Текст книги "Куда возвращаются сказки"

Автор книги: Window Dark

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Глава 17,
которая повествует о первой встрече Коли с хозяином Тёмных Стёкол

Коля шёл, глядя себе под ноги. Он привык глядеть себе под ноги, потому что внизу всегда попадалось чего-нибудь замечательное. В детстве Коля любил собирать на дорогах пуговицы. Они были маленькие и большие, с двумя дырочками и с четырьмя. А уж цвета пуговиц вообще невозможно было перечислить. Больше всего Коле нравились две маленькие полупрозрачные пуговки: розовая и ярко-зелёная. Через несколько месяцев у него уже скопилось несколько десятков пуговиц. Но на свою беду прочитал Коля «Белеет парус одинокий…» про Гаврика и Петю. И про игру в пуговицы. Тогда Коля ещё любил поступать так, как известные книжные герои. А в том, что Гаврик и Петя были известными, сомневаться не приходилось. Ведь про них сняли целый многосерийный фильм. Коля тоже хотел, чтобы про него сняли фильм, но с ним не случалось таких удивительных событий, как с Петей и Гавриком. Ни тебе шпиков, ни раненых матросов, ни революционеров, которым Коля должен притащить патроны на чердак. Но в пуговицы поиграть можно было и без революционеров.

Конечно, свинцовых бит не нашлось и их пришлось заменить обычными камнями. Но если после ударов биты знаменитые форменные пуговицы, звеня, отпрыгивали по сторонам, то Колины оставались лежать на месте, частенько при этом расколотые пополам. Коллекция стремительно сокращалась. И в один злосчастный день, находясь в глубоком проигрыше, Коля выставил розовую красавицу, надеясь немедленно отыграться. Но бита тут же отколола от ровного круга безобразный зубчатый кусок. И Коля потерял всякий интерес к злой игре. Он спрятал осиротевшую ярко-зелёную пуговку в мешок и старался больше не вспоминать о ней. Словно обидевшись за бойню, пуговки перестали попадаться на Колином пути. Но продолжали встречаться монетки, почти целые брелки, значки с гербами городов и детальки от самых невероятных конструкторов.

Сегодня Коле явно не везло. Пустой асфальт с трещинами, если не считать растоптанных сигаретных окурков и смятых билетов на проезд в общественном транспорте. Всё ещё надеясь на удачу, Коля не отрывал взгляд от тротуара и поэтому не заметил встречного прохожего, пока не ткнулся в прохладную полу длинного серого плаща.

Осторожно подняв голову он увидел пояс с серебристой пряжкой, а затем гладкий, словно приклеенный воротник плаща. За воротником находился невероятно пышный бант, какому позавидовала бы любая девчонка из тех, что играют в куклы и прыгают через скакалку круглые сутки. Над бантом виделась короткая шея.

Но главным было лицо. Невероятно бледное. И огромные очки. С непроницаемыми тёмными стёклами.

«Вот очки, – пронеслось у Коли в голове, – а это стёкла. А за ними тётя Фёкла.»

Но неведомая тётя Фёкла мухой вылетела из Колиного сознания. Да что тётя, все без исключения тёти и даже девушки покинули Колины мысли, как только Коля опустил свой взор пониже тёмных стёкол.

Незнакомец не сердился на Колю, но и не улыбался. Губы его плотно были сжаты прямой линией.

Коля застыл на месте. Таких личностей не встретишь на каждом шагу.

Заметно похолодало.

– Зздравсствуй, мальчик Коля, – сказал незнакомец, по-странному двоя «з» и «с».

– Здравствуйте, – поздоровался Коля, так как несмотря на обиду оставался культурным мальчиком. – А откуда вы меня знаете?

Коля не был самым культурным мальчиком в городе, какую-то часть культуры у него давно отвоевало любопытство.

– Так уж получилоссь, – сказал незнакомец с виноватым видом.

Коле даже стало его немного жаль. Ну не хотел этот субъект знать Колино имя, но не повезло, кто-то голосистый высмотрел и раззвонил, а теперь уж ничего не поделаешь.

– Ничего, – махнул Коля рукой, прощая незнакомца, – знаете, и пускай.

– Не печальсся, мальчик Коля, – сказал незнакомец, – ты тоже уззнаешь моё имя. Приготовьсся сслушать. Тебе, именно тебе, полеззно будет его ззапомнить.

Коля приготовился. Он ещё не знал к чему. То ли слушать, то ли убежать отсюда на самой реактивной скорости.

