Текст книги "Грязные игры"

Автор книги: Вячеслав Сухнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Елизавета Григорьевна вздохнула:

– Говорила же, надо было ехать на метро.

Седлецкий промолчал. Изрядно поколесил вокруг высотного здания, пока наконец не проехал глухими и грязными дворами в Большой Девятинский. Сразу за церковью Девяти мучеников показался нужный дом. Пятиэтажный, темный от древней московской копоти, с арочными оконцами и балконами на причудливых, как в тереме, столбах.

В тесном дворе торчало одно-единственное дерево с желтой листвой. Вокруг дерева табунились легковушки. Кое-как нашел место для парковки, закрыл машину. Из багажника достал огромную картонную коробку с немецким кухонным комбайном и огляделся.

– Алексей Дмитриевич! – Акопов махал с узкого балкона. – Поднимайтесь! Третий этаж.

В подъезде царил полумрак. Старинный лифт с металлическими решетчатыми дверями лязгнул, казалось, на всю Москву и поплыл вверх. Елизавета Григорьевна судорожно сжала в руках сумочку.

– Не психуй, Лизок, – улыбнулся одними глазами Седлецкий. – Это очень хорошие люди. Вот увидишь.

– Я не психую, я волнуюсь. В гостях сто лет не была. Между прочим, благодаря тебе.

У лифта дожидался Акопов – в темном костюме с ярким галстуком и в клетчатых домашних тапочках. Седлецкий посмотрел на тапочки и засмеялся...

Сначала они обошли квартиру – большую, с высокими потолками, еще пустую и гулкую. Недавно ее белили и красили, циклевали тут полы, меняли трубы, и все равно в трех комнатах, в узком длинном коридоре словно витали тени нескольких поколений, родившихся здесь, выросших и состарившихся... Седлецкие как бы попали в собственную квартиру, только после ремонта, о котором они столько мечтали и который столько лет откладывали.

В спальне стояла огромная белая арабская кровать, в детской – тренажер с чугунными противовесами, а в гостиной – стол под льняной скатертью, уставленный бутылками и закусками. Елизавета Григорьевна присоединилась к женщинам на кухне – Людмила с Полиной, которую привез Толмачев, заканчивали приготовление праздничного ужина. Тут же вертелся и Мирзоев, надзирающий за пловом.

Седлецкий поманил его из кухни:

– Турсун, пошли покурим...

– Ты же знаешь, не курю, – отмахнулся Мирзоев.

– Я сказал: пошли!

На балкон они вышли вчетвером. В щель между двумя домами виднелись Москва-река и угол "Белого дома".

– Не вовремя ты затеял новоселье, – вздохнул Седлецкий. -Туттакое намечается...

– А в этой стране что-то всегда намечается, – с досадой сказал Акопов. – Тут все не вовремя. Даже жить!

– Зачем тебе тренажер? – спросил Толмачев.

– Чтоб ты спрашивал...

Вечер опускался тихий и сырой. Неясный шум доносился со стороны "Белого дома".

– Все митингуют? – кивнул в сторону реки Мирзоев.

– Да уж, – сказал Седлецкий. – В Кремле настроены самым решительным образом. Штурм ожидается в самые ближайшие дни.

– С ума посходили, – сказал Мирзоев. – Это же самоубийство! Кто за ними пойдет?

– Мы и пойдем, – сказал Толмачев. – Зарплату нашему брату прибавили. Почти в два раза. Надо же отрабатывать содержание.

– Я не пойду, – сказал Акопов. – Я вообще на пенсию собираюсь. Жена теперь у меня есть, квартира – вот она... Напложу детей и постараюсь воспитать у них чувство отвращения к политике.

– Молчи, Цицерон, – сказал Седлецкий. -Тебе такую пенсию устроят – небо с овчинку покажется. Подполковника дали? Дали! Вот и служи.

– Кстати, Коля, – повернулся Акопов к Толмачеву. – Не худо бы озвучить приказ по Управлению.

А то слухами питаемся, как последние обыватели.

– Приказ еще не подписан, – сказал Толмачев. – Вот вернется из госпиталя начальник...

– А он вернется? – спросил Мирзоев. – Мне кто-то сказал дипломатическая болезнь у Виктора Константиновича. Не хочет ввязываться в свару.

