Текст книги "Борис Годунов. Трагедия о добром царе"
Автор книги: Вячеслав Козляков
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
Сергей Федорович Платонов как-то заметил, что, за исключением отношений с императорским домом Габсбургов и с Англией Тюдоров, «нет надобности останавливаться на сношениях Москвы за время Бориса Годунова с прочими государствами Запада: они были случайны и отрывочны». Историк точно определил позицию всей московской дипломатии в этом случае: Москва играла в таких отношениях «пассивную роль». Ей нужны были только «новые союзники против своих врагов» и еще «новые поставщики или покупатели на своих рынках». «Далее и выше этих целей московские дипломаты не смотрели, – писал автор биографической работы о Годунове. – Зато эти близкие цели они умели понимать и достигать с большою прямолинейностью и настойчивостью». Отзыв С. Ф. Платонова о «западном» направлении дипломатии Бориса Годунова полон эпитетами: «бодрость и активность, осторожность и наблюдательность, последовательность и самостоятельность». В итоге историк приходит к справедливому выводу о том, что «руководитель московской политики Борис мог похвастаться тем, что заставил соседей признать возрождение политической силы Москвы после понесенных ею поражений» [399]399
Платонов С. Ф.Борис Годунов… С. 187–188.
[Закрыть].
Особенную, невиданную ранее активность московская дипломатия проявила на Востоке, где в этот момент серьезно столкнулись интересы персидского шаха Аббаса I и турецкого султана Мурада III. Казалось бы, далекая от московских интересов восточная война своей периферией выходила к границам Московского царства и важному для торговых дел Хвалимскому (Каспийскому) морю. С Персией и шахом Аббасом I у царя Федора Ивановича складывались союзнические отношения, в то время как османы и их данники – крымские татары воспринимались враждебно из-за их постоянных нападений на русские земли. Государства Закавказья оказались в этот момент перед еще более тяжелым выбором: им грозила полная потеря независимости. Ко всему добавлялись вопросы веры, так как обычная война дополнялась мотивами религиозной вражды между мусульманами и христианами. Русское государство, с принятием патриаршества громко заявившее о вселенском характере московского православия, не могло не вмешаться в конфликт.
Кавказское притяжение оказалось слишком сильным для тех русских правителей, кто впервые познакомился с этой землей, благословенной в первые века христианства. Первым дорогу на Кавказ начал торить своими завоеваниями Казани и Астрахани Иван Грозный. Одна из его жен – Мария Темрюковна – происходила из рода кабардинских князей. Традиционные связи с кабардинскими князьями – ставшими в России князьями Черкасскими – продолжились и в начале правления Федора Ивановича. В Москве они сразу занимали самые высокие места, выше многих членов Боярской думы. Иван Грозный построил город на Тереке и разрешил казакам воевать на Кавказе. Однако Терский острог «на устье Сунчи-реки (Сунжи. – В. К.)», несмотря на отговорки, что он поставлен в земле кабардинского князя Темрюка, под турецким давлением пришлось оставить. В 1588 году русские люди вернулись на Терек и построили новый Терский город («Терки») в устье Терека.
Появление русских на Кавказе стало возможным благодаря тесным контактам с Грузинской землей и приведением к присяге кахетинского царя Александра II. 28 сентября 1587 года он вместе со своими детьми дал обещание в том, чтобы «всей моей Иверской земле» быть «под царскою рукою» [400]400
Белокуров С. А.Сношения России с Кавказом. Вып. 1. 1578–1613. М., 1889. С. 32–33; Зимин А. А.В канун грозных потрясений… С. 146.
[Закрыть]. С тех пор его владения называли в московском дипломатическом языке одним из «новоприбылых государств». Гребенские казаки (жившие по гребням гор) защищали «Александра царя» и ставили свои «сторбжи» в ущельях Кавказских гор, чтобы обороняться от самого опасного турецкого вассала – Тарковского шамхала («шевкала») в Дагестане. Когда в 1587 и 1589 годах ездили посланники в Кахетию {6} , то казакам было поручено сначала проводить их с охраною, а потом и встретить на обратном пути. Контроль над дорогой в земли царя Александра II был жизненно необходим для обеспечения торгового пути в Персию, поэтому в Москве были так заинтересованы в существовании передовых укреплений на Кавказе [401]401
С. Ф. Платонов писал, что «переговорами о Терском городе и о терских казаках и начал Борис сношения своего правительства с Кавказом и турками, „чтоб на Терке казаки не жили“… Московские послы всё это обещали, а московская власть ничего исполнять не намеревалась. Напротив, московское правительство крепило свои связи с христианским Закавказьем и подумывало стать твердою ногою в Грузии, где боролись влияние московское, турецкое и персидское». ( Платонов С. Ф.Борис Годунов… С. 190.)