– Я – хозяин Тёмных Стёкол, – мрачно возвестил бледнолицый. – Я хорошо ззнаю тебя, Коля. Более того, мне иззвесстны вссе твои проблемы. И про Пашку сс Владяном я насслышан. И про то, что никто тебе помочь не может. Не так ли?

Коля подозрительно посмотрел на обладателя столь странного прозвища. Пожалуй, следовало удирать.

Хозяин Тёмных Стёкол заметил перемену Колиного настроения.

– Не бойсся, – мягко сказал он. – Ессли кто тебе и ссможет помочь, так только я.

Коля всё понял. Это был один из тех, что заманивают детей на свои квартиры и убивают их. А потом может даже съедают. Сейчас он предложит Коле пройти с ним. И больше никто никогда не увидит несчастного мальчика Колю. Вот про таких субъектов и думают родители, наказывая детям не разговаривать с незнакомцами.

– Хотел бы ты, Коля, – хозяин приспустил очки и сощурил глаза в узкие щёлки, – жить в ссовершенно другом мире, – голос звучал с прохладной, словно у ручья, затерянного в чаще, проникновенностью. – Крассивом и неопассном. Безз Пашек, Владянов и ззлобных сстаршекласссников. В таком мире, что сслушалсся бы каждого твоего приказза?

Коля промолчал. Пусть даже незнакомец хорошо изучил Колину жизнь. Что с того?

– Хотел бы, Коля, – утвердительно кивнул таинственный хозяин, – по глаззам вижу, хотел бы. И мы можем туда уйти. Мир безз сстраха. Мир безз боли. Твой ссобсственный мир.

Ну вот, начинается. Коле нестерпимо захотелось уйти. Только не в мир без страха и боли, а свою собственную квартиру, где его ждут папа и мама. Он сам сделает свою тарелку и улетит на ней. Без помощи непонятного проводника с тёмными стёклами.

– Меня ждут, – сказал Коля, открыто глядя в тёмные стёкла, которые уже успели закрыть глаза-щелочки.

– Как хочешь, мальчик Коля, как хочешь, – сказал хозяин Тёмных Стёкол, уступая Коле дорогу. – А вот сс палочками эксспериментировать не ссоветую. Не надо.

– С какими палочками, – Коля остановился и развернулся к обладателю серого плаща.

– Вссё сс теми же, – незнакомец на секунду успел убрать очки и еле заметно подмигнуть Коле. – сс теми, что лежат в твоём кармане. Воссемь штук. Я не ошибсся.

Коля автоматически хлопнул по карману и понял, что выдал себя целиком и полностью.

– Так вот, мальчик Коля, – голос хозяина приободрился, но всё впечатление портила мёртвая линия губ. – Ессли кирпич проломит Владяну голову, то те, кому положено, непременно ззаинтерессуютсся, почему это сс крыш падают кирпичи. И те, кому положено, найдут мальчика Колю. Что сскажет мальчик Коля тем, кому положено?

Коля не знал, что он скажет. Вся история начала представать перед Колей в каком-то совершенно невыгодном свете.

– Вот видишь, мальчик Коля, – хозяин Тёмных Стёкол оказался совсем рядом. Не так-то вссё проссто в этой жизни. Чтобы исчезз Владян и чтобы никто, ссовершенно никто не всспоминал о нём… Не этого ли ты хотел, мальчик Коля? Но тут тебе не помогут палочки, ссовссем не помогут. В палочках желательная магия, а тут нужна ззабывательная. Разз, и вссе ззабыли про Владяна. И про Пашку ззабыли, ессли ты только ззахочешь.

– А за это я должен отдать вам свои палочки, да? – Коля стоял с таким видом, словно Буратино, говорящий Лисе Алисе и Коту Базилио: «Нашли дурака!»

– Маленький ты ещё, мальчик Коля, – прямая линия губ на самое маленькое мгновение улыбнулась кривой односторонней улыбкой. – Ты думаешь, что палочки дадут тебе ссилу? Нет в палочках ссилы! Палочки – это воззможноссти и только воззможноссти. А ссила, она в другом, мальчик Коля, ссовершенно в другом.

– А в чём сила? – спросил Коля, ёжась от холода.

Ответ его не интересовал, но Коля боялся тишины. Когда рядом стоит хозяин Тёмных Стёкол, то тишина кажется мёртвой.

– Вссё в ссвоё время, мальчик Коля. Уззнаешь и о ссиле, – хозяин Тёмных Стёкол повернулся и шагнул прочь. Коля смотрел ему вслед.

– Только не ссвязывайсся с принцесссами, – глухо донеслось до него. – Помни, либо дорога в твой мир, либо принцесссы.

Голос уже не пугал, а убаюкивал. Казалось, хозяин вот-вот исчезнет за дальним поворотом.

И вдруг Тёмные Стёкла вновь блеснули совсем рядом, отражая огни люстры первого этажа.

– А нассчёт мира подумай. Мир предлагаю хороший, мальчик Коля, ззапомни это. ПО-НАСТОЯЩЕМУ хороший.

Хозяин повернулся и быстро зашагал прочь. Серый плащ на глазах темнел, сливаясь с вечерними сумерками.

Коля потоптался на месте и направился к своему двору. «Верни друга,» посоветовал ему треугольник. Но чтобы вернуть, надо сначала потерять, а перед этим ещё и найти. А Коле не хотелось искать, ему хотелось домой.

– О! – воскликнула мама. – А мы тебя так быстро и не ждали. Думали, опять допоздна просидишь в своём штабе.

– А не сыграть ли нам, Николя, по такому случаю партию в шахматы? – спросил папа, потирая руки.

Всё в квартире выглядело таким привычным и родным, что прохладную пустоту в Колиной груди заполнила необъяснимая тёплая волна. И в этой волне растаяла обида на далёких старшеклассников и не сумевшую его понять Лену. Таинственный хозяин Тёмных Стёкол превратился в плоскую ненастоящую картинку. Забылся и пропал. Забылись даже и восемь волшебных палочек, прятавшихся в кармане Колиной куртки.

Глава 18,
в которой Веня обдумывает свою невесёлую жизнь

И снова не спалось Вене.

Крысомуммии сидели на бортиках кресла и разглядывали Веню красными немигающими глазами. Разглядывали неторопливо, по-хозяйски.

«Предатель!» – безмолвно говорили глаза.

И нечего было сказать им в ответ. Крысомуммии вовсю шныряли по комнате и нельзя Вене встать и вышвырнуть их одним рывком.

Шорохи были заодно с крысомуммиями.

«Предатель!» – шептали они.

А от шёпотов нельзя было спрятаться, даже если заткнуть оба уха подушкой.

Днём Веня был самым нормальным мальчиком. Да что нормальным! Самым что ни на есть положительным мальчиком был Веня днём. Мальчиком, который не опаздывает в школу, не забывает вторую обувь дома. И даже если уж отвечает по географии, то отвечает на «отлично».

Ночью всё менялось.

Раньше Веня просто боялся и не спал.

Теперь он боялся по делу.

Каждое утро он шёл в школу с тайной опаской. Глаза зорко смотрели в толпу, вливающуюся в школьные двери, и боялись отыскать Колю. И в то же время страстно желали его найти, чтобы уж точно убедиться, что и этой ночью ничего страшного с Колей не случилось.

Коля поворачивался к Вене, и Венино сердечко замирало в ужасе.

«Предатель! – грозно восклицал Коля. – Ты выдал мой адрес! И хозяин Тёмных Стёкол разыскал меня сегодня ночью!» Коля отодвигал от шеи воротник рубашки, показывая глубокий багровый шрам с рваными краями.

Но всё это проносилось лишь в Вениной голове, проносилось за какие-то доли секунды, чтобы почти стать реальностью. И всё же не успеть ей стать.

А на самом деле Коля улыбался, будто видел самого лучшего своего друга. Возможно, с его стороны это выглядело именно так.

С Колей ничего не происходило. Гном спокойно жил у Ленки, лопал свои мандарины.

А Веня не спал.

Посреди ночи наступал момент, когда лежать в темноте становилось невозможно. Тогда Веня вздыхал, предупреждая крысомуммий, и тащился в ванную комнату. Крысомуммии прятались под кроватью в Венино отсутствие. На бабушку крысомуммии не реагировали. Бабушка в них не верила и поэтому для неё крысомуммии не существовали. Возможно, для крысомуммий не существовало бабушки. Но это уже неважно. Главное, для них существовал Веня. Именео его они сторожили во тьме, пялясь колючими бусинками красных глаз. Они жили в темноте. Включив свет в ванной комнате и надёжно заперев дверь, Веня отдыхал от ночных страхов.

На всякий случай за ванну Веня прятал своё единственное настоящее оружие старый консервный нож. Его изогнутый язычок напоминал Вене выступ, на котором крепились шасси, под фюзеляжем самолёта Дыбовского. Много раз за ночь Веня дотрагивался пальцем до острия и на душе становилось чуть поспокойнее.

Но сидеть просто так было невыносимо долго. Тогда Веня вставал на цыпочки и доставал из глубин встроенного шкафа ворохи старых пожелтевших газет. Шевеля губами, читал Веня странные названия и мысленно перекатывал слова, иногда разбивая их по слогам. «Социалистическая индустрия», «Правда», «Советская Россия», «Звезда», «Учительская газета» (вот смехота, для учителей была своя, особая газета). Но чаще иных встречалась «Вечорка». Древняя, аж за семидесятые годы, когда Вени и на свете не существовало. Газеты хранились для ремонта и прочих хозяйственных целей. Но ремонт всё откладывался и откладывался по непонятным для Вени причинам. А Веня любил ремонт. Во время ремонта все вещи сдвинуты и можно поиграть в лабиринт Минотавра. И спать приходилось в самых неожиданных местах. Эх, начал бы папка ремонт, так все проклятущие крысомуммии разбежались бы из квартиры, как тараканы, как во время последнего ремонта, когда начали отрывать старые обои на кухне. Нет, ремонт бы Вене однозначно не помешал. Но ни Веня, ни газеты так его и не дождались. Оставалось объединиться в команду, чтобы ночные часы тянулись не слишком долго.

Особенно Веня любил раздел юмора, изредка мелькавший на последней странице. Там всегда было над чем подумать. «Все 5 000 номеров нашей газеты собрал в своей домашней коллекции наш постоянный читатель В. Пузиков. Подобным собранием не могут похвастать даже такие известные хранилища, как библиотеки Оксфордского и Гарвардского университетов.» Где они, этот Оксфорд и Гарвард? Почему не смогли собрать все номера? Живут ли там крысомуммии и кто их боится? В голове роились вопросы, на которые изредка возникали ответы. А потом Веня обводил глазами обширную стопку газет. В эту минуту и ему хотелось собрать все 5 000 номеров. Но хватало одного оценивающего взгляда, чтобы незавидная участь далёких университетов становилась отчасти и Вениной.

Прочитав смешные истории и разглядев карикатуры, Веня убирал газету обратно в стопку. Он погружался в раздумья, но так и не понял, почему нельзя печатать юмористический раздел в каждом номере. Когда юмор заканчивался, Веня переходил на третью страницу. Там, прижавшись к правому краю, находилась колонка с весёлыми художественными повестями. Они оказались самым настоящим спасением. Плохо было только то, что повести разбивались на части. Приходилось сначала вести отбор нужных номеров, затем раскладывать их по порядку и уж только тогда приступать к чтению. Иногда необходимый номер отсутствовал и Веня грустил. Особенно ему понравилась повесть про молодого вратаря, который раньше работал в церкви, а потом решил уйти в большой футбол. Его отыскал начальник новой команды с непонятным названием «Питатель». А по лесным дорогам там ездил маленький тракторчонок с водителем, постоянно влипавшим во всяческие интересные дела.

А ещё Веня не отказался бы перенестись к лётчикам. К военным или даже полярным. В далёкие тридцатые годы, когда любой, считавший себя интеллигентным человек, обязан был совершить не менее десяти прыжков с парашютом. И Веня не испугался бы. Веня прыгнет и десять, и сто раз. Ведь прыгать с парашютом – это совсем не то, что бороться с непобедимым хозяином Тёмных Стёкол.

Веня погружался в те светлые миры и на время переставал верить в свои страхи. Он забывал крысомуммий с их грозным повелителем. В тех мирах были яркие солнечные дни, честные, сильные, уверенные в себе и в жизни люди, совершенно не сверхъестественные, но тем не менее захватывающие события. И ни капельки, ну ни единой капелюшечки предательства. Грустно было только возвращаться обратно, в маленькую комнату с ванной и унитазом, с полочками и шкафчиками, с газетами и журналами. Грустно было потому, что к утру приходилось выбираться обратно и тащиться в остывшую постель под бдительный надзор крысомуммий. Веня успевал заснуть, чтобы через полчаса или час его поднимали в школу. На уроках он сидел отчаянно борясь со сном и едва выдавливая нужные учителю фразы. Учителя не верили в крысомуммий. Учителям надо было только, чтобы Веня исправно учил уроки. И он учил.

По литературе проходили Есенина. Веню поднимали и он сквозь полудрёму бубнил заученные строчки.

 
Нивы сжаты, рощи голы,
От воды туман и сырость.
Колесом за сини горы
Солнце тихое скатилось.
 

Веня грустно смотрел на ряд портретов великих русских писателей и обращался то ли к ним, то ли к потолку с шарами-плафонами, забрызганными извёсткой во время летнего ремонта.

 
Дремлет взрытая дорога.
Ей сегодня примечталось,
Что совсем-совсем немного
Ждать зимы седой осталось.
 

Изображения великих людей расплывались и сочувственно подмигивали Вене. И Есенин, и писатели-классики жили в далёком мире прошлого, где всегда было место подвигу, где не существовало никаких крысомуммий и хозяев Тёмных Стёкол. Враг был зрим и ощутим и с ним боролись сообща, чтобы в перерывах между непримиримыми схватками любоваться родной природой и вздыхать от восхищения.

 
Ах, и сам я в чаще звонкой
Увидал вчера в тумане:
Рыжий месяц жеребёнком
Запрягался в наши сани.
 

Стихотворение закончилось, но Елена Игнатьевна не торопилась садить Веню на место.

– А почему ты выбрал именно это произведение? – сверлила она взором Веню.

Веня молчал. Причина Вениного выбора учительнице не понравилась бы.

– Наверное, тебя тронули красоты природы, – немного заученным голосом твердила Елена Игнатьевна, а потом глаза её заблестели и она принялась декламировать последнее четверостишие.

Веня молчал. Он уже рассказал всё, что мог.

– Ведь так? – уточняла учительница.

Веня молчал и утвердительно кивал в такт Елене Игнатьевне. И душа-то у него сопутствовала изучению именно этих строк. И время-то над ними не властно. Да-да, именно так. Венин кивок подтверждал каждое новое предложение. Врать сил уже не оставалось. Ведь не говорить же учительнице, что заученное стихотворение оказалось в томике Есенина самым коротким.

– Хорошо, садись, – радовалась Елена Игнатьевна.

В далёком журнале появлялась пятёрка, а Веня садился и снова вступал в продолжительную борьбу со сном, терпеливо ожидая звонка на перемену. На перемене он выискивал взором Кольку, ждал мрачных вопросов и придумывал оправдания.

Но Коля подбегал шумно и радостно, словно в эти моменты с его плеч сваливался тяжёлый груз. Он заговорщицки шептал Вене в ухо, что Лене снова приходится упрашивать маму купить очередной килограмм мандаринов, потому что вредному гному не нравятся мандарины, доставленные с помощью палочек. Что он, Колька, тоже собирается купить гному мандаринов на сколько хватит денег и что неплохо было бы и от Вени получить мандарины, так как гном всё-таки общественный.

Веня соглашался и обещал купить мандарины, хотя по идее надо было попробовать сделать деньги и уж на них покупать и мандарины, да и вообще всё, что душе угодно. Но эти рассуждения, да и любые другие, не покидали Вениного рта, испуганный взгляд смотрел не в глаза Коле, а буравил доски коридорного пола. Вене казалось, что на самом деле Коля уже давно знал про предательство и только выжидал момент, чтобы оглушить Веню своим знанием. Момент подходящий. Такой, чтобы Веня был не готов, чтобы не смог высказать свои оправдания. Такой, чтобы и Ленка была рядом, и гном. Поэтому боялся Веня идти в гости к Ленке, боялся встречаться с гномом. И в штаб он шёл крайне неохотно. Даже рисование самолётов почему-то теряло свою прелесть.

Теперь Веня сидел дома и со страхом наблюдал, как темнеет за окнами, как бабушка готовит на кухне ужин, как заканчивается программа «Время» и папа с мамой готовятся ко сну. Самыми счастливыми вечерами для Вени становились те, когда родители засиживались у телевизора. Сквозь неплотно прикрытую дверь пробивался лучик живительного света от люстры, а из большой комнаты доносились приглушённые голоса актёров. Дрёма охватывала Веню и он счастливо проваливался в сон. Но посреди ночи сон прерывался и Веня снова оказывался в совершенно тёмной комнате, набитой смутными силуэтами вещей, шорохами и крысомуммиями. Сон исчезал напрочь, как ни старался Веня поднапрячься и снова вызвать то необъяснимое состояние перед сном, когда всё вокруг смазывается и превращается во что-то мягкое и тёплое.

«Предатель!» – звучало в Вениной голове, и мысли становились ясными, как на контрольной по алгебре, когда в доставшемся варианте примеры слишком простые.

«Предатель!» – беззвучно раскатывалось в пустоте, которая сжималась и разжималась внутри у Вени. И заснуть не получалось. И спастись тоже. Новая ночь. Новые мучения. И Веня вёл нескончаемый отсчёт минутам, чтобы в тот самый момент, когда хозяин Тёмных Стёкол должен проявиться из тьмы и заставить Веню совершить ещё что-нибудь ужасное, вскочить и броситься в ванную комнату, где на жёлтых страницах чёрные буковки составляют мир добрых, хороших людей.