355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Яков Резник » Сказ о невыдуманном Левше » Текст книги (страница 5)
Сказ о невыдуманном Левше
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 18:50

Текст книги "Сказ о невыдуманном Левше"


Автор книги: Яков Резник



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Да разве все то доброе, что делает Александр Матвеевич для здоровья людей, перечислишь?!

ШАХМАТНОЕ МИКРОСРАЖЕНИЕ

Оно началось во время поединков между Талем и Ботвинником за шахматную корону мира. Оно длилось около десяти лет.

Еще разыгрывались волнующие баталии советских гроссмейстеров, когда Александр Матвеевич Сысолятин приступил к созданию первых в мире микроминиатюрных шахмат. Им и суждено было открыть длительное, напряженное по труду и мысли состязание мастеров крохотных шахмат, которое проложило новую тропу уникальному творчеству.

Фигурки того первенца из белой и синей пластмассы мало чем отличались от вторых из латуни и стали, которые удивили знаменитых мастеров из Индии, посетивших ВДНХ. Почти тех же размеров были и фигурки этих вторых шахмат – диаметр основания 0,3 миллиметра, высота пешек – 0,4, коней – 0,6 миллиметра. Свои первые микрошахматы. Александр Сысолятин подарил Михаилу Ботвиннику, когда тот оказался победителем матча-реванша.

О подарке Ботвиннику и изделиях уральского Левши на Выставке достижений народного хозяйства в Москве, восторженно принятых посетителями из всех наших республик и пятидесяти шести стран мира, писала центральная и республиканская печать, передавало радио и телевидение. Эти известия особенно о микрошахматах, вызвали желание творцов миниатюр померяться силами с Александром Матвеевичем Сысолятиным.

Через некоторое время на выставке в Харьковском Доме народного творчества появилось изделие Анатолия Петровича Васюренко. В пластмассовой коробке находился выточенный мастером из кости и золота столик величиной с ноготь, а на нем фигурки, по размерам близкие к сысолятинским.

Шахматы Васюренко произвели огромное впечатление на студента Харьковского сельскохозяйственного института Николая Сядристого, делавшего свои первые шаги в микротворчестве.

Глядя на маленькие фигурки, излучавшие снежный блеск и словно растворяющиеся в воздухе, молодой студент думал о том, что любая вещь, любовно и вдохновенно выполненная человеком, приобретает нечто большее, чем ее практическое значение, – приобретает силу нравственного воздействия даже в том случае, если она не имеет прямого отношения к искусству. Пройдут годы, Николай Сядристый станет известным мастером микроминиатюр, и он расскажет, как его вдохновили шахматы Сысолятина и Васюренко, как он, пытаясь превзойти их, создал свои перламутровые, поместившиеся в скорлупе просяного зернышка, укрепленной на кончике иглы. А в те студенческие годы Николай Сергеевич еще и думать не думал, что его воспоминания, опыт станут основой его монографии о микротехнике, – в то время состязание мастеров еще только разгоралось, захватывая в свою орбиту далеких друг от друга людей, знающих один о другом понаслышке.

Три года работал над шахматной композицией бакинец зубной техник Акрем Гаджиев. На мраморную подставку он воздвигнул серебряного короля и три золотые пешки. На королевской короне находились две шахматные доски, каждая размером в один квадратный миллиметр, фигурки величиной напоминали фигурки шахмат Сысолятина и Васюренко.

Не потому ли уже несколько лет повторяются размеры досок и фигур у разных мастеров, что достигнут предел малости подобных миниатюр? – гадали неискушенные в микротехнике.

Наш земляк, слесарь Оренбургского тепловозоремонтного завода Николай Иванович Доцковский своей уникальной композицией доказал, что достигнутое далеко не предел.

Попытайтесь представить себе эту микроминиатюру Николая Доцковского.

...В прозрачной коробке вы увидите под микроскопом двадцать досок с фигурками. Первая доска площадью в полтора квадратных миллиметра умещается в скорлупе просяного зернышка, как и шахматная доска Сядристого. Последняя доска в сто раз меньше первой – сторона квадрата наименьшей доски равна толщине человеческого волоса. Вы созерцаете это почти невесомое, просвеченное насквозь солнцем творение рабочего и восхищаетесь безграничными возможностями величавого, радостного, свободного труда. Но вдруг сомнение: не мираж ли, не улетучатся ли тут же, на ваших глазах, эти едва различимые, изящные по тонкости исполнения фигурки размерами на малой доске уже не в десятые доли миллиметра, как в прежних микрошахматах, а в сотые доли?