[Закрыть].
Однако попытки правительства Годунова утвердиться в «Шевкальской земле» особенного успеха не имели. Персидские властители манили русских царей возможной уступкой Баку и Дербента. Для обсуждения вопроса о «соединенье» в борьбе против турецкого султана из Москвы в Персию в 1589 году было отправлено посольство Григория Борисовича Васильчикова [402]402
Белокуров С. А.Сношения России с Кавказом… С. 563–566; Веселовский Н. И.Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией. Т. 1. Царствование Федора Иоанновича. СПб., 1890. С. 96.
[Закрыть]. Чувствительным поражением окончилась посылка воеводы князя Андрея Ивановича Хворостинина на Тарки в 1594 году. Автор «Нового летописца» писал, что тогда погибло до трех тысяч ратных людей [403]403
Новый летописец. С. 46; Зимин А. А.В канун грозных потрясений… С.187.
[Закрыть]. Все, что удалось в ходе экспедиции, – так это поставить еще один «городок» Койсу. Но московская дипломатия изображала положение дел на своей границе с Кавказом как сплошные победы. В наказе Григорию Микулину, отправленному в Англию в 1600 году, давалась инструкция, как отвечать на вопрос об отношениях московского царя с «Турским Маамет салтаном» (Мухаммедом III) и Кизылбашским (Персидским) шахом Аббасом. В обоих случаях посол должен был вспомнить про «городы блиско Турского городов на Терке, и на Сунше, и на Койсе»; их строительство перекрыло обычную дорогу, по которой крымский царь посылал свое войско на помощь турецкому султану для войны с Персией. Все это делалось во имя дружеских отношений с шахом Аббасом. Посла же турецкого султана – «чеуша» Резвана {7} , приезжавшего в октябре 1593 года жаловаться на убытки «Дербени» (Дербента) от действий русских людей, – царь Федор Иванович отпустил ни с чем. Султану ответили позже, в июле 1594 года: при этом ссылались на то, что «на Терке, на Сунше, в Кабардинской земле и в Шевкальской городы наши велели есмя поставить для того, что горские кабардинские черкасы служат нашему царскому величеству и под нашею царскою рукою живут и по нашей царской воле из наших царских рук на княженье их сажати велим» [404]404
Сборник РИО. Т. 38. С. 291–293; Белокуров С. А.Сношения России с Кавказом… С. XCIX–C.
[Закрыть]. С избранием на царство Бориса Годунова ничего не изменилось. Как писал С. А. Белокуров, «Москва все также благоволила Кахетинскому царю Александру и старалась теснить Шевкала» [405]405
Белокуров С. А.Сношения России с Кавказом… С. CVIII, 13–45.
[Закрыть].
Так вводил ли Борис Годунов крепостное право или нет? Это излюбленный вопрос историографии, особенно советской. Поискам ответа на него посвящено немало работ историков, сделаны интересные открытия архивных документов. Однако по-прежнему точно не известно, каким образом крестьяне оказались прикреплены к земле. Скорее всего процесс шел постепенно, и изначально «крепостной порядок» оказался выгоден всем сторонам: и владельцам, и самим крестьянам. Мысль еретическая, если следовать советским канонам о постоянном «усилении феодальной эксплуатации крестьянства». Еще Н. М. Карамзин писал, что склонен верить «отцу русской историографии» Василию Никитичу Татищеву, «что бояре не любили тогда Годунова: ибо он, запретив крестьянам переходить с места на место, отнял у сильных и богатых господ средство разорять бедных дворян, то есть переманивать их землевладельцев к себе. Татищев находит в сем законе причину гибели царя Бориса и несчастного семейства его» [406]406
Карамзин Н. М.Исторические воспоминания… на пути к Троице… // Вестник Европы. 1802. Ч. 5. № 17. С. 42–43.
[Закрыть]. Исследуя историю уездного дворянства на рубеже XVI–XVII веков, мне пришлось не только убедиться в справедливости татищевско-карамзинских оценок, но и констатировать, что еще более последовательными «крепостниками» на деле оказывались даже не крупные, а мелкие землевладельцы, постоянно бившие челом о продлении «урочных лет». Они-то и добились окончательного утверждения крепостного порядка в Соборном уложении 1649 года [407]407
См.: Козляков В. Н.Служилый «город» Московского государства XVII века (От Смуты до Соборного уложения). Ярославль, 2000. С. 169.
