Текст книги "Ленинград. Дневники военных лет. Книга 1"

Автор книги: Всеволод Вишневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Затем в комендатуру города (на постоянную прописку). Помощник коменданта города – заботлив – все сделал в три минуты (можно при желании…).

Иду на набережную Красного Флота, 38. Проверяю дела группы, дежурства, снабжение и пр.

В 6 часов обед в столовой Пубалта. (Суп – вода, немного каши с маленьким кусочком мяса.)

Хлеб срезан до четырехсот граммов (военный паек). Хватит и этого… Понятно…

Потрясли рассказы товарищей, вернувшихся из немецкого тыла: немцы принудительно берут у населения кровь для своих раненых, вырезают у наших людей кожу для пластических операций и т. д.

Получил задания в Политуправлении.

Написать: о лодке Иванцова (сдать 11–12 ноября), о «Марате» – линкор бьет, о Ладожской флотилии (дать людей) к 12 ноября.

Кроме того, мне поручили написать листовку о ненависти к врагу и план на пятнадцать дней вперед. Завтра прислать Рыбакову.

Из рассказов:

«У некоторых собак появился рефлекс на воздушную тревогу – бегут в бомбоубежище. Часть публики в бомбоубежище за собак, а часть – против».

«Под Тихвином бои – движение наших танковых частей».

«Для нас заготовлено много эшелонов с продовольствием на северо-востоке и на Волге».

«Два ленинградских «литератора» со стыдом просили горком о возвращении. Ответа не получили! Испуганные интел-лигентики…»

Немцы бросают бомбы замедленного действия.

9-го – речь Гитлера (ага, взяло!), распинается: «Под Москвой нам помешали дожди, снег и грязь». Вот именно!

Читаю речь Черчилля от 8 ноября – боевая (?), но хотелось бы знать точнее, что и как собирается делать Англия.

Финны под Октябрьские праздники ходили в атаку, им попало!.. Моряки отличились!

На Неве… Луна, холодновато и скользко. Занесли три письма улетающему завтра в Москву товарищу. Идем на Васильевский остров к Кронштадтской пристани. С 12.30 до 2.30 (ночи) – там. Читал письма к комиссару лидера от бойцов, от членов их семей и т. д. Письма интересны. К трем часам ночи дома. Тихо.

11 ноября 1941 года.

(143-й день войны.)

Встал в 10 часов. Идет обстрел нашего района. Дребезжат стекла. Вниз, в убежище, бегут матери с детьми.

В кухне холодно и неуютно. Бреюсь. Разорвалось несколько снарядов, близко… Погас свет.

Мчимся на базу Подплава… Холодно и пасмурно… На прибывшей из похода подводной лодке вся команда выстроилась на палубе. Личный состав лодки поздравили с победой и возвращением…

Балтфлот действует и будет действовать. Моряки дерутся везде, и враг, как только появляются полосатые флотские тельняшки и черные шинели, – трепещет. Надо быть готовым и к боям сухопутным.

Поздравил командира лодки товарища Иванцова и комиссара лодки от имени ЦО: «Привет героям Балтики», – и передал доставленный на самолете номер «Правды» (от 9 ноября) с очерком о них.

Командир лодки Иванцов – среднего роста, с бачками, крепкий. Снял шинель и по карте докладывает деловито, спокойно, объективно:

«… 15 октября я вышел в атаку на танкер. Неудачно… Я пошел опять, но танкер круто ушел – дал 13 узлов… Вижу – навстречу идет второй корабль. Он дает 8 узлов. Я иду параллельно. Дал упреждение, залп (с 3 кабельтовых, в упор). Угодили. Он носом в воду. Корабль потонул через двадцать минут. Это был танкер. Я и комиссар наблюдали с мостика.

17 октября – вижу транспорт. Я лег в атаку. Их торпеда развернулась на нас. Я отвернул, сманеврировал, дал залп. Он тут же утонул. Поднялся шторм до 11 баллов. Хожу, никого не вижу. Здорово качало.

18 октября – идет транспорт курсом Nord. Я с 7 кабельтовых дал залп, – он через две минуты погрузился. Вижу – над нами самолет… (с S-West'a)! Убрал всех на погружение…

2 ноября ничего не было видно. Даже финской лайбы! Наконец увидел транспорт. Опять с 7 кабельтовых дал залп. Попали в центр корабля. Огонь, взрыв! Я всплыл, но корабль уже утонул.