Смелость фантазии? Да. Но фантазировать смогли бы и другие, а выточить подобных лилипутиков, приближающихся к величине некоторых микроорганизмов, создать не единицы или десятки фигурок, как Сысолятин, Васюренко, Гаджиев, а шестьсот сорок королей и ферзей, офицеров, коней и пешек!

Вспоминаю микроконя Сысолятина, которого он выкинул в брак из-за незначительного пореза где-то между глазом и ушком. Мастер задержал отправку подарка Михаилу Ботвиннику на несколько дней, чтобы выточить другого коня безукоризненной чистоты. Доцковскому же пришлось выточить не одного коня – восемьдесят, не тридцать две фигуры на одну доску – шестьсот сорок на двадцати досках, и на каждой из них фигуры уменьшаются все больше, и каждый размер диктует другой подход, иную тренировку, иные навыки. Какого же колоссального труда и терпения потребовала от Николая Ивановича Доцковского эта композиция! А она только частица труда оренбургского Левши.

Как и у некоторых других наших микроминиатюристов, одна из первых работ Доцковского была навеяна сказом Лескова о легендарной блохе. Николай Иванович подковал натуральную, взяв ее «напрокат» из лаборатории Оренбургского медицинского института. Подковки составляли сотую долю одной точки газетного шрифта. Перед тем как вырезать из металла подковки, надо было в заготовке просверлить отверстия для ухналей (подковных гвоздиков). Если этого предварительно не сделать, подковки, которые практически не имеют веса, и по твердости походят на маргарин, деформировались бы от прикосновения резца или под воздействием электрических зарядов, прыгнули бы в «неизвестность». Тем более пришлось мастеру принять предупредительные меры. Гвоздиками толщиной (здесь вернее было бы сказать – тоньшиной) в три микрона мастер прибивал подковки к ножкам блохи.

Но это уже дань литературе – шутка Доцковского, создавшего позднее немало микроизделий, имеющих не только высокую эстетическую, но и практическую ценность.

Ошибаются те, кто считает создание не видимых простым глазом вещей баловством для взрослого человека. Микроминиатюры не баловство. Они ведут к познанию свойств различных материалов, отражают уровень их обработки, оставляют заметный след в развитии культуры труда и творческого мышления. Они совмещают в себе одновременно и искусство и технику.

Создает Николай Доцковский галерею микроинструментов или бытовых вещиц – от плоскогубцев до электрочайника, нагревающего грамм воды от сухой батарейки, – глянь, а кое-что из его находок в какой-то степени используется им или другими изобретателями и рационализаторами завода для автоматизации производства. Сделал он миниатюрный электромотор, состоящий из тридцати одной детали, исправно работающий при подключении к батарейке карманного фонарика, и задумывается, как создать микромотор для сложной автоматики или медицинской техники.

Впрочем, герои этой книги сделали такой вклад в микромоторизацию, что этому, пожалуй, следует посвятить отдельную главу.

НА ГРАНИ ФАНТАСТИКИ

Первенство в конструировании миниатюрных двигателей принадлежит Александру Матвеевичу Сысолятину. Четверть века назад он создал тот махонький действующий электромотор, который был признан на окружной армейской выставке наиболее своеобразным, интересным техническим экспонатом.

Не могу утверждать, что японский инженер Мацуи Мисиема позаимствовал идею миниатюрного электромотора у механика электрооборудования воздушного корабля Александра Матвеевича, заканчивавшего тогда свою военную службу на Сахалине, в близком соседстве с Японией.

Важно другое: Мисиема сделал свой моторчик в пятидесятых годах, через несколько лет после сысолятинского, и оба были действующими, и оба – величиной с наперсток.

Но если о моторе-лилипутике авиационного механика писала только армейская газета, то реклама изделия Мисиемы пересекла Тихий океан. Американцы купили японскую конструкцию, применили ее в космической технике. Космический корабль «Джемини-3» был оснащен микромоторчиками Мацуи Мисиемы. На «Аполлоне-9» аппаратом японского инженера регистрировались частота дыхания, пульс, биение сердца членов американского экипажа. Размеры аппарата – один сантиметр в диаметре, три сантиметра в длину.