[Закрыть]. Знакомство с писцовыми книгами хорошо объясняет этот кажущийся парадокс. В своих общих представлениях мы часто не учитываем, что за провинциальным «сынчишкой боярским» могло быть всего две-три крестьянские «души». Совсем нередко помещик оказывался без поместья или обходился в своем хозяйстве без крестьян. Напротив, бояре и московские дворяне, обладавшие более населенными и, следовательно, экономически развитыми и устойчивыми вотчинами и поместьями, думали об упрочении такого порядка (что подтверждали и Татищев, и Карамзин). Но для этого им как раз нужны были крестьянские переходы в Юрьев день, чтобы переманить работников крупными ссудами и другими преимуществами. С. Б. Веселовский иронично замечал: «Если бы закабаление крестьян было спортом, которым землевладельцы могли заниматься в свое удовольствие, то вероятно, что свободных крестьян не было бы совсем» [408]408
Веселовский С. Б.Труды по источниковедению и истории России… С. 57.
[Закрыть]. Борис Годунов, как и в других делах своего правления, выступил в этом споре арбитром. Он установил свои правила и заставил им следовать всех – от первого боярина до последнего крестьянина. Повседневная действительность в итоге скорректировала жизненный уклад. Введенные при участии Годунова правила заповедных, или урочных, лет, указы о частичном запрещении крестьянского выхода, возможно, вывели совсем не туда, куда предполагал правитель царства.
Борис Годунов больше стремился демонстрировать милость подданным, чем страх и запреты. Он не был первым, кто задумался об отмене «Юрьева дня». «Благодарить» надо, как обычно, Ивана Грозного, загнавшего страну в чрезвычайные обстоятельства Ливонской войны и сопутствовавшие этому кризис и разорение. Начало движения к крепостничеству датируется, по всей вероятности, осенью 1581 года, когда впервые был запрещен вывоз крестьян до нового указа. Отменялась статья действовавшего Судебника 1550 года, регламентировавшего крестьянский выход в Юрьев день, порядок уплаты налогов и отработки барщинной повинности («боярского дела») [409]409
См.: Скрынников Р. Г.Россия накануне «смутного времени»… С. 105–106.
[Закрыть]. Запрет («заповедь») и, соответственно, «заповедные лета» удержались, по крайней мере, на пять лет до 7095 (1586/87) года. Следующие свидетельства о заповедных летах относятся к 7099 (1590/91) и 7100 (1591/92) годам. Вводились ли «заповедные лета» опять на время, неизвестно. Возможно, что запрет на крестьянские выходы продолжал действовать все это время после указа Ивана Грозного. Однако в проекте Судебника 1589 года определенно говорилось о крестьянском отказе как о само собой разумеющейся норме. Есть свидетельства в пользу того, что и в более поздних документах крепостнический порядок не рассматривался как постоянный [410]410
См.: Веселовский С. Б.Труды по источниковедению и истории России… С. 52.
[Закрыть].
В. И. Корецкий и другие сторонники так называемой «указной» версии введения крепостного права обычно ссылаются на «закон» царя Федора Ивановича «о введении заповедных лет и запрещении крестьянского выхода в 1592/93 году в общегосударственном масштабе» [411]411
Корецкий В. И.Формирование крепостного права… С. 163–164.
[Закрыть]. Если бы такой указ существовал, то Борис Годунов действительно должен считаться по крайней мере одним из основателей крепостного права в России. Но текста документа 1592/93 года нет, есть только отсылки к нему в законах последующего времени, а эти свидетельства можно толковать по-разному. Казалось бы, еще одним бесспорным свидетельством «крепостнических устремлений» царя Федора Ивановича и его ближайшего советника Бориса Годунова было повсеместное проведение писцовых описаний в начале 1590-х годов. Потом на него стали ссылаться при спорных делах о владении крестьянами. Значит, крепостнический смысл в них был? Однако и на этот вопрос нет простого ответа. Исследовав «сошное письмо» (земельный кадастр) Московского государства, С. Б. Веселовский пришел к однозначному выводу, что писцовые книги конца XVI века составлялись с «финансовыми и земельно-правовыми целями», а не «для регистрации и закрепощения крестьян» (иными словами, для нужд фиска, а не крестьянской «прописки») [412]412
Веселовский С. Б.Сошное письмо. Исследование по истории кадастра и посошного обложения Московского государства. М., 1916. Т. 2. С. 175–185; Он же.Труды по источниковедению и истории России… С. 47.
