Текст книги "Пять бессмертных (Т. I)"

Автор книги: Всеволод Валюсинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Другой? – повторила задумчиво Ай, вглядываясь в глаза Курганова, – вы решили уехать?

– Да.

– Поздно, – так же просто ответила Курганову Ай, опуская ладони на его широкие плечи. Расширенный взор ее, казалось, читал итоги роковой тайны… внезапно сковавшей жизнь ее и всех ей близких.

В Берлине Курганова несколько раз навещал Пфиценмейстер. Это был единственный человек, который знал, для чего сюда явился Курганов. Он приходил обыкновенно вечером, молча просиживал полчаса и прощался. Он не мог говорить о главном, о том, что выбило его из колеи привычной жизни.

За две недели он постарел и осунулся лет на десять. Курганов объяснял эту перемену по-своему: «Старик скоро умрет, перед смертью бывают такие перемены, в особенности перед смертью от старости, когда насквозь отравленный организм как-то сразу сдает все позиции. Капитуляция…»

Перед смертью! Старик думал наоборот и никогда так не страшился смерти. Он боялся, что не доживет до того дня, когда к нему прилетит Гаро. Он знал, что сердце его может остановиться каждую минуту, и усиленно берегся, избегал быстрых движений, питался отборной пищей, бросил всякую работу. Он спал при огне, заставлял своего слугу, такого же старого, как и он сам, ложиться рядом на постели и будить, толкать его, если его дыхание станет ненормальным. Он целыми часами просиживал в кресле, держась за пульс и считая удары сердца. А пульс был полный и жесткий. Он, как врач, хорошо знал, что значит повышенное давление и склероз. Страх и самовнушение доводили его чуть не до обморока. Он кричал, звал к себе старика Франца и вместе с ним отправлялся на прогулку, но и здесь мрачные мысли не оставляли его. Он был близок к безумию. Иногда ему хотелось броситься Курганову в ноги, попросить, чтобы он принял и его в компанию, но он боялся отказа. Тогда, кроме всего, стало бы известно, что кто-то выдал тайну. Весь план, возможно, полетел бы кувырком. Он больше надеялся на Гаро, и в то же время сильно опасался, что тот обманет его.

В Биоинституте он появлялся редко. Видали только, как он изможденной тенью, медленно и ни на кого не обращая внимания, проходил в комнату Курганова. Многие, пользуясь редким случаем, ловили его на пути и пытались завести разговор. Все знали, что он недавно посетил Балтийскую станцию. Дряхлый ученый бессмысленно взглядывал в лицо встречного и, опустив глаза, торопился обойти вопрошающего, как препятствие на пути. Это поведение еще более укрепляло мнение о его ненормальности.

– Пфиценмейстер скоро умрет, он совсем плох, – поговаривали знавшие его. А он жил и считал часы и минуты.

Глава пятая

С отъездом Курганова на станции потянулись тяжелые дни. Шли дожди. Долгими осенними ночами ревел и стонал старый парк. На поверхности канала желтым узором плавали опавшие листья.

Работы не было никакой. Все ждали Курганова. Не слышно было ни громких разговоров, ни веселого смеха Геты. Карст не разлучался с ней, медовый месяц был во всяком случае последним их месяцем. Никто на них не обращал внимания. Каждый думал о себе. Лина решительно избегала Гаро. Никто ни с кем не разговаривал, избегали даже смотреть друг другу в глаза, а если и говорили, то о посторонних вещах.

Их здесь шестеро. Наверно половина обречена на гибель… Они свободны и могут уйти каждую минуту, но что-то сильное удерживает на месте, заставляет ждать развязки. Это не был страх, потому что никто из этих людей не отказался бы от участи я в жребии жизни и смерти. Это была покорность тому, что, несмотря на ужас, влечет к себе и подчиняет.

Один Гаро чувствовал себя несколько легче. Он надеялся спастись, но в то же время понимал, что его план не легок. Неизвестно, что и как будет делать Курганов. Покусывая жесткие усы, Гаро часами простаивал у окон террасы и пустым взором следил за летящими по ветру листьями.

