Текст книги "Три комиссара детской литературы"

Автор книги: Яков Цукерник

Несколько общих мыслей и выводов

Если прочесть произведения Крапивина в том порядке, в котором они выходили в свет, то мы увидим, что одну и ту же ситуацию он рассматривает в нескольких произведениях подряд, причём всегда с некоторым смещением огневой позиции. Например, проведение в классах сборов завучами или классными руководителями мы найдём и в «Валькиных друзьях и парусах», и в «Мальчике со шпагой», и в «Колыбельной для брата», и в «Трое с площади карронад», и в «Журавлёнке и молнии», причём и действия начальства, и противодействия ребят показаны по-разному, да и результаты этих столкновений тоже различны. Или – проблема дружбы – её поисков, борьбы за неё, отстаивания её перед взрослыми – в «Лётчике для особых поручений», «Колыбельной для брата», «Трое с площади карронад», «Журавлёнке и молнии». И ряд других проблем также переходит из книги в книгу, из произведения в произведение, причём рассматриваются разные варианты и разные концы, от трагических – допустим, результатов гибели «АнтАркТиДы» в «Лётчике для особых поручений» до отчаянного боя, данного Тимкой Селем в защиту дружбы со Славкой и выигранного им – в «Трое с площади карронад».

Второй особенностью крапивинских произведений является то, что в них рассматриваются не совсем обычные условия. Герои их попадают в самую крутую переделку, в такую, в которой подавляющее большинство ребят обречены на поражение. Подобно тому как в жюльверновском «Таинственном острове» колонисты смогли добиться успеха лишь потому, что на острове оказалось совершенно невероятное сочетание флоры, фауны и полезных ископаемых, а сами они в очень небольшой группе имели двух энциклопедистов в теории и практике – Герберта и Сайруса Смита, да и прочие были отнюдь не безрукими, – так и Максим Рыбкин, к примеру, в повести «Болтик» сумел выстоять в схватке с вожатой лишь потому, что в один день и в хоре солировал, и пожар потушил, и с очень хорошим и умным человеком поговорил о делах важнейших, и с чудесной девочкой познакомился, и страшного и сильного врага сумел победить. А не много ли удач? Сверх всякой вероятности… Но в ходе описания этих не очень-то вероятных в своём сочетании событий писатель даёт своим читателям такую информацию, которая станет теперь частью их собственного жизненного опыта и поможет им выстоять в таких условиях, в которых до прочтения его книг они были бы обречены на беспощадный разгром. так что это – художественный приём, вполне допустимый и многими с успехом применяемый. Так, Емельян Ярмагаев в исторической повести «Возвращающий надежду» (Л. Детская литература. 1971) свёл воедино детали ряда восстаний крестьян и горожан в разные годы и в разных регионах Франции. Во время реальных событий в Байонне, действительно имевших немалый размах, не было там ни Жана Босоногого, ни «армии Страдания» – они были в другое время в Нормандии. Но это не сделало романтичную историю «Возвращающего надежду» менее достоверной – не голая точность является идеалом (хотя я и сам стремлюсь к ней максимально, ибо мой жанр не художественный, а исследовательский, «поиском истины» именуемый), а максимум влияния на читателя – ради его, читателя, поумнения и его, читателя, более разумного и отважного поведения в сходных в какой-то мере условиях. И этого Ярмагаев добился – его герой выше своего современника д'Артаньяна и может служить лучшим примером для детей, подростков и взрослых. Иное дело, что тираж этой книги безнадёжно отстаёт от «Трёх мушкетёров», но это уже не вина автора.

Третьей особенностью крапивинских произведений, пока что очень кратко мною отмечаемой, является особое внимание к развитию способности мыслить у детей. И основная масса его персонажей, к сожалению для нас, советских людей, не относится к числу мыслителей, а по-настоящему думать начинают очень немногие. И это – факт, обычно огульно отмечаемый, но в последние годы всё более заставляющий себя признать. Герои Крапивина – именно та небольшая часть советских детей, которые способны думать на уровне, положенном «хомо сапиенсам», «человекам разумным». Увы, далеко не все двуногие из этого рода, входящего в отряд приматов класса млекопитающих, таковы. Но это – особый разговор. А пока просто отметим внимание Крапивина к процессу поумнения, к его фазам. И – перейдём к разбору его произведений с учётом упомянутых трёх особенностей.