[Закрыть].
Новые указы о крестьянском выходе будут изданы Борисом Годуновым в 1601 и 1602 годах (о них еще пойдет речь на страницах книги). Пока же согласимся с утверждением того же С. Б. Веселовского, писавшего, что должно было пройти лет 75, прежде чем «сложилась и получила общее распространение поговорка „Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!“» [413]413
Веселовский С. Б.Труды по источниковедению и истории России… С. 52.
[Закрыть]. И уж в любом случае не следует приписывать одному Борису Годунову сомнительную честь появления этой горькой для каждого крестьянина фразы.
Верховное положение Бориса Годунова во власти отнюдь не нарушило рутину приказного учета. Имя каждого боярина заносили в начало боярских списков в соответствии с его происхождением. Служилые люди могли не согласиться даже с царским указом и подавать челобитную о «счете». Нередки бывали случаи, когда члены Государева двора предпочитали тюрьму или другое наказание тому, чтобы служить в подчиненном положении у человека, которого они считали менее родовитым. Более того, для доказательства своей правоты готовы были считать службы давно умерших людей. Сложности возникали там, где дело касалось царских родственников, всегда имевших больше предпочтения перед остальными. Однако не настолько, чтобы полностью отменить местнический порядок. В 1596 году разбиралось дело по челобитной о местах князя Федора Андреевича Ноготкова Оболенского с Федором Никитичем Романовым. Оболенский князь посчитал себя выше не только Федора Романова, но и его отца и дяди. Это вызвало отповедь царя Федора Ивановича, защитившего уже умерших шурьев царя Ивана Грозного: «…Данила и Никита были матери нашей братья, мне дяди; и дядь моих Данилы и Микиты давно не стало. И ты чево дядь моих Данилу и Микиту мертвых бесчестишь? А будет тебе боярина Федора Никитича меньши быть нельзе и ты на него нам бей челом и проси у нас милости» [414]414
Разрядная книга 1475–1598 гг. С. 498.
[Закрыть].
В боярском списке 1588/89 года имя боярина и конюшего Бориса Годунова написали вслед за именами бояр князя Федора Ивановича Мстиславского, князя Федора Михайловича Трубецкого и Дмитрия Ивановича Годунова [415]415
Станиславский А. Л.Труды по истории Государева двора… С. 203.
[Закрыть]. Годунов встал выше боярина князя Василия Федоровича Скопина-Шуйского (имен других князей Шуйских, отправленных в опалу, в списке нет), Федора Никитича Романова, свояка князя Ивана Михайловича Глинского и других бояр из ярославских князей, с которыми царский шурин когда-то местничал. В перечне бояр ветречаем именно тех людей, кто вместе с Борисом Годуновым заседал в Думе. Соответственно, и в служебных назначениях на воеводства, царские или посольские приемы соблюдался такой же местнический порядок. Например, Борис Годунов никогда, во все время правления царя Федора Ивановича, не становился выше князя Федора Ивановича Мстиславского. Так было при отражении рати крымского царя Казы-Гирея, этот счет оставался неизменным и позже, до самого воцарения Годунова. 21 декабря 1591 года на день Петра митрополита в столовой палате у патриарха Иова были бояре князь Федор Иванович Мстиславский, Дмитрий Иванович Годунов, а также слуга, боярин и конюший Борис Федорович Годунов [416]416
Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. 3. Ч. 3. С. 23.
[Закрыть]. Бориса Годунова дважды назначали на службу в Большой полк в Серпухов при появлении угрозы крымского нашествия в 1596 и 1597 годах – и оба раза он был вторым воеводой при боярине князе Федоре Ивановиче Мстиславском [417]417
Там же. С. 105, 147.
[Закрыть]. Таковы были немногие, но все-таки ограничения власти Бориса Годунова. Хотя на это можно посмотреть и по-другому – как на следование определенным, сложившимся веками принципам московского служебного порядка. Важно ведь не только то, куда, условно говоря, встал сам Борис Годунов, но и как он сам влиял на расстановку людей в окружении царя Федора Ивановича.
Упомянутый боярский список 1588/89 года интересен тем, что в нем, по сравнению с другими такими же документами, учитывавшими состав Государева двора, отдельно перечислены «князи служилые». А. Л. Станиславский, обнаруживший и опубликовавший почти все известные боярские списки конца XVI – начала XVII века, писал об особенностях списка 1588/89 года: «Возможно, перед нами свидетельство того, что после разгрома в 1584 году верхушки „особного“ двора Ивана IV возродились некоторые черты доопричного двора» [418]418
Станиславский А. Л.Труды по истории Государева двора… С. 54.