Предприимчивые японцы расширили засекреченный промышленный бизнес, поставили во главе фирмы «Сан микро пресижн компани» Мацуи Мисиему.

Интерес к микротехническим изделиям охватывал одну за другой высокоразвитые промышленные страны. В США они начинают занимать все большее место в проектах спутников и космических кораблей. Немецкий инженер Капенк создал действующий электромотор постоянного тока размером с горошину. Вскоре появились еще меньшие двигатели в Англии, Франции, Советском Союзе. Через годы после миниатюрного мотора Александра Матвеевича Сысолятина сделали свои двигатели Николай Иванович Доцковский и отличный часовщик из Жмеринки, ныне заслуженный мастер народного творчества Украины, Михаил Григорьевич Маслюк. Микромоторчик Маслюка объемом в сорок кубических миллиметров был меньше всех сделанных до него у нас и за рубежом и был отмечен Большой серебряной медалью ВДНХ.

С годами все больше ширилось не объявленное никем состязание творцов микротехники. Если в соревновании создателей крохотных шахмат участвовали советские мастера и двигалось это соревнование пытливостью, желанием раскрыть новые горизонты возможностей человека, желанием создать художественные микрошедевры, то созданию микродвигателей способствовал всевозрастающий интерес к ним бурно развивающейся медицины и техники.

Ученые Лейденского университета разработали зонд для определения кислотности желудочного сока – он напоминал таблетку, прикрепленную к концу капроновой нити. Требовался микромоторчик для передачи тока по проводам внутри этой нити. С помощью швейцарских часовщиков, которые изготовили для него рубиновые подшипники, моторчик создал голландский инженер Йозеф д-Эйнс. Размеры были, казалось, на границе реального. Якорь весил 0,0047 грамма и имел пятьдесят витков проволоки, в четыре раза тоньше человеческого волоса. Мощность мотора – 0,00002 лошадиной силы. И все же японцы сумели отодвинуть моторчик д-Эйнса в экс-чемпионы. На промышленной выставке в Москве одна японская фирма демонстрировала миниатюрные ручные часы. Они не нуждались в заводе – стрелки вращались при помощи микромоторчика, получавшего энергию от радиоволн, излучаемых установкой фирмы. Демонстрировался и второй японский моторчик, который вводился вместе с микробатарейкой в кровеносную систему подопытных животных. Этот моторчик поистине был двигателем на грани фантастики – его размер составлял половину макового зернышка.

Несколько лет никто не сумел обойти японских мастеров. Переступить ту фантастическую грань осмелился самый молодой из микроминиатюристов Советского Союза Николай Сергеевич Сядристый. Вспоминая, как жизнь привела его к мысли о создании крохотного моторчика, Николай Сергеевич возвращался к своим школьным годам, к детскому увлечению двигателями.

На мачте, возвышающейся над родным селом, работала ветроэлектростанция Коли Сядристого. Мальчик совершенствовал ее непрерывно. Начал с тихоходных многолопастных двигателей, перешел к двухлопастным диаметром один-полтора метра. Даже при несильном ветре они вращали автомобильные генераторы с теми же скоростями, на каких работали в автомашинах.

Из воспоминаний мастера вырисовывался пытливый, неугомонный мальчик, в первой на селе хате которого благодаря его трудолюбию и изобретательности зажегся электрический свет. Будто вижу, как тот хлопчик в той хате длинными зимними вечерами читает и перечитывает книги по электричеству и механике, а днем, после школы, спешит на машинно-тракторную станцию испытывать все виды генераторов, которые оказывались под рукой – для автомобилей, тракторов, комбайнов, мотоциклов. Он конструирует сложные коллекторы и с их помощью переделывает генераторы переменного тока, якоря которых представляли многополюсные постоянные магниты, в генераторы постоянного тока. Его ветроэлектродвигатели заряжали аккумуляторы, а их энергия питала освещение, моторы, радиоприемники. Сельские механики верили в будущее Сядристого: «Талановитый хлопець, – говорили они. – Богато чого зробэ на своему вику». И не ошиблись односельчане.

Приступив к работе над микроэлектромоторчиком, Николай Сергеевич как бы возвращался к тому, что он знал еще подростком, что умел делать в школьные годы. Сперва смастерил изделие в четыре раза меньше макового зерна, потом довел последующие до 1/6 и до 1/8 кубического миллиметра. Эти двигатели уже были намного меньше всех своих предшественников.

