в озеро, в тишине послышался плеск. Подошел к воде и второй солдат. Теперь он был от Леонида рукой подать.

На раздумье времени не было. Вскочив, Леонид нанес ему рукояткой нагана удар по голове. Тот грузно повалился в воду. Другой солдат ошеломленно замер на миг, но тут же метнулся к винтовкам. Леонид ничком бросился наперерез, ухватил его за ноги, и оба оказались в воде. Завязалась борьба. Солдат навалился на Леонида, и тот, погрузившись в озеро, хлебнул воды. Собрав все силы, юноша рванулся в сторону и ударил белочеха наганом по голове. Ему показалось, что удара не получилось, но солдат обмяк, осел и свалился в воду. Леонид из последних сил держал голову врага в воде. Вскоре все было кончено.

Качаясь от изнеможения, Горшков добрался до берега, обыскал лежавшего там солдата. Пачка денег и наган – все, что нашел он у него. Взяв винтовки, торопливо пошел от озера. Обессиленный, Леонид не очень соблюдал осторожность, когда шел по темной улице поселка. У дома Михаила Вдовина остановился. И вдруг кто-то сильно скрутил руки, втолкнул в рот тряпку. Его поволокли в ограду. Скрипнула дверь, он оказался в плохо освещенной комнате. Леонид различил около стола Михаила Вдовина. Тот удивленно посмотрел на Горшкова, быстро подошел к нему, вынул кляп изо рта и неожиданно расхохотался:

– Это же Леня Горшков.

Григорий Нищих, тот, кто привел Леонида, смущенно сказал:

– Оружьице при нем солидное – две винтовки да два нагана. Я и решил: следит за нами.

– Ну, с чем пожаловал? – Вдовин положил руку на плечо Леонида.

– Крепко хватанул, – недовольно повел глазами на Григория Леонид.

– Смотри-ка, – к столу подошел Петр Бухалов. – Я тебя поначалу не признал, Леня.

Горшков передал листовки. Рассказал о первом заседании созданного районного подпольного комитета, сообщил Вдовину все, что просил передать ему лично Голубцов, и заторопился:

– Светать скоро будет, обратно надо.

Григорий Нищих и Леонтий Федячкин привели лошадей.

– Я довезу тебя до Тугайкульского леса, – сказал Петр Бухалов. – Дальше на лошадях опасно.

У Тугайкульского озера друзья распрощались, Леонид подарил Бухалову одну из трофейных винтовок. Вторую винтовку и оба нагана спрятал в укромном месте возле заимки Головешкина. В поселок идти с оружием сейчас было рискованно.

Леонид шел по тропке спокойно: если даже его и схватят, никаких улик у контрразведки не было. Сильный удар в голову свалил с ног. Кто-то связал больно руки. В полутьме он заметил, что задержали его два белогвардейских солдата.

– Знать-то, не зря здесь шел, – сказал один из них, видимо, старший. – Веди в штаб. Я здесь еще постерегу. Вертайся живее.

– Вести-то его как? – спросил второй. – Дорог здешних я не знаю.

– Шагай по этой тропке, там и штаб увидишь.

Но солдат в темноте не заметил, что на развилке двух тропинок свернул не на ту, которая вела к штабу. Леонид вскоре понял это, и сердце радостно дрогнуло: они шли к кладбищу вблизи заимок Бойко[11]11
  Ныне улица А. Горшкова в Копейске.


[Закрыть] и Головешкиных[12]12
  Сейчас здесь расположены хлебозавод № 1 и молокозавод.


[Закрыть]. Возможно, что там и удастся избавиться от конвоира.

Шли долго, солдат озирался, стараясь понять, где они находятся. Внезапно Леонид услышал отдаленный стук телеги. Ехать ночью по проселочной дороге мог, конечно, только кто-то из местных жителей.

– Куда ты меня ведешь? – сказал Леонид конвоиру. – Если в штаб, то надо свернуть туда вон, вправо, – мотнул он головой в сторону гремевшей телеги.

Солдат постоял, прислушиваясь, потом буркнул:

– Айда вправо.

На телеге ехал Афанасий Ряшин – брат Никиты.

«Леньку задержали», – понял он и, не раздумывая, бросился на конвоира, едва телега поравнялось с тем. Растерявшийся солдат не сопротивлялся.

– Развяжи руки, – сказал Горшков, когда Афанасий связал солдата.

– А с этим что делать? – кивнул Афанасий на конвоира.

– Ну его, – махнул рукой Леонид. – Заберем винтовку и пусть проваливает.

Он подошел к солдату.

– Вставай-ка и мотай отсюда. Не вздумай следить за нами.