С чего началось превращение рядового писателя в КОМИССАРА?

Началось оно с повести «Палочки для Васькиного барабана», точнее – с одного эпизода в ней. Пятиклассник Игорь Васильков поймал невиданного жука, добыл у девятиклассников эфира, усыпил добычу и, уложив её в коробочку, успел вовремя на урок немецкого. Урок давала студентка-практикантка и на уроке присутствовали «очень солидные дяди и тёти, наверно, из гороно или института». Произошла путаница, вместо коробки с мелом студентка открыла коробку с усыплённым и, следовательно, абсолютно уже безопасным жуком…

«Раздался звон покатившейся крышки и визг.

Визжала студентка здорово. Не очень громко, но зато мелодично…

Визг длился долго. Кое-кто уже успел придти в себя, а Павлик Седых даже сказал:

– Во даёт!

Только тут увидел Игорь жука. Жук лежал на спине, скорбно сложив лапки на жёлто-сером брюшке. Игорь бросился к своему сокровищу.

Решительная рука ухватила его за плечо.

– Как это называется?

– Я ещё не знаю, я его недавно нашёл, – растерянно пробормотал Игорь, и его ясные голубые глаза встретились с холодными очками полной дамы.

– Вон! – сказала дама.

Чьи-то осторожные пальцы брезгливо взяли жука промокашкой, и он отправился в свой последний полёт – через открытую форточку.

Стоило так визжать! Ведь рогатый жук был мёртв!

Бедняга! Лучше бы он бродил среди свежих травинок и грелся под апрельским солнцем. Всё равно ему не суждено было украсить коллекцию.

И как это безголовая Ленка Маслова ухитрилась перепутать жестянки?

После уроков Игоря и Павлика, который сказал „во даёт“, водили к директору. Потом Игорь и Павлик водили к директору родителей…

В общем, дальше ничего интересного не было. Интересно другое. На следующий день про случай с жуком знала вся школа. Девятиклассники сказали, что достанут Игорю хоть цистерну эфира».

Вот и весь эпизод. С юмором написано. Только смех-то сквозь слёзы.

Что взять с дуры-практикантки, описанной весьма иронически – с причёской, похожей на извержение вулкана Этны, розовым маникюром и мелодичным визгом. Но ведь потом-то в дело вступают куда более бывалые педагогические волки! И какое может быть ко всей этой педагогической буре отношение у ребят? Как должны они относиться к грозному директору и его мерам? Будет ли у них иметь авторитет всё взрослое школьное и надшкольное начальство? Ответ – в заявлении девятиклассников, что они не пожалеют усилий для помощи герою, устроившему этот развеселивший всю школу «бой быков»… Это – первый серьёзный случай, замеченный Крапивиным-писателем, первое его обращение к неблагополучию в нашей школе. И больше мы об этой повести говорить не будем, а перейдём к «Валькиным друзьям и парусам».

Повесть «Валькины друзья и паруса» и фильм «Валькины паруса»