И на этом состязание не остановилось. «На пятки» Сядристому наступали двое: Михаил Маслюк, который, наверно, читал о последнем моторчике своего земляка, и американский инженер Мак-Леллан, который мог и не знать о работе киевлянина. Оба одновременно создали микродвигатели, равные последнему изделию Сядристого. Но тот, как рекордсмен на состязаниях, опять вырвался вперед. На этот раз моторчик Сядристого оказался размером в 1/20 кубического миллиметра – в восемнадцать раз меньше макового зернышка! Отдельные его детали были настолько миниатюрны, что не падали с перевернутого листа бумаги. Изделие полностью изготовлено вручную. Он потребляет ток напряжением один вольт, может работать и как синхронный – при любом заданном количестве оборотов в минуту. Для моторчика сделан специальный преобразователь, включаемый в городскую сеть.

Десятки вопросов возникают, когда впервые смотришь под микроскопом на эту как будто статичную металлическую точку, и сомнения множатся: чудо ли это сверхъестественное, или двигатель вовсе и не работает?..

Не поверили в микромоторчик Сядристого и три американских инженера, подошедшие к его стенду на Всемирной выставке ЭКСПО-67 в Монреале. Несколько раз каждый разглядывал в микроскопе изделие советского мастера, и наконец один объявил от имени троих, что моторчик – бутафория, что он спрятан в тубусе микроскопа и, конечно же, больше во много раз, чем наблюдаемый. Был единственный способ доказать американцам, что они заблуждаются. Николай Сергеевич взялся обеими руками за тубус микроскопа, вклеенный в стенку короба, и стал шатать его в разные стороны, предложив американцам смотреть в окуляр. Работающий моторчик катался по полю. Сомневающиеся убедились, что он действительно потрясающе мал и находится за пределами микроскопа.

Среди технических новинок, представленных 62 странами на Всемирной выставке ЭКСПО-67, моторчик Николая Сергеевича оказался самым миниатюрным агрегатом. А как он надежно работал! Всего за три дня выдержал почти сорок тысяч включений! И после этого проявил завидную долговечность. На выставках в Киеве и Харькове тот же микромоторчик безболезненно перенес еще около трехсот тысяч включений (зрители подсчитывались при помощи фотореле).

В последнее время Николай Сергеевич создал еще меньший электромоторчик. Его объем 1/200 кубического миллиметра. Моторчик свободно помещается на торце волоска.

ПУТЕШЕСТВИЕ В НЕВИДИМОЕ

Нашими гидами в этом мире чудес будут режиссер фильма «Между ударами сердца» Виталий Бабий и оператор Евгений Ахтырченко. А в конце путешествия – сам герой фильма Николай Сергеевич Сядристый.

Можно часами рассказывать только о том, как специальной микроустановкой был снят этот удивительный фильм об удивительных творениях рук человеческих. Но не станем злоупотреблять вашим временем – смотрите и слушайте!

...Вот он – наименьший в мире действующий синхронный электромотор, о котором только что шла речь. Вы видите его рядом с лесным рыжим муравьем. Рыжик занимает чуть ли не весь экран, а двигатель Сядристого и при огромном увеличении выглядит половинкой квадратика из арифметической школьной тетради. Рыжик не хотел лезть на сильный свет лампы, вцепился лапкой в микромотор, и Николаю Сергеевичу пришлось угомонить, приструнить муравья, привязав его ниточкой к спичке.

– Зачем появилось на экране толстое бревно? – слышится голос нетерпеливого зрителя.

– Да это не бревно, это всего-навсего волос человеческий, и на торце волоса – два самых крохотных на земле замочка. Один – собранный (вот и ключик рядом), другой – разобранный. Им просторно на торце волосинки, будто на столе расположены. Сомневаетесь, настоящие ли модели? Жаль, что не можете побывать у Николая Сергеевича дома, как мы побывали, он ключиком открыл бы первый, а второй собрал бы на ваших глазах. Из какого материала? Из чистого золота... Не беспокойтесь: Николай Сергеевич экономно расходует предоставленный ему государством благородный металл – из полуграмма золота он смог бы изготовить полтора миллиона таких замочков – хватило бы по одному на каждого киевлянина! Невозможно себе представить? Ну, тогда другое сравнение. Подсчитано, что поиск такого замочка, положенного на лист писчей бумаги размером 30×20 сантиметров, равносилен поиску мелкой монеты диаметром 15 миллиметров на поле площадью два гектара.