5 ноября. Видим танкер (25 кабельтовых на Nord). Я дал залп – торпеда угодила в корму. Танкер длинный, тысяч на 10 тонн, «благополучно» стал тонуть (смех). Всплыли. Увидели пятно. Хотели уйти, но решили под праздник потопить еще пару кораблей.

6 ноября – шторм 7 баллов. Какой-то (наш?) тральщик меня высветил оранжевым прожектором… По радио получил распоряжение командира соединения: «Возвращаться». Отдохнули, зарядились. Я отлежался, проверил все механизмы… Началась пурга. Мы погрузились… и шли с быстротой 2,5 узла… Потом всплыли. Плохая видимость… Определился. Лег на курс 73 градуса и пошел. У Гогланда меня встретили наши тральщики».

От подводников еду в отделение «Правды».

Известие от С. К.: «Все в порядке, здорова». Пусть так, хочу верить. Дошли ли до нее мои письма?

Есть люди, которые пугаются блокады и хотят «куда-нибудь» улететь. Продовольственное положение Ленинграда постепенно ухудшается: ледостав нам мешает. Авиация не может заменить барж, пароходов и катеров с продовольствием. Надо освободить Северную железную дорогу. Готовятся лучшие дивизии и морские части.

12 ноября 1941 года.

(144-й день войны.)

10 часов 30 минут. Короткая воздушная тревога. Подал прокурору заявление о мародерстве начальника 31-го отделения милиции в квартире погибшего писателя Ореста Цехновицера.

Еще две воздушные тревоги.

В школах не прекращаются занятия. Идут уроки даже немецкого языка (?!). Это как-то странно…

В городе все ухудшается положение с продовольствием. Сахару выдают по пятьдесят граммов на десять дней. Масла нет. С волнением ждут объявления завтрашних норм хлеба. На базаре кило кислой капусты стоит пятьдесят рублей. За ней очередь. Из жмыхов делают лепешки. Хлеб, водка и теплая одежда – вот сегодняшняя ленинградская «валюта». Конину тоже достать трудно.

У некоторых людей сдают нервы… Это заметно… Но это не окажет влияния на массы…

Написали второй очерк – о подводной лодке Иванцова – в «Правду».

Из Кронштадта вывозят лишних граждан. (Проблема снабжения?)

Сегодня передовая «Ленинградской правды» – о необходимости прорыва блокады вокруг Ленинграда. Фронт готовится.

По дороге к Неве поток обозов. Гонят тощий скот. Везут на повозках раненых. На левом берегу канонада.

Ночью воздушная тревога, покачивает дом.

Новое блюдо: лепешки из казеина, глицерина, соли и горсти муки.

13 ноября 1941 года.

(145-й день войны.)

Обстрел…

Бои на всех фронтах.

Налеты… Зенитки… Немецкие батареи с южного берега бьют прямой наводкой.

Жестокий обстрел (днем) по Неве. Воздушная тревога.

7 часов. Опять бомба рвется рядом… Иду по городу… Бомбежка…

Все-таки немцы взяли Тихвин… Это плохо…

14 ноября 1941 года.

(146-й день войны.)

С утра бомбежки; «юнкерсы» (по 16 штук) сбрасывают и листовки. Мороз… Солнечный день… Еду на «Полярную звезду». Беседа…

Иду по городу. Западный теплый ветер. Тревога… Пустые улицы… Прекрасный город… На Аничковом мосту сняты кони барона Клодта. Зарницы боя… Мне хорошо, как-то отрешенно…

Читаю центральные газеты. Статья генерала Хозина об обороне Ленинграда. Немцы потеряли под Ленинградом 216 000 человек, 759 орудий, 679 танков, 1681 автомашину и пр.

На самолетах вывозят семьи рабочих оборонных заводов (на Урал и в Сибирь).

Октябрьская телеграмма от С. К. Тон бодрый, но просит ее вызвать в Ленинград. Послал два письма. Умоляю ее еще выждать.

15 ноября 1941 года.

(147-й день войны.)

Почти весенний солнечный день… Оттепель… Сверкают на солнце лужи, тающий лед… Иду (впервые за дни войны) на собрание Ленинградского отделения ССП.

Читают стихи, рассказы… А война грандиознее всего этого…

Моя речь к ленинградским писателям: о ходе войны, о Союзе писателей и его задачах, о традициях Ленинграда, о враге и о несомненной будущей победе.

