Текст книги "Огольцы (СИ)"

Автор книги: Всеволод Буйтуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

«Бургундия, Нормандия…»

Как во сне проскочили мушкетеры родную Францию, Европу. Вот уже и Речь Посполита. Здесь уже славяне живут. Только в отличие от Русов, католическую веру исповедуют. Вот и Белая Русь. Вот и Россия. Сильны были мушкетеры в воинской науке. А вот о науках гражданского сословия предпочитали особо не задумываться. Баловство все это. Разве что Арамис по непонятной причуде все твердил, что его место в монастыре, где он будет изучать труды Блаженного Августина. Да и ладно, малый Арамис был славный.

А к чему это мы заговорили о науках и богословии? Да к тому, что давно уже господа мушкетеры, д^,Артаньян и князь Иван Сермягин прямо из эпохи царствования короля Людовика XIII въехали в Россию XIX века. И ухитрились даже не заметить этого: другая страна, вот и люди по-другому выглядят. По-другому одеваются.

Французы, понятия не имевшие о странной северной державе, считали: варвары, ни разу в жизни не бывавшие в Париже или, на худой конец, хотя бы в Бургундии, Нормандии, Шампани или Провансе, так и жить, и выглядеть должны. Что за страна – у них даже инквизиции нет. Конечно, о такой образцовой организации, как в Испании, и говорить не стоило: для варваров это недостижимый уровень культуры. Пусть бы хоть что-нибудь помягче, вроде французской инквизиции завели.

Контесса Валькирьяни успокоила молодых людей. В России, В том времени, где они сейчас находятся, есть государственная организация под названием Третье Отделение Его Императорского Величества Канцелярии. Конечно, до инквизиции не дотягивает, но тоже весьма солидная организация. Честно упомянула про время.

Никто не оценил «честность» контессы – то, что она сказала про время, где они сейчас находились. Черт подери этих испанских аристократок: слова просто не скажет, все с вывертом. Какое, к дьяволу, время – Сатане понятно, что сегодняшнее.

Треклятая контесса со своей родственницей Изабелью со всей очевидностью изрядно преуспевали в волшебстве и прочей чертовщине. Так зачем же устраивать эту комедию с долгим путем и подорожной?

Дамы объяснили: для успеха мероприятия непременно надо прибыть на место действия естественным путем. Чтобы не оставить магический след во Временном Пространстве. Сам черт мозги вывихнет от испанской мудрости! Обратно в Париж, правда, обещали, если дело хорошо пойдет, доставить без всяких формальностей и подорожных. Может врали. Может, нет.

– д^,Артаньян. А какого дьявола Вы с нами едете? – поинтересовался Портос.

– Я? Потому, что князь Иван Сермягин сказал, что здесь будет возможность хорошо подраться. А Вы, друг Портос?

– Ха! Я еду…потому, что я еду. Атос?

Глаза графа де ла Фер были полуприкрыты шляпой. Слегка приподняв свой головной убор, граф грустно сказал:

– Ее тень продолжает преследовать меня. Мы должны остановить эту безумную тигрицу графиню Де Ла Фер, пока она не принесла вреда другим людям, не знающим, на что она способна.

– Бросьте грустить, друзья! Я вот еду потому, что надеюсь и в этой варварской стране встретить приличного богослова и провести с ним пару диспутов. – Безмятежно любуясь красотами непривычной природы сказал Арамис. – А Вы, князь Иван, с каким чувством въезжаете в свою Отчизну?

– Вам, господа, этого не понять. – Невежливо буркнул Сермягин и отвернулся.

– Я от имени всех наших друзей прошу у Вас, князь Иван Сермягин, прощения. Мы действительно забылись в своем высокомерии.

– Да уж говорите прямо, Атос. Ваша деликатность всем известна. Скажите же: Арамис допустил свинство, так невежливо назвав страну Ивана варварской. По-хорошему надо бы остановиться, найти хорошую поляну, желательно на ветерке, чтобы было поменьше этих адских кровопийц-комаров, и… Но, черт меня возьми! Князь Иван! Я прошу у Вас прощения.

– Господа! Я и не думал обижаться. Друзьям вполне позволительно немного пошутить друг над другом…но в меру!