– Все-то мы знаем, – отмахнулся Толмачев, разглядывая кончик тлеющей сигареты. – Ладно, озвучу приказ. А то ведь выпить спокойно не дадите, репьи... Значит, так. За личное мужество. Довольны? То-то. А с вами, Алексей Дмитриевич, разговор особый. Открывается вакансия на новый отдел. Кавказский. Поскольку вы теперь полковник... И учитывая ваш опыт в Шаоне, откровенно говоря...

– Мне бы не хотелось бросать институт, – вздохнул Седлецкий.

– Начальство что-нибудь придумает, – пожал плечами Толмачев. – У матросов есть вопросы?

– Есть, – сказал Акопов. – Ты только без звездочки остался?

– Только без звездочки, – успокоил его Толмачев.

– Мужички! – заглянула на балкон Людмила, румяная от плиты. – Все готово. Прошу к столу.

От "Белого дома" донесся сухой треск автоматных очередей. Акопов вошел в комнату последним и плотно закрыл дверь, отсекая этот треск.

Удалось новоселье. Борщ, вареники, рыбные пироги, мясо, тушенное со сладким перцем и чесноком, сырники в сметане... Много секретов казачьей кухни вспомнила Людмила. Елизавета Григорьевна, откушав всего понемножку, шепнула Седлецкому:

– Голодной смерти твой Акопов может не бояться.

Подали плов – личный вклад Мирзоева в застолье. Седлецкий встал с рюмкой.

– Я хотел бы предложить тост...

И тут в дверь позвонили – долго и настойчиво.

– Может, генерал все-таки пришел? – пробормотал Акопов, поднимаясь.

Вскоре он выглянул из прихожей и поманил Людмилу. У двери переминался высокий худой парень.

Лицо его было залито кровью, и рукавом светлой куртки он безуспешно пытался ее стереть.

– Говорит, за ним гонятся, – объяснил Акопов.

– Гонятся! – подтвердил парень. – Там, у Баррикадной, такое... Можно умыться? А то в метро не пустят. Кровь, черт!..

– А почему же гонятся? – удивилась Людмила. – Что вы натворили?

– Ну... начали нас дубинками бить. А я взял кирпич!

– Булыжник – оружие пролетариата, – заметил Седлецкий, входя в прихожую. – Вы его сначала перевяжите, а потом допрашивайте.

За ним появилась Полина. Всплеснула руками и принесла тряпку – затирать кровавые подтеки на светло-желтом медовом паркете. Потом оглянулась на дверь в гостиную и сказала:

– Давно хотела спросить, Алексей Дмитриевич... Вы ведь у Толмачева как старший брат. Скажите честно, чем занимается Николай? Он же мне предложение сделал. Понимаете? И я должна знать...

Седлецкий пожал плечами и хотел сначала отделаться шуткой. Но потом вспомнил колючие вопросы Елизаветы Григорьевны – примерно такие же вопросы.

– Твой Николай работает референтом. И это все, что пока нужно знать. Если любишь – верь ему.

Когда-нибудь, может, узнаешь больше.

Акоповы вывели парня из ванной. На голове у него белела повязка. Парень с тревогой смотрел на входную дверь и прислушивался к неясным шумам на улице.

– Не бойся, – постарался приободрить парня Седлецкий. – Ворвутся сюда выкинем. Вон нас сколько, мужиков!

– Там тоже было много... мужиков, – вздохнул парень. – А побежали. Дубинок испугались. Я тут во все двери стучал. И никто не открыл! Спасибо вам.

Он ушел. Гости вернулись к столу.

– Господи, что же это делается? – спросила Полина.

– Переворот делается, – сказал Толмачев и залпом выпил из своей рюмки.

Долго молчали. Потом Акопов включил телевизор, который стоял просто на полу – не успели купить тумбу. Как раз началась программа новостей.

– Экстремистски настроенные элементы... – Диктор не поднимал глаз от шпаргалки. – Силы правопорядка были вынуждены, учитывая сложившуюся ситуацию...

– Выключи к черту! – сказал Седлецкий Акопову. – Тошно...

Они долго сидели в каком-то странном оцепенении. А за окном сгущалась промозглая беззвездная ночь.

– И все же у меня есть тост! – наконец упрямо сказал Седлецкий.