На Ладоге немцы потопили баржу с мукой. Водолазы ее достали. Муку отправили на макаронную фабрику…

Иду на радио.

5 часов дня. Обстрел города. Нежный закат…

Читал «Красную звезду» от 9, 11, 12, 13 ноября. Жестокие бои у Севастополя, в Донбассе, под Тулой, под Москвой. Атаки противника у Ильменя и Тихвина. Наши контратаки. Противник все жмет – натиск колоссален. Но наше сопротивление нарастает. Выпущены противотанковые ружья и пр.

Иду на Каляеву. Битое стекло на Литейном. Огромная воронка у Фурштадтской. Мостовая разрыта. Бомбежки усилились.

Поел (суп, капуста кислая, один кусочек хлеба). Помылся…

16 ноября 1941 года.

(148-й день войны.)

Воздушная тревога… Иду домой на Фонтанку… Осколки сыпятся у Гороховой. Темно, звезды.

Дома – чай и хлеб. Работаю над очерком о новых орденоносцах КБФ – для «Правды». Была еще тревога. Не слушаю, читаю газеты.

17 ноября 1941 года.

(149-й день войны.)

Тон прессы все активнее.

Планы восстановления Европы и пр.

Бои на всех фронтах, отбито десять атак (!) на московском направлении.

Пишу статью о базах: Таллине, Палдиски, Риге, Либаве и пр. Это наше! Мы придем на West!..

Телефонной связи с Казанью через ЦО нет уже целую неделю…

Послал письмо С. К.

Величайшее наслаждение – Ленинград ночью: сейчас звездно, северное сияние и чистая музыка (из радиорупоров) над прямыми темными улицами… «Половецкие пляски»… Россия любимая, все к ногам твоим! Иду с душой, очищенной от всего, – я весь только во времени, в истории, в воинственной поэзии… Минутами это нестерпимо высоко – ликующе освобождение! В мечтах – парад мира и победы… Советские русские люди должны пройти со своими знаменами, чтя павших и ликуя перед всем миром…

Меня спускают с облаков: люди голодны, – по нескольку дней не обедают. В «Норде»^[5] очередь за стаканом пустого чая. Ощущение голода у ленинградцев все сильнее. Худеют.

На Ленинградском фронте. Наши упорно действуют на подступах к Северной железной дороге, пробивая первое окружение. Немцы стремятся, взяв Тихвин, выйти к Волховстрою и совсем отрезать Северную железную дорогу. Обстановка трудная. Надо рассчитывать на общее улучшение дел на Московском и других фронтах, на резервы.

Получил комплект газет «На страже Родины». (Воздушные тревоги.) Ответил Фадееву о Кроне: «Крон должен быть тут, на месте, на Балтике».

18 ноября 1941 года

(150-й день войны.)

Приехал Крон.

Читаю брошюры писателей-балтийцев. Сдаю отчет за десять дней в Политуправление. Прошу созвать совещание писателей и журналистов Балтийского флота.

Хорошо работалось…

Воздушная тревога. Иду пешком с набережной Красного Флота на Каляеву. Темно, стрельба… Образ военного ночного Ленинграда останется в памяти навсегда…

Я похудел, но чувствую себя бодро.

В госпиталях нет масла, нет мяса. Крупа часто бывает бракованная…

Все труднее…

19 ноября 1941 года.

(151-й день войны.)

С утра воздушные тревоги.

Мысли о позиции Англии… Последняя речь Черчилля дает только формулу ожидания вторжения к весне 1942 года. Мы ждем активных действий Англии.

В сводке. Сильный удар по противнику. Уничтожены десятки орудий, машин и 2500 солдат и офицеров.

2 часа дня. Совещание нашей оперативной группы писателей (итоги за десятидневку). Организационные задачи по группе: задания, планы на месяц вперед.

Штудирую комплекты военных газет.

Говорят, что Л. Соболев в начале октября уехал в Ростов – Ейск – Севастополь… Странно, что он мне не пишет.

Из рассказов:

«В Большом драматическом театре – спектакль «Малыш». Холодно. Заполнено 25 процентов зала. Люди сидят в шубах, актеры комкают текст. Играют небрежно… Зрители дыханием греют руки…»

«В домах появляются «буржуйки»…

Мга окружена нашими. Наступление продолжается. Немцы по ночам «долбят» аэродромы, Выборгскую сторону и пр.

20 ноября 1941 года.

(152-й день войны.)

Эвакуирована Керчь. Остро стоит вопрос о Кавказе.

В Ленинграде уменьшили паек хлеба до ста двадцати пяти граммов в день.

Кронштадт выделил часть запасов Ленинградской морской базе.

Наш военно-морской береговой паек уменьшен до трехсот граммов хлеба. Однообразное питание. Шутим: «Это действует лучше Кисловодска».

Рождение Гвардии! У СССР – девять новых гвардейских дивизий! Отборные бойцы!

В гражданских столовых каша из сои, некоторых от нее тошнит.

Как стремительно ухудшилось продовольственное положение. Блокаду надо прорвать! Иначе в городе через месяц будет острый голод.

21 ноября 1941 года.

(153-й день войны.)

В 1.30 дня – артиллерийский налет на заводские юго-западные районы города.

В группе текущая работа: тороплю с книгой о Подплаве.

К обеду достали полбутылки портвейна. Кислые рыбные щи, сомнительное какао. Хлеба мало. Свой завтрак и часть хлебной «порции» я отдаю.

Обстановка. Приказ – выгнать немцев на мороз по всему фронту! В занятых ими местах любыми способами жечь все дома, строения и пр.

Упорные бои за Тихвин. Отбиваем город. Поиски разведчиков на Ленинградском фронте.

Новые крупные атаки немцев на московском направлении и на Юге. Проблема противотанковой обороны (!).

На Финском заливе лед – до острова Сескара. Походы подводных лодок затруднены. Соединение Подплава готово сформировать на зиму три батальона с пушками и пр. Настроение у них несколько снижено.

Подвел итоги по писательским кадрам КБФ. В наличии двадцать пять писателей. Погибло до шестнадцати человек.

В газетах – о жестоких боях на Западном фронте…

7 часов. Воздушная тревога. Слышен гул «юнкерсов»; стрельба. Низкая облачность…

В Народном доме – «Евгений Онегин». Зал переполнен. С первых же тактов весь кошмар войны – в сторону! И чистая, гармоничная музыка – воплощение русской великой культуры – празднует победу.

22 ноября 1941 года.

(154-й день войны.)

В группе некоторые товарищи жалуются на слабость. У Михайловского выпало два зуба. Тарасенков тоже говорит о слабости. Еще один наш писатель потерял семь зубов… Надо достать витаминов для группы. Слабость объяснима: паек уменьшился – мяса почти нет, нет овощей и минимум жиров.

Немцы начали новый удар на Москву. Гитлер в приказе требует: «Любой ценой разделаться с Москвой».

Но опыт борьбы у нас возрос. Усилились и средства обороны.

Надо ждать новой трудной десятидневки…

Англичане начали удар в Ливии (по слабейшему звену держав «оси»: Италии).

На Тихом океане кризисные дни. Возможна война: США, Англия – Япония.

Записана на пленку моя речь к гражданам и бойцам Ленинграда об обстановке.

Новое задание: шесть страниц радиоречи «Выстоим!».

Читал «Красную звезду» от 20 ноября: жестокие бои на московском и на южном направлениях. (Напряженное внимание к событиям…)

На тихвинском направлении противник нами сдержан и отбрасывается.

Битва Германии и России происходит на фронте протяжением более двух тысяч миль.

Англичане делают главным образом свои дела…

23 ноября 1941 года.

(155-й день войны.)

С утра – обстрел. В 6 утра слушал радио. Видимо, оставлен город Калинин. Ожесточенный бой – на калининском, волоколамском, тульском направлениях. Битва за Москву в новой фазе. Устоять!

Сумрачный день, мягкая погода…

Рудный в Москве, Леонид Соболев в Ульяновске (?!). Зачем? Можно его вызвать в Балтфлот. Мирошниченко на Ладоге.

Огневой налет… Осколки бьют по дому… Сумерки… Света нет. Беседуем о литературном типаже. (Пародии на Голодного, Пастернака, Кирсанова и т. п.) Перебираем литературные характеристики, случаи из жизни писателей… Пахнуло московским литературным бытом…

К шести вечера дали свет.

Школьники получают: 125 граммов хлеба в день; на десять дней: 200 граммов крупы, 100 граммов растительного масла, 100 граммов мяса, 50 граммов сахара и 150 граммов кондитерских изделий (или суп в столовой – 8раз). Выдается не очень регулярно. Крупу, масло, мясо почти не дают.

Некоторых выручает дуранда^[6] – размолотая и смешанная с содой и солью плюс немного кофе и цитрамона (из аптеки!) плюс картофельная мука. Ее хватит еще на месяц. Иные запаслись отрубями…

Слушал речь Михаила Ивановича Калинина.

Мысли о родной Москве – о будущем…

В 9.30 вечера передавали по радио мою речь об осаде Ленинграда, об общей обстановке и о враге.

В военно-морских частях – концерты при свечах. У артистов от недоедания кружится голова; они дают по три концерта в день.

24 ноября 1941 года.

(156-й день войны.)

Жесточайшие бои на московском направлении. Успехи на Юге. Разгром нескольких немецких дивизий. Видимо, предстоит еще неделя – десять дней сильных боев за Москву. Местами противник продвинулся. Но будут контрудары – в нужный момент.

22 ноября в ЦО напечатан наш очерк «Богатыри Балтики».

Весь день в группе. Продумали тезисы и вопросы к совещанию писателей. Надо дать очерк о «Кирове»^[7] в «Правду» к 1 декабря.

Беседовал с Тарасенковым о работе: больше тенденций к казарменному положению, связи, – и творческой дружбы!

Написал письмо (с оказией) к С. К.: простое, душевное – о нашем быте, настроениях, об ощущении осады города.

Из газет: разгром группировки немцев под Ростовом (несколько дивизий); взято более 100 орудий, враг отброшен на 60 километров.

8 вечера. Слушаю по радио передовую статью «Правды». Сражение за Москву разгорелось с новой силой, на отдельных участках положение напряженное. Мы сумеем преодолеть опасность! Враг лезет, так как боится наших резервных армий и «потока» снабжения из США и Англии.

25 ноября 1941 года.

(157-й день войны.)

В утренних сводках есть кое-что хорошее, но на московском направлении – пока «напряженно».

Еду на минный заградитель. Краткая беседа. Мой доклад о войне. Два часа слушали отлично, не обращая внимания на воздушные тревоги.

Поехал в группу. Составили план до 1 февраля 1942 года.

Обед: суп, два ломтика хлеба, немного каши.

В салоне штаба – керосиновая лампа, а на мраморных лестницах дома тьма и блуждающие огоньки спичек.

Из Казани письмо от 20 октября (!) от С. К. Рад, что она так понимает мои очерки в ЦО…

Вечер… Тревога… Бомбежка на Каляевой… Мимо… Света нет, работаю при свече – планы, статьи и письма.

Думы о работе. О боже, как наши писатели непрофессиональны!.. Нервничаю, порой ругаю, требую… Пишут кашеобразно, небрежно, нет инициативы, нет страсти и хватки…

26 ноября 1941 года.

(158-й день войны.)

6 утра. Слушаю сводки и сообщения. Упорные бои на московском и ростовском направлениях.

Враг должен быть разбит под Москвой!

Успехи англичан в Ливии.

Дневная воздушная тревога. Сильные разрывы бомб, колеблется почва. Противник перешел к дневным налетам, чтобы тормозить рабочую жизнь. Но город живет! В цветочных магазинах покупают цветы, хотя запас их уменьшился.

Стоит сумеречная ноябрьская погода…

В 2 часа дня Москва передавала мою радиоречь «О ненависти к врагу»… Полностью…

Обстановка. На Москву наступает вдвое больше немецких дивизий, чем в дни октябрьского наступления. Но сейчас положение лучше.

Бои в Ростове. Две фашистские группировки проникли в город.

На Ленинградском фронте стабильно. Враг выжидает! Немцев на мороз! Они обогреваются в землянках, пустили по лесам лыжников с собаками, усилили охрану и минируют местность. На мороз их!

В Германии проходит «Антикоминтерновский конгресс». Он должен был состояться в Москве. (Ха-ха!)

Япония идет на компромисс…

Удар англичан в Ливии, кажется, серьезен. Он дал бы оттяжку немецких и итальянских сил; влияние коалиции на весь Восток и Северную Африку. Это экзамен английскому генштабу и армии.

Был на Подплаве. Люди вернулись из походов; по тридцать суток не раздевались. Комиссар сидит в кожаном пальто, дремлет… По возвращении на базу подводники оказались в тепле, сменили белье и т. д. Но рядом две пустые каюты – погибших с другой лодки. Комиссару не спится, встал, походил по палубе, вернулся, сел в кресло.

– Почему-то не спится.

И тут же заснул…

27 ноября 1941 года.

(159-й день войны.)

Слушал в 6 утра радио. Ожесточенные бои на солнечногорском, волоколамском и тульском направлениях. Наши отражают атаки. Прибыли новые гвардейские дивизии. Передовая «Правды» – призыв к стойкости и разгрому Гитлера под Москвой. Битва достигает высшей точки!

Тревога с утра. Качнулся дом.

В народе говорят о ледяной дороге по Ладоге. Ждут снабжения… Пока самолеты нам доставляют мясо, сыр и тому подобное. Но ведь это капля в море.

Немцы в Тихвине окружены. Но к Волхову все-таки двигаются.

Надо выстоять!

В Ленинграде добрых два миллиона лишних ртов (домохозяйки, дети и старики). Их надо кормить!.. Необходима эвакуация.

Фашистские листовки бьют в одну точку: против комиссаров. Угрожают Ленинграду голодом. «Торопитесь!» Куда? Идти в батраки к немецким баронам? На каких идиотов рассчитаны эти листовки?

Я худею. Как в 1920 году – кровь^[8]. Заметил сегодня.

Пишу характеристики-некрологи о шестнадцати потерянных нами, погибших на Балтфлоте писателях. Пошлю в Главное политуправление и в Союз советских писателей.

Предупредил группу: больше заботы о коллективности; полностью подготовиться к зиме – вопросы снаряжения, санитарии и гигиены. Дал указания о запасных фонариках, свечах, печурке, топливе, библиотеке, шахматах и пр.

Из рассказов:

«В Череповецком районе белый хлеб, борщ, мясо, жареный картофель и пр. В военных столовых по три сорта хлеба». (Эх! Экономить у нас не умеют…)

28 ноября 1941 года.

(160-й день войны.)

Немцы стремятся измотать Ленинград. Пленные показали, что в план немецкого командования входила четырехсуточная тревога (!), «перманентные налеты» на Ленинград. Наши ответные налеты и этот план сорвали.

Письмо и открытка к С. К. о нашем быте и пр.

В 1 час 30 минут еду в авиабазу. Тревога… По пути вижу, как люди сами тянут гробы с покойниками, на саночках, – к кладбищу.

Облачно, хмуро…

В авиабазе чудный прием. Разговор о делах, сжатые замечания о фронтовых новостях, о людях…

Выступление летчика Костылева (на его боевом счету 14 сбитых немецких самолетов):

«Драться, елки-палки, так драться…»

Он говорит о круговой поруке, взаимной заботе и доверии:

«…Мы по экипажам сговаривались помогать друг другу. Мы воюем на «лагах» и «яках». Мы не хотим американских самолетов, наши лучше. Мы разработали свою тактику – охраняем друг друга, а сбитые немецкие самолеты записываем в «котел». Потерь (с середины сентября) не имеем. Мы – гвардейская часть! Прошу встреч с штурмовиками и бомбардировщиками, чтобы внести ясность в сотрудничество. Хотелось бы встречи и с ПВО. Мы их по сей день не видали, а они по нас иногда отлично стреляют» (смех).

7 вечера. Погас свет. Зажгли три свечи… Продолжаем…

Продумали формы работы: организовать ленинский уголок на аэродроме, издавать боевой листок «Победа»; громкая читка газет, политинформация, доклады по международным вопросам, беседы с писателями и т. д…

Мысль. Нельзя выпускать из поля зрения бойцов, чьи дома и семьи находятся на территории, занятой противником; надо понять трагичность их настроений; не допускать упадка, неустойчивости и пр. Наоборот, необходимо воспитывать из них мстителей и агитаторов.

…Общая обстановка, трудности с продовольствием достаточно влияют на малоустойчивые элементы. Иметь это в виду! Надо изучать людей в новых условиях; заботиться о бойце, о хозяйственном обеспечении, о дисциплине.

Вечером концерт в авиабазе. Читают об осажденном городе, – легенду Горького. Это так близко!

Легли спать в 3 утра.

29 ноября 1941 года.

(161-й день войны.)

Массированные удары нашей авиации…

У нас с утра тревога. Немцы «выматывают». Наши штурмуют…

Часа полтора гулял в парке. Тихо… Вдали иногда пулеметные очереди…

Мысли о Москве, о судьбе России. (Вспомнился дневник Достоевского.)

Святая неистовая вера в Россию! Любовь к ней безмерная…

Могучие сосны, ветер, талый снег, опавшие листья… Вспомнилась Барвиха^[9], там, видимо, теперь военные рубежи. Вспомнились друзья… Где они: Сельвинский, Эйзенштейн? Что делает Папанин?

Какая тяжелая зима! Как жестока, как разрушительна современная война…

Очень дружеская беседа с военкомом авиабазы. У него обострилась цинга, как и у меня. Мне очень не хочется отмечать эти физиологические детали, но в последние дни бывает отвратительная слабость и при прикосновении зубной щетки к деснам идет кровь. Потерпим…

О фронтовых делах. Под Москвой — тринадцать суток по-прежнему бои. У немцев большая концентрация войск. Возможно, что это их предел. Стойкое сопротивление наших частей. Массированные удары нашей авиации: 27 ноября действовала, видимо, тысяча самолетов. Еще выстоять неделю!

На Ленинградском фронте — наши встречные удары на волхово-тихвинском направлении; военные части идут на помощь Ленинграду с востока.

30 ноября 1941 года.

(162-й день войны.)

Разгром немцев под Ростовом. Уничтожение и бегство остатков группы Клейста… Впервые за эту мировую войну такой удар по немцам. Можем бить!.. Огромное оживление, звонки, беседы.

В группе…

День холодноватый, вьюжные шквалы. Налеты с двенадцати часов дня… Отлично прошелся по городу… Близкие разрывы дальнобойных снарядов. Красота каналов… Разглядывал дома на Морской… Все будет восстановлено и будет сиять красотой.

За пять месяцев – обмены первыми страшными ударами. Стороны узнали друг друга. Мы собираемся с силами и раскачиваемся. Войны хватит еще минимум на год. К февралю, полагаю, начнутся наши контрудары. Может быть, в контакте с Западом (?).

К пяти часам дня иду в Политуправление на вручение орденов подводникам. Розовый закат… Рвутся снаряды в заводском районе…

В Политуправлении парадно. Юпитеры, цветы, алые флаги и пр. Накрытые столы. Чтение приказа – список награжденных. Товарищ Иванцов читает ответ. За орденами подходят летчики – чистые, парадные, ловкие. Вдали слышны глухие разрывы бомб – «входящая»^[10].

Короткая приветственная речь командующего флотом… Затем ужин и концерт. Как все просто! Требуют «бис», кричат «ура». Выходят танцоры-акробаты. Всеобщее восхищение. С женщин не сводят глаз. Неудачный пируэт балерины идет на аплодисменты, ей прощают все – тонкая женская фигурка… (Наверное, изголодалась…) Это можно понять только на месте.

Жизнь могуча, сильна.

Я тут же пишу. Хочу все видеть и помнить. Летчики едят, пьют, шумят… А потом все в бой, может быть, на смерть…

Мои милые, родные!..

Я чувствую, понимаю торопливость, лаконичность записей своих.

4 декабря 1941 года.

(166-й день войны.)

Температура все время тридцать пять с десятыми. Слабость, разговоры утомляют, а мысль работает привычно.

Строю планы литературной работы и выступлений.

В Ленинграде – экономия электроэнергии. Запрещено пользоваться электричеством с 10 утра до 5 вечера.

Готовится Ледовая дорога: Ленинград – Новая Ладога. На ней будут работать до двух тысяч машин. По этой дороге уже (пешком) уходят эвакуированные.

6 декабря 1941 года.

(168-й день войны.)

Проснулся в 10 часов утра. В голове мысли о ресурсах Германии (вскрыть формулу Лея – «350 миллионов человек работают для победы Германии» – отсеять противодействующие элементы, учесть реальные силы)…

Успехи под Москвой! Наши!

Обмен телеграммами между Сталиным и Черчиллем…

Как хочется писать… Заново, обо всем, – всю виденную жизнь… Правдиво, от первых проблесков детского сознания… Писать без служб, без нагрузок ССП… Запоем, где-нибудь на берегу. Надо ж нам, пока мы живы, все рассказать. Это и будет большая литература.