Другой настырный «путешественник» допытывается, занимались ли другие миниатюристы чем-либо подобным, и слышит о замочнике Хворове, упоминавшемся в книге Ленина; о современных мастерах – металлурге из Кузнецка Николае Ивановиче Кокорине, чей замочек равен половине макового зернышка, о Михаиле Маслюке и его золотом замочке, в восемь раз меньше макового зерна. Увидев этот замочек и другие микроминиатюры жмеринского Левши, писатель Ираклий Андроников написал: «Надо иметь душу меньше макового зерна, чтобы не удивляться этому».

Чем дальше путешествие, тем больше восхищения мастерством Человека.

Перед нами самая крохотная из всех сотворенных в мире книг – шевченковский «Кобзарь». Три томика спрячутся в маковом зернышке. В книжке 75 стихотворных строк. Из тончайшего среза лепестка бессмертника сделан ее переплет, украшенный золотой пластинкой. Лист обыкновенной бумаги гораздо толще этой книги... Хотите полистать? Пожалуйста. Берите заостренный волосок и смотрите!.. портрет Тараса Григорьевича Шевченко и слова о нем Ивана Франко: «Он был сыном мужика и стал властителем в царстве духа. Он был крепостным и стал гигантом в царстве человеческой культуры».

А вот галерея акварельных портретов Сядристого на срезах яблочных и грушевых зернышек; барельеф украинской певицы на шлифе метеорной крупинки; поэтичная роза в прозрачном футляре, – Николай Сергеевич высверлил сердцевину человеческого волоса, и получился отличнейший футляр.

И здесь возгласы восторга, которые слышишь едва ли не от всех людей, знакомящихся с микроминиатюрами: «Фантастично!», «Уму непостижимо!», «Посмотреть бы, как это делается!».

На выставках не показывают станочки, инструменты, приемы работы микроминиатюристов, в домашние мастерские они редко кого-либо допускают – не потому, что хотят скрыть какие-то секреты, а потому, что даже дыхание лишнего человека мешает мастеру. А вам «путешественники», повезло. Вы видите на экране Николая Сергеевича, его домашнюю мастерскую и киевский научно-исследовательский институт, где старший инженер Сядристый своими руками и миниатюрными приспособлениями создает необходимые промышленности микроизделия, которые не может производить даже самая умная машина. Внимательно смотрите на его пальцы. Они изящны и в большом увеличении. Природа и труд удлинили их, сделали сверхчуткими, все умеющими, тонкими, как у пианиста или скрипача, – может быть, у Паганини и Страдивариуса были такие пальцы...

Тут, пожалуй, самое время прервать наше кинопутешествие и поведать историю появления на свет музыкальных микрошедевров.

Лет двадцать тому назад румынский миниатюрист Флореа Прекуп изготовил скрипку, вместившуюся в спичечный коробок. Вскоре чешский мастер превзошел Прекупа. Созданная Ярославом Винтером из дерева скрипка, имеющая все части подлинного инструмента, хранится в Пражском национальном музее в футляре величиной со сливу.

В 1958 году армянский мастер Эдуард Авакович Казарян, профессиональный музыкант, играющий на скрипке с шестилетнего возраста, перевел произведение Винтера в экс-чемпионы. Размер скрипки, над которой мастер работал несколько месяцев, 14 миллиметров – почти в десять раз меньше чешской. В инструменте сохранены все классические пропорции нормальной по размеру скрипки. Она не подражание, а предмет любви.

Шедевр Казаряна пробыл в чемпионах шесть лет – до появления скрипочек Михаила Григорьевича Маслюка – сперва размером в 11,5 миллиметра, а вскоре и 9 миллиметров. На однокопеечной монете свободно умещаются пять таких скрипок.

Как мог удержаться Николай Сядристый, если еще в юности был влюблен в древний инструмент, несколько лет изучал искусство скрипичных мастеров и сам изготовлял скрипки. Давнее увлечение захватило тут молодого мастера.