Афанасий и Леонид взобрались на телегу, лошадь с места взяла рысцой. Около барака, где жил Горшков, Афанасий распряг лошадь, сел на нее верхом.

– Завтра забегай, дело есть, – сказал Леонид. – Надо у вас на Ашанинских копях создать свой десяток. Сможешь это организовать? Я помогу.

– Подумаю, – сказал Афанасий. – Кое с кем из ребят переговорю.

8

Знойный день августа. Жаром пышет от земли, но в лесу духоты меньше. Володя Вдовин вытер пот с лица, оглянулся. Все ребята разбрелись по березовой роще, рубашки их мелькали между деревьями. С утра вся компания собирает грибы.

Коля Репин вынырнул словно из-под земли.

– Там кучу сучьев ребята нашли, – сообщил он.

– Ну и что же? В лесу сучьев много.

– Да нет, пахнет падалью.

Составив корзины под березу, юноши принялись растаскивать сучья в стороны. Неожиданно вместе с сучьями из кучи вытащили белую кашемировую шаль с цветастыми полями.

– Смотри, кровь! – крикнул кто-то, указывая на шаль.

– Давай дальше! – скомандовал Володя Вдовин. Под листьями лежала мертвая старая женщина. Лицо ее в нескольких местах оказалось проколотым острым оружием, вероятно, штыком.

Держа в руках шаль, Володя вспоминал, на ком он видел ее?

– Стоп! – объявил он. – В такой шали по воскресеньям я часто видел бабку Стряпунину. С неделю, как исчезла она с копей.

Володя состоял в подпольном десятке Горшкова. Он не мог сказать товарищам, что шестидесятилетняя Стряпунина была разносчицей листовок и связной между копями. Это она сообщила Степану Викторовичу Голубцову, что Ф. Смирнов и И. Богаткин стали тайными агентами белогвардейцев. Иначе и не могла поступить Татьяна Стряпунина: двое ее сыновей и зять сражались в Красной Армии. Десятки раз проходила старая женщина незаподозренной мимо патрулей, но вот поймали ее беляки.

– Сволочи! – прошептал Володя и скомандовал ребятам: – Живо в поселок! Сообщите всем, что беляки убили бабку Стряпунину.

Вся ватага бегом бросилась от страшного места. И вскоре загудела Южная часть копей. Из уст в уста передавали весть об убийстве старой женщины.

Володя Вдовин добрался до барака Степана Викторовича Голубцова. Там был и Василий Яковлевич Екимов.

– Этого так оставлять нельзя, – сдвинул брови Степан Голубцов. – Похороны Татьяны Стряпуниной превратим в демонстрацию протеста.

– Найдешь Леонида Горшкова, пришлешь сюда, – сказал Володе Голубцов. – А сам сразу же направишься на Кыштымские копи, сообщишь о смерти матери ее дочери Манефе Пильниковой. Но главное – расскажешь обо всем Тимофею Щекатурову. Пусть готовятся к похоронам организованно. Сам сразу возвращайся сюда.

Подготовка к массовой демонстрации протеста началась. Едва Леонид Горшков явился к Степану Викторовичу, как ему поручили:

– Срочно собери свой десяток, идите на шахты, в бараки, в землянки, объясняйте цель завтрашней демонстрации. К нам должны присоединиться все шахтеры.

Леонид направился в поселок Афон. Здесь жила Клава Хохлачева. Ее отца Ивана Хохлачева он встретил у дома Задориных. На завалинке и скамейках сидело человек пятнадцать шахтеров. Разговор шел о нелегкой шахтерской жизни. Хозяева шахт задерживали выдачу зарплаты, ссылаясь на то, что угля добывается мало. В кредитных лавках исчезли мука, сахар, масло и мясо. Приходилось вещи менять на продукты.

Едва Леонид сообщил об убийстве Татьяны Стряпуниной, Петр Задорин поднялся с завалинки, хмуро сдвинув брови.

– С ней мы, – кивнул на жену, утиравшую слезы концами платка, – доживаем век. Глумиться над нами на старости лет не позволим. Сегодня Татьяну прикончили, завтра к нам вломятся. Правильно Ленька говорит: должны проводить Татьяну в последний путь. И коль сунутся супостаты – несдобровать им, если весь народ поднимется.

– Верно, Петро, – поддержал соседа Иван Хохлачев.

И назавтра люди потянулись к бараку, где еще совсем недавно жила Татьяна Стряпунина. Леонид пришел туда вместе с Клавой. Возле барака собралась огромная толпа.

В комнате было также людно. У изголовья покойной стояли Максим Филиппович Семенов и Степан Викторович Голубцов. Дочь Татьяны Стряпуниной Манефа рыдала, обхватив безжизненное тело матери.

– За что они тебя? За что?

