Текст книги "Наследники Мальтуса"

Автор книги: Яков Рубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

3. «Не такая уж это скверная штука – смерть»

Ярким образчиком мальтузианства послевоенных лет является сочинение Уильяма Фогта «Люди! Призываю к спасению» (1960 г.). До этого Фогт обрел скандальную известность книгой «Путь к спасению» (1948 г.). По ее поводу было немало обстоятельных и исполненных справедливого гнева высказываний – в статьях, книгах, опубликованных у нас и за рубежом. Сочинение Фогта, появившееся в 1960 г., общественности известно в меньшей степени.

Начинается этот откровенно мальтузианский опус с тезиса о возникшей угрозе «страшной гибели миллионов и гибели мировой цивилизации». Люди доведены до отчаяния нищенским существованием. Дневной доход жителя африканской, азиатской, латиноамериканской страны по стоимости уступает пачке сигарет в США.

Фогт в данном случае говорил правду. Но при этом он умолчал о самом главном: такой уровень жизни вызван хозяйничанием капиталистических монополий в этих странах, отсталостью их хозяйства, общественных отношений. Фогт же во всем винит непомерный рост населения и призывает действовать немедленно, «сегодня вечером, именно сегодня» и решительно пресечь дальнейшее людское размножение. Но он ничего не говорит о необходимости решительных действий в борьбе с экономической отсталостью этих стран, о преобразовании уклада их жизни.

Фогт умиленно провозглашает право всех живых существ на жизнь. И не только на жизнь, но и на счастье. Как праведный христианин, он не может мириться с подменой права силой. Мы не знаем, коснулась ли при этом совести праведника судьба, скажем, 20 млн. его соотечественников-негров, в полной мере испытывающих на себе упомянутую подмену, но во всяком случае для него неоспоримо, что право на счастье имеют все и даже не только люди, подчеркивает он, но и другие живые существа – «от одноклеточных до обезьян».

Но возможность достижения счастья, сетует Фогт, ограничена возможностью прокормиться. И тут выявляются «лишние» существа. Единственное, что природа может в этом случае сделать, это убрать лишних. При этом ей совершенно безразлично, кто оказался таковым– он, Фогт, или какая-нибудь пичуга: природа беспристрастна и, следовательно, справедлива. Следовательно, справедлива и смерть человека от голода. Она, по словам Фогта, не такая уж скверная штука, поскольку в условиях перенаселенности позволяет делать счастливыми других людей.

Фогт высказывает удовлетворение в связи с тем, что человек, в отличие от животных, может, когда он «лишний», уходить из жизни добровольно, то есть кончать жизнь самоубийством. «Эта мера заслуживает уважения больше, чем сострадание». В этом гимне смерти Фогт усматривает «гуманность». Как тут не вспомнить о «гуманности» тех, кто «облегчал смерть» узникам в гитлеровских концлагерях с помощью различных технических усовершенствований. Лишний раз можно убедиться, как 'в конечном счете близки философские устои мальтузианства и фашизма.

Исходя из того, что не следует мешать природе делать «свое дело», Фогт объявляет ненужной помощь «бедным странам», поскольку она создает условия лишь для увеличения населения.

Быстрый рост населения, по его мысли, является главной причиной усиления революционного движения в мире. Поэтому непозволительно тратить миллиарды на продление жизни «быстро растущей толпы». Демографический взрыв, утверждает он, надо предоставить «естественному развитию». Ведь подобные же взрывы, поясняет он, имеют место у насекомых, у полевых мышей, и природа всегда сама, без помощи человека, справляется с ними. Надо и в этом случае положиться на природу, настаивает Фогт. Комментарии, как говорится, излишни.

Когда суждения резко расходятся с реальной жизнью и необходимо как-то оправдать этот отрыв от реальности, закономерно возникает тяга к мистике. А где мистика, там нет места науке. Приход к чисто идеалистическому восприятию действительности – логический итог суждений некоторых откровенных наследников Мальтуса.