Древесина, из которой создавались скрипки-лилипутики, даже брусок крепчайшего столетнего самшита, оказались недостаточными по плотности, чтобы сделать еще более миниатюрный инструмент. Отступить же от правила, использовать не древесные материалы Сядристый не хотел. Поиски привели его к ткани скорлупы грецкого ореха. На линии соединения половинок скорлупы обнаружились участки с хорошо выраженной текстурой, художественно напоминающей текстуру древесины клена. Из этих участков и были отобраны кусочки для миниатюры.

Начал с грифа – последний определил размеры будущей скрипочки, так как его конфигурация требовала наибольшей плотности и прочности древесины.

Долгие поиски, размышления, труд завершились успехом. Скрипка Сядристого (длина 3,45 миллиметра) в 17 раз меньше скрипки Маслюка и в 64 раза меньше скрипки Казаряна. Струны изготовлены из паутины. Инструмент можно продеть сквозь ушко обыкновенной иголки.

Победителем Сядристый вышел и в другом, на этот раз гласном соперничестве, инициатором которого явился жмеринский Левша.

Крохотную балалайку его выделки можно было рассмотреть только в микроскоп. Да как иначе увидишь деку, стенки которой имеют толщину человеческого волоса – 0,06 миллиметра, тем более подставку из утонченного мастером волоска и струны из паутины. Балалаечка Маслюка длиной 1,9 миллиметра, собранная из пятнадцати частичек, искусно подогнанных по размерам невероятной малости, и помещенная в корпус величиной с маковое зернышко, казалась вне конкуренции не только зрителям, но и самому мастеру. В статье, опубликованной в печати, приводились слова Маслюка: «Я был бы очень рад, если кто-нибудь захотел посоревноваться со мной».

Это был гордый вызов уверенного в себе мастера, изготовившего балалаечку не из металла или пластмассы, а из дерева, которое при микроразмерах имеет крепость снежинки. Кто же рискнет, работая с таким хрупким материалом, еще и еще уменьшать размеры микрошедевра?!

Решился на это Николай Сядристый, но не так, как иным кажется: прочитал в газете и – «загорелся». В жизни процесс рождения нового – его осмысление, выбор материала, методы труда – куда как сложнее и интересней.

Послушаем Сядристого.

– Как-то радио передавало рассказ о композиторе-балалаечнике Василии Васильевиче Андрееве. Жизнь, музыка этого подвижника покорили меня, и я с волнением приступил к миниатюрной композиции.

Разрезал пополам маковое зерно, выскоблил внутреннюю часть, скрепил половинки золотыми петельками – зернышко превратилось в шкатулку. В левую половинку вставил стекло и на нем выгравировал портрет Андреева. В правую поместил отполированный до зеркального блеска раскрытый футляр для балалайки. А самой балалайке пришлось отдать больше времени и сил, чем другим частям композиции.

Каждый из десяти сегментов я готовил отдельно. Из них склеил корпус. Углы его инкрустировал.

Детали инструмента делал из тонкой дощечки, вырезанной из скорлупы грецкого ореха. Доска сначала выпиливалась лобзиком, а затем утончалась резцами до толщины в несколько микрон. Всего деталей в балалайке – сорок. Гриф, изготовленный из косточки и имеющий двадцать деталей, настолько тонок, что в несколько раз слабее ножки комара. Натянутая паутинка может согнуть гриф в дугу, может его сломать. Ни о каком креплении деталей при таких размерах не может быть и речи. Они отрезались от заготовок лишь по мере последовательного приклеивания к корпусу. Каждая деталь при этом ложилась на самую кромку пластмассовой пластинки так, что балалайка находилась в воздухе, ни к чему не прикасаясь.

Неожиданно возникла проблема струн. Обычный волосок по сравнению с грифом выглядит как колода; паутина тоже груба. Вспомнил, что вытянутый клей дает очень тонкую нить. Из клея сделал струны в несколько раз тоньше обыкновенной паутины. Прямо с воздуха они «ставились» на балалайку.

Средняя толщина инструмента, уложенного в футляр – 0,06 миллиметра, то есть он равен толщине одной стенки балалайки Маслюка.

Первая моя балалайка потерялась. Положил ее на стекло и накрыл сверху стеклянным колпачком. А когда снял его, балалайки на прежнем месте не оказалось – улетела, увлеченная потоком воздуха, возникшим при снятии колпачка.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю