355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вячеслав Куприянов » Башмак Эмпедокла » Текст книги (страница 2)
Башмак Эмпедокла
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 09:56

Текст книги "Башмак Эмпедокла"


Автор книги: Вячеслав Куприянов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Поклонники после этих стихов стали толкать автора против его воли на пьедестал, и затолкали бы, если бы не бесноватый, который буквально повис на брюках поэта, отчего брюки стали съезжать, и поэту пришлось в них вцепиться обеими руками, вместо того, чтобы карабкаться на пьедестал. Пришлось поклонникам опустить его и заняться бесноватым, но бесноватый отринул от себя чужих поклонников, прислонился к пьедесталу и, бешено жестикулируя, заорал примерно такое: – Дал дуба! И – будет! (при этом он указал рукой вверх на памятник) – Я – Будда! Я – буду!.. Все остальное вряд ли кто сейчас припомнит, но длилось это звуковое бедствие очень долго, а приблизиться никто не мог к бесноватому, какая-то сила отбрасывала всех назад. Начался ропот: где дружинники? Когда надо, их нет. Где милиция, когда надо, ее нет. Где переодетые в гражданское платье офицеры и рядовые государственной безопасности? И в этот момент Померещенский, уловив, как всегда, волю большинства, ринулся к бесноватому и, на удивление, остановлен не был. Словно для объятий, простер руки, отчего бесноватый притих, и только еще дошептал последнюю, видимо, строчку: – Без тени... и-ронии... я – гений... а-гонии... – а как только дошептал и притих, как тут же пал на колени пред Померещенским и облобызал штанину его брюк, которые уже снять не пытался, так как был исцелен. В то же время от толпы отделилось дикое стадо и с отчаянным визгом и ревом ринулось в подошедший троллейбус... Лишь много позже очевидцы догадались, что это стадо состояло из переодетых сотрудников охранки, в них и вселились бесы, изгнанные Померещенским из одинокой больной души неизвестного поэта. Эта способность к творению чудес только усложнила и без того напряженную жизнь народного любимца. Его выступления собирали паломников отовсюду, среди которых было много студентов-иностранцев, уверовавших, что за один такой вечер в них прорежется знание русского языка, а среди отечественной публики преобладали подслеповатые и глухие, что часто приводило к срыву представления: где он? он вышел? не вижу! – галдели одни, – он уже читает? что он читает? не слышу! – галдели другие, а все перекрывал визг девиц, которым очень хотелось потрогать поэта. Все чаще приходилось скрываться в дальних странах, но и там в переполненных залах ликование было столь велико, что в нем тонули редкие осмысленные вопросы: а кто это? а что он делает? а на каком языке он читает? Мало того, во всем мире уже знали два волшебных русских слова, которыми всюду встречали представителя великой нации: чуда! чуда! – и второе: шайбу! шайбу! Домашние, то есть отечественные недоброжелатели Померещенского (были и такие) тоже внесли свой вклад в дело отчуждения великого волшебника от собственного народа. На очередном заседании акционерного общества ГЛАВЭЛИТ должен был решаться вопрос о присуждении Померещенскому дворянского титула. Сам Померещенский считал, что речь должна идти о возвращении, а не оприсуждениип, причем должны бы ему вернуть и поместье в Тамбовской губернии, а так как там находился колхоз, то колхозникам он обещал вольную. Он мог бы еще претендовать на часть земель в Померании, но от этого права он сам отказался, хотя из предложенных заранее титулов – граф, пэр, маркиз, лорд, конунг, мурза и прочее, он считал, что для благоденствия страны ему подошел бы титул мега-герцога. Вначале дали титул графа руководителю Нового союза борьбы за трезвость официантов, фамилию которого тут же забыли, потом стал бароном ведущий грандиозных шоу-программ Иммануил Танкер, кто-то спросил, откуда такая не совсем русская фамилия, на что новоиспеченный фон Танкер смущенно сказал, что это его сценический псевдоним, а настоящая фамилия подлинно русская, стоит лишь заглянуть в любой словарь. Затребовали словарь и убедились: танкер – нефтеналивное судно. Да, такая уж у меня была неудобная русская фамилия – Нефтеналивное Судно, мои предки участвовали в разработке нефти еще с самим Нобелем, – признался фон Танкер. Нефть нам очень нужна! согласились учредители ГЛАВЭЛИТа, а председатель восторженно воскликнул: – Ура, наши люди уже в словарях! Элита есть элита! Следующим претендентом был дрессировщик пушных зверьков Наполеон Домкратович Сизифов, ему предстояло стать маркизом. Сизифов претерпел много гонений за свое укротительство. Ему вечно мешали укрощать зайцев, вначале заяц-русак, якобы, оскорблял достоинство коренных русаков, основное свойство которых – историческая неукротимость. Приходилось работать только в зимнее время с зайцами-беляками, но с реабилитацией Белого движения он был вынужден перейти на кроликов. С горностаями он сам не смел работать, будучи монархистом. На него клеветали, будто непокорных зверьков он продавал на воротники в пошивочную мастерскую Литературного фонда Союза писателей, и за это ему еще посвящали стихи: оМорозной пылью серебрится его бобровый воротникп. Пришлось долго опровергать, что Евгений Онегин вовсе не современный писатель, а лишний человек из прошлого века. Итак, Наполеон Домкратович стал маркизом, но все уже порядком устали, добравшись до имени Померещенского, некстати вспомнили инцидент с Завовулиным, представив его так, будто орденоносец был побит, а не исцелен. – Как! Орденоносец! – послышались возмущенные голоса. – Подумаешь, орденоносец, всего-то орден оЗнак учетап, вступились за Померещенского и намекнули на его чудеса, но заступникам возразили, что чудес не бывает, тем более, в прошлый раз уже удостоили титула баронессы ведьму – простите – белую колдунью Чернопятову... Узнав, что благородство его осталось без должного признания, несмотря на продолжающиеся реформы, Померещенский сказал об элитариях: – Плевать я на них хотел! – но спохватился, вспомнив о волшебных свойствах своей слюны, и выразил свою мысль иначе: – Мы пойдем другим путем! А тем временем распространились слухи о его самоубийстве. * * *

Надо ли говорить, что здоровье Померещенского волновало не только его поклонниц, которые засыпали поэта письмами, прочитав его новое стихотворение, где любимая женщина опять его не понимает. И не только политических деятелей, которым было важно, чтобы перо поэта было всегда наготове, чтобы поддержать изверившихся в коммунизм или не доверяющих рынку, чтобы заклеймить врагов нации, клевещущих на наш строй, или осадить зарвавшихся друзей народа, которые воюют с демократами. И простые люди на улице, завидев поэта в шапке, сочувственно качали головами – уж не болят ли уши у поэта от глумливого шума черни? А завидев поэта без шапки, жалели – уж не склероз ли, забыл дома шапку... Сейчас никто уже не припомнит, кто первый кому позвонил, кто какую версию самоубийства литератора представил своему собеседнику, но об этом говорили все и долго, тем более телефон в России еще не перешел на оплату по счетчику. Говорили, что снова был замыслен путч, в столицу двинулись войска, но слава Богу, (тут же спохватывались – прости, Господи) на подступах еще к району Кунцева были остановлены и повернули назад: Померещенский со связкой гранат бросился под головной танк. Гранаты были ему подарены еще вьетконговцами во Вьетнаме. Вовсе не так, говорили другие, не гранаты, а итальянская мина всему причиной, подарена она была афганскими моджахедами вместе с дубленкой, в которой он и вышел навстречу танкам. Какая дубленка, – слышались возражения очевидцев, ведь сейчас лето, и при чем здесь танки! Поэт взорвался на мине там, где положено поэту – у памятника Пушкину на Тверском, а совершилось непоправимое в знак протеста против тлетворного влияния на русскую историю пушкинских слов: опоэзия, прости Господи, должна быть глуповатап. Эту фразу использовали то критики против поэтов, то поэты, отбиваясь от критиков, и все ради родной словесности. А при необъятной любви народа к поэзии это не могло не воздействовать на соборный разум, особенно на пути демократического развития. Протестуя против преемственности в области глуповатости, самоубийца в последний момент произвел оума холодное наблюдениеп и решительно отдалился от Пушкина, пожалев, как-никак, кумира своего, и взорвался уже около оМакдональдсап в знак протеста против засилия бездуховной американской цивилизации. С этим не соглашались многие, знавшие любовь Америки к покойнику, они уверяли, что трагедия произошла перед немецким культурным центром им. Гете в знак протеста против слов Мефистофеля в оФаустеп: оя часть той силы, что вечно хочет зла и вечно творит благоп. Вот и решил наш человек выступить против этого дьявольского заблуждения мировой литературы, зло пошутив над самим собой, и предоставив миру задуматься, – а где же здесь благо? Но и это заявление опровергла радиостанция оНемецкая волнап, которой Померещенский был известен еще тогда, когда его приглашали на роль Мефистофеля, но он уступил ее именно из любви к Мефистофелю своему большому другу Брандауэру. Все эти кривотолки отъявленных западников отмели востоковеды. По их взглядам, она миру и смерть краснап подобный буржуазный эксгибиционизм чужд такому глубокому и тонкому уму, каковым был покойник. Следуя своему внутреннему такту, тот удалился в Страну Восходящего Солнца, где после долгой и продолжительной чайной церемонии в обществе гейш вышел тихонько в каменный сад и сделал себе харакири мечом, подаренным ему Тосиро Мифуне, чтобы Померещенский не расстраивался из-за невозможности принять участие в съемках фильма оСемь самураевп. Никакого протеста при этом не выражалось, просто поэт на последнем издыхании нараспев читал эротические танки Рубоко Шо, пока не умер. Как можно так поверхностно судить об уходе из жизни такого человека, – возмутилась другая ветвь востоковедов, давно мечтавшая наладить мост между северным и южным буддизмом. Они получили секретные сигналы от белого братства с Гималаев, которое умственным взором видело, как Померещенский миновал Алтай, посетив гору Белуху, преодолел Гиндукуш и движется дальше в направлении, указанном свыше. Перед уходом из мира видимого он должен встретиться с Великими Махатмами, которым он донесет из глубин своего сердца свою тайную доктрину. Если Будда в Дхаммападе учил, как должен поступать мудрец в деревне, то Померещенский продиктует наконец Махатмам канон, как должен поступать мудрец в городе. Да-да, в современном городе, а потом он навеки застынет в позе лотоса на одной из снежных вершин мира. Какой снег? Какие вершины? Едва ли не со смехом встретили подобную дезинформацию политические соратники Померещенского. Именно в последнее время знаменитый борец за мир и культуру был особенно политически активен, потому он не мог уйти ни на поиски Шамбалы, ни за философским камнем, и, если он и свернул на Гималаи, то только чтобы отдохнуть в пути и, возможно, покататься на горных лыжах, на самом же деле он идет голый по пояс, правда, не снимая шапки, через знойные джунгли по направлению к Индийскому океану. Этот факт подтвердили из близких к американскому президенту источников, так как астронавты на шаттле видели покойника из космоса, он действительно шел босиком к Индийскому океану, а на палке, перекинутой через плечо, нес свои стоптанные армейские сапоги. Итак, он рисковал жизнью, являясь первым русским солдатом, ведущим тайную войну за тропическую форму одежды. Другая политическая партия в Новой чудовищной газете выразила протест против этого заявления, назвав его американской провокацией. Действительно, Померещенский как писатель-фантаст любил пересекать Индийский океан, но только для встреч со своим другом Артуром Кларком, и если он когда-нибудь собирался стать солдатом, то только на звездной войне. Что же касается озвездп, то наши космонавты со своей орбиты четко видели, как Померещенский нес на палке через плечо вовсе не армейские сапоги, а изящные медные сандалии, которые не могли рассмотреть с шаттла американцы, из-за отставания их оптической техники от нашей.

– Мерзавцы, закупленные черностенцами, только и всего! – сказал сам Померещенский обо всех авторах этих слухов, и снова добавил: – Мы пойдем другим путем!

Правдивей всего этот эпизод описан в мемуарах Давида Скелетова, который был в приятельских отношениях со многими великими современниками, сам сочинял и издавал книги, а писать начал давно, еще в местах заключения, куда в свое время попал за пропаганду анархизма среди рабочих московской фабрики одеял, хотя вездесущие злодеи нашептывали, что за мошенничество. Но лучшего свидетельства, чем записки Скелетова оЛики и харип, на нужный период мы не имеем, потому и раскроем эту редкую книгу на шестьсот шестьдесят шестой странице. * * * ...Мы встретились с Померещенским в ночном клубе, каком, я умолчу, он просил не упоминать. Его дело. И мне он был нужен по делу. Я заказал столик в ресторане, что мы кушали, это уж я не буду называть, а платил я. И вдруг Помер (я его так всегда называл для краткости, любя) мне говорит:

– А вообще-то я собирался покончить с собой. Ты помешал. Нашел время, когда развлекаться! В другой раз не мог, что ли, а, Скелет (так он меня, любя, называл, подлец)?

– Это как это? Скелет чего-то не понял. Объясни, Скелет на приеме!

– Как? Из пистолета, подаренного мне Хемингуэем на Кубе. Я тогда с двустволкой по странам ездил. Мне наши сказали в Москве, возьми с собой двустволку, мало ли что, а мы тебе дадим документ, что ты на сафари командирован. Спать будешь, с собой клади. Вот и пристал Хемингуэй, подари да подари, все равно у тебя ее при въезде отнимут, это только от вас с ружьем уехать можно, а к вам с ружьем нельзя. Потом ты все равно носить его не умеешь, как за плечо забрасываешь, так стволами шапку сшибаешь. Отдай! А я тебе взамен пистолет, с ним и самолеты угонять удобнее...

– Зачем тебе самолеты угонять, ты же государственный человек, – я его конечно перебил и одновременно уколол, ведь раньше он больше любил свою государственность.

– А я и ответил ему, что как государственный человек самолеты угонять не собираюсь, тем более, меня сразу в любом самолете узнают, сначала стюардессы, а потом пассажиры. Некоторые пассажиры очень волновались, уж не в горячую точку планеты мы летим, если я на борту.

– А что ж Хемингуэй, – вернул я его к оружейной теме, а тем временем на сцене был обещан стриптиз, и я вспомнил, как Померещенский, вернувшись из какой-то горячей точки планеты, рассказывал в Политехническом музее о стриптизе, с которым столкнулся впервые. Был он еще тогда, кажется, комсомольцем, и с негодованием описывал, как затравленная девушка выскочила на помост и стала разоблачаться под Камаринского мужика, хотя это могла быть любая другая народная мелодия. – Она сбрасывает блузочку! – размахивал тогда руками Помер, едва не задев кого-то в президиуме, не то Горького, не то Михалкова, – потом она скидывает юбчонку! – в президиуме кто-то пригнулся, – она срывает с себя лифчик! – в президиуме привстали, – наконец, она стягивает с себя трусики, – тут Помер воздел руки к небу, – и вам, настоящему человеку, вдруг становится до смерти противно!!!

– Уговорил меня-таки Хемингуэй на свою голову, – пробормотал Померещенский, вскакивая, чтобы разглядеть раздевающуюся девицу, но, так как наш стол был достаточно близко, снова сел, не отводя глаз от сцены и в то же время не выпуская ножа и вилки, которыми он дирижировал действом, но и не забывал их прямого назначения: – На свою голову, говорю. Ведь Хемингуэй потом из моего ружья и застрелился. А кто знает об этом, кроме меня? И подумай я нынче, застрелюсь из пистолета, и кто тогда будет знать, что пистолет мне Хем подарил? Это меня и остановило, – он захлопал в ладоши, так как стриптиз совершился, и снова встал, чтобы его было видно.

– А ты бы повесился с этим пистолетом в руке, – посоветовал я, дабы он поскорее сел, – вот была бы задачка для расследования. Он замахнулся на меня вилкой, но смирился и сел на место. Ведущий на сцене объявил, что сейчас для многоуважаемой и состоятельной публики будет сюрприз, перед вами выступит лауреат регионального конкурса красоты охранников. Лауреат вышел на сцену на руках, повертел внизу породистой головой, и встал на ноги под одобрительные возгласы допущенных в это общество знатных дам. Он ловко выскочил из казацких шаровар, быстро сбросил гимнастерку и долго стягивал тельняшку, словно запутавшись в ее полосах. Принесли стул, и богатырь мигом обломал ему ножки, внесли стол, со столом то же самое. Внесли еще стол, его он ломать не стал, так как на нем был графин и стаканы, графину он отсек горло ребром ладони, а содержимое быстро разлил по стаканчикам, дав публике понюхать: водка. Выпил водку, закусил стаканчиком, так четыре раза, стаканчики были невелики, он их не разжевывал, а так проглатывал. Но и разжевать их он мог спокойно, так как принесли еще стул и лауреат, заложив руки за спину (руки связаны! прокричал ведущий), отгрыз одну ножку за другой. Лауреат был действительно красив, как Шварценеггер, но челюсть была чуть тяжелее, и уши гораздо больше.

– О чем задумался, – спросил я притихшего приятеля моего.

– Да вот, интересная закономерность в облике наших правителей. Смотрю я на этого верзилу и удивляюсь, как в нем сочетается подвижность со степенностью. Совершенный человек! А вот наши вожди: Ленин. Подвижен, резок, суетлив, жаждет незамедлительных перемен. Потому и не продержался долго. Сталин. Степенный, себе на уме, немногословен, все делает как бы исподволь. Вот и продержался в неустойчивом равновесии максимальный срок. Хрущев. Снова – подвижен, резок, болтлив, фантастичен, абсурден. Хотел преобразований, слетел быстро. Ну, эпизодические фигуры не в счет. Брежнев. Степенный, многозначительный, косноязычный, тоже себе на уме, но более для себя. На восемнадцать лет хватило, хотя и с моторчиком. Затем – Горбачев. Энергичный, трезвый, тоже суетливый, скорее пустослов, чем ритор. Пребывание его у власти сравнительно метеоритно, а сколько разворотил! И вот теперь – Ельцин, сам у себя за кулисами, слова из него не выжмешь, степенности хоть отбавляй. Музы молчат, поговаривают пушки. Никак, это надолго... Атлет тем временем много чего сокрушил, находясь в связанном состоянии, крушил лбом, реже затылком. Ведущий объяснял, так приходится вести себя, попав в логово враждебной структуры. Дюжие ассистенты, исполняющие роль истязателей, подвешивают лауреата за волосы к люстре. После их ухода он висит, покачиваясь, несколько минут, потом начинает шевелить своими большими ушами, уши медленно сползают вместе с волосами с его головы, скальп остается на люстре, а гигант легко приземляется на сцену.

– Еще один очевидный момент, – продолжал обобщать Померещенский. Ленин был лыс, Сталин волосат и усат, Хрущев лыс, Брежнев волосат и броваст, Андропов лысоват, Черненко волосат и бел, Горбачев лыс, Ельцин волосат и бел. При этом лысые как раз подвижные и кратковременные, видимо, к ним относится поговорка: потерявши голову, по волосам не плачут. А волосатые держатся дольше, к ним, хоть и к мужикам, годится пословица: у бабы волос долог, да ум короток...

– По-твоему получается, что после Ельцина опять лысый будет, – вставил я, – это хорошо, значит не Жванецкий, хотя он и подвижный...

– При чем здесь Жванецкий, он ведь как раз лысый, – сообразил Помер.

– Извини, старик, я имел в виду Жириновского, это он еще не лысый, правда, хитер, быть может тоже маскируется и пока в парике ходит. На сцену втащили шкаф, музыка закатила барабанную дробь, как перед смертельным номером циркача. Дверцы шкафа раскрылись, и оттуда вышел ведущий с ночным горшком в руке. Он прошел по краю сцены, показывая всем пустоту в горшке, белое эмалевое донышко. Находясь в застенках неприятельских структур, приходится ради выживания принимать крайние меры, растолковал он публике. Потом лауреат с горшком на минуту скрылся в шкаф, и появился уже с полным горшком. Если вас хотят уморить голодом, объяснял ведущий, это самое надежное средство перехитрить мучителей. Есть ли среди присутствующих желающие убедиться, что все подлинное? Можно попробовать пальцем! Одна из дам выразила желание, но ее спутник, грубый мужлан, не пустил ее. Впрочем, запах был подлинный, некоторые даже перестали жевать, хотя пить продолжали. Под барабанный рокот лауреат съел содержимое и под рукоплескания удалился.