Карст и Гета чувствовали себя, как эфемерные поденки в разгар лета. Оставив воду, где они живут в стадии личинки, эти насекомые роями поднимаются на воздух и, как снежные хлопья, несутся в упоительном танце. Они не имеют даже рта. Те несколько часов жизни, которые им принадлежат, посвящают только любви. К вечеру, когда сядет солнце, они все умирают. Жалкие их трупики и сброшенные шкурки иногда целым слоем покрывают берега рек и дорог. Карст с Гетой горели, сжигали себя. Смерть или бесполое существование, что они могли бы предпочесть? И то и другое одинаково леденило кровь. Но если бы им предложили бежать отсюда, они бы, конечно, решительно отказались. Нормальное продолжение жизни ничем не соблазняло их. Чем лучше для них была неминуемая старость? Разве могли они и хотели спокойно дожидаться того времени, когда на смену острому, захватывающему чувству придет пресная водица привычки, равнодушие, скука, а за ними разлагающая тело старость и, наконец, неизбежная смерть? Сидя в сумеречные осенние вечера на диване в комнате Карста, они целые часы проводили в молчании. Только руки их цепко сплетались, и до боли сжимал Карст бледные, тонкие пальчики Геты, словно хотел защитить от неумолимого, что надвигалось все ближе. Бурные взаимные ласки, так же, как и украдкой брошенный взор, одинаково были понятны каждому. Казалось, они обладали одним мозгом и одной душой…

Когда настал назначенный Кургановым срок, подавленность и тишина на станции еще более усилились. Каждым ранним утром пролетал большой аэрон с Юга. Никто не спал в этот час. Как приговоренный к смерти прислушивается в предрассветный час, не раздадутся ли шаги его палачей, так каждый со сжавшимся сердцем встречал шум моторов летящего аэрона. В это время все бывали у окон: остановится или нет? И когда, не останавливаясь, аэрон пролетал дальше, все испытывали странное чувство не то радости, не то разочарования…

Наконец, в одно серое утро аэрон не пролетел мимо, а остановился над парком. От него отделилась и скользнула вниз белая авиэтка. Гета и Карст стояли в это время у окна в его комнате. Гета повернулась к Карсту и, охватив его руками, спрятала лицо в складках его пиджака. Большой и сильный, он стоял, не шевелясь. Ему нечего было сказать.

Негры внесли чемоданы в большой вестибюль. Вслед за ними вошел Курганов в сопровождении трех незнакомых женщин в серых дорожных костюмах.

– Знакомьтесь, – сказал Курганов вышедшим его встречать, – мисс Иттли, мисс Ай и Лилэнд.

Передав прибывших на попечение Геты и Лины, Курганов подозвал Бирруса. Несколько минут он серьезно с ним разговаривал, затем вместе отправились в питомник. Две пары кроликов и столько же собачек, оперированных им накануне отлета, сидели поодиночке в разных клетках. Курганов сразу занялся теми, которым была сделана параллельная пересадка, – между животными одного пола. Последняя степень истощения сделала их похожими на трупы.

– Они скоро умрут, – сказал Биррус.

– Да, они умрут от старости, хотя это молодые животные. Пересадив к ним бэтную долю от животных того же пола, мы в величайшей степени усилили результат действия их пола на собственный организм и тем самым ускорили наступление старости и неразлучной с ней «нормальной» смерти. А вот у этих, – продолжал Курганов, переходя к клеткам животных, которым была сделана перекрестная пересадка, – у этих мы нейтрализовали пол. Вся внутренняя секреция их преобразовалась. Они бесполы, но… бессмертны.

– Что мы сделаем с этим зверинцем? – спросил Биррус. – И, кроме того, негры…

– О неграх я уже подумал, – перебил Курганов, – а с питомником придется сделать то же самое, что и со всей станцией, – взорвать.

– Ты думаешь?

– Конечно. У нас будет пять трупов. Остальным тоже нельзя оставаться здесь. Взрыв припишут несчастной случайности и… не будет никаких подозрений. Неграм я дам аэроны, пусть летят домой.

– Жалко мне Боба и собак, – сказал Биррус, гладя обступивших его животных.

– Да, но придется. Никаких следов нашей работы не должно остаться.

Пришел негр и доложил, что завтрак подан.

– Позови Умо, – сказал Курганов, направляясь в дом. Интересно, – продолжал он, обращаясь к Биррусу, – что очень давно замечена была связь между продолжительностью жизни и функцией пола. Первые попытки «омоложения» сводились к операциям над самими органами. Они, конечно, были безуспешны, потому что оставался центр. Мы же добрались до главного хозяина. Мне недавно попалась на глаза старая книга «Общая гормонология», кажется, доктора Чи-Тсу. Он весьма близко подошел к этому вопросу, но, как это часто бывает, в то время не обратили должного внимания на его работы.

– Ты говорил, что наблюдал излучение бэтной доли каких-то лучей. Интересно было бы знать, отличаются ли чем-нибудь по существу излучения этой части мозга у самцов и самок?

– Отличаются. Иначе не может быть. Действие пересадки я себе представляю именно как результат совмещенного излучения, напоминающего интерференцию. Атрофия и исчезновение половых органов является неизбежным следствием, во всяком случае, их специальная иннервация[6]6
  Влияние нервов на отправления организма.


[Закрыть] тотчас прекращается. Я рассматриваю весь организм как функцию мозга, и только строго придерживаясь такой точки зрения, я не сделал тех ошибок, которые делали напрасной всю работу моих предшественников.

В зимней столовой, внизу, все были уже в сборе. Теперь за стол садилось десять человек. Каждый мужчина имел свою даму. Завтрак прошел в молчании. Никто почти ничего не ел. Все чувствовали себя, как на поминках по умершем. Пришел Умо.

– Завтра утром можете лететь, – сказал ему Курганов, – возьмите два аэрона. Поживите там сколько хотите. Мы обойдемся. Нас теперь здесь много, – он с улыбкой кивнул в сторону прилетевших с ним компаньонок.

– Хорошо, масса, – мы вернемся через два месяца.

– Ну, ну, можете и дольше.

Едва сдерживая радостную улыбку, старый негр повернулся и пошел сначала медленно, для приличия, но, выйдя за дверь, пустился бегом. Он торопился обрадовать своих товарищей.

– Через час будьте все здесь, – сказал Курганов, вставая из-за стола.

Никогда еще на станции не было так тихо, как в этот час. Даже негры не бродили по дому. Они в своей комнате обсуждали, как используют отпуск. Курганов заперся у себя. Гаро ушел в парк. Все притаились поодиночке. Только Гета и Карст сидели вдвоем, но и они молчали. Этот час показался всем бесконечным.

Наконец, раздались на лестнице твердые шаги Курганова. Слышно было, как он прошел в столовую. Гета и Карст явились последними. Все были уже в сборе.

– Мы начнем завтра, – говорил Курганов спокойным, жестким голосом, глядя в окно, – тотчас же после отлета негров. В пять ступок будет положено по два билета: пустой и с крестиком. Мы разделимся на пары и будем тянуть свой жребий. Над первой парой пересадку произведем тотчас же. С остальными придется подождать несколько дней, чтобы выяснить первые результаты опыта. Конечно, всем парам сразу брать билеты не обязательно. Мы можем сначала, тоже при помощи жребия, избрать первую пару. Нельзя всем одновременно идти под нож. Для последней пары не осталось бы оператора. Придется подождать выздоровления одного из оперированных. Из нас здесь пересадку делают: Гаро, Биррус, Карст, Уокер и я. Из этого числа, вне сомнения, кто-нибудь останется в живых.

– Не может ли получиться так, – заметил Уокер, – что из каждой пары крест достанется мужчине, и последняя пара не сможет быть оперирована? Наши женщины не умеют…

– Этого не может быть. Не может один случай повториться пять раз. Это маловероятно. Но вообще нежелательно, чтобы бессмертие досталось группе какого-либо одного пола.

– Но если все-таки так случится?

– Будем играть снова.

Курганов задумался.

– Оставшиеся в живых, – сказал он через минуту, – должны будут уничтожить трупы. Их можно сжечь сильными разрядами мегурановых батарей. Станцию, питомник и все постройки надо взорвать теми же батареями. В наших силовых установках – запас энергии на десять лет. Если всю эту энергию освободить сразу, то на месте станции и парка останется пустое место. Бессмертные улетят куда-нибудь подальше. Когда почувствуют себя в силах, должны будут приняться за работу. Они займутся изучением излучений бэтной доли и поставят себе задачу найти способ достижения личного бессмертия не той ценой, какой собираемся платить мы. Я думаю, что это достижимо. Вообще всех здесь присутствующих я просил бы смотреть на наш предстоящий опыт как на средство продолжать работу, не стесняясь временем и без необходимости передавать дело другим. Моря крови прольются, если наше открытие в своем настоящем виде проникнет в мир. Бессмертные ни на минуту не должны забывать, что в их руках опаснейшее взрывчатое вещество. Пока не решен еще классовый вопрос, бессмертие, выпущенное на свободу, может стать не величайшим благодеянием, а ужасным, кошмарным средством порабощения и насилия. Вот все, что я хотел вам сказать. До завтра!