Сегодня в городе не было недельных продовольственных выдач, только хлеб (125 граммов). А народ держится и выполняет и перевыполняет нормы! «Нам бы 250 граммов и два раза в день суп или кашу, и было бы отлично!» Но нет и этого (пока!).

А англо-американские друзья шлют «приветы и восхищения»… Нам нужен от союзников Второй фронт в Европе, а не в Африке… Нам нужны большие дела, а не только пароходы, Сикорский и т. п.

Были два врача. Исследовали меня после всех предварительных анализов. Еще раз беседа о болезни в 1920–1921 годах (сыпной тиф, цинга), о тропической дизентерии в 1935 году и т. д…

Лечение (мое мнение):

1) Прорвать блокаду Ленинграда.

2) Некоторое улучшение питания.

3) В будущем: диета и отдых (?!) после победы…

Телеграмма от С. К. «Тревожусь о тебе, себя держу в руках»… Родная!

Маневренная борьба на Южном фронте. Генерал Шведлер пытается помочь генералу Клейсту.

На Московском фронте наши контрудары… Мороз 25 градусов! Тула попадает в окружение. Какая интенсивность сторон! Какая борьбища!

7 декабря 1941 года.

(169-й день войны.)

Слабость, плохое пищеварение. Неужели то, что я замечаю, – свернувшаяся кровь из кишечника? Неужели?

Приходил Крон, тепло поговорили… Я хочу, чтобы группа была спаянной и дружной. Мои письма и обращения, кажется, влияют на них. Вчера мое письмо прочли вслух.

За службой никогда не должна пропадать человеческая писательская душа… Революция имеет смысл только как дело человечности, простоты, ясности и дружбы…

Старорежимное вранье, замкнутость, чванство, «руки по швам» и пр. – это проклятье.

В сводках. На Московском фронте наши контратаки. Потрясающие передачи о немецких делах в Ростове. (Медицинские протоколы.) Ответ последует!

Пишу письмо к С. К. – короткое, ласковое; пишу о непоколебимом духе Ленинграда.

На Ледовой дороге уже работает две тысячи пятьсот грузовиков. Порожняк – для эвакуируемых. Первые группы прошли благополучно.

Необыкновенно ясное, взволнованное состояние духа. Мысли, мысли о революции, о нашей эпохе, о людях… Гордость за народ, за Ленинград, за Москву. Ведь сегодня на всех фронтах мы берем инициативу!

Удары под Москвой и на Юге: уничтожено восемьдесят пять танков, более восьми тысяч немецких солдат и офицеров, сотни машин. Еще, еще!

Сегодня 25 градусов, мороз крепчает… Немцы второй день не летают… Ага!

В Ленинграде выдают банки американского тушеного мяса, яичный порошок на вес – сто двадцать пять граммов… Это, видно, доставлено по Ледовой дороге.

Писать, писать о Ленинграде, обойти его сто раз, запомнить, как он выглядит, как живет!.. Афиши, объявления, вид домов, толпы и пр., и пр.

Гибель двадцати восьми гвардейцев под Москвой. Это же абсолютно тема моей пьесы «Последний решительный» – гибель двадцати семи…

Позавчера немцы стали стрелять по Ленинграду из сверхтяжелой батареи (как будто 18-дюймовой (?). Снаряды падали в районе островов. Задача для разведчиков и штурмовиков – найти и уничтожить ее.

Обдумываю обстановку. Восточный поход Гитлера не дал задуманных им результатов. СССР устоял. Создана коалиция СССР – Англия – США; война стала затяжной, с трудными перспективами.

Потери Германии растут, нефть и другие военные запасы истощаются. Отсюда новые ходы Гитлера – он готовит удар по нефти и удар по коммуникациям Англии и СССР, то есть на Турцию, Ближний Восток – к Ирану, Кавказу.

С другой стороны он готовит плацдарм в Северной и Западной Африке для удара по английским морским силам и коммуникациям вокруг мыса Доброй Надежды. Гитлер торопится, стремится кончить войну до полного развертывания сил демократической коалиции. В Европе Гитлер имеет до трехсот пятидесяти миллионов человек (подчиненных ему народов). Техническая база у него сильна. Мобилизовать дополнительные кадры сможет – погонит в строй новые контингенты своих «союзников». Одновременно возможен удар Японии – к Сингапуру, Индии; нарушение связи США и СССР и удары с европейских и африканских баз и аэродромов по путям Англии: мыс Доброй Надежды – Иран и средиземноморский путь…