– Знаю я эти штучки, – хмуро заметил Помер, – все у них сосчитано. Стаканчиков жалко, потому он съел свое дерьмо, чтобы хозяину стаканчики проглоченные изрыгнуть, так сказать не отходя от кассы.

– Ну, ты – голова! – восхитился я приятелем своим и заказал еще выпить, было как раз к месту. И тему, затронутую Померещенским, развил дальше.

– А смотри, как они нашу литературу каждый по-своему колебали. Первый лысый требовал от всех партийности, нечего писать для денежных мешков. Он бы и всех лирических героев принял в партию, даже всяких там бабочек и мотыльков, и жуков, от майского до навозного. Революция у него, как в воду, в Толстого гляделась. А писатели разбежались, хорошо, кто успел.

Первый волосатый и усатый уже разбегаться не дал, пусть, мол, на родной земле помирают. И помог. А потом говорил: У мэня других пысатэлей нэту! Следующий лысый, Никита, Сталина отменил, Ленина не тронул, ясно, лысый лысому на лысину не плюнет. А писателей опять разбазарил, хорошо хоть уже не хоронил. Лучше он, конечно, с художниками распорядился, они удобнее, их перелистывать не надо. Теперь опять волосатый, с бровями, он уже не шумел, он понял, писатель хорош, когда его не особенно видно, а чтобы тон задать, сам положил начало правительственному натурализму, снова вспахал целину и захватил, отбил у немца Малую землю. Хорошо. Третий лысый сразу понял для себя смысл правительственного натурализма, но на новом витке: писать надо только за валюту. Потому неправительственные писатели пусть делают, что хотят, если и их заметят, то туда им и дорога. И много, много писателей сразу развелось, но и вывелись они довольно быстро, вместе с книгами. И последний волосатый. Это уже и писатель последний. Остальных, если и видно, то их нам изредка из заграницы показывают, истощенных, но уверенных в себе. А если Самого долго не видно, то нечего и спрашивать, что он делает, как государством-де руководит. Что делает? Книги пишет, чтобы на Западе раньше нас знали, что он делал. Они там всем правительством пишут, оттого других и не увидишь, поскольку у нас сейчас главное направление, оно и единственное – это конвертируемый правительственный натурализм. Чуешь, к чему я клоню? Вечно этот Помер прибором играет. Говорил я ему: ты же по заграницам шастаешь, не тереби нож и вилку, будто ты их украсть хочешь. Не помогает.

– К чему ты клонишь? Что и меня уже не видно? К этому, да?

– Да нет. Тебя все равно видно, ты же – Помер. Ты всех переживешь, и лысых и волосатых. Нет, я о себе. Я о том, что пора и мне за перо взяться. Вот и хочу с тобой посоветоваться, с кем же еще... Тут к его чести надо сказать, настоящий он мужик. Другой бы не потерпел потенциального соперника. А этот только поперхнулся, но отговаривать меня не стал, стращая такими словами, как особая грамотность, тонкость души и усидчивость тела.

– Ну, так пиши! – только и сказал.

– Э, нет, я так не хочу, как вы, я хочу, чтобы наверняка. Хотя я и не правительственный, но хочу, чтобы сразу и за бугром издали. Чтобы сразу – бестселлер!

Он и тут не растерялся. Валяй, говорит, Скелет. Бестселлер – это не литература, быть может, у тебя и получится. А я не отстаю: – Вот ты и дай совет – что? Он опять на тарелке остатками яств играет. Я ему всегда говорил, что ты не доедаешь? А он мне возражал: Набоков никогда до конца не доедал. Хороший тон, говорит. Но совет никак давать не хочет: все уже давно написано, и все уже давно напечатано.

– Нет, – держу я свою линию, – вот Пушкин дал Гоголю сюжет оМертвых душп и ты мне что-нибудь удели...

– Гоголю бы уделил: началась земельная реформа, и Чичиков заселяет Россию вымершими земледельцами... А вообще, для начала нужны свои мысли.

