Текст книги "Файл №224. Наш городок"
Автор книги: Вячеслав Рыбаков
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
– Что? – с интересом спросила Скалли.
Шериф смешался. Как всякий нормальный, сильный мужчина, готовый делом доказать все это любой женщине в любой момент, он терпеть не мог говорить о делах альковных в присутствии дам. Ничего нельзя называть свои¬ми именами. Для всего приходится подыскивать приличествующие, нейтральные формулировки. Отвратительное занятие. «Будь здесь лишь я, – подумал Молдер, – шериф бы громогласно хо-хотнул и сказал прямо: а вот то и вот это, так и так! А тут приходилось рулить, юлить…»
– Увлекался другими женщинами, – вы¬рулил шериф.
– Понятно, – сказала Скалли.
– Я так понимаю, он плюнул на все и удрал с какой-нибудь… э… красоткой, – облегченно продолжал Фэррис, миновав самое опасное место своего мнения. – Хороший по¬вод начать все сначала, если кругом ничего целого не осталось, все переколотил.
«Надо будет побеседовать с его женой», – подумали одновременно Скалли и Молдер.
– Это ваше мнение или это ваши домыс¬лы? – спросил Молдер мягко. – Кто-нибудь
в городке считает так же?
– Ну, честно говоря, я разницы не вижу, – насупился шериф. – А если вам нужно под¬тверждение моих слов, поговорите… да хоть с его женой поговорите. Слухами земля пол¬нится, честное слово. Вдруг жена что-нибудь да знает.
– Поговорим, – сказал Молдер. Оглядел в последний раз раскаленное, млеющее в струй¬чатом мареве поле; потом – иссохшее кострище. Взгляд его задержался на вилке. И
взгляд шерифа задержался на вилке. И Мол¬дер это почувствовал.
– Хотя, с другой стороны, я с ней уж не¬сколько раз говорил, – пробормотал шериф Фэррис. – Не знает она ничего.
– Не знает так не знает, – решительно проговорила Скалли и первая шагнула к машине.
«Забавная была у них ситуация, – размыш¬ляла Скалли, пока их «таурус», как привязан¬ный, хвост в хвост за «лендровером» Фэрриса летел среди просторных, тающих в полуден¬ном сиянии полей. – Если все так, как он го¬ворит. Муж, бросивший (или выставленный за дверь?) жену (женой?), гордо и самодовольно (против воли и опричь души выполняя рас¬поряжение департамента?) возвращается через несколько лет карьерных скитаний по столич¬ным краям в края родные. Кто тут активная сторона, кто потерпевший? Принято считать, что в таких делах, как бы фактически ни ткалась уродливая ткань жизни, виноват – всегда муж¬чина. Так уж повелось. Но, судя по дальнейше¬му (если прозрачные намеки шерифа верны), – действительно наш исчезнувший показал тут себя, и только самого себя, во всей красе. Инте¬ресно, жена тоже работает у Чейко? Надо уточ¬нить, но, собственно, практически все занятое население Дадли занято именно на куриных угодьях этого могучего старика, одного из ос-новных кормильцев страны. И вот бывший муж возвращается туда, где до сих пор прозябает его жена. Возвращается, неизмеримо выше ее статусом и жизненным опытом, и начинает военные действия, одним из побочных следствий которых наверняка окажется то, что и женщи¬на, с которой не сложилась у него жизнь, кое-как зарабатывающая в одиночку себе на бен-зин для автомобиля, окажется вовсе без работы. А может, это для всех нас – побочное след¬ствие? А он лишь для того и затеял все? Пси¬хика людская – топкие, вонючие джунгли, пе¬реплетенные тугими лианами комплексов. Особенно мужская психика. Ведь пока суд да дело, Кернс, опять-таки если верить шерифу, унижал бывшую подругу жизни всеми иными доступными способами… Жаль. У Кернса на фото такое хорошее лицо. Лицо настоящего аме¬риканца. Он мне так поправился поначалу.
Да, но тогда… тогда его побег с какой-ни¬будь очередной красоткой кажется совершенно невероятным. Не укладывается в психоло¬гическую картинку. Кернс нипочем не оставил бы дело незавершенным. Исчезнуть вместо того, чтобы окончательно растоптать ту, с ко¬торой его связывала столь глубокая, много¬летняя взаимная ненависть… Отказаться от триумфа накануне триумфа? Невозможно.