В вышедшей в 1967 году повести «Валькины друзья и паруса» было сказано достаточно чётко то, что думал автор о вожатых типа Равенкова и завучах типа Анны Борисовны. Так было сказано, что покровители и размножители оных сразу учуяли неладное и при имевшей место в 1979 году экранизации этой повести для телевидения сумели выкинуть из сценария всё злободневное и острое. Кстати, то, что такая повесть была экранизирована только через 12 лет, тоже результат немедленной их реакции. Так вот – в фильме получилась миленькая и меленькая историйка, где не потому не пошёл Валька собирать металлолом, что считает глупостью бегать за консервными банками, когда вот – перед носом у всего города – ржавеет без пользы и применения многотонный механизм, а только потому, что он рассеянный художник и слишком уж увлёкся рисованием и забыл о воскреснике. И конечно же Анна Борисовна перестала быть той, о которой Валька понял, что «Анна Борисовна устала. И что ей, наверно, очень хочется домой и, может, по дороге ещё надо зайти в булочную, которую скоро закроют; а потом придётся готовить ужин, возиться с посудой и думать о завтрашних уроках… И он, Валька Бегунов, только маленькая частичка многих забот. И, возможно, она вовсе не была уверена, что его следует исключить из пионеров, но раз уж к этому пошло дело, надо доводить до конца. Надо, потому что нельзя поддаваться слабости и усталости, когда на тебя смотрят ученики…»

От такой Анны Борисовны на экране и следа не осталось, а вместо неё появилась молодая и красивая, очень искренняя и обаятельная учительница, которая чистосердечно объясняет детям, что хотела для них только хорошего, но они не поняли; что в этом и её вина, но она надеется, что всё разъяснится, что все друг друга поймут и будет мир на земле и в человецех благоволение…

И то, что такие учительницы безусловно есть, что я от всей души желаю им самого наилучшего, отнюдь не снимает моего убеждения об умышленной преступности той вивисекции, которой постановщики подвергли крапивинскую повесть. Это было именно преступление, направленное теми, кому выгодно, чтобы именно такие Анны Борисовны брали за горло Валек Бегуновых, диктовали свою волю пионерским организациям и калечили души советским детям, чтобы вожатыми были Равенковы, а не такие, как в той же повести описанный лагерный вожатый Сандро, чтобы Вальку Бегунова всё равно выгнали из пионеров, раз уж он не смирился с тем, что его в школе забыли принять в пионеры, и в лагере всё равно пионером стал – при помощи такого вот Сандро… «Это куда ж мы пойдём, если советские по генам дети будут в пионерских галстуках, а потом с комсомольскими значками у сердца, а потом с партбилетами у сердца же? Этак они и коммунизм построить смогут…

Братцы, за что боролись?! Не позволим! В повести проскочило – чёрт с нею, критики о том помолчат, мы им укажем, а вот в фильме, который не тысячи читателей прочтут, а миллионы зрителей посмотрят, мы уж свой порядочек наведём, всё кастрируем…»

Крайне интересно описание классного собрания, а в этом описании очень интересен образ Володи Полянского.

– Разрешите, я скажу, – попросил Володя Полянский и, не дожидаясь ответа, вышел к столу.

Высокий, в отутюженом чёрном пиджачке, подтянутый и какой-то слишком взрослый. Казалось, что Полянский считает себя умнее остальных и в класс ходит только по необходимости. Говорят, он занимался в драмкружке Дворца пионеров и даже по телевидению выступал.

Очень возможно, что Вальке не «казалось», что Володя действительно перерос товарищей. Он-таки умнее остальных, в том числе умнее самого Вальки, только-только начавшего мыслить после невольного контакта с дворовыми малышами. Уже имеет какой-то первичный опыт и не зря не дожидаясь ответа выходит к столу, что на какой-то момент озадачит Анну Борисовну.

Но не надолго. Она собьёт его во время его умной и спокойной речи. И я не уверен, что у него в следующий раз хватит соображения, как её осадить и договорить-таки своё.

Кстати, она собьёт его не только для того, чтобы сбить, хотя таким методом ведения дискуссии Брегели, Ангелины Никитичны и Анны Борисовны всегда пользуются, заодно обвиняя в неумении и нежелании правильно дискутировать своих противников. Нет, тут ещё и выявится, насколько разны плоскости мышления участников данного собрания. Полянскому и мальчишкам нужна справедливость. Крикливому большинству девчонок надо прикрыть Зинку Лагутину (c которой всё и началось, в которую на беду Вальки вселился вполне реальный «бес вредности»), надо ещё ехидно подколоть любого мальчишку (наследие лет раздельного обучения; ещё годы и годы будет оно сеять рознь и беды среди советских людей). А Анне Борисовне нужны только добропорядочность и внешнее благополучие. То, что какой-то Полянский посмел открыть рот не в её поддержку, а против неё – явное неблагополучие. И надо пресечь…