Ага, подумал я, Гоголю. Да Гоголь бы тебя в такой ресторан не зазвал, да и самого Гоголя сюда бы не пустили. Говорю: – Свои мысли? Изволь. Отсоветуй, если советовать не горазд. Что сейчас в моде? Политика, секс и пищеварение. Стриптиз как полная гласность изголодавшейся плоти. Уходит в прошлое унылое взвешивание мозгов усопших вождей. Извилины кишок больше влияют на жизнь свободного общества, чем извилины мозга. Плоды умствования совпадают с итогами работы кишечника. Моя мысль – показать наш революционный подвиг как перманентную сексуальную революцию. Ленин первый покойник от СПИДа. Сталин всю жизнь страдает от затаенного счастья – почему он не заразился. Троцкого высылают из страны, чтобы не заразил Политбюро. Не зря Ленин говаривал – эта проститутка Троцкий. Родоначальник всей этой катавасии заразился непосредственно от призрака коммунизма, который бродил по Европе специально в вожделенных поисках Владимира Ильича. Забальзамировать его было важно из гигиенических соображений: призрак слился с вождем и в него перевоплотился, потому плоть должна оставаться на виду, чтобы призрак не восстал и не начал бродить дальше. Троцкий был убит из ревности Сталиным в состоянии длительного дистанционного аффекта. Ясна и суть сталинского садизма, ограниченный был человек, не дошел до мазохизма, потому и оставался неуязвим. Прочие, более слабые и задетые чумой культуры, выстрадали своим садо-мазохизмом цепь репрессий и прямых убийств, на них же эта цепь и замыкалась, потому с таким наслаждением они признавались в несовершенных грехах. Почему их окрестили врагами народа? Народ же обязан плодиться, размножаться, а какой приплод при однополой любви? Другая сторона этой истории. Сталин неразделенной любовью любил Гитлера. Отсюда и война. Неутоленную страсть Сталин вымещал на Берии, а тот на всем прочем народе. Я закурил свой овинстонп и, как следователь на допросе, предложил сигарету Померещенскому: закуривай, твои любимые. Бросил, говорит. Сидит, слушает, переваривает. Я говорю:

– Они и на смерть легко шли, потому что боялись, что рано или поздно от СПИДа загнутся. Кстати, ты обратил внимание, что вспышка СПИДа почти совпала с началом перестройки? Удивляешься? Говорили, будто это оттого, что к нам больше въезжать стали, завезли. Ерунда, это как раз мы больше выезжать стали, вот и вывезли. Не веришь? А почему же сейчас выезд – пожалуйста, а со въездом в другие страны куда как строго? Знают, чего боятся. Это мы как всегда в неведении пребываем. Все говорим, что рождаемость у нас падает от демократии. А это все последствия великой сексуальной революции.

Вот. Ее начало тоже опишу, красочно. Не так, как Солженицын. В полном соответствии политическому натурализму. Условия такие были. Вдали от родины, тесной кучкой. Среди чужих людей. Поп Гапон тоже будет замешан. Потом ссылки. Ну, жены, Крупская и компания, все для ширмы. Все это Лариса Васильева в оКремлевских женахп буквально обнажила: никакой сексуальности со стороны революционных жен. За редкими исключениями, но это неженатые революционерки. То есть, извини, незамужние.

Я все думал, когда это безобразие началось. Сначала решил, в запломбированном вагоне. Темно поди было, как раз для свального греха. Но потом я подумал, началось еще раньше. Есть там и некрофилия, все это смакование загнивания империализма... Тут Помер меня перебил, зашипел, тише-тише! – и указал на сцену, где как раз пластически бесчинствовали существа загадочного пола. С этого момента он только полушепотом, а потом вообще шепотом со мной объяснялся, отчего мне приходилось часто переспрашивать. Я не стал тише говорить, я же везде, как дома, а тут особенно, и через стол у меня охрана сидит за самоваром. Но возникла рекламная пауза, и я промолчал соответствующее ей время, прослушав это повсеместное ныне звукоизъявление. В частности было сказано, что всемирно известное, но не до конца раскрывшееся число опип во время своих грядущих гастролей впервые покажет нам именно здесь свое онюп. Вы встретите здесь у нас ведущих репрезентантов истеблишмента и электората, богемы и бомонда, андеграунда и промискуитета, мы поможем вам снять стресс и испытать катарсис, войти в состояние самадхи и выйти в люди. Войдя в наш непорочный круг, вы поймете, что такое эллипс рассеивания и Бермудский треугольник. Вся эта завлекающая белиберда сопровождалась пантомимой и световыми причудами. На сцену высыпала дичь, приправленная экзотическими фруктами, а официанты сновали между столиками с натюрмортами самых невероятных размеров, примеривая их к стенам и колоннам.