Возможно.
И даже вполне вероятно, более чем веро¬ятно. В одном-единственном случае: если триумф сорвался. Грозил сорваться, и Кернс это уже знал, но не знал, кроме него, еще никто в городке.
Надо еще раз тщательнейшим образом оце¬нить его рапорты, рекомендации и судебную перспективу процесса, который мог быть ими вызван. В сущности, решение будет именно тут: если процесс срывался, и игра Кернса оказы¬валась блефом, провалившимся блефом – зна¬чит, он сбежал и спрятался. Если выигрыш был у него в руках – значит… значит… значит, его, скорее всего, нет в живых. Обуреваемый жаждой мести жене маньяк, сам того, вероятно, не понимая, вызвал на поединок все местное производство, все доллары Чейко, все населе¬ние городка, накрепко связанное с куриной ин¬дустрией. Такое не могло окончиться хорошо».
Молдер вел машину и ни о чем не думал. Все, что до прилета сюда казалось ему загадочным или хотя бы двусмысленным, в пер¬вый же час расследования на месте получило самые прозаические, самые приземленные и, честно сказать, малосимпатичные объяснения.
Что чувствует пушка, когда ее ствол ис¬пользуют в качестве канализационной трубы?
…Нет, судя по тому, как выглядел и как был обставлен дом Дорис Кернс, она отнюдь не бедствовала. Ничего особенного, конечно, – но достаток ощущался во всем. Средний, нор¬мальный, сытный американский достаток.
Столь же средней, похоже, была и сама Дорис. На таких не оглядываются в толпе. И вообще не оглядываются. Их просто не замечают. Конечно, ей давно уже перевалило за сорок, но она, похоже, относилась к тому типу женщин, которые очень мало меняются с возрастом – лишь помаленьку ссыхаются и блекнут. Окончательно блекнут. Не обменявшись ни словом, и Скалли, и Молдер одновременно решили для себя, что Дорис Кернс всегда была блеклой. Никакой.
«Такие, если их не задевать всерьез, быва¬ют очень преданными», – подумал Молдер.
«Такие, если их задеть всерьез, бывают очень опасными», – подумала Скалли.
Шериф даже не присел – прислонившись плечом к косяку двери, он стоял чуть поодаль, на границе гостиной и прихожей, и подчеркну¬то не принимал участия в беседе. Но Молдеру, может быть, после того странного рукопожатия, которым они с Фэррисом обменялись при пер¬вой встрече, все время казалось, что каким-то образом шериф все же участвует, только он не мог понять, каким образом и с какой целью. И он, и Скалли сидели к шерифу спиной, но Мол¬дер и спиной ощущал, что шериф отнюдь не безучастен, отнюдь не скучает, в десятый раз по воле и прихоти заезжих профессионалов выс¬лушивая лепет несчастной женщины, – нет. Он слушает внимательно и внимательно смотрит поверх голов обоих агентов прямо в лицо мис¬сис Кернс. Это можно было понять по тому, как миссис Кернс время от времени чуть вскиды¬вала взгляд.
Но говорила она очень спокойно, негромко, лишь чуть-чуть торопясь – но не так, как то¬ропятся от волнения, от желания высказать наболевшее или, наоборот, поскорее покончить с травмирующим, неприятным разговором; так торопится хозяйка, боясь, что пирог подгорит в духовке.
– Он все всегда от меня скрывал. Всегда. Знаете, как это бывает? Не твоего ума дело, крошка… Ты все равно не поймешь, сладкая… Не забивай себе голову, утеночек, займись луч¬ше ужином… У него был ужасный характер.
– Но, может быть, он действительно не хо¬тел надоедать вам своими мелкими повседневными проблемами? – спросила Скалли. – В конце концов, не так уж много мужей обсуждает с женами свои дела. И, насколько мне известно, это не случайно: именно тех, кто часто заводит такие разговоры, жены считают смертельно скучными занудами. Последствия подчас бывают самыми фатальными для мно¬гих браков, миссис Кернс.
– Мне нет дела до того, сколько жен и сколь¬ко мужей по всей стране что именно предпочи¬тают, – несколько косноязычно но, в сущности, вполне понятно ответила миссис Кернс. – Меня интересовала лишь одна супружеская пара Аме¬рики: Джорджи и Дорри.