Что есть паранойя? Глубокое убеждение, что «дважды два – пять», и ненависть к тем, кто утверждает, что «четыре». У Анны Борисовны как раз паранойя. И у таких, как она. Их отбирают, их выдвигают те, о ком как раз и пелось в раннем варианте так называемого «Гимна Советского Союза»: «Нас вырастил Сталин». Он-то был типичным параноиком, глубочайше убеждённым в том, что он один всё понимает, а если кто-то считает, что ему понятно непонятное Сталину (как Вавилов и прочие генетики, кибернетики, языковеды, полководцы, руководители отраслей хозяйства, партийные деятели – в общем, все инакомыслящие), то это – враги, подлежащие уничтожению, это – иностранные агенты… И Гитлер был не просто циничной скотиной (хотя был в какой-то степени и ею тоже), он тоже был параноиком, искренне убеждённым, что существуют где-то в Тибете некие гиганты, остановившие издали на нём свой благосклонный взор и сделавшие его орудием судьбы человечества. Это тоже паранойя… А о «Гимне» я пишу «так называемый» потому, что не может быть гимном Советского Союза песня, где говорится о «великой Руси», что худшую замену «Интернационалу» придумать трудно. Это – один из признаков перерождения Советского Союза в Великую Россию, о чём мы ещё будем говорить дальше…

Но вернёмся к Анне Борисовне. Она, конечно, не Сталин – не тот масштаб, но ведь Салтыков-Щедрин сто лет назад отметил, что «В каждой луже можно найти гада, иройством своим других гадов затмевающего», не случайно применив именно этот термин. Страшна Анна Борисовна, страшны её методы, страшны их последствия.

На заседании Совета дружины, созванном по её требованию, не было кворума, что не только указывает на степень активности пионеров этой школы, но и делает незаконным, не имеющим силы любое решение, выносимое Советом на этом заседании. Не был приглашён Юрий Ефимович – учитель, которому вроде бы нагрубил Валька. И не было ни на совете дружины, ни вообще в этой школе старшего пионервожатого – «школа новая, неукомплектованная». Кем неукомплектованная? Советской властью? Школа без пионерской организации – даже в нынешнем её печальном состоянии – это не советская школа – здесь выпуск брака резко возрастает, не может не возрастать… Но зато была на заседании Анна Борисовна. И как была! Это шедевр – один из многих крапивинских шедевров – описание этого заседания. И атмосфера была соответствующей. Ешё ничего толком никому не было известно (да ведь и после ухода Вальки вряд ли кто из членов Совета мог бы изложить в деталях суть его проступка!), а уже «аккуратная девочка в белом переднике подняла руку и сообщила: „В той школе, где я раньше училась, мальчишек исключали на две недели, если у них дисциплина плохая“… Что только мальчишек – могу поверить, девочки пионерского возраста более дисциплинированны, среди них „настоящих буйных мало“. Но ведь мы ещё ничего не знаем, дорогая Анна Борисовна, однако для начала сообщаем, что среди набора орудий пыток есть и такой вот инструмент… Из этой девочки уже выросла маленькая копия Анны Борисовны, хотя она и из другой школы – там тоже такие есть.

И какие они все дурни – и одноклассники Вальки (5-й класс), и все члены Совета дружины кроме трёх человек – не попавшего на заседание члена совета, упомянутого уже Володи Полянского; Олега Ракитина (ушедшего в ярости с заседания, вроде бы гордо удалившегося, а на деле бросившего Вальку на растерзание, дезертировавшего, не понимая ещё сути своего поступка, – следовало приказать Вальке идти с ним, а это привело бы к окончательному срыву данного мероприятия) и четвероклассника (недавно вступившего в пионеры и потому ешё не обломанного, не оболваненного) Серёжки Галкина. Этот был против расправы и не побоялся проголосовать против, но обосновать своё мнение не мог и промолчал, а потому его „против“ выглядит весьма несерьёзно – „малыш фрондирует, но ещё обломаем“.

А ближайший друг Вальки – Сашка Бестужев – с его планом перехватить учительскую записку Валькиным родителям? Все они недоумки… Так не воюют. Так проигрывают войну. Да ведь они ещё не поняли, что надо воевать, и не только они – это всеобщая в нашей школе и в нашей стране болезнь!

Всем нам кажется (и мне до недавнего времени казалось), что мы имеем дело с людьми – пусть ошибающимися, но с советскими людьми, а не с врагами, не с вирусами, которых породил организм, механизм самовоспроизводства клеток которого был поражён вирусами культа личности, вирусами замаскированного меньшевизма и рядом других вирусов уже десятилетия назад. А Анны Борисовны и молодые да ранние Равенковы ведут именно войну. И громят неготовых к сопротивлению ребят, вот в чём дело.

Но уже начинают ребята думать – пусть для начала не в жизни, а в крапивинской повести. „Это всё-таки наш отряд, а не Анны Борисовны.“ И не она тебя в пионеры принимала» – это озарение Сашки Бестужева, пусть задним числом пришедшее, очень важно. Отсюда – путь к взрыву Генки Кузнечика в «Мальчике со шпагой» и к отпору всего Совета дружины в «Трое с площади карронад», к поведению Кирилла Векшина и его друзей на сборе в «Колыбельной для брата».

Ниже будет рассмотрен процесс развития способности мыслить у Вальки Бегунова – в главе, обобщающей описания этого процесса. Но нужно ещё отметить, что Валька, сам того не ведая, становится РЕБЯЧЬИМ КОМИССАРОМ. И это тоже первое, но не последнее описание этого процесса становления.

Валька – художник по призванию. Он набрал цветных стёкол, надеясь сделать нечто вроде витража или мозаики, но дело заколодило, стёкла лежат мёртвым капиталом, а тут пришёл малыш Андрюшка «с нашего двора» и просит эти стёкла для украшения сооружаемого им вкупе с другими малышами в песочной куче здания. Валька дал, потом из любопытства пошёл взглянуть, как малыши употребят эти стёкла, а у них полная бестолковщина – передрались, не в силах выбрать строительный проект. Валька навёл порядок, начертил план строительства, назначил Андрюшку прорабом. И на том бы и кончилось, не начни он рисовать Андрюшку, не вступись за малышей, чья постройка была переехана на велосипеде более сильным, чем Валька, но явным «гадом» – сыном офицера милиции, очень кстати подоспевшего и Вальку поддержавшего, Теперь Валька, сам того не желая, стал покровителем малышей этого двора и они на него в любой беде крепко рассчитывают. А ведь Валька – человек. А если человека зовут на помощь – он не может не пойти. А потом идёт и без зова – привыкает к положению защитника справедливости, защитника слабых, советчика в трудных положениях. Но это заставляет думать, причём в определённом направлении. Нужно знать мысли и жизнь доверившихся тебе, давать им оценку, искать для них путь, по которому им надо бы идти. Так становятся КОМИССАРАМИ…

Трилогия «Мальчик со шпагой» («Всадники со станции Роса»-«Звёздный час Серёжи Каховского» – «Флаг-капитаны»

Не сразу, едва выявив некое несоответствие в реальной жизни супротив привычных формул, начинает писатель новую книгу. Так и между «Валькиными друзьями и парусами» и «Мальчиком со шпагой» – годы, тоже отнюдь не бесплодные. Но написанное в те годы будет рассмотрено позже, а сейчас отметим, что если писатель, обходившийся до этого рассказиками и маленькими повестями, написал целую трилогию, то это значит – у него набралось столько материала, что хватило на такое полотно. А если все три части трилогии оказались памфлетами по жанру, хотя и написано, что это «просто» повести, то это значит – накипело.

Что есть памфлет? Это художественное произведение, написанное со всей яростью и беспощадностью к злу, со всей насмешкой, иронией, сарказмом, издевкой в адрес всего достойного этих ядовитых стрел. Произведение, в котором «всем сестрам по серьгам», в котором автор не боится употребить именно те слова, которые бьют с наибольшей силой. Не боится не только задеть некую властную и мстительную сволочь (что случается нередко), но и не боится самого себя – не боится ошибиться, ударить слишком сильно и не по адресу, ибо полностью уверен в своей правде и ведёт огонь на уничтожение, зная, что промаха не будет. Произведение, в котором мотор работает на полную мощность, а тормоза не требуется… Первые памфлетные струи в творчестве Крапивина мы уже отметили, но такого потока ярости, как в «Мальчике со шпагой», ещё не было.

И он-таки высказался без промаха – как ни больно он бил по сложившейся у нас системе, имеющей, следовательно, право на жизнь «в силу факта» и потому очень обороноспособной – а пришлось ему дать звание лауреата премии Ленинского комсомола и премии имени Гайдара журнала «Пионер». Но я убеждён, что этого мало, что он достоин звания лауреата Ленинской премии уже за эту трилогию, даже – не напиши он больше ничего ни раньше, ни позже, а сама трилогия должна быть принята к обязательному изучению не только в пединститутах, но и в райкомах партии, не говоря о рекомендации всем родителям и кандидатам в оные её прочесть и над ней подумать. Как корнейчуковский «Фронт» в 1942 году в «Правде» печатался… Потому что ни в одной другой его книге – и в позднейших тоже – нет такой широты охвата проблемы, потому что здесь охвачены не только данная школа или данный детский клуб, а все отрасли МИРА ВЗРОСЛЫХ, в той или иной степени влияющие на судьбы Серёжи Каховского, его друзей и врагов, на судьбы его школы, его клуба, его пионерлагеря, на судьбы всего МИРА ДЕТЕЙ. Все – от действующих до бездействующих, от дружественных и враждебных до равнодушных, а равнодушие страшнее открытой вражды.

Трилогия многослойна и, как и положено истинному произведению детской литературы, написана как для взрослых, только лучше. Крапивин давно уже не «пописывает», а именно «пишет» – он профессионал-писатель, владеющий психологической прозой не хуже братьев Стругацких, впервые приложивших её у нас, повторяю, к фантастике и сделавших этот жанр большим чтением, а не только более-менее читабельным изложением важных проблем. Кстати, Крапивин в «Баркентине с именем звезды» поминает «фантастов братьев Саргацких», а в «Трое с площади карронад» и в «Вечном жемчуге» я нашёл у него обороты, заимствованные из «трудно быть богом», так что влияние Стругацких на крапивинское творчество несомненно, и это очень хорошее влияние. Итак, он пишет с таким мастерством, что его книги – и эта в особенности! – годятся для всех возрастов, каждый из которых найдёт там для себя и интересное, и важное, и нужное. И читающий трилогию ребёнок решит, что «всё хорошо, прекрасная маркиза», а взрослый добавит – «за исключеньем пустяка». Но ведь этот пустяк при подробном его изучении выглядел так:

 
  …Узнал ваш муж, прекрасная маркиза,
   что разорил себя и вас.
   Не вынес он подобного сюрприза
   и застрелился в тот же час.
   Упавши на пол у печи,
   он опрокинул три свечи.
   Упали свечи на ковёр
   и запылал он, как костёр.
   Погода ветреной была.
   Весь замок выгорел дотла.
   Огонь усадьбу всю спалил,
   потом конюшню охватил.
   Конюшня запертой была,
   а в ней кобыла умерла.
   А в остальном, прекрасная маркиза.
   всё хорошо, всё хорошо!
 

Песня эта стала неофициальным гимном в замаскированной под Советский Союз Великой России. За глаза хватит таких примеров, как нынешнее (1986 год) освещение культа личности. Вообще его разоблачение на ХХ съезде КПСС было проведено более чем келейно. Речь Хрущёва не публиковалась, её только зачитали один-единственный раз на собраниях (где и взрослые-то далеко не все были, а подрастающие поколения по мере вступления в ряды взрослых остаются в блаженном неведении), – но при этом было совершенно официально заявлено и несчётное число раз повторялось и повторяется, что хотя «ошибки и извращения (а отнюдь не преступления, – Я.Ц.), связанные с культом личности Сталина (культы Хрущёва и Брежнева, культики Жукова в армии, Лысенко и Вильямса в сельхознауках и прочие – даже не учитываются! – Я.Ц.), нанесли определённый (то есть небольшой – так принято это слово употреблять! – Я.Ц.) вред всему делу коммунистического строительства. Однако они не изменили и не могли изменить природы социалистического общества (вероятно, в теории, на бумаге не изменили и не могли изменить, как надевший капот и чепчик съеденной им бабушки волк не мог изменить природу „бабушки– воообще“, – Я.Ц.), теоретических и организационных основ деятельности КПСС» (цитирую по Советской Исторической Энциклопедии, том 13, стр.784, статья «Сталин»). Что и говорить, 11 миллионов репрессированных (по словам Хрущёва) лучших из лучших людей страны и отключение от общественной жизни членов их семей; гибель в результате чудовищного ослабления обороны государства и отсутствия опытных командных кадров ещё более чем 20-ти миллионов; оболванивание почти поголовно всего населения страны, со всей искренностью оравшего «Ура! Да здравствует!» и думавшего, что солнце навеки погасло в день смерти Сталина; разгром целых отраслей науки и хозяйства – так что страна была в этом смысле отброшена на десятилетия назад от той точки, где могла бы оказаться; уничтожение Коминтерна; буйный расцвет национализма; создание чудовищной бюрократической машины, которую можно лишь уничтожить, ибо переделке она не поддаётся, а в ракетно-ядерные времена такая операция немыслима без снятия на какое-то время силового поля защиты страны от врага… – и это «не изменили и не могли изменить»?!

Да никто из хоть что-то знающих не верил и не верит этой формулировке, а это значит, что не верит и тем, кто её выдвинул и нам навязывает, то-есть тем, кто стоит у власти!..

И вот перед нами рассмотрение того, как выглядит «пустяк» в МИРЕ ДЕТЕЙ, в зоне соприкосновения его с МИРОМ ВЗРОСЛЫХ, как обстоят у нас дела с воспроизводством человеческого фонда.

Да, всё хорошо, прекрасная маркиза! В самом деле… Пусть у Серёжи Каховского и возникли в пионерлагере некоторые, так сказать, определённые неполадки – он всё же благополучно добрался до дома и попутно обзавёлся замечательным псом, принятым дома без возражений. В нужный момент к нему подоспели на помощь коммунист-газетчик и краснозвёздные всадники. Семья его получила новую трёхкомнатную квартиру. Вторая жена его отца – тётя Галя – хотя и не смогла ещё стать ему второй мамой, но явно хочет этого, и с этой точки зрения семья совершенно здорова.

Мальчишка как раз находится на грани полного слияния с тётей Галей и сводной сестрёнкой, бывших всё же несколько инородными телами в его мире чувств. Он поступил в детский фехтовальный клуб «Эспада» и стал одним из его капитанов, а в конце книги станет фактическим вождём племени «эспадовцев». В схватке с четырьмя хулиганами и взрослым вооружённым бандитом он вышел победителем, а подоспевшие вовремя милиционеры оказались чудесными людьми. С помощью одного из них он прекращает избиения второклассника Стасика Грачёва отцом при равнодушном нейтралитете матери, а в школе своим отчаянным, но встретившим понимание директора поступком пресекает травлю того же Стасика учительницей Нелли Ивановной, одной из тех особ, которых на пушечный выстрел нельзя подпускать к детям, но которые есть почти в каждой школе и нет на них управы. Он стойко, куда лучше любого взрослого, выдерживает от поток моральной блевотины, которой она его поливает в присутствии директора. Он не отступается от Стасика до конца, и в конце концов именно ему обязана школа тем, что прекращается практика задержания под арестом целых классов для выявления тех, кто, скажем, разбил стекло и не признаётся, – а всё потому, что он ждал Стасика, чтобы проводить его домой, по дороге именно ради его защиты вступил в упомянутую схватку и потом, когда его чествовали, не побоялся сказать, что лучше бы не задерживали ребят допоздна…