Степан Голубцов громко сказал, перекрывая приглушенный говор в комнате:

– За то, что два ее сына и твой муж сражаются за Советы, бьют контру!

В комнату вошли шахтеры с Кыштымских копей во главе с Тимофеем Петровичем Щекатуровым, руководителем подпольного десятка. Теперь в сборе были все. Голубцов подозвал Леонида:

– Иди-ка на электростанцию, скажи механику Латышеву, чтобы дал протяжный гудок.

Степан Голубцов, Василий Екимов, Максим Семенов и Петр Набережный понесли греб из комнаты. Тревожно загудел гудок электростанции. Его подхватили почти одновременно гудки всех шахт. А за гробом шли уже сотни людей. К процессии присоединялись все новые и новые группы. Многие горняки, побросав работу, шли прямо в шахтерских спецовках, с лопатами и обушками.

Мощное эхо гудков ворвалось в кабинет управляющего копей Попова, занятого разговором с Норенбергом. Норенберг бросился к телефону и остановился, как вкопанный, у окна, увидев огромную процессию, впереди которой несли красный гроб.

Попов опередил поручика. Раздраженный, он вызвал у телефонистки шахту номер три.

– Все ушли на похороны, – ответил незнакомый голос.

Попов бросил трубку, яростно стукнул по столу:

– С меня армия требует уголь, а вы… Где ваши казаки, господин поручик?

Норенберг усмехнулся:

– Если вам будет угодно, мигом пришлю. Половину ваших шахтеров перерубят. А уголек добывать пойдете вы с господином Креминским.

– И все-таки…

– Хорошо. Пришлю десяток.

Едва процессия поравнялась с домом управляющего, кто-то запел «Интернационал». Песню мгновенно подхватили сотни голосов.

Нескончаемым потоком шли и шли люди на кладбище. Когда гроб опустили в могилу, Екимов обратился к присутствующим:

– Товарищи! Дорогие друзья! – В этот момент в руках Ильи Петрякова взметнулось красное полотнище, на котором было начертано: «За власть Советов!». Голоса одобрения прокатились над толпой. – Сегодня мы хороним одну из жертв белогвардейцев, Татьяну Стряпунину, В свои шестьдесят лет она делала наше общее дело. Клянемся отомстить за гибель нашего товарища!

Неожиданно кто-то крикнул:

– Казаки!

Через кладбищенскую ограду перемахивали казаки, врезаясь на полном скаку в толпу. Один из казаков ринулся к стоявшему на холмике Екимову. Взмахнув плетью, он надвигал коня на Василия Яковлевича. Максим Семенов сломал крест с чьей-то могилы, размахнулся и со всего плеча ударил верхового. Тот сполз на землю. Это послужило сигналом к схватке. Матрос Александр Иванов огромной жердью сбивал казаков, приговаривая:

– Получай, гады, сполна!

Казачий ротмистр между тем, вскинув шашку, направлял коня к Манефе, лежащей на свежем могильном холмике. Василий Екимов, заметив это, улучил момент и, зажав финку в зубах, прыгнул на ротмистра сзади. Миг – и он вонзил ему нож в спину. Выхватив из кобуры белоказака наган, столкнул его из седла. Подскакав к Степану Голубцову, Екимов на ходу крикнул ему:

– Садись сзади!

Конь вынес их из толпы. Два казака ринулись вдогонку, но Екимов метким выстрелом сшиб одного. Второй бросился наутек.

А ребята из десятка Леонида Горшкова – Володя Вдовин, Ваня Точилкин, Павлик Баландин, Миша Кормильцев, Саша Карамышев и другие – забирали у убитых и валявшихся без сознания казаков оружие и перетаскивали его в березовую рощицу.

– Всем уходить! – скомандовал вскоре Леонид, заметив, что Екимов машет ему рукой.

В этот же день на заседании подпольного комитета было решено выделить Манефе Пильниковой деньги, снабдить ее фальшивыми документами и отправить в деревню Ячменку[13]13
  Ныне д. Чудиново Октябрьского района.


[Закрыть]. В ответ на налет казаков на кладбище комитет предложил объявить двухдневную забастовку.

– Немедленно сообщите об этом шахтерам, – приказал Екимов Леониду Горшкову. Это было очень опасное поручение, но Леонид радостно улыбнулся: он любил рискованные дела.

– Сделаем! – весело сказал он. – А как быть с казачьим оружием?

– Подберите надежное место и спрячьте его там. Комитет поручил тебе снабжение подпольщиков оружием и боеприпасами. Справишься?

– Попробую! – кивнул Леонид, и вскоре он с ребятами уже переходил от барака к бараку, сообщая решение подпольного комитета партии.

Шахтеры бастовали два дня.