Этот итог как нельзя нагляднее представлен в работе австрийского ученого Конрада Лоренца «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества» (1973 г.). К. Лоренц известен в мире как крупный знаток жизни животных. Сделанное им в этой области достойно оценено научной общественностью. Но выдающийся практик оказался плохим мыслителем. Названная книга вливается в поток лженаучной и реакционнейшей современной буржуазной литературы о глобальных проблемах человечества.

В качестве первого и главного греха нынешних жителей планеты К. Лоренц называет беспрецедентное их размножение. Необычайно быстрый рост населения Земли, заявляет он, создал угрозу, которой не знала в прошлом ни одна живая система,– угрозу самоуничтожения. Эта «роковая» опасность – неотвратимая «плата за грех». Единственное, чем, согласно Лоренцу, можно облегчить участь людей,– это объяснить им, за что они будут наказаны: опасность становится менее страшной, когда узнают ее причины.

Пассивное восприятие «ударов судьбы» – вот на что ориентирует Лоренц. Его призыв смириться с неизбежной расплатой за слишком быстрое увеличение численности землян является, по существу, мальтузианским.

4. Мальтузианские доспехи – богу войны

Одним из логических следствий игнорирования специфических законов общественной жизни, подмены сложных социальных связей связями природными, биологическими является распространение на человеческое общество закона борьбы за существование. Естественным и необходимым явлением провозглашается война. Попыткам обосновать такой вывод посвятил чуть ли не всю свою жизнь не так давно умерший французский социолог Гастон Бутуль.

Около 40 лет Бутуль исследовал причины возникновения военных конфликтов. С каким рвением он трудился на этом поприще, свидетельствует хотя бы объем одной из последних его работ – «Трактат о полемологии. Социология войн» (1970 г.) – почти 600 страниц крупного формата. В 1976 г. Бутуль издал книгу под названием «Вызов, брошенный войной. Два века войн и революций (1740—1974)». В ней рассмотрено в деталях свыше 300 вооруженных конфликтов.

Как известно, теория войн неотделима от теории развития человеческого общества в целом. Война есть выражение политики господствующего класса, продолжение его внутренней политики, а последняя целиком определяется характером господствующих общественных отношений, общественным строем. Поэтому, строго говоря, не может существовать какой-то обособленной науки о причинах возникновения войн. Но Бутуль разрабатывал именно такую автономную науку, которую нарек полемологией (от древнегреческого «полемос» – война).

Для Бутуля полемология – наука, по ее существу, биологическая, хотя он постоянно и обставляет ее суждениями социального характера. Весьма показательна в этом отношении его работа под названием «Открытое письмо пацифистам» (1972 г.). Общественности в наши дни известно немало открытых писем, обращенных к проповедникам войны. В них гневно осуждаются попытки ввергнуть человечество в новую кровавую схватку. Гастон Бутуль, напротив, обращается не к вдохновителям военного психоза и не для их осуждения, а апеллирует к пропагандистам мира и пытается уверить общественность в бесплодности их усилий, в обреченности дела мира.

С какими аргументами выходит Бутуль на широкую читательскую публику? Главное, что он стремится доказать, это естественность войн. В каждом человеке, утверждает он, бьется сердце воина, каждый вынашивает в глубине своей души «военные цели, которые украшают его сны». На этот счет известно более раннее и еще более любопытное высказывание Бутуля. В книге «Искусство политики» (1962 г.) он писал: «Кажется, что мужчина абсолютно не способен ответить на вопрос: если не заниматься войной, то чем же тогда заниматься?» Бутуль вполне серьезно утверждает, что воинственность– «прирожденное качество» мужчин. С целью лучше оттенить это качество, он «воинственным мужчинам» противопоставляет «миролюбивых женщин», попутно замечая, что войн никогда бы не возникало, если государственное правление находилось бы в руках женщин.

Таким образом, причины возникновения войн, по Бутулю, чисто биологические. В ряде своих работ Бутуль пытается развить дальше тезис о мужской воинственности. Она, утверждает он, покоится на «демографической мутации». (Мутация – термин, которым пользуются биологи для обозначения передающихся по наследству изменений в свойствах или признаках организма.) В народонаселении, по Бутулю, также происходят неизбежные изменения, которые проявляются во внезапных разрядах и следуют после медленных накоплений. Внезапные разряды, находящие свое выражение в перенаселенности, непосредственно приводят к войне.