«Трудно с ней не согласиться», – подумал Молдер.
«Трудно с ней разговаривать», – подума¬ла Скалли.
– Отношения в этой паре были не са¬мыми радужными? – осторожно спросила
она.
Губы Дорис чуть покривились.
– О, не надо бояться меня поранить не¬ловким словом, – сказала она. – Все давно
прошло. Да, я уже через несколько лет после свадьбы стала подозревать, что у мужа появи¬лись грешки. Но у меня никогда не хватало духу что-то с этим поделать. Сказать ему пря¬мо… Теперь я думаю, что это к лучшему. Думаю, я избавилась от больших неприятностей, причем безо всяких усилий со своей стороны.
– Значит, вы полагаете, что ваш муж вас бросил и сбежал с какой-то женщиной?
Дорис бледно улыбнулась.
– Муж бросил меня давным-давно, – от¬ветила она. – Примерно когда мне стукнуло
сорок. Его отъезд из городка был просто фор¬мальностью. Отъезд… приезд… потом опять
отъезд… Меня это уже не касалось.
«Так ли?», – с сомнением подумали Мол¬дер и Скалли одновременно.
– Во время его последнего приезда вы с ним общались? – опять задала вопрос Скалли. Молдер отмалчивался. Впрочем, такой раз¬говор с женщиной женщине лучше и вести. Молдера все время подмывало обернуться и посмотреть в лицо шерифу. Наконец он нашел предлог: зажужжала муха, пролетев почти у виска агента, и он, словно бы провожая ее взгля¬дом, на миг развернулся на стуле. Шериф по-прежнему подпирал косяк, сложив руки на груди, и спокойно смотрел на мисс Кернс.
– О да, конечно, – как ни в чем не бывало ответила та. – Здесь его дом, и он жил здесь.
«О Господи», – подумал Молдер.
«Ни черта себе», – подумала Скалли.
– Но, разумеется, – продолжала миссис Кернс, – ни он, ни… ни я не делали попы¬ток возобновить супружеские отношения. Я, разумеется, для него не готовила, он питался отдельно. Пользовался своим кабинетом, спаль¬ней и туалетом. По утрам мы здоровались.
«Воссоединение семей», – саркастически подумала Скалли.
«Несчастные люди», – сочувственно по¬думал Молдер.
– Вы представляете, где и с кем он может жить сейчас?
– Не знаю и знать не хочу, – ответила Дорис Кернс чуть резче, чем следовало.
Молдер шумно втянул воздух носом и по¬дал голос наконец. По первому же его вопро¬су Скалли решила, что мысли у них с напар¬ником, как это обычно и бывало, идут параллельными путями.
– Он готовил свой доклад для департа¬мента дома?
– Не знаю, – равнодушно ответила мис¬сис Кернс.
– Но о существовании самого доклада, вообще о сущности инспекционной поездки мистера Кернса вы что-то знали? Окончатель¬ное заключение он должен был подать в департамент буквально через два-три дня. Это неопровержимо следует из его предваритель¬ных и промежуточных сообщений.
Миссис Кернс вздохнула чуть утомленно.
– Поймите, – терпеливо проговорила она. – Даже когда мы спали вместе, муж не говорил мне о своих делах ничего. Ничего. И уж тем более теперь, когда мы едва десятком слов перебрасывались за день. Вы никак не хотите этого понять.
– Но свои бумаги он хранил дома?
– Наверное, – пожала плечами Дорис.
– Сразу после исчезновения Кернса, – сказал шериф, и оба агента обернулись к нему, – мы с разрешения миссис Кернс тща¬тельно осмотрели его кабинет. Ни бумаг, ни файлов в памяти компьютера… Словно бы он и не занимался нашей фабрикой несколь¬ко месяцев кряду.
– Странно, – проговорил Молдер, вновь по¬ворачиваясь к миссис Кернс. В ее глазах свети¬лось какое-то странное облегчение. Словно ей смер¬тельно надоело отвечать на вопросы, а шериф ей хоть слегка, да помог, взяв течение беседы в свои руки. «Наверное, так оно и есть, – подумал Мол¬дер, – разговор-то не из приятных».