Курганов ушел. Остальные тоже расходились. По дороге Биррус остановил Карста. Когда они остались одни, тихо сказал:

– Вообрази, если Курганов не попадет в число бессмертных…

– Да, я давно об этом думаю и, знаешь что… – он наклонился к уху Бирруса и зашептал. Тот серьезно кивнул головой и тотчас куда-то быстро пошел.

Через полчаса все мужчины, за исключением Курганова, собрались в комнате Бирруса. Они сошлись на том, что нельзя лишиться Курганова и остаться без руководителя. Вся игра не стоит свеч, бессмысленны какие бы то ни было жертвы, если слепой случай уничтожит Курганова и даст бессмертие другим. Конечно, и сам Курганов хорошо это понимает, но не может же он, хотя бы для пользы дела, для всего человечества, предъявлять сейчас, здесь свои преимущественные права на жизнь. Карст предложил один выход, сначала всем показавшийся вполне приемлемым.

– Если Курганову достанется билет с крестом, тот из мужчин, у кого билет окажется пустой, поменяется с ним. Кто из нас откажется заплатить за него своей жизнью?

– Нет. Он никогда на это не согласится, – подумав, сказал Уокер.

– Мы заставим его! Иначе вся эта комедия – одна нелепость. Пять бессмертных не стоят одного смертного Курганова…

– Надо сейчас же принять меры, сказать ему. Иначе, попав в последнюю пару, он может погибнуть!

– Поймите, что он не может согласиться. Вы все испортите…

Биррус в волнении встал.

– Неправда. Мы должны стараться, чтобы Курганов обязательно попал в последнюю пару. Вы понимаете меня? – он понизил голос. – Пересадку будет делать один из нас и перед ним будут лежать под ликкилом двое: Курганов и… еще кто-то.

– Тогда вопрос проще решается. Никакого самопожертвования не надо, – заметил Гаро. – Не завидую я той особе, которая будет в паре с Кургановым. Хе-хе-хе!

Карст бросил на него взгляд, заставивший его съежиться и замолчать.

Мужчины больше не спорили. Они поняли Бирруса. Было решено, в случае необходимости, пренебречь решением судьбы и, кем-то пожертвовав, дать жизнь Курганову. Важно было, чтобы тот пока ни о чем не догадывался и чтобы он обязательно попал в последнюю пару. Они боялись противодействия женщин.

– Может быть, на наше счастье, Курганову достанется пустой билет, – говорил Уокер Карсту, выйдя на террасу, – все-таки это насилие то, что мы решили, – и насилие над женщиной.

– Выход есть, но, пожалуй, верно, что Курганов никогда не согласится на замену. Самопожертвование! – вспомнил Карст слова Гаро – я все равно не мог бы оставить у себя билет с жизнью, зная, что у Курганова крест.

– Я тоже, – глухо ответил Уокер.

– Но что же мы потом скажем Курганову?

Уокер молчал.

Глава шестая

Во всем здании все двери были наглухо заперты.

Все десять собрались в верхней большой и светлой лаборатории. На столе стояли две белые фарфоровые ступки. В одной – два билета, в другой – четыре. Четыре, а не пять, потому что Курганова мужчины заставили согласиться пойти без розыгрыша в последней паре. Он, как самый опытный из них, нужен был для производства первых операций над другими. Против этого Курганов ничего не возражал. Сейчас должно было решиться, какая пара пойдет на операцию первой. Все стояли. Никто не решался взять себе партнера. Курганов твердо подошел к маленькой Ай и взял ее за руку.

– Вы согласны со мной?

Та молча кивнула головой.

– Делитесь! – резко сказал он остальным.

Произошло легкое движение. Карст быстро отошел от Геты, стал рядом с Иттли, бросил ее и перешел к Лине. Несколько минут все двигались по комнате, одни медленно, другие почти бегом. Это движение прекратилось так же внезапно, как началось. Курганов, не смотревший на эту сцену, поднял глаза. Все стояли парами. Казалось, вот-вот грянет музыка, и они поплывут в легком вальсе. Все были бледны. Гета едва стояла на ногах. Их было пять пар: Курганов с Ай, Гета с Гаро, Биррус с Иттли, Карст с Линой и Уокер с Лилэнд.

– Идите.

И они пошли. Выстроились перед белой ступкой, в которой было четыре билета. Это было похоже на старинный обряд конфирмации. Мужчины предоставили своим дамам брать билеты.

– Мы первые, – чуть слышно пролепетала Гета, развернув свой билет.

Гаро почернел. Он понял: если сейчас ему достанется крест, побег почти невозможен. Взглянул на окна. Рамы еще не вставлены. Рядом с одним окном проходит водосточная труба. «Можно, – подумал он, – я умею лазить, как кошка».

Его вывел из задумчивости твердый голос Курганова.

– Берите билеты.

Четыре пары, взявшись за руки, застыли в полной неподвижности, наблюдая в отдалении за Гаро и Гетой. Прошла томительная минута. Гаро сделал усилие, усмехнулся и, махнув рукой, решительно направился ко второй ступке. Гета опустилась на стул. Она не могла стоять на ногах. Пусть Гаро возьмет билет. Все равно исход будет известен. Там только два билета.

Гаро мед ленно разворачивал небольшую, свернутую в трубочку, бумажку. С минуту он оставался неподвижен. Потом выпрямился и, положив билет на стол, обвел всех пустым, ничего не выражающим взглядом. На билете отчетливо виднелся написанный тушью маленький крестик.

Гаро полез в карман за трубкой и тихонько направился к двери. Быть может, никто не заподозрит его в попытке к бегству? Он пошел так, по своему делу и, конечно, сейчас вернется…

Если б не полная умственная прострация[7]7
  Полный упадок физической и духовной деятельности, слабость.


[Закрыть], Гаро действовал бы не так и, возможно, с большим успехом.

Дорогу ему загородил Биррус.

– Куда?

Гаро остановился и некоторое время, казалось, внимательно рассматривал свою трубку. Потом медленно поднял глаза и, как автомат, бессмысленно повторил:

– Куда?

Он прищурился и хотел еще что-то сказать, но промелькнула отчетливая мысль, что его схватят, и тогда будет поздно. Волна страха и ярости застлала его сознание.

– Куда?.. – крикнул он. – К черту! К дьяволу!! Будьте вы все здесь прокляты!

Кошачьим движением он отскочил от Бирруса и бросился к окну. Догонять его было поздно. Карст молниеносным движением схватил со стола большой микроскоп и со страшной силой запустил в Гаро. Тот успел занести на подоконник одну ногу. Карст вообще метил неважно, но теперь попал в цель. Удар пришелся в затылок. Слышно было, как под острым углом штатива хряснул череп. Микроскоп вылетел за окно и со звоном разбился на каменных плитах двора. Сам Гаро, раскинув руки, свалился за окно. Послышался глухой удар упавшего тела.

Все бросились к двери. В лаборатории остались Карст с Гетой и Лина, которая без чувств лежала на полу. На дворе послышались голоса. Карст подошел к окну.

– Он еще жив, – говорил Курганов, осматривая разбившегося, – но скоро умрет. Еще не поздно, несите его в нижнюю камеру. Гета, – крикнул он, вы готовы?

– Да, – ответил за нее Карст.

Гета как бы застыла на своем месте, до боли закусив свою руку. Ее, казалось, не радовало решение судьбы, давшей ей жизнь, и не только жизнь, но и бессмертие.

– Иди, Гета, – сказал Карст, беря ее за руку и собрав все силы, чтобы казаться спокойным.

Гета вдруг вскочила и крепко схватила его за обе руки.

– Слушай, теперь я скажу. Теперь никто не подумает, что я побоялась смерти. Поверь, что если бы у меня на билете был крест, то я бы молчала… Карст, уйдем отсюда сейчас! Вот двери открыты, бросим все это. Я люблю тебя, мне не надо бессмертия… Я не хочу, понимаешь… не хочу! – Пойми, что я уже люблю своего ребенка, мне так хотелось его…

– Так ты…

– Да, я беременна… Я не говорила тебе, не хотела лишних страданий. Карст, ради всего тебе дорогого, ради меня, ради него, ведь это убьет… Уйдем отсюда, уйдем!.. Ответь же что-нибудь…

Полный упадок физической и духовной деятельности, слабость.

– Гета, мы вас ждем!.. – раздался с нижней площадки лестницы резкий голос Курганова.

Колени Геты стукнули о пол. Она упала Карсту в ноги и крепко обхватила его колени руками. Волосы ее рассыпались по спине. Карсту видна была сквозь них на ее шее милая ямка, которую он так любил целовать.

– Еще не поздно, но я одна не уйду, скажи одно слово… ты… останешься?

Карст не делал попытки поднять валявшуюся у него в ногах Гету. Пол медленно плыл у него под ногами. Он чувствовал над собой железную волю Курганова. Он не мог отступить.

– Я не могу с тобой идти, Гета.

Она медленно выпрямилась и встала на ноги. Глаза ее были сухи. Со странной, несвойственной ей величавой серьезностью она попросила Карста наклониться и поцеловала его в лоб.

– Прощай.

И спокойно направилась к выходу.

По лестнице навстречу ей бежал Уокер. Он был красен, волосы его спутались и поднялись кверху смешными хохолками. В другое время наверно Гета не удержалась бы, чтобы подразнить его и посмеяться.

– Скорее. Он может умереть, и тогда будет поздно!

– Да, да, я иду.

Они оба скрылись на лестнице. Карст бесцельно подошел к Лине. Она все еще лежала в обмороке. «Какие у нее красивые руки, – почему-то подумал он, – но у Геты меньше… да, у Геты, моей Геты…»

Карст медленно направился вниз. На лестнице остановился и внимательно прислушался. Из нижней камеры доносился отчаянный крик. В несколько прыжков Карст промчался через столовую и оттуда в подземное помещение.

Гаро очнулся. Его голову уже начали брить. Хорошо видна была рана, заткнутая промокшим кровью ватным тампоном. Лежа на полу, он неистово бился и кричал в руках навалившихся на него Курганова и Бирруса.

– Ликкил, скорее ликкил! – срывающимся голосом торопил Курганов женщин, суетившихся у шкапов с инструментами.

Карст отстранил их прочь и быстро нашел нужное. Голову Гаро прижали к полу. Прямо в шею ему была впрыснута двойная доза ликкила. Почти сразу его движения стали слабее. Через полминуты он лежал неподвижно. Гета и Уокер, стоя в дверях, молча наблюдали за происходящим.

– Еще жив, – сказал Биррус, пощупав у Гаро пульс, – я говорил, что надо было сразу…

Времени терять было нельзя. Автоклавы кипели с сильным свистом. Острые струи пара из клапанов летели до самого потолка.

Все, что происходило дальше, Карст видел, как на экране. Он стоял в уголке и пустым, равнодушным взором смотрел на мелькавшие перед ним фигуры людей. Он видел, как несли Гету и как положили ее на стол, он видел в руках Курганова блестящий шприц с ликкилом и потом на полу такие знакомые, черные кудри. Их кто-то сразу убрал… Он отчетливо помнил сдвинутые столы и две круглые, бритые головы, совсем рядом, и много каких-то фигур в белых халатах, заслонивших от него эти головы. В последний момент он увидел только глаза Курганова, наклонившегося над столом. Белый колпак и марлевая маска на рту скрывали лицо.

«Почему у него черные руки?.. Да, да, это резиновые перчатки, резиновые перчатки…»

Послышался, как из-под земли, звук дрели, сверлящей кость. Или это шумят ртутные лампы? Ах, как от них болит голова! И почему они так гудят? Их много… и все в голове…

«Да, да – резиновые перчатки», – вспомнил Карст, стараясь глубже вздохнуть и чувствуя, как кругом все темнеет. Не стало ног и почему-то сильно хочется лечь на пол.

– Резиновые перчатки! – еще раз повторил он и, как труп, всей мощной фигурой съехал по стене вниз, в глубоком обмороке свалился на пол.