И Бутуль делает фундаментальный вывод: мир – это состояние биологического равновесия, которое должно постоянно нарушаться Он пытается объяснить, каким образом это происходит. Поскольку зачинщиками войн у него выступают мужчины как носители пола, война возникает не раньше, чем окажется налицо необходимое для начала военных действий численное превосходство мужского населения над женским. Основываясь на том, что такое превосходство изначально сложилось в народонаселении естественным путем (длительная эволюция человеческого организма привела к образованию различных «программ» для мужских и женских клеток, которые впоследствии дают большее число мальчиков в сравнении с числом девочек), Бутуль получает формальную возможность возложить «ответственность за нарушение равновесия в народонаселении» на природу. Перед нами, заметим, снова тот случай, когда реальное ловко используется для подтверждения «истинности» мальтузианства.

Если Бутуль был бы до конца верен своему биологическому объяснению, он добавил бы, что численное превосходство мужского населения над женским имеет место лишь в ранних возрастах, а с годами перевес исчезает. В основном – по социальным причинам (потери в войнах и от несчастных случаев на производстве, а также от «мужских» болезней: пьянства, курения и т. п.). Есть и причина биологическая: мужской организм в смысле выносливости, способности сопротивляться неблагоприятным воздействиям среды уступает женскому (в основном поэтому, кстати, женщины в среднем и живут дольше).

Как бы там ни было, общество способно вполне мирными средствами уменьшить разрыв между численностью мужского и женского населения (преодоление вредных привычек, укрепление здоровья людей). Бутуль же утверждает, что нарушенное равновесие может ликвидировать только война. Она становится «необходимостью», поскольку появляется потребность убирать «мужской излишек». В древние времена в те годы, когда устанавливался мир, от «излишка» мужчин избавлялись иным способом: практиковалось детоубийство. Люди поступали так же, как популяции насекомых, сокращающих численность своих мужских индивидов. Но с тех пор как война заняла в жизни народов «свое место», тоже «предписанное природой», нет уже надобности в убийстве детей. Рано или поздно наступит война, и проблема «мужского излишка» решится сама собой. Этому своему «открытию» Бутуль посвятил целую книгу, которую назвал: «Отсроченное детоубийство».

Биологической по своему происхождению Бутуль представил и вторую мировую войну. «Война 1939– 1945 гг.,– писал он в книге «Перенаселенность»,– проявила себя как примитивный биологический конфликт».

Поскольку война, по Бутулю, естественна и, следовательно, неизбежна, надо, утверждает он, проводя политику мира, непрестанно думать о войне и подчиняться ее воле. «Сегодня,– рассуждает он в «Открытом письме»,– никто на нашей планете не решается заявить, что обожает войну... И в то же время никогда еще ранее вооружение по своим запасам и поражающей способности не достигало таких высот, как в настоящее время».

Нынешние масштабы вооружений в мире действительно не имеют себе равных в истории. Происходит это потому, что в самой природе капиталистического строя заложен милитаризм, порождаемый стремлением к господству над другими народами.

Бутуль же не хочет видеть социальный источник гонки вооружений. Он силится объяснить ее все той же биологией человека, его «природной» агрессивностью. И потому делает вывод: мир есть лишь самообман, жертва «идеализма общественного мнения». Новая мировая война пока еще не разразилась, но только потому, уверяет Бутуль, что еще не восстановлены «военные структуры» народонаселения некоторых крупных стран: например, в СССР и в Германии численность мужского населения пока заметно меньше женского. Но придет время, пророчествует автор «Открытого письма», и все снова встанет «на свое место». Год Хиросимы, напоминает Бутуль, совпал с началом бэби-бума, то есть резкого повышения рождаемости в США. И далее следует кощунственное заключение: «Союз демографического развития и атомной бомбы будет неминуемо возрожден».

Бутуль говорит обо всем этом так, словно не существует ныне никаких общественных сил, которые по рукам и ногам связывают поджигателей войны, словно нет в мире стран социализма и их союзников в других странах – борцов за мир, преграждающих путь агрессорам.

5. Мальтузианство, НТП и экологический кризис

Опираясь на «природный закон», наследники Мальтуса пытаются доказать бесполезность научно-технического прогресса (НТП), принизить его значение, изобразить как отрицательное явление для общества. Весьма характерна в этом отношении позиция датского профессора Вит-Кнудсена.

Он в свое время объявил, что само понятие «прогресс» является ложным. Якобы никем не доказано, что человеческое общество развивается от низшего к высшему. Этот вывод Вит-Кнудсен пытался подтвердить констатацией того факта, что четыре конечности обезьяны гораздо совершеннее человеческих рук и ног. При этом профессор ни словом не обмолвился о разуме человека.

Согласно Вит-Кнудсену, новейшая цивилизация нанесла ощутимый вред отношениям в демографической области, создав условия для регулирования численности потомства. На первый взгляд Вит-Кнудсен довольно основательно расходится с Мальтусом. Тот призывал бедняков ограничивать деторождение, а его последователи призывают принимать насильственные меры к «чрезмерно плодящимся», прибегать, в частности, к принудительной стерилизации.

Вит-Кнудсен, в противоположность Мальтусу, ратует за многодетность. Но мальтузианству это отнюдь не противоречит. Это лишь обратная сторона теории, основанной на подмене социального биологическим. Как и Мальтус, Вит-Кнудсен считает демографические процессы природными по их сущности. Противозачаточная техника рассматривается им как грубое вмешательство в «полномочия» природы.

В качестве страны, где образцово решалась проблема роста населения, Вит-Кнудсен назвал Германию времен «после революции 1933 г.». Революцией, заметим, здесь названо то, что произошло в Германии в январские дни 1933 г. После фашистской акции – поджога здания рейхстага с целью обвинить коммунистов в заговоре против государства – гитлеровская клика принялась беспощадно искоренять даже весьма скромные демократические свободы, которые были завоеваны немецкими трудящимися в годы буржуазной Веймарской республики. Было положено начало кровавой цепи чудовищных по своим масштабам и жестокости преступлений, приведших главарей фашистской Германии в Международный военный трибунал. Вот что у Вит-Кнудсена фигурирует под названием «революция».

А что он имеет в виду под «образцовым решением проблемы народонаселения»? Не более как систему мероприятий гитлеровского рейха по стимулированию рождаемости, всемерному расширению «производства арийских детей», будущих солдат фюрера. Завоевания человеческой культуры в такой деликатной области, как добровольное регулирование численности потомства, ставшее возможным благодаря научно-техническому прогрессу, Вит-Кнудсен, наряду с другими завоеваниями цивилизации, начисто отбрасывает.

Вторя датскому профессору, всячески принижает значение НТП упомянутый Гастон Бутуль. Вначале он справедливо и довольно метко характеризует достижения в области науки и техники. Каждое новое техническое усовершенствование, отмечает он, явилось дополнением к уже существующим природным человеческим органам. Человек обрел ноги автомобиля, крылья самолета, глаза микроскопа, уши телефона, голос радио. К чему, однако, это привело? – спрашивает Бутуль. Все это принесло, говорит он, лишь вред человечеству, обусловило сокращение смертности и увеличение продолжительности жизни людей и в итоге породило перенаселенность.

Как видим, в научно-техническом прогрессе идеологи мальтузианства фиксируют лишь то, что связано с количественной стороной эволюции человека, общества в целом. Они тенденциозно, с предвзятостью описывают последствия этой эволюции, минуя ее качественный аспект. А ведь известно, что достижения в области науки и техники намного облегчили людям жизнь: заметно сократили объем черновой работы, малопроизводительного ручного труда, высвободили их энергию для удовлетворения растущих потребностей в знаниях, культурном отдыхе, занятиях физкультурой и т. п. Идеологи же мальтузианства проходят мимо этих положительных сторон научно-технического прогресса.

В последнее время для пропаганды мальтузианства активно используются проблемы экологического кризиса. Сам по себе интерес к этому явлению закономерен и понятен. Развитие технических средств и рост численности людей заметно повысили «нагрузку» общества на природную среду, в связи с чем над человечеством нависла угроза нарушения экологического равновесия, ломки фундаментальных связей, зависимостей, которые складывались в природе на протяжении миллионов лет. Угроза такой дестабилизации стала серьезной проблемой для всего человеческого общества.

Поскольку экологический кризис, как объясняют мальтузианцы, порожден в конечном счете самой природой, постольку он «естествен» и якобы неизбежен. Таким, например, он представлен у американского ученого Гордона Тэйлора.

В отличие от мальтузианцев – «классиков» старых времен, он уже не обращается к таким препятствиям ускоренного роста населения, как голод, болезни, войны. Главное внимание он обращает на природную среду, видоизмененную человеком. Продукты загрязнения среды, по словам Тэйлора, это часть механизма обратной связи, с помощью которой природа стремится ограничить демографический рост. Тэйлор предрекает «страшный суд», который природа якобы в конце концов учинит над человеком, если темпы рождаемости и технического прогресса в мире не будут резко сокращены.

Верно то, что с ростом численности населения растут и потребности людей в разнообразной продукции, производство которой в той или иной мере вредит природе, загрязняет окружающую среду. Человечество во все большей степени осознает необходимость сообща решать эту важную проблему. Тэйлор умалчивает об этом.

6. Союзники из «социобиологии»

Как и всякая ложная концепция, направленная на выполнение предназначенной ей социальной функции, «природный закон», сформулированный Мальтусом, нуждался и нуждается в поддержке со стороны родственных течений, облаченных в новейшую одежду. Верного союзника мальтузианцы нашли в лице так называемых социобиологов.

Социобиологией на Западе именуют науку, изучающую групповое поведение животных. Сами по себе обобщения и выводы, получаемые в этой области исследования, конструктивны для научного знания, в том числе и для наук, комплексно изучающих человека. Например, изучение закономерностей группового поведения животных позволяет лучше понять механизм связи между биологическим и психическим у живых существ. Мальтузианцы же используют выводы этой науки для подтверждения мнимого «природного закона». При описании поведения животных социобиологи нередко вводят в оборот результаты исследования связей, отношений, характеризующих общности людей. Как это делает, например, Эдвард Уилсон, американский биолог. Излагая в книге «Социобиология. Новейшие обобщения» (1975 г.) свои выводы, он оперирует применительно к животным категориями «общество», «демография». Такое употребление понятий оказалось на руку мальтузианству, поскольку «природный» закон получил как бы новое подтверждение.

Огрехи в книге лидера «социобиологии» были столь очевидны, что автор не избежал осуждений в своей же, буржуазной среде. Против Уилсона выступила целая группа американских ученых, получившая название «бостонских критиков». Эти идеи они оценили как реакционные, справедливо обвинив его в пособничестве расизму.

Критика сыграла свою роль. В книге «Гены, разум и культура», которую биолог Уилсон написал в соавторстве с физиком Чарлзом Ламсденом, своим коллегой по Гарвардскому университету (работа опубликована издательством этого университета в 1981 г.), отчетливо видна попытка исключить упреки в размывании границы между поведением животного и человека. Для этой цели авторы ввели понятие «коэволюции генов и культуры», имея под этим в виду параллельное, одновременное развитие носителей наследственной информации и информации культурной. Последняя, по Уилсону и Ламсдену, вроде бы свойственна лишь человеку. Но впоследствии в книге обнаруживается расширительная трактовка понятия культуры. Оно, как выясняется, имеет, по истолкованию авторов, отношение и к животному царству. Качественное различие между человеческим обществом и популяциями животных и в данном случае фактически исчезает.

Несмотря на определенную «утонченность», которую авторы придали своему новейшему изложению основ «социобиологии», эта наука по-прежнему состоит в родстве с мальтузианством.