– Да, с готовностью согласился шериф. – Мы решили, что он перед бегством все уничто¬жил. На мой взгляд, это лишнее доказательство того, что все его обвинения были высосаны из пальца, а когда он понял, что это скоро поймут и в департаменте, он сжег и стер все материа¬лы, чтобы их искусственность, вымученность не бросилась в глаза первому же следователю. И смотался подальше, чтоб не позориться.
Похоже на правду, подумала Скалли.
– Скажите, миссис Кернс, – спросила она, – ваш муж никогда не получал угрожающих писем? Не было странных звонков по телефону, попыток шантажа или давления? Что-то вы можете сказать по этому поводу?
– Конечно, – ответила миссис Кернс. – Все время трезвонили и, если подходила я,
клали трубку. Я была уверена, что это его под¬ружки хулиганят.
Молдер неожиданно поднялся.
– Благодарю вас, миссис Кернс, – сказал он и, покопавшись в бумажнике, протянул тоже вставшей женщине (в глазах ее снова свети¬лось облечение) визитную карточку. – Вот наши телефоны. Если муж попытается свя¬заться с вами, или как-то даст о себе знать, или вы что-либо узнаете о нем окольными путями, – позвоните мне или агенту Скалли. Или… – он запнулся, – или вы что-то сами вспомните. Тогда позвоните, пожалуйста, тоже.
Еще раз пожав плечами, миссис Кернс взя¬ла карточку и сказала:
– Хорошо. Конечно. Только – вряд ли…
Фабрика «Чиплята Чейко»
Дадли, Арканзас
Таблетки, назначенные доктором Рэндолфом, и поначалу-то не слишком помогали, а теперь, спустя пару недель, вовсе перестали оказы-вать хоть какое-то действие. Пола, как и было ей предписано, с утра после завтрака прогло¬тила две, запив их апельсиновым соком. Она делала это совершенно рефлекторно, хотелось хоть в малой степени ощущать себя хозяй¬кой собственного тела, повелительницей его здоровья и нездоровья, недомоганий и стра¬хов – глотание таблеток по расписанию, стро¬го соответственно рекомендациям, создавало до поры до времени такую иллюзию. Но, по¬хоже, иллюзии приходил конец. Теперь таб¬летки можно было глотать горстями.
Именно это Пола и сделала, едва придя на фабрику и переодевшись в рабочий халат. В зале конвейера было душно, и Пола надела тонкий халатик буквально на голое тело, все, кроме трусиков, сняв с себя и оставив в сво¬ем шкафчике под номером 873. И все равно она была в испарине. Скользкая и неприятно холодная. Даже самой себе – неприятно. Прежде такого никогда не случалось. Душно было всегда, но Пола никогда не переносила духоту так плохо, как в последние дни. Голо-ва буквально разламывалась. И тошнило. И все плыло перед глазами. Она отвинтила крышку с пузырька, потом, не считая, высыпа¬ла на ладонь с десяток веселеньких розовых таблеток и кинула в рот. «Становлюсь наркоманкой, – подумала она. – Только вот при¬хода нет как нет, одна нескончаемая ломка».
Пол словно бы покачивался. Будто Пола не к конвейеру шла, а собралась развлечься катанием на лодке.
Надо снова сходить к Рэндолфу…
Надо снова сходить к Рэндолфу…
Надо снова сходить к Рэндолфу…
Надо снова сходить к Рэндолфу…
Конвейер задавал ритм, и мысли неволь¬но подстраивались под скорость движения розовых цыплячьих тушек, быстро едущих мимо Полы одна за другой, одна за другой. На долю Полы приходилось четыре опера¬ции с каждой из тушек, неаппетитно и даже как-то скабрезно насаженных на специаль¬ные штырьки конвейера кверху шеями – безголовыми, унылыми и бессильными, слов¬но отработавшие свое мужские члены; потом тушка ускользала дальше, в следующие про¬ворные пальцы, – и Пола, даже если бы захотела проделать какую-то пятую операцию, не успела бы. Было б уже не достать. «Надо – снова – сходить – к Рэндолфу…» – по од¬ному движению на каждое слово.
Это превращалось в бред.
Вчера, едва живая добравшись до дому и рухнув в ванную – горячая вода хоть чуть-чуть, да облегчала боль – Пола впервые вспом-нила, что Джордж тогда тоже пару раз нехо¬тя обмолвился о принявшихся донимать его головных болях. Вот, например, в последний вечер, когда они садились в машину… Тогда она прогнала эту мысль. От нее делалось не по себе. Не хотелось вспоминать ни Джорд¬жа, ни того, что было с ним связано. Но те¬перь воспоминание вдруг вернулось сызнова. Ведь Джордж тоже ходил к Рэндолфу.
Джордж тоже ходил к Рэндолфу.
Джордж тоже ходил к Рэндолфу.
Джордж тоже ходил к Рэндолфу!
Джордж то…
Автоматически работающие пальцы левой руки, опустившись на очередную едущую мимо тушку, ткнулись во что-то неожиданное, не-привычное. Ямка… выпуклость… Правая, воо¬руженная разделочным ножом, рука стремг¬лав покинула уплывающую предыдущую тушку, метнулась навстречу новой, и взгляд тоже метнулся к ней.
Пальцы левой руки торчали из челове¬ческой глазницы.
Потому что, насаженная на цыплячий штырь, на Полу ехала отрубленная голова Джорджа с вытекшими глазами и бессиль¬но отвисшей нижней челюстью. Сивая прядка волос приклеилась ко лбу.
– Пола, – озабоченно спросил сосед, за¬метивший, видимо, как кровь отхлынула от лица женщины. – С тобой все в порядке?
– Да! – решительно бросила она и не¬сколько раз энергично кивнула.
Главное, чтобы никто ничего не заметил. Пола бросила по сторонам короткие взгляды. Все за¬нимались своим делом, десятки рук однообраз¬но плясали кругом едущих мимо нескончае¬мых куриных трупов. Одним молниеносным движением Пола сорвала голову Джорджа с кон¬вейера и кинула вниз, на пол. Под станину. Там никто ее не увидит. Потом она глубоко вздохну¬ла и, не выпуская из правой руки разделочного ножа, пошла прочь. Теперь она знала, как изба¬виться от головной боли.
– Пола, ты куда? – встревоженно крик¬нул заботливый сосед, с изумлением увидев, как красивая девушка, на которую он давно и безуспешно положил взгляд, ожесточенно со¬рвала очередную цыплячью тушку с конвейе¬ра, кинула ее зачем-то на пол, ногой затолкну¬ла подальше под опоры машины и торопливо покинула рабочее место. – Пола!
Девушка даже не обернулась.
*
Получасом раньше Скалли и Молдер вош¬ли в здание фабрики. Оба еще находились под сильным впечатлением грандиозной по раз¬мерам букв надписи, громоздившейся над главным входом фабрики:
«Чиплята Чейко
Хорошие люди, хорошая еда»
«Шутники, – с симпатией думала Скалли. – Нет, правда, забавно. Хорошие люди, хороший дизайн. Запоминается». А Молдер недовольно покачивал головой: ему казалось непозволитель¬ным уродовать благородный английский язык в угоду амбициям миллионера. «Даже цыплят перекроил под свою фамилию повелитель кур, – думал Молдер неприязненно. – Конечно, со¬звучие уж очень заманчивое оказалось, для рек¬ламы удобно: «Чи-Че». И все равно неприятно. Если так пойдет – оглянуться не успеем, как, скажем, веское ученое слово «артефакт» начнут писать как «артефакс», чтобы хорошо увязыва¬лось с пипифаксом».
Шериф, как всегда, сопровождал агентов, отстав на пару ярдов, а рядом с ними бодро вышагивал длинными своими ногами инже¬нер, которого пять минут назад шериф представил агентам – Джек Харолд его звали – и втолковывал:
– Это, конечно, очень радует – что феде¬ральные власти чуть ли не год спустя после событий все же вспомнили о нас и решили разобраться в деле. Да только дела-то, полагаю, никакого нет.
– Возникла мысль, – проговорила Скал¬ли, – что исчезновение Кернса может иметь
какое-то отношение к докладу, который он со¬бирался подать в департамент. Насколько мож¬но было ожидать по его предварительным со-общениям, это должен был быть чрезвычайно критический доклад.
Инженер от души засмеялся.
– Вот здесь наши рабочие переодевают¬ся, – мимоходом пояснил он, поведя в воздухе руками. – Направо парни, налево – дев¬чата. Смена началась уже довольно давно, к сожалению. А то навстречу нам сейчас несся бы такой цветник… – он с картинной мечтательностью закатил глаза. – В рабочих поме¬щениях довольно жарко, девочки оставляют на себе минимум… – он причмокнул.
Они, не останавливаясь, прошли дальше.
– Вы должны понять, – уже серьезнее продолжал Харолд, – что Кернс, едва появившись здесь, сразу повел дело к закрытию фаб¬рики. Знать не знаю, какая шлея ему под хвост попала, но факт остается фактом: он старался не улучшать, а уничтожать.
– В его сообщениях, однако, – сказал Молдер, – указано на несколько очень серьезных нарушений в плане гигиены и эколо¬гической чистоты продуктов.
– О да, – саркастически усмехнулся Ха¬ролд, – я знаю. Я уже имел честь отвечать по каждому из пунктов в окружном суде. Каким-то чудом, – он опять усмехнулся, – мне уда¬лось убедительно ответить по всем пунктам. От обвинений мистера Кернса не осталось камня на камне.
Харолд не нравился Молдеру. Агент ничего не сумел бы сейчас доказать, да и не взялся бы это делать, – но почему-то он знал, что никогда не рискнул бы положиться на инженера в чем-либо серьезном. Как это говаривал чернобыльс¬кий урод, которого ради безопасности честных налогоплательщиков пришлось в конце концов пристрелить в городском коллекторе: «В раз¬ведку я бы с ним не пошел». Нет, не пошел бы. Открытая, компанейская улыбка рубахи-пар¬ня – и при том ледяные, цепкие глаза. Такое сочетание может говорить о многом.
– Однако скажите по совести, – произ¬несла Скалли, и Молдер удивленно покосил¬ся на нее: если несгибаемый агент Скалли начала изъясняться языком священнослужи¬телей, значит, ей тут совсем невмоготу и мож¬но ожидать вспышки, даже взрыва. Молдер
и сам держался из последних сил. Пять лет гоняться за мутантами, зомби, двуглавыми
злодеями со звезд и после всего этого, после всех галактических высей кончить курями. Чиплятами Чейко. С ума можно сойти. – Обвинения Кернса совсем не имели под со¬бою никаких оснований? Ни малейших?
– Сейчас я вам кое-что покажу, – отве¬тил Харолд, – и вы все поймете сами.
Они еще ничего не успели увидеть, но ды¬шать уже было нечем. Воняло преизрядно. Даже трудно сказать, чем именно – нутром, потро-хами, разогретой нечистотой, которая в каждом из нас, – но, хвала Создателю, надежно упря¬тана от посторонних глаз и носов в глубине, под кожей и мясом; а тут она бесстыдно, про¬изводственно выставлена была наружу.
Харолд приоткрыл дверь в один из залов.
– Здесь разделочный конвейер, – сказал он. – Видите?
– Видим, – сказала Скалли, превозмогая тошноту. «Нет, нет, – твердила она себе, – нельзя давать волю чувствам. Это не то, что мы называем грязью. Это просто такое производ¬ство. Дикарь может счесть хирургическое от¬деление лучшей больницы в стране грязней лю¬бой помойки; а на самом деле – там стерильно, там чистота, какая и не снилась ни в его род¬ной деревне, ни, скажем, в нью-йоркской под¬земке. Это с непривычки. Это бунтует натура…»
– Видите, как здесь чисто? – спросил Ха¬ролд. Скалли закивала, Молдер тоже кивнул. Шериф весело оскалился. – Халаты стира¬ются ежедневно в двух растворах – обыч¬ном и антисептическом. Влажная химическая уборка трижды в день. Работающие без пер¬чаток подвергаются крупным штрафам после первого же случая. Перчатки одноразовые, новые – каждые полдня. Если вам угодно, мы можем войти.
«Мы не специалисты, – подумал Молдер, стараясь втягивать воздух пореже и неглубоко. Самый воздух, казалось, был нечистым. – Как они тут работают? Привычка…»
– Тогда пойдемте дальше, – правильно по¬няв молчание агентов, проговорил инженер, – в цех вторичной утилизации. Он вызывал у Кернса особенные нарекания.
Они пошли дальше.
– Ни одна курица, ни один цыпленок не покидает фабрику, не пройдя перед инспектором. Его пост там же, в разделочной, в конце линии. Мы работаем таким образом уже пол¬ста лет, и ни разу не было никаких срывов. И никаких нареканий, между прочим. Ни разу. И после той свары, которую устроил Кернс, нас посетили три других инспектора, и все дали высшие оценки. Один за другим. Нет, поверьте мне: единственная проблема, кото¬рая здесь была, – это сам Джордж.
– Достаточно серьезная, чтобы с ней раз и навсегда разобраться? – уронил Молдер.
Инженер глянул на него со спокойной не¬приязнью. Ледяные глаза. Глаза убийцы… убий¬цы кур. На совести серийного убийцы Джека Харолда, начал прикидывать газетные заго¬ловки Молдер, более двух миллионов невин¬ных цыплят, загубленных с особым цинизмом… М-да. Сильно.
– Если вы обвиняете нас, то я так скажу: на этом свете все возможно. Есть отличная от нуля вероятность, чисто абстрактная, сразу ого¬ворюсь… что с Кернсом случилось нечто… не¬хорошее. Клясться на Библии, что он веселит¬ся сейчас где-нибудь в Лас-Вегасе или Малибу, я не стану. Но куда вероятнее, что Кернс смо¬тал удочки. Он же был ненормальный. Он же ссорился со всеми на свете. Он даже на феде¬ральное правительство в суд подавал!
– Что вы имеете в виду? – заинтересова¬лась Скалли.
– Как, вы не в курсе? Незадолго до ис¬чезновения он вздумал судиться с собственным департаментом потому, что, видите ли, конвейер идет слишком быстро и у него от мелькания болит голова. Явление-то известное, называет¬ся гипноз конвейера… Хотя так, как он рас¬писывал симптомы, слушать было просто смешно. Ни у кого, кроме бедненького, несчастненького Джорджа таких жутких недомоганий не слу¬чалось никогда. А он просто замучил нашего врача, мистера Рэндолфа… а потом подал в суд на собственных работодателей. Нормаль¬ный это человек?
– Ну и что случилось с его делом?
– Конечно, он не получил никакой ком¬пенсации. Скорость конвейера установлена законодательно. Не можешь работать – не ра-ботай, вот и все. Он и сбежал… Вот, мы пришли.
Он открыл перед агентами еще одну дверь.
Здесь запах размолоченной плоти был сто¬крат сильнее. Даже у Молдера на лбу проступил пот.
– Здесь у нас мясорубка для кур.
И Скалли, и Молдер уже поняли это. В большом помещении царствовал громадный чан, размером с небольшой бассейн, жуткое содержимое которого – коричневую, почти однородную густую жижу с невразумитель¬ными сгустками – перемешивали несколь¬ко механических лап. Над чаном, выдавли¬вая в него все новые порции отвратительного месива, гудела открытая сверху воронкообраз¬ная мясорубка с диаметром раструба не менее пары ярдов; в мясорубке мерно, время от вре¬мени отвратительно хрустя костями, враща¬лось несколько длинных спиралевидных вин¬тов-дробилок. Почти под потолком шустро текла лента подачи, нескончаемо вываливая в приемный раструб мясорубки сырье.
– Здесь перемалывают в однородную пи¬тательную массу кости, перья, кишки. Все, что остается от птиц после разделки, идет сюда. Нич¬то не пропадает. Этим мы кормим цыплят.
– То есть куры едят кур?
– Ну конечно.
– Не слишком-то аппетитно.
– Зато практично, – улыбнулся Харолд. Шериф опять оскалился, по-прежнему держась чуть позади. Молдеру вдруг пришло в голову, что он не сопровождает их, а конвои¬рует. – И чрезвычайно питательно. Вместо того чтобы закупать зерно…
– А вы говорите курам, что они едят сво¬их собратьев? – спросил Молдер.
Инженер расхохотался, поглядев на Молдера с уважением и симпатией. Видимо, слова агента он воспринял как действительно очень удачную шутку.
– В каждом курином ресторане на столиках стоят таблички: куриная диета, – ответил он.
– Понятно, – пробормотал Молдер, по¬косившись на Скалли. Той явно делалось худо здесь, надо было торопиться на воздух. Насто¬ящий воздух.
– Вот к этому приспособлению, – инже¬нер показал на мясорубку сызнова, – были основные претензии Кернса. Он целую науку тут придумал: мол, кишечные бактерии, кото¬рые живут в утробах всех кур предыдущего поколения, плодятся в нашей питательной мас¬се, и, когда та идет в пищу следующему поко¬лению, оно получает убойные дозы этих бак¬терий. Теория логичная, как всякая теория, которую выдвигает дилетант, – но на деле не происходило ничего подобного. Во всем мире мало-помалу устанавливается практика ис¬пользования подобных отходов для вторич¬ной пищевой переработки. Во всех сферах. И в птицеводстве, и, скажем, применительно к крупному скоту… – он поглядел на часы. Оттопырив нижнюю губу, озабоченно качнул головой. – Простите, мне пора. Моя смена начинается. Очень приятно было познакомить¬ся с вами…
Он улыбнулся – холодные глаза, холод¬ные! – и пошел к выходу из помещения. Молдер облегченно вздохнул, глянул на Скал¬ли – как она, держится? или уже совсем сомлела в этом замкнутом пространстве? В воздухе его, казалось, так и плавали, словно планктон в океане, мельчайшие частицы раз¬молотых, полных всевозможными бактерия¬ми кишок. Молдер озабоченно думал о Скал¬ли, Скалли натужно старалась не смотреть на жижу, и потому отчаянный крик из коридора, куда только что вышел инженер, прозвучал для них совершенно неожиданно.
Дверь из коридора открылась снова, и в нее, пятясь, спиной вперед, вломился какой-то невнятный человеческий ком. Лишь через мгновение оторопевший Молдер понял: ка¬кая-то женщина, схватив инженера сзади, дер¬жит у самого его горла небольшой, но вполне зловещий с виду, основательно испачканный в крови нож и тянет, тянет Харолда к мясорубке. Лицо инженера было совершенно бе¬лым, он даже не пытался сопротивляться.
Из коридора глядели уже десятки пере¬пуганных насмерть глаз.
Пистолет словно бы сам собой прыгнул ше¬рифу в руку.
Но стрелять было нельзя. Женщина, кидая звериные взгляды вправо-влево, уже заслони¬лась от шерифа Харолдом. В ее остекленев¬ших глазах плескалось и пенилось безумие.
Скалли отреагировала быстрее всех. Даже не пытаясь применить оружие, она протянула к женщине пустые руки и медленно, мелки¬ми шагами пошла ей навстречу, негромко и ровно приговаривая:
– Спокойнее… спокойнее, мисс… Только не делайте, пожалуйста, ему ничего плохого. Расскажите нам, чего вы хотите. Мы все обго¬ворим. Все обговорим.
Женщина немного повернулась, чтобы видеть мягко приближающуюся к ней Скалли. На лице ее отразилось мучительное сомнение, и рука с ножом, это не укрылось от Молдера, потеряла судорожную твердость и слегка задрожала. На миг Молдеру показалось, что все обойдется.
Женщина, волоча инженера буквально на себе, сделала к мясорубке еще шаг.
– Не нужно волноваться, – мало-помалу подбираясь к ней все ближе, твердила Скалли. – Мы не хотим, чтобы кто-то пострадал. Мы не хотим, чтобы пострадали вы. Мы все обсудим. Уберите, пожалуйста, нож.
Взгляд женщины становился нормальным – растерянным, испуганным, страдальческим – но нормальным. Она глядела на Скалли даже с какой-то надеждой. Сейчас она его от¬пустит, понял Молдер. Руки женщины нача¬ли опускаться – и та, что держала нож, и та, что держала шерифа за глотку. Инженер, со¬гнувшись, зайцем прыгнул от нее подальше. И в этот момент ударил по ушам выстрел. Шериф, к которому женщина теперь стояла почти спиной, нажал на курок.
Пуля, словно удар могучего кулака, швыр¬нула женщину прямо на борт чана. С коротким воплем, выбитым из нее, как пыль из ков¬ра, женщина опрокинулась на этот борт, потом медленно, словно бы немного картинно пере¬вернулась – мелькнули нелепо и бессильно задранные стройные голые ноги. Жижа хлюп¬нула густо и жирно. Она была такой плотной, такой наваристой, что тело женщины, прежде чем начать медленно погружаться, несколько мгновений почти лежало на отвратительном, рыхлом ложе. И за все это время никто не попытался прийти ей на помощь. Наверное, от полного ошеломления. Во всяком случае, о себе Молдер мог сказать это наверняка.
Впрочем, как выяснилось вскоре, помочь ей было все равно уже нельзя.