Его авторитет среди товарищей в школе и в клубе высок и заслужен, да и товарищи эти – отличные ребята, хотя иногда по молодости и связанному с нею легкомыслию ставят своих руководителей на грань инфаркта. Всё хорошо, а уж если встретятся в жизни неприятности, то эти-то ребята не побоятся вступить с ними в схватку. Не случайно начинающий бард Генка Кузнечик поёт в своей песне:

 
  …Сколько легло нас, мальчики,
   в травах и узких улицах,
   маленьких барабанщиков,
   рыцарей ярых атак.
   Но не могли мы кланяться,
   жмуриться и сутулиться —
   падали, а товарищи
   шли, отбивая такт…
 

Да, Серёжа Каховский и Генка Кузнечик, Димка Соломин и Данилка Вострецов, Андрюшка Гарц и Наташа – все они пройдут по жизни, не кланяясь ни пулям, ни врагам, а если враг будет слишком силён, то разве не придут на помощь своей смене вовремя и победоносно всемогущие рыцари коммунизма, взрослые, сильные, мудрые? Смешно и предположить такое… Всё хорошо, за исключеньем пустяка… Проявим же, подобно прекрасной маркизе, настойчивую любознательность и рассмотрим этот «пустяк» поближе…

Серёжа Каховский – внук красного конника, гордящийся своим дедом. Он даже придумал сам для себя сказку о красных конниках, которые придут на помощь в беде – сказку, которая так чудесно сбылась на станции Роса. Но у тёти Гали есть брат – Серёжин дядя, следовательно. Дядя Виталий Александрович – археолог, причём не рядовой, а руководитель московских студентов, из года в год ездящих на раскопки Херсонеса. Это значит, что он должен быть как минимум кандидатом исторических наук, но я уверен, что он имеет докторскую степень, потому что он как-то высказался: «Херсонес неиссякаем. каждый год такие открытия, что на пять докторских потянет», так что одну-то докторскую степень для себя он наверняка вытянул. Он обязан также быть членом партии. Ведь у нас не только любят повторять, что история – наука партийная, у нас не только при профессиональном изучении истории обязательно изучают политэкономию, диамат, истмат, труды классиков марксизма – великих историков, кстати, но ещё и имеют в архивах такие фонды, куда без научной степени и партбилета хода нет (есть и такие фонды, куда вообще никого не пускают, это факт). Пусть сперва молодой историк по незнанию и нехватке информации наврёт в своих работах, а потом, если его враньё понравится, его остепенят и, может быть, допустят к более полной информации, взяв подписку о неразглашении оной – знаю это по личному опыту. Так что дядюшка обязательно «член партии» (не скажу – коммунист и тем более большевик). И вот этот дядюшка считает, что был дед Серёжи «донкихотом. Вечно чего-то добивался, вечно спорил с начальством, как шашкой рубил. Мог бы генералом стать, а столько лет просидел командиром эскадрона…»

В одном дядюшка прав – генералами у нас слишком уж преданные правде в «определённый период» редко становились. Они чаще оказывались у стенки или на Колыме. Стоит прочесть в мемуарах маршала Василевского, как он годами и десятилетиями не смел написать письмо отцу-священнику и не мог послать денег ему, крепко нуждавшемуся, пока Сталин вдруг не разрешил это лично ему, одному из тысяч и тысяч таких, чтобы понять: это было поколение изнасилованных, но заставлявших себя любить насильника и его коллег, верить, что «так надо».