– Все натюрморты, висящие на наших стенах, вы можете заказать себе уже как блюдо. Если же вы захотите увековечить заказанное вами блюдо, к вашим услугам наши проворные живописцы, которые не только мгновенно изобразят яства на вашем столе, но и вас над этими яствами. Вы можете также заказать голову вашего партнера в виде салата или изысканного торта, а любители натуральной школы могут попробовать запеченный Нос Гоголя и натуральный фирменный бифштекс оМертвые душип, а также рыбное филе оПанночкап.

Я слушал все это с интересом, у меня было хорошее настроение, его было трудно испортить. Померещенский как всегда кисло и загадочно улыбался. И ел ломтики лимона.

– Мы этнос молодой, недоразвитый, нам еще вокруг костра сидеть да сидеть, прозревая в мерцание его поленьев и углей латиноамериканские телесериалы, – заявил он лениво, не переставая кусать лимон.

– Мы племя вечно молодое и вечно незнакомое, – добродушно откликнулся я, но хэппенинг рекламы заведения мешал мне продолжить мою бодрую мысль.

По первому вашему зову наши популярные поэты сочинят оды в честь ваших прекрасных дам, вам нужно только заказать любимый вами размер! Среди наших постоянных гостей сам Померещенский, мы вручим вам ценные открытки с набором его автографов и его незабываемых однобуквенных стихотворений! Померещенский поежился, но я видел, что он с трудом скрывал чувство глубокого удовлетворения. Я протянул ему руку, и он сухо пожал ее, но тут же, кажется, пожалел, что сухо. Нас посещали такие литературные знаменитости, как введенные в космос большой словесности самим Померещенским Авраамий Ганнибалов и Еремей Сорокоплехин, Фаддей Астроломов и Максим Телятников, Эдуард Эпикурицын и Степан Пробка. Специально для Михеева мы расширили наши двери и выделили для него эксклюзивной величины стул...

– Алмазный мой венец, – вальяжно заметил Померещенский.

– Натуральная школа, – чтобы поддержать разговор, добавил я.

Ненавязчивая музыка на все вкусы и для всех возрастов! Сверху обрушивается хэви металл, снизу вздымается поступь духовых оркестров, под которые желающие могут промаршировать строем. Вокруг ваших столов вы можете заметить скрипачей-виртуозов, а любой из наших официантов по вашему настоянию с удовольствием сыграет на ложках. Мы располагаем самым вместительным в мире подпольным холодильником, желающие могут в нем покататься на коньках, а в одном из его углов пощупать рекордсмена по длительности катания в нашем уникальном холодильнике. Но это только копия рекордсмена, оригинал находится в книге рекордов Гиннесса. Если вы выйдете из холодильника, то попадете в сауну с бассейном, где в теплых экваториальных водах вы можете искупаться вместе с акулами и крокодилами, не пугайтесь, это наш высококвалифицированный персонал. Если вы любите охотиться под водой, вам выдадут гарпуны и сети. Ваши телохранители могут спокойно заняться настольными или подвижными играми, мы берем на себя всю полноту ответственности за ваши божественные тела! По вашим запросам и возможностям прелести нашего массового и индивидуального массажа, включая омолаживающую и отрезвляющую высокочастотную щекотку. Желаете испытать чудо целебного голодания? После торжественного приема пищи вы можете спуститься на наших грузовых лифтах в комфортабельную шахту, где под наблюдением опытных отшельников предупредительная голодовка длится семь дней, а полная – сорок. Там вы можете присоединиться к нашим сотрудникам в белых халатах, которые в той же шахте добывают для нас и для вас уголь, как известно, мы давно перешли на собственные энергоносители. Культурная программа передается непрерывно сверху из наших залов, опровергая устаревшую поговорку – сытый голодного не разумеет. На этом, не знаю, надолго ли, но рекламная пауза прервалась.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю