Текст книги "Кисмет"

Автор книги: Якоб Арджуни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА 15

В темноте мерцали белые зубы Аренса и рекламная надпись «Супы Аренса – счастье в горшочке». Я стоял в телефонной будке напротив темного кирпичного здания, засовывая в щель одну за другой использованные телефонные карты. Одна из карт оказалась действующей, и я набрал номер торговца овощами.

– Это Каянкая. Все в порядке?

Тяжелое дыхание, дрожащий голос:

– Господин Каянкая, хорошо, что вы позвонили. Я совершенно…

– Извините, – прервал я его, – у меня важное совещание. Не могу говорить. Хочу только предупредить: если сегодня действительно что-то произойдет, вам, так или иначе, придется обратиться в полицию. Если они вовремя не приедут, то, исходя из личного опыта, советую вооружиться стулом или молотком, а не ждать, когда прогремит взрыв.

– А… Да, да…

– Простите, я очень занят. Когда вернусь домой, позвоню вам. До скорого.

– Подождите, пожалуйста, я… Я сегодня хорошенько подумал, и, если так будет продолжаться, может, мне съехать с этой квартиры?

– И переехать в другую?

– Послушайте, меня, конечно, восхищает ваше спокойствие и такое отношение, но бомбы, стулья… Со вчерашнего дня я ничего не ел, а сердце… Если и дальше будет такое сердцебиение, то я взорвусь и без бомбы.

– Ясно. Но это довольно ответственный шаг. На первый взгляд даже разумный. Надо об этом подумать. Как знать… Возможно, это наилучшее решение. А сейчас извините, я не могу больше говорить.

– Когда вернетесь, обязательно позвоните.

– Разумеется, как только приду, сразу же позвоню.

Я положил трубку. Хорошо, что я спровадил Лейлу к Слибульскому. Конечно, поднять тревогу торговец может, но помешать бандитам проникнуть в дом – вряд ли.

Взяв сумку, я вышел из телефонной будки и, пройдя мимо главного входа в фирму Аренса, поспешил вниз по улице. Примерно через сто метров я перелез через забор магазина автомобильных покрышек, проскользнул во двор и пробрался к задней стороне кирпичного здания. В одном из помещений через открытую дверь на втором этаже был виден слабый свет.

Я забрался на кучу резиновых покрышек, потом вскарабкался вверх по стене, перелез через колючую проволоку и приземлился на другой стороне в куче гравия. Вокруг здания шла выложенная плиткой дорожка, которая вела к металлическому ангару. По-видимому, в этом цеху и производились те самые супы, конфеты и бог знает что еще. Не исключено, что здание служило также местом сходняка банды, и здесь уже накрывали столы для субботнего приема.

Дверь в корпус была заперта. Наверняка здесь установлена камера наружного наблюдения. Обойдя здание вокруг, я обнаружил открытую заслонку над сточным желобом, уходившим под землю. Приподнял крышку и прислушался. Все тихо. Между заслонкой и нижней частью желоба был зазор примерно в тридцать сантиметров. Я мог спокойно пролезть туда до пояса, однако, лишь просунув голову, чуть было не потерял сознание: в нос ударил резкий запах мочи, словно здесь готовили какую-то эссенцию. Кашляя, я стал пробираться дальше сантиметр за сантиметром. Без воздуха жить, как известно, трудно, но дышать таким воздухом было еще труднее. Кто же тут гадил? Составители супов? Толстый гессенец? Или смазливая секретарша? Наконец я проник внутрь, протащив с собой мешок с причиндалами, потом выпрямился и зажег фонарь. Возможно, я покажусь чистюлей и идеалистом, но состояние туалета этого, с позволения сказать, пищевого предприятия привело меня в состояние шока. Здесь кто-то не просто случайно промахнулся мимо унитаза. Здесь проходил чемпионат мира по свинству. По углам валялись горы использованной туалетной бумаги, кафель вокруг писсуаров был заляпан темными жирными, отчасти кристаллизировавшимися, пятнами, а пол покрывал толстый, а вернее, глубокий слой скользкой, липкой слизи, в котором буквально увязали мои ноги.

Перед туалетом находилась ниша с кофеваркой и автоматом с напитками, а рядом – небольшое помещение за стеклянной стенкой. Чуть дальше начинался ряд бесчисленных высоких перегородок, разграничивающих отдельные рабочие места. Проходя мимо гигантских чанов с громадными лопастями для перемешивания продуктов, оснащенных, по-видимому, компьютерным управлением, конвейеров, труб, идущих через все помещения, гор пластиковых мешков, лотков, автопогрузчиков и прочего оборудования, я пришел к выводу, что этот резкий сортирный запах исходит от дурно пахнущего супового порошка. Теперь я понял, что едят сотрудники в обеденный перерыв и что из них потом выделяется.

В конце цеха к этой вони примешался еще один запах, напоминающий вкус прогорклого шоколада. Чувствовалось, что в помещениях, где я сейчас находился, совсем недавно работали люди. На конвейере лежали темные, еще не упакованные небольшие предметы, затем конвейер кончался, уходя в отсек со штамповочными прессами и приборами, а через два метра снова появлялся – уже с готовыми упаковками. На упаковке на черном фоне стояла красная надпись: «Марс». Я взял одну штуку, разорвал обертку, откусил край и сразу же выплюнул. Если такой продукт Аренс продает как шоколадный батончик, то немудрено, что и торжественный ужин он может устроить в здешнем туалете. Такого шоколада я еще не держал во рту. По вкусу он напоминал нечто не содержащее ни грамма какао и состоящее в основном из химического красителя и жира умерших своею смертью животных, пролежавшего несколько дней в отключенном и запертом холодильнике. В качестве противоядия я сунул в рот сигарету и закурил. Но правильнее было бы проглотить ее.

Рядом с воротами находился склад, доверху забитый упакованной продукцией: «Марс», «Сникерс», «Милка», «Берлинский сахар», «Шоколадные кренделя „Октоберфест"», «Зюсе Штефи» и, наконец, «Леденцы „Черная смородина" из Германии».

Следующие два часа я провел в небольшом, отгороженном стеклянной дверью, помещении рядом с туалетом. Я просмотрел папки с документами и корреспонденцией, счета и компьютерную информацию. В суповой империи Аренса не утруждали себя хранением документов в закрытых шкафах и использованием компьютерных паролей. В результате осмотра в моей голове вырисовывалась следующая картина: к Аренсу со всего мира поставляли отходы пищевых предприятий – шоколад, в который по ошибке добавили машинного масла, порошок какао с плантации, вблизи которой взорвался химический завод, заплесневелые орехи, испорченный яичный порошок, пришедшие в негодность специи и прочие ингредиенты, способные если не убить, то серьезно подорвать здоровье человека. Все это тщательно перемешивалось, затем из получившейся адской смеси лепили «изделия», на которые в довершение всего наклеивались этикетки известных или вымышленных производителей. Вся эта дрянь продавалась в странах, для которых, судя по всему, громкие бренды типа «Марс» или «Октоберфест» были важнее, чем содержание. «Марс» и «Сникерс» шли в Румынию, Болгарию, Сербию, Албанию и западные регионы России, «Берлинский сахар» и «Зюсе Штефи» – в Хорватию, Прибалтику, Сибирь, на Волгу – в области компактного проживания поволжских немцев. Я представил себе простого паренька из какого-нибудь города Энгельса, что на Волге, немецкий прапрадед которого когда-то покинул родную Баварию и переселился в Россию, и вот его потомок однажды решил побаловать себя уж точно не дешевым в российских краях «Берлинским сахаром». Каково же должно быть его разочарование, когда он попробует сей «германский деликатес»! А ведь он так много грезил о своей исторической родине, в которой «мерседесы» растут прямо из-под земли.

К чести Слибульского следует отметить, что вкус он имел отменный, и те смородиновые конфетки были единственным продуктом, который производился вне фабрики отходов доктора Аренса. Их выпускала нормальная немецкая фирма, ежемесячно и бесплатно поставлявшая свой продукт Аренсу. Судя по намекам и легким угрозам, содержавшимся в корреспонденции Аренса и этого производителя, «мой друг» знал некоторые подробности биографии своего партнера, чем он и шантажировал его.

Я положил бумаги на свои места, выключил компьютер и пошел искать дверь, которую можно было открыть. Такой двери не оказалось. Как я и предполагал, все они были оснащены сигнализацией. Я выкурил две сигареты, чтобы заглушить свое обострившееся после недавнего мордобоя обоняние, и, стиснув зубы, направился в туалет.

Я вытянулся во весь рост и сделал глубокий вдох.

На втором этаже кирпичного здания все еще горел свет. Я двинулся в ту сторону, тщетно попытался открыть дверь, потом обошел вокруг дома, перепробовав ручки всех окон (все было наглухо заперто), и принялся искать лестницу. После взлома ангара с автомобильными покрышками я хорошо ориентировался в пространстве. Лестница оказалась изъеденной жучком, и в ней не хватало нескольких перекладин. Приставив лестницу к стене, я почувствовал, как она закачалась и затрещала, но вес мой все-таки выдержала. Мне еще раз пришлось лезть через колючую проволоку, потом спускаться по стене с обратной стороны и дальше пробираться к освещенному окну. Чтобы дотянуться до него, надо было встать на верхнюю ступеньку. Я осторожно подтянулся за подоконник и заглянул внутрь. От увиденного я чуть было не грохнулся на землю: в углу полутемного помещения стоял телевизор, по которому шла передача об известных кинозвездах и прочих знаменитостях с популярной телеведущей. Перед телевизором сидел толстый гессенец и… онанировал. Сцена была омерзительной, но я наконец понял, почему эта ведущая имеет такой успех у зрителей. Ее худощавое лицо с маленькими глазками и улыбкой, говорящей: «За деньги я готова на все», было так вызывающе доступно, что зрителю типа моего гессенского «друга» открывалось широкое поле для фантазий. На экране появилась молоденькая красотка, и он на какой-то момент приостановил свои манипуляции. Она выглядела сногсшибательно, и толстяк пожирал ее глазами, ограничиваясь на этот раз лишь зрительными ощущениями.

Учитывая его состояние, я испытывал большой соблазн немедленно отомстить за свою избитую физиономию. Если теоретически предположить, что будут установлены точное время смерти, совпадающее с трансляцией передачи, и обстоятельства этой смерти, нетрудно представить содержание газетных заголовков, отражающих сие великое событие.

А может, все прошло бы незаметно. Аренс пристроил бы этот мешок с дерьмом где-нибудь в темном лесу. На худой конец, отменил бы субботнюю встречу или перенес ее в другое место. Я спустился по лестнице и осмотрел другие окна на втором этаже. В одном из помещений находилось что-то вроде конференц-зала. В узкой полоске света своего фонаря я увидел стоящие вдоль стен коробки с бутылками шампанского и коньяка. Рядом располагалась кухня, а прямо в дверях стоял электрогриль. Значит, его доставили сюда совсем недавно.

Судя по всему, кроме гессенца, в здании никого не было.

Оттащив лестницу к ангару с автопокрышками, я перелез через забор и, оказавшись на улице, присел на выступ в стене и закурил. Было около одиннадцати. Я размышлял, ехать ли мне по домашнему адресу Аренса или остаться здесь и ждать, что будет. Заметка о визите хорватской делегации, в которой упоминалась фирма Аренса, сопровождалась снимком с изображением доктора и его супруги в окружении улыбающихся типов в дорогих пиджаках. Жена Аренса была блондинкой лет сорока, с агрессивным подбородком, копной пышных волос и приветливой улыбкой, правда не настолько приветливой, чтобы позволять мужу таскаться к другим женщинам.

Не успел я осознать, что ошибся в расчетах и мать Лейлы не может быть рядом с Аренсом, как свет автомобильных фар в конце улицы упал на мои ботинки. Я вскочил и спрятался в тень от стены. В следующий момент к главному входу фирмы тихо подкатил БМВ. Казалось, все происходит как во сне. Когда машина завернула к воротам, я осторожно заглянул за угол. Ворота открылись, и из машины выпрыгнули двое, как две капли воды похожие на тех бандитов, которых мы со Слибульским замочили неделю назад: светлые волосы, модная стрижка, кремовые костюмы. Не проронив ни единого звука, они прошли к главному входу и, нажав кнопку звонка, стали ждать. Вскоре появился мой гессенский «друг» и открыл им дверь. Через десять минут они вышли из здания. Я был уверен, что это были те же самые типы, несмотря на то, что сейчас у них были темные волосы и одеты они были в джинсы и кожаные куртки. Они появились с двумя велосипедами и, проехав мимо меня, скрылись в направлении города. Гессенец поставил БМВ за кирпичным зданием, оглянулся и, поправив сумку на плече, возвратился в дом. Не успел я выкурить полсигареты, как во двор въехала еще одна машина марки БМВ. Снова звонок в дверь, переодевание в доме, выход, отъезд на велосипедах. Затем – третий БМВ, четвертый, пятый. Жизнь закипела.

Когда в конце улицы сверкнула шестая пара фар, я перестал удивляться. Когда машина остановилась во дворе и хлопнула дверца, я впервые услышал голоса.

– Ну, ребята, до субботы! Утром – работа, вечером – отдых.

Я снова прильнул к углу стены и увидел улыбающегося Аренса. Рядом с ним были два шкафа в костюмах.

– Не беспокойтесь, шеф, эти пидоры свое получат – подохнут, не успев проснуться.

В этот момент открылась правая передняя дверца машины. Вначале я просто удивился – все происходило именно так, как я и представлял: черные волосы, схваченные узлом на затылке, тонкая фигура, вкрадчивые движения. Я видел только ее спину и светлый плащ, но сразу понял, что это она. Это могла быть только она. Неторопливой походкой, словно колеблясь и против своей воли, но не видя другого выхода, женщина побрела к двери.

– Подожди, зайка…

Махнув рукой своим амбалам, Аренс повернулся и пошел за ней вслед. Когда захлопнулись дверцы его машины, Аренс приблизился к женщине и обхватил ее сзади могучими ручищами. Затем БМВ выехала из ворот, и я отпрянул в тень. Когда снова выглянул из-за угла, Арене закрывал за собой дверь здания.

Некоторое время я стоял в раздумье, потом закурил, расхаживая взад и вперед. Что делать? Мать Лейлы не произвела на меня впечатления несчастной женщины. А что я, собственно говоря, знал о ней и об ее отношениях с Аренсом? Может быть, она затеяла с ним торг, чтобы освободить мужа из тюрьмы, или использовала шанс заработать деньги? Какие у меня были основания врываться в дом и вызволять ее оттуда? Никаких.

Единственное, что я знал наверняка: она могла свободно – или относительно свободно – передвигаться, но, несмотря на это, с прошлого воскресенья не удосужилась даже позвонить дочери в интернат. Если у нее было время спать с Аренсом, то почему не известить дочь, что она жива и здорова? Но как можно было спать с этим чудовищем?! Даже за большие деньги, даже ради освобождения самого распрекрасного мужчины. Неужели у нее нет глаз?

Я остановился у ворот, с отвращением глядя на светящееся желтым светом окно его «чертогов». Что он там с ней делает? Расшифровывает знаки зодиака на потолке? Или рассказывает об обычаях первобытных народов? Впрочем, это он должен был рассказать ей уже раньше. Скорее всего, он ставит сейчас компакт-диск с душещипательным хитом или лапает ее, развалившись на плюшевых подушках с бананами и кокосами.

Я резко повернулся и, схватив свой пакет, протопал вниз по улице к машине. Пожалуй, оставлю до субботы все как есть. Может, так будет лучше и для нее. Сейчас мне предстояло более важное дело – разобраться с мафией, вытеснить ее из города, а не ломать голову по поводу незнакомой женщины, которая, хоть и неохотно, но сама, вышла из машины и прямиком направилась в офис Аренса. Ведь могла бы этого не делать! Значит, была причина. И вообще, разбираться в мотивации действий другого человека – самое неблагодарное дело.

Я завел мотор, включил передачу и нажал на педаль газа.

ГЛАВА 16

– Почти уверен, что в субботу.

– Почти? – переспросил албанец.

Но это прозвучало не так, как обычно, когда он переспрашивал, чтобы продемонстрировать свое внимание. Меня всегда раздражала эта его манера, и я чувствовал неуверенность. Сейчас в его вопросе слышалось недоверие. Я находился в баре «Сова», рядом с туалетом, держа в руках телефонную трубку и стакан сидра, и пытался поскорее закончить разговор. Какое мне вообще дело до того, каким тоном он меня переспрашивает? В таком городе, как Франкфурт, подобными пустяками голову себе не забивают.

– На сто процентов буду уверен только тогда, когда увижу этих типов, сидящих за столом.

– Ах так! А вы уверены, что вообще взялись за свое дело?

– За свое ли дело я взялся? А почему вы об этом спрашиваете?

– Да голос у вас какой-то нервный, возбужденный. Для таких дел нужны хорошие нервы.

– Это не имеет отношения к делу. У меня свои проблемы.

– Ну хорошо. Полагаюсь на вас.

То, что он на меня полагался, радости не прибавляло. Я прокашлялся.

– Если не случится ничего срочного, в субботу утром буду у вас в «Нью-Йорке».

– А вы не хотите сообщить мне место встречи? Даю слово, что все будет сделано, как вы хотите. Что, если с вами что-то произойдет?

– Со мной ничего не произойдет.

– Вчера я потерял еще двух своих людей, а в Заксенхаузене погибла владелица закусочной.

Насчет владелицы закусочной он приврал. По радио сообщили, что там взорвали бар, но его владелица осталась жива. А то, что его головорезы вовремя не сориентировались, не моя проблема.

– Очень сожалею.

– Если мы откладываем налет до послезавтра, я должен быть уверен, что точно накроем банду.

Я слышал, как албанец громко дышал.

– Послушайте, я должен заканчивать. У меня кончаются монеты.

– Монеты? – переспросил он. – Разве у вас нет мобиль…?

Я нажал на рычаг. Дискуссия по поводу того, почему у меня нет мобильника, была излишней. Поэтому лучше было прервать разговор.

Заказав еще один бокал сидра, я позвонил Слибульскому.

– Как дела, откуда звонишь?

– Из автомата.

«Сова» была одной из наших излюбленных забегаловок. Здесь можно уютно посидеть после работы, подурачиться, хорошо поддать. Но говорить, что я здесь, не хотелось.

– С каких это пор в телефонах-автоматах стали устанавливать унитазы? Я слышу, как там спустили воду.

– А с каких пор я должен отчитываться перед тобой, где я и что делаю?

– Чувствую, что у тебя отличное настроение. Может, тогда закончим разговор?

– Что там с Лейлой?

– Лежит у телевизора. Ты был прав насчет ее характера. Но, в общем, все нормально. Нашел ее мать?

– Более или менее. Завтра все расскажу. А как вы с ней справляетесь?

– Я один. Джина в музее. Нет, все в порядке. Ты был прав, в девчонке что-то есть. Мы даже настольный теннис посмотрели по телевизору. А из малышки со временем получится классная баба.

– Дай-ка мне ее.

Через минуту подошла Лейла и, затаив дыхание, спросила:

– Нашел ее?

Я улыбнулся, обрадовавшись ее голосу.

– К сожалению, нет, но я знаю, где она. А сейчас слушай меня внимательно…

Я рассказал, что ее мать делает все возможное, включила все рычаги, чтобы освободить мужа из тюрьмы. Она ведет переговоры с Аренсом и какими-то влиятельными деятелями из Хорватии, разъезжает по разным городам, поэтому у нее нет ни минуты свободного времени, но она регулярно звонит в интернат, а фрау Шмитцбауэр, видимо, просто ничего не передает Лейле. В общем, старая жопа, что с нее взять.

Лейла все выслушала, не перебивая, а когда я закончил, возникла пауза. Она серьезно спросила меня:

– Но почему фрау Шмитцбауэр не передала мне, что мать звонила?

– Ну, знаешь, я думаю, потому, что она ревнует. Помнишь, как тогда в кабинете она обрушилась на твою мать? Она просто влюблена в Аренса и думает, что твоя мать отобьет его у нее. Полная чушь. А для твоей мамы важно только одно – освободить мужа.

– Ты так думаешь?

– Послушай, не говори ерунды. Я не думаю, я это знаю. Насколько мне известно, сейчас она в Мюнхене – у нее встреча с одним бизнесменом из Загреба. Не позднее субботы она вернется, а я обещаю, что обязательно сообщу ей, что эта мерзкая Шмитцбауэр ничего тебе не передает.

– В субботу, – разочарованно протянула Лейла, словно надо было ждать год.

– Осталось два дня, они быстро пролетят.

– Скорее бы, – тяжело вздохнула она и замолчала.

– Ладно, сейчас у меня дела. Сегодня вечером не приду, а завтра в середине дня поедем в другие приюты, поищем Сузи.

– Хм.

– Согласна?

– Не знаю.

– Тогда я знаю. Итак, до завтра. Спокойной ночи.

– Тебе тоже.

В раздумье я повесил трубку, взял стакан и, поднявшись по лестнице в бар, сел на свободное место в тихом уголке. В это время бар уже опустел. За грубыми деревянными столами сидели несколько человек, игравших в карты, любовная парочка и небольшая компания, отмечавшая день рождения. Ни одного знакомого лица.

Я прислонился к стене и, потягивая яблочное вино, курил. С каждым следующим стаканом версия, которую я изложил Лейле, становилась все более правдоподобной. В конце концов, я и сам уверовал, что с ее матерью все происходит именно так, как я рассказал. Не хотелось верить, что женщина, которую я видел вчера на видео, могла бросить родную дочь только ради того, чтобы завести шашни с Аренсом и заработать пару марок.

Я сделал большой глоток и кивнул официанту, чтобы принес еще.

А были ли, собственно говоря, вообще между ними шашни? Да, они вместе вошли в офис Аренса. Это было. А что, если она, действительно, собиралась просто поговорить с ним? А то, что Аренс ухватил ее сзади, так от него другого и ожидать нечего. Кстати, и Шмитцбауэр вполне могла скрыть от Лейлы звонки матери. История, которую я наплел девочке по телефону, казалась мне теперь вполне достоверной.

– Бар закрывается!

Я заказал себе последний стакан и, улыбаясь кельнеру, вдруг ощутил, как эти несколько бокалов сидра полностью прояснили мои мозги. Я осушил стакан и, чтобы в мозгу стало еще яснее, решил выпить что-нибудь еще. Вышел на улицу и завернул за угол, где была пивная, работавшая круглые сутки. Казалось, вернувшись домой, я буду чувствовать себя прекрасно. Однако на следующее утро ничего подобного я не ощутил.