[Закрыть]. Действительно, в этом можно увидеть возвращение к порядку и учету служилых людей, известному по «Дворовой тетради» 50-х годов XVI века, отставленной опричными временами. В первые годы правления царя Федора Ивановича вопрос о преодолении опричных «новшеств» оставался актуальным. И решить такую задачу должен был один из столпов этого самого опричного порядка. Р. Г. Скрынников писал о целой реформе двора в 80-х годах XVI века, показав ее значение в переходе к «новой чиновной структуре»: «По сравнению с опричным временем высший слой „двора“ стал более аристократическим, а низший – менее худородным» [419]419
Скрынников Р. Г.Россия накануне «смутного времени»… С. 47.
[Закрыть]. А. П. Павлов тоже склонен считать, что происходил возврат «к идеям организации двора, выработанным в середине XVI века правительством Избранной Рады». В этот момент был реабилитирован даже Алексей Адашев. Его имя, после запрета времен царствования Ивана Грозного, снова стало упоминаться, и в каком контексте! В 1585 году в наказе посланнику в Империю с Адашевым сравнивали самого Бориса Годунова. «Существо» этих идей А. П. Павлов определил как «консолидацию господствующего класса на условиях ее верной службы монарху» [420]420
Правящая элита… С. 228.
[Закрыть].
Всего, по подсчетам А. Л. Станиславского, двор времени царя Федора Ивановича насчитывал 1162 человека, в Думу в этот момент входило 19 бояр и пять-шесть окольничих. Еще несколько человек занимали дворцовые должности, пользовавшиеся «особым» вниманием Годунова. Оружничий Богдан Бельский упомянут в боярском списке 1588/89 года с пометой «в деревне» (ему оставался один шаг до возвращения во дворец после событий 1584 года). Казначеи Иван Васильевич Траханиотов и Деменша Иванович Черемисинов входили в годуновский круг после устранения казначея Головина. Удержавшегося во власти после смерти Ивана Грозного печатника Романа Васильевича Алферьева (из рода Нащокиных) именно в 1589 году настигла опала. Возможно, это был плохой знак для Нагих, так как дочь этого известного опричного деятеля была замужем за Михаилом Нагим. Романа Алферьева отправили служить вторым воеводой в Царицын «на Переволоку», его имя убрали из почетного начала боярского списка, переписав вместе с московскими дворянами. Опалу с него сняли, но в том же году он умер [421]421
См.: Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. 3. Ч. 2. С. 168; Скрынников Р. Г.Россия накануне «смутного времени»… С. 61.
[Закрыть]. Еще во дворе служили 28 стольников, 12 стряпчих, 209 жильцов и 166 московских дворян (с учетом «князей служилых»). Рядовую часть двора составляли около 680 выборных дворян из 47 уездов. Состав этих уездов почти полностью совпадал с Дворовой тетрадью. Отсутствовали Белоозеро, Серпухов и Тверь. Последнее обстоятельство можно объяснить тем, что в Твери продолжал существовать особый двор бывшего московского «царя» Симеона Бекбулатовича, судьбу которого Борис Годунов никогда не упускал из виду. Напротив, новые выборные дворяне появлялись в тех уездах, которые раньше не имели собственной служилой корпорации, а входили в уделы царских братьев – родного – князя Юрия Васильевича (Брянск) и двоюродного – князя Владимира Андреевича (Верея и Алексин) или принадлежали другим служилым князьям (Перемышль) [422]422
Станиславский А. Л.Труды по истории Государева двора… С. 54–55, 151–152, 203–248.
[Закрыть].
Приказная бюрократия была представлена в боярском списке всего 36 дьяками, что совсем немного для громадного Русского государства. Общее же число дьяков, включая тех, кто служил в городах, едва превышало 70 человек [423]423
Правящая элита… С. 261.
[Закрыть]. Среди дьяков давно и прочно устоялась «специализация» по главным ведомствам. Это и не удивительно, учитывая, что их численность росла незначительно, все они были на виду. Главы важнейших приказов вообще не сменялись по нескольку десятилетий. Показательно, что при этом редко кто из них во времена Бориса Годунова оставлял пост по своей воле. Правитель, а затем царь Борис Федорович не считался с прежними заслугами, чем, вероятно, наживал себе еще больше влиятельных врагов.
Посольскими делами с 1570 года, то есть со времен Ивана Грозного, ведал дьяк Андрей Щелкалов, которого иноземцы иногда называли «канцлером» Московского государства [424]424
См.: Кобеко Д.Дьяки Щелкаловы // Известия Русского генеалогического общества. 1909. Вып. 3. С. 78–87; Скрынников Р. Г.Россия накануне «смутного времени»… С. 114–116; Зимин А. А.В канун грозных потрясений… С.194.
[Закрыть]. Его роль в чем-то сопоставима с ролью во внешней политике Бориса Годунова. Годунов и Щелкалов нередко вместе принимали послов, продумывали ответы царя Федора Ивановича. Оба они были активными сторонниками союза с Империей. Даже враги у них могли быть одни и те же. Дядя царицы Марии Нагой, Семен Нагой, по одному из известий, в конце царствования Ивана Грозного был послан царем «разорить» дом дьяка Андрея Щелкалова и выбил у него на «правеже» огромную сумму в пять тысяч рублей. Причиной тому, по слухам, была романтическая история расправы Андрея Щелкалова со своей «молодой красивой женой», с которой он развелся скорее всего из-за ревности, «изрезав и изранив ее обнаженную спину своим мечом». Подозревали, что впоследствии Семен Нагой окончил свои дни насильственной смертью, и это как раз тот редкий случай, когда в случившемся не обвиняют Бориса Годунова [425]425
Горсей Джером.Записки… С. 80, 187; Зимин А. А.В канун грозных потрясений… С. 111.
[Закрыть]. Р. Г. Скрынников писал даже о «правительстве Годунова – Щелкалова», однако это все же преувеличение. В начале царствования Федора Ивановича, когда существовало несколько боярских партий, Андрей Щелкалов склонен был примкнуть к Никите Романовичу Юрьеву, а совсем не к Годунову. По отзыву английского посла Д. Боуса, Никиту Романовича и Андрея Щелкалова называли в Москве «царями» [426]426
См.: Зимин А. А.В канун грозных потрясений… С. 111–112.
[Закрыть]. Только вынужденный отход отдел Никиты Романовича, выбравшего в покровители своим сыновьям Бориса Годунова, создал другой дуумвират [427]427
Правящая элита… С. 232–233.
[Закрыть]. Однажды, в феврале 1587 года, в переписке придворных английской королевы Елизаветы I с московским двором имя Бориса Годунова было поставлено рядом с именем дьяка Андрея Щелкалова. В обращении «Аглинские королевны от ее советников» говорилось: «Правым и честнейшим нашим прелюбительным, приятельным приятелем государю Борису Федоровичу Годунову да Ондрею Щелкалову, боярину думному болшому и диаку ближнему великого государя царя и великого князя Федора Ивановича всеа Русии» [428]428
Сборник РИО. Т. 38. СПб., 1883. С. 187.
[Закрыть]. Писать обращение к боярину вместе с думным дьяком было грубым нарушением местнической чести. Правитель, несмотря на известное англофильство и покровительство английским купцам, обратил внимание Джерома Горсея на обстоятельство, умалявшее его «княжескую» честь, и добился того, что Горсею, как посреднику в разнообразных контактах с королевским двором, пришлось каяться в допущенной ошибке [429]429
Горсей Джером.Записки… С. 158–161; Толстой Ю. В.Первые сорок лет сношений между Россией и Англией. 1553–1593. СПб., 1875. С. 286–287.
[Закрыть].
Именно в «английском вопросе» интересы и предпочтения правителя Бориса Годунова напрямую сталкивались с противодействием Андрея Щелкалова. В записках и письмах Джерома Горсея много говорится о кознях «Шалкана» в отношении Московской торговой компании, в том числе и в отношении самого мемуариста. Возможно, прозвище дьяка было подслушано Горсеем у русских людей, использовавших созвучие фамилии Щелкалова с именем Щелкана (Чол-хана) – одного из татарских разорителей Руси, убитого в Твери во время восстания в 1327 году. Так что сравнение было явно невыгодное и «говорящее» об устремлениях приказного дельца. Горсей называл Андрея Щелкалова «лукавейшим из всех живших скифов» и описал случай, когда тот внес невыгодные для Горсея дополнения в письма английской королеве Елизавете без ведома «правителя» Бориса Годунова. Это раскрылось на заседании Боярской думы, где рассматривалось «дело Горсея», обвиненного собственным слугой (по проискам Щелкалова) в «непригожих» речах о царе Федоре Ивановиче {8} . Английская «история» не раз сказывалась в отношениях Годунова и Щелкалова, что было заметно даже иностранным послам. Один из них, Николай Варкоч, в 1589 году писал, что канцлер Щелкалов вышел из доверия правителя Бориса Годунова [430]430
Скрынников Р. Г.Россия накануне «смутного времени»… С. 57.
[Закрыть].
Борис Годунов долго терпел присутствие рядом с собой во власти Андрея Щелкалова, но, когда ему это оказалось выгодно, отправил его в отставку. Это произошло в 1594 году. Историкам точно не известны причины прекращения выдающейся служебной карьеры Андрея Щелкалова [431]431
По мнению Я. С. Лурье, причиной отставки стали «прогабсбургские тенденции» дьяка Щелкалова, интриговавшего в пользу претендента из Империи – принцев габсбургского дома в случае бездетной смерти царя Федора. См.: Лурье Я. С.Русско-английские отношения и международная политика второй половины XVI в…. С. 439.
[Закрыть]. Возможно, что его отставка, случившаяся вскоре после смерти единственной дочери царя Федора Ивановича Феодосии, открыла новый раунд борьбы «не на живот, а на смерть» за будущее московской царской короны. Действительно, в этот момент должны были возобновиться разговоры о судьбе династии Рюриковичей. Возможно, дьяк неосторожно обнаружил свои предпочтения, которые шли вразрез с планами Бориса Годунова. А он мог простить многое, кроме попыток отобрать у него власть. Щелкалов, близкий сторонник Романовых, стоявший в центре управления делами государства, стал Годунову не угоден. А может быть, дело объяснялось проще, и справедливо предположение А. А. Зимина о том, что причиной отставки «большого дьяка», работавшего, по отзыву еще одного иностранного мемуариста Исаака Массы, как «безгласный мул», стала старость [432]432
Зимин А. А.В канун грозных потрясений… С. 194.
[Закрыть]. В любом случае, уход Щелкалова с должности главы Посольского приказа – того самого, где хранился царский архив, сосредоточивались нити управления не только внешней политикой, но и сбором доходов, – был заметным событием. Теперь кто-то другой должен был получить «ключи» ко всем вековым тайнам московского великокняжеского дома.
Отставка одного из братьев Щелкаловых дана новый повод недоброжелателям Годунова укорять правителя в неблагодарности. Под руководством Андрея Щелкалова начинали свою приказную службу многие в будущем заметные дьяки, получавшие думный чин. Конечно, они всегда хранили память о своем «патроне», правда, память эта была далеко не однозначной. Дьяк Иван Тимофеев, автор «Временника», озвучивая общие представления приказных людей, писал, что Щелкалов был «наставником и учителем» Годунова в «злокозненных» делах. Андрей Щелкалов у Тимофеева – «древний муж», «цветущий глубочайшими сединами старец», который «был приближен к государственным тайнам», но он же наставлял Годунова, как тому, двигаясь по ступеням чинов, «одолевать благородных». Иван Тимофеев писал, что без Щелкалова «ни одна правителей тайна, ни одно постановление, связанное с установлением законов по управлению землей, не совершались» [433]433
Временник дьяка Ивана Тимофеева… С. 73, 241–242.
[Закрыть].
Устранение от дел прежнего «канцлера» было смягчено назначением в Посольский приказ его брата Василия. Борис Годунов сделал передачу власти в Посольском приказе плавной, от брата к брату, хотя самим Щелкаловым изменение их участи таковым не показалось. Нашлось много людей, которые решили, что пришло время поквитаться за прежние дела. Однако Андрей Щелкалов смог спокойно дожить свои дни; умер он в 1597 или 1599 году. Василий Щелкалов до своего назначения в Посольский приказ ведал делами Разряда. Но он явно не обладал способностями брата и не имел такого влияния на дела. Тем, вероятно, и был угоден Годунову.
К приказной «гвардии» Бориса Годунова, служившей по двадцать и больше лет в своих ведомствах, относился незаменимый «финансист», дьяк Дружина Петелин; он служил в Казанском дворце и Приказе Большого прихода. Роль главного финансового ведомства английский автор «Писаных законов» характеризует следующим образом: « Большой приход (Bolshoi prekhode) или Большое [ведомство] государственных сборов ( gret revenew) получает пошлины со всех больших и рядовых городов, сборы из всех ведомств, а также излишки поборов ( Tributes) из четвертных ведомств ( the offices of the provences), дает корм ( allowances) послам и чужеземцам и платит жалованье тем солдатам, которых государь берет на службу». Дьяком Разрядного приказа долгое время был Сапун Тимофеевич Аврамов. В «Писаных законах» читаем о нем и о главном военном ведомстве: « Разряд (Raizrade), маршал или констебль Сапун Аврамов (Sapowne Abramove), дьякили секретарь совета и государства ( secretary of counsell and state)… Он [С. Аврамов] заведует всей знатью и джентри страны, которые ежегодно все призываются на военную службу или для управления дома и непрестанно переводятся из одного места в другое на второй или третий год. У него также [в управлении] четь страны». Наконец, еще одному близкому к Годунову человеку, известному нам угличскому следователю Елизарию Вылузгину, были поручены дела о земельных владениях: « Поместный приказ (Pomestnoi prikaze), в нем дьяк Елизарий Вылузгин (Yelezarie Veilowzgyne)… Этот секретарь совета и государства ( secretary of counsell and state) учитывает все поместья ( free holdes) государя, жалуемые его знати и джентри для поддержки существования дома и на войне. Бояринуполагается иметь тысячу акров, дворянину (the Dvoranine) – шесть[сот] акров, и сыну боярскому (the sin boyarskie) – три сотни. За это они обязаны служить лично в походе или где-нибудь еще в управлении [и выставлять] двух или более всадников с каждой сотни акров [в случае войны] против их вечного врага крымских татар или другого [неприятеля]. Вотчины и монастырские земли ( inheritances and monasteries lands) также обязаны посылать в поход в соответствии с этим верстанием ( rate). Он [Е. Вылузгин] решает все споры об их владениях и нарушителях границ… У него [в подчинении] четь страны» [434]434
Писаные законы… С. 195–196.
[Закрыть]. А. А. Зимин, отдавая должное этим специалистам приказного аппарата, справедливо писал, что Борису Годунову удалось привлечь к правительственной деятельности по-настоящему «выдающихся администраторов» [435]435
Зимин А. А.В канун грозных потрясений… С. 237.
[Закрыть]. Новейший исследователь истории московских приказов Д. В. Лисейцев пришел к выводу о том, что «окончательное оформление ядра приказной системы приходится на конец XVI века и связано с правительственной деятельностью Бориса Годунова». Основными вехами годуновской административной реформы стали оформление системы судных приказов и создание после 1595 года новой финансовой системы, связанной с обособлением четвертных приказов от других ведомств [436]436
Лисейцев Д. В.Приказная система Московского государства… С. 203–226.
[Закрыть].
* * *
Богатым ли человеком был Борис Годунов? Такой вопрос задавать излишне. Власть и богатство в России срослись по-особенному, вековой спайкой; даже в известном присловье: «из грязи в князи» слышен особенный подтекст «жалования» титулами, чинами и связанным с этим богатством. Про Бориса Годунова тоже пытались говорить нечто подобное, но, как было показано, генеалогические аргументы не дают основания говорить о низком происхождении властителя. Это скорее можно сказать про род Бельских, из которого происходила жена Бориса Годунова. Именно про опричных малютинцев с ненавистью писал оттесненный от власти аристократ-Рюрикович из ярославских князей Андрей Курбский: «Вместо избранных и преподобных мужей, правдути глаголющих, не стыдяся, прескверных паразитов и маньяков поднес тобе; вместо крепких стратегов и стратилатов – прегнусодейных и богомерзких Бельских с товарыщи и вместо храбраго воинства – кромешников, или опришнинцов кровоядных» [437]437
Переписка Андрея Курбского с Иваном Грозным // Библиотека литературы Древней Руси. Т. II. XVI век. СПб., 2001. С. 94, 96.
[Закрыть]. Во времена опричнины началось «накопление капитала» этих родов. О темных путях разорения и присвоения вотчин земцев, грабеже Новгорода, отдаче царских «врагов» на поток и разорение хорошо известно. Но что тут можно (и можно ли) приписать Борису Годунову, никто не знает. Мы видим другое: вынесенные историческими обстоятельствами «наверх» Годуновы всегда оставались в царском приближении. Борис Годунов искусно использовал свое положение при дворе для увеличения богатства. Когда в 1587 году было принято решение о наделении московского дворянства подмосковными поместьями, он «не побрезговал» и малым, получив к своим обширным владениям еще немного земли – 214 четвертей «в оклад» [438]438
Скрынников Р. Г.Россия накануне «смутного времени»… С. 42.
[Закрыть]. Чин конюшего позволял Борису Федоровичу использовать огромный казенный «резерв», связанный с получением пошлин, шедших с расположенных повсеместно конских площадок, где «пятнали» лошадей. К чину «слуги» Борис Годунов добавил владение доходами с бывшей дворцовой волости Ваги на Русском Севере.