* * *

Чумск встретил наших друзей во всем великолепии. Середина XIX века. Ярмарка. Город украшен по-праздничному. Народные гуляния. Кулачные бои…

Славилась Чумская ярмарка не только товарами, но и кулачными боями, проводимыми в неурочное для всей страны время. Да и были те бои запрещены императором Николаем Первым, как «забава вредная». Однако в призрачном Чумске никто о таком запрете не слыхал. И такого императора пока не знали. Вот и бились от души чумцы и гости города в разгар летней ярмарки.

Кулачные бои привели Портоса в неописуемый восторг. Поинтересовавшись, прилично ли дворянину принять участие в такой великолепной забаве и получив положительный ответ, мушкетер ринулся в гущу дерущихся стенка на стенку, оставив предварительно Ивану свою шпагу и перевязь.

– Ты имей в виду, друг Портос: если рожу начистят, обижаться не полагается!

– Пусть по-пр-р-о-бу-ют! – донеслось из самого центра свалки.

Вдруг бьющуюся ораву словно взрывом разметало. На освободившемся месте стоял Портос со здоровенным синяком под глазом.

– Господа! – Завопил он панически. – Война с гугенотами, осада Ля Рошели! Успеем ли?

Народ весело смеялся: вон как басурмана в странном наряде по башке треснули – орет дурным голосом не пойми чего.

– Не беспокойтесь, любезный господин Портос. Я гарантирую Вам своевременное возвращение во Францию. – Заверила мушкетера контесса.

– Уф! – Выдохнул Портос. – А я, было, испугался, что такую драку пропустим.

– Не угодно ли прогуляться по городскому парку. В Чумске есть великолепный, как сейчас принято на английский манер выражаться, сквер на Чистой Горе. Это надо видеть! Только зайдем в гостиницу и переоденемся по-здешнему. И, извините господа, но сейчас здесь иметь при себе шпагу не модно!

– Прости, Иван! Но это уж точно варварство – дворянин без шпаги. Только из уважения к тебе подчинюсь этому странному обычаю.

* * *

На Чистой Горе было тихо. Шум ярмарки и народного гуляния сюда даже не долетал. Поэтому в парке на Горе собрались няньки и тетки с младенцами, чтобы те подышали чистым воздухом и размялись на молодой травке.

По сведениям соглядатаев контессы с минуты на минуту должен был осуществиться знаменитый Переход Лилии. Контессе давно докладывали об этой женщине со странными способностями. На этот раз она желала сама видеть Переход, а главное, посмотреть на реакцию своих спутников: заметят ли чего?

– Господа! Здесь, кажется, дуэль затевается! – Радостно сообщил Портос.

– Сударь! Вы наглец и мерзавец! Стреляться немедленно! Через платок! Без секундантов! Позор домогаться честной девицы средь бела дня в общественном месте! —Надрывно кричал странный седовласый человек на какого-то несуразного то ли учителя, то ли стряпчего. А сам-то каков: белая одежда – и при этом в смазных сапогах. Ничего себе!

– Позвольте, сударь! Я просто шел следом, без всяких непристойных намерений…

– Не позволю! Молчать, фанфарон штатский! Перед тобой офицер гвардии Его Императорского Величества! Смирна-а-а!

«Бежать! Нет – это позор! – Молотом стучали мысли в мозгу Ивана Семеновича, известного всему Чумску преподавателя женской гимназии. – А так – отставка, и тот же позор. Ещё растление благонравной девицы припишут!».

Тут совсем странный оборот стали принимать и так уже ненормальные события. Послышался цокот копыт, прямо на дорожку сквера въехала больничная карета, из неё выскочили два дюжих санитара и тщедушный доктор в очках с золочёной оправой. Санитары накинули на скандалиста какую-то хламиду и тут же скрутили старика её невероятно длинными рукавами.

«Смирительная рубашка», – догадался Иван.

Санитары ловко запрокинули спеленатому человеку голову, а эскулап виртуозно влил ему в рот содержимое какой-то склянки.

– Пожалуйте, Ваше Сиятельство! Извольте с нами. Вот и кареточка уже подана. Гляньте: лошадки – чудо!

Эксцентрический субъект в смирительной рубашке для порядка пару раз дёрнулся из рук санитаров. Но, видать, снадобье подействовало быстро, обмяк и позволил себя усадить в карету, которая незамедлительно же и отбыла.

– В Скорбный дом свезут, не иначе. – Резюмировал тут как тут оказавшийся дворник, так и не успевший свистнуть в свой свисток, чтобы известить ближайшего городового о безобразии.

– Дас ист нонсенс! Песопрасие! – Крикнула немка-гувернантка, прогуливавшая свою маленькую воспитанницу, но тут же прикусила язык: зашикали няньки со спящими младенцами.

Эфемерная девица подошла к берегу озера и спокойно начала снимать с себя одежду. Странно, что никто, даже дворник, на это не обратил никакого внимания. Подумаешь редкость – девица благородного сословия прилюдно, не торопясь, совлекает с себя одежды!

А красавица-то уже в одних чулках и туфельках! Ужас! Ещё вдруг Ивана Семёновича как будто захлестнуло неведомой горячей волной: было сразу и удивительно, и стыдно, и очень-очень красиво.

Зыбкая гладь расступилась, открыв песчаное дно. Девица дошла до середины, махнула рукой, и стены воды справа и слева обрушились прямо ей на голову! И вновь Чистое Озеро ласкало взор отдыхающих своей серебряной гладью.

– Караул! Утонула! Прямо на дно! Спасать надобно, лодку, пожарных, дворника, воинскую команду! Да чулочки с платьицем прибрать надо: спасём, а девице стыдно будет наготы своей!

– Что случилось? Что вы, сударь!

– Господа! Человек ума лишился! – кричали все, кому не лень. Покоя на озере как не бывало.

– Странное дело: среди дня в приличном месте?

«Яко по суху пешешествовал Израиль, по бездне стопами. Гонителя фараона видя потопляема»! – Вопил штатский в сюртуке, который и поднял панику. Кричал, метался, доказывал, что кто-то утонул! Кто мог утонуть, когда ранняя весна и купален на берегах ещё даже не соорудили?

В странном, замедленном сне Иван Семёнович наблюдал, как его скручивают санитары из знакомой кареты. Как он бьётся и продолжает петь про «яко посуху» и ещё какие-то псалмы вперемешку с популярными романсами. Вот во рту он ощутил отвратительный вкус лекарства из докторовой склянки. Стало мерзко, но тут же он почувствовал, как дух сладко замирает, поднимается над грешной землёй, и… провалился в забвение безмятежного сна, в котором видел себя Царём Морским, а краса-утопленница жива и была Владычицей Морскою. И славно им жилось в водной глубине…

– Однако, престранная держава! И дела в ней престранные происходят! – рассудили французы.

– Изволили видеть господа? – поинтересовалась контесса. – Сии люди – суть объект нашего интереса. Вы, господа мушкетеры, как не знающие местного наречия, делитесь на две группы: Портос и Арамис остаются здесь и наблюдают за сквером. Все запоминать. В беседы ни с кем не вступать: много вижу здесь премиленьких французских красоток-гувернанток. Ни-ни!

Атос и д ^,Артаньян отправляются со мной, я покажу вам место вашей дислокации. Сермягин, ты идешь в Скорбный дом и узнаешь все, что удастся, про Старика и Штатского.

– Исполнять приказы прекрасной дамы для настоящего француза не труд, а истинное удовольствие. – Галантно поклонился Арамис. Но позвольте все-таки узнать: по какому праву Вы, контесса, взялись нами командовать?

– Законный вопрос. Вы взялись помогать своему русскому другу Ивану Сермягину. Вот и помогайте. Иначе ему одному придется проделать всю работу. Тогда я не смогу доставить вас домой к войне с гугенотами. И еще: игра у нас призовая, и призы будут достойны самых знатных дворян любого королевства. Так что не будем терять времени. Арамис, прошу Вас, молитесь блаженному Августину! Не обращайте внимания на гувернанточек. Вечером общий сбор в известном вам доме на Бочановской. Ужин. Отчет. А потом…обещаю, мсье Арамис, блаженный Августин услышит ваши молитвы, и Вы будете вознаграждены.

Все разошлись по своим делам. Портос, не забывая наблюдать за обстановкой, с жаром доказывал молитвенно возведшему очи в небо Арамису, что дуэль на пистолетах – это ужасно грубо и неделикатно, да и пистолеты какие-то странные…

Со стороны они смотрелись настоящими филёрами третьего отделения. Хитрая бестия была эта Валькиртяни: сообразила, что одетые под «топтунов» люди ни у кого не вызовут подозрений. Даже коллеги не решатся подойти к ним выкурить папиросочку: вдруг нечаянно сорвут секретную операцию! За это начальство по головке не погладит.

Второе путешествие Турухана

Огромный костёр взметал снопы искр вверх к самым кронам вековых деревьев. Турухан, изрядно потрудившись с костяной трещоткой, принялся за главное орудие всех Шаманов Племени – передававшийся по наследству бубен из кожи небывалой выделки. Время не властно было над Великим Бубном. Как бы яростно по нему не дубасили Шаманы из поколения в поколение, он всё, как новенький.

Турухан осторожно, боясь закоптить, приблизил инструмент к пламени костра, чтобы кожа приобрела необходимую упругую звонкость. Неизведавшая мужа, Избранная Дева поднесла Шаману Чашу со Священным Напитком, секрет изготовления которого передавался, как и шаманский бубен, по наследству. Готовили его Безмужние Девы. Когда же наступала их брачная пора – передавали секрет следующей Избранной. Сами бывшие Избранные тут же забывали процесс изготовления и составляющие Напитка. Если избирался новый Шаман, Дева уходила до срока либо в мужний дом, либо по малолетству возвращалась в свою семью для созревания.

Долг обязывал. Шаман решительно поднёс Чашу к губам и опорожнил её. Мгновение, и он почувствовал, как всё его существо наполняется небывалой Силой. Такое единение души и тела не дано было испытать простому смертному. Бубен гремел, отдаваясь в его мозгу уже настоящими раскатами грома.

Вот уже открывается Дорога. В последнюю секунду Избранная Дева подала Турухану небольшой самородок – подношение Невидимым Родителям.

В изнеможении Шаман пал на землю лицом вниз, крепко сжимая кулак.

Люди знали – тревожить путешественника нельзя: он всё равно не отзовётся. Сейчас уже в новом теле, дарованном Родителями для путешествия, опускается глубоко под землю, где ждёт его Чёрная Ладья.

Правый кулак Турухана был крепко сжат. Вдруг качнёт Ладью, потеряется подношение. Тогда ни в Чертоги, ни обратно домой не попадёшь. Левой рукой Шаман управлялся с рулевым веслом. Духи были милостивы: невредима была Чёрная Ладья и её Кормчий. Вот и другой берег уже недалеко…

Словно сильные руки подняли Турухана из Ладьи. Миг, и он уже стоял перед стеной Небесного Огня.

– Входи, Избранник! Видеть Невидимых получают право только навсегда переселившиеся в Наши Небесные Чертоги. Ты уже раз видел нас через Огненную завесу. Попытай счастье, взгляни нам прямо в глаза. Выдержишь – станешь самым могучим Шаманом. Сильнее всех твоих предшественников. Дерзость твоя велика: совсем молодым юношей рискнул ты к нам явиться. Теперь ты зрелый Шаман. Знаешь, что нам ведомы все ваши радости и горести. Мы пока не видим причин беспокоиться о судьбе своих Детей. Говори – что нам неведомо такое, что ты дерзнул во второй раз в жизни беспокоить нас.

Голос, вроде, был один, но в то же время Шаман ясно осознавал, что говорят с ним в неизъяснимом единении все Невидимые Родители.

– Сейчас мы снимем завесу огня: попробуй передать свое подношение кому-нибудь из нас прямо в руки!

Огонь вмиг исчез! Но за ним сильнее огня светились фигуры Невидимых Родителей. Они и вправду были невидимы. Они были сам Свет.

Турухан смело протянул руку вперед и вложил самородок в этот Свет. Его обдало страшным жаром. Казалось, рука мгновенно отгорела. Отдернул руку, поднес ее к почти ослепшим глазам. Рука была цела. Спасительная завеса из огня вновь поднялась и приглушила сияние Невидимых Родителей.

– Ты был первым в мире, кто выдержал наш Свет. Теперь ты почти равен нам. Это значит, что если ты убедительно изложишь свое дело, и мы решим, что ты не зря нарушил наш покой, ты сможешь для блага Детей наших пользоваться нашей Силой, как своей. Такого еще не бывало в истории. Но нам кажется, что ты и Племя, пославшее тебя в это сакральное путешествие, заслуживают того, чтобы их Шаман мог сам распоряжаться Силой Родителей.

Но Черным будет для тебя тот миг, когда ты решишь использовать Силу во вред Племени или даже одному-единственному соплеменнику. А теперь рассказывай.

Турухан подробно рассказал Родителям о появлении странных полулюдей, называвших себя Огольцами. О том оскорблении, которому подвергли они женщин Племени своими гнусными намерениями, о бессильной ярости мужчин, допустивших такой позор. Еще поведал он, что рассказали Огольцы про контессу Валькирьяни и ее табуны Боевых Кобылиц. Племя ждало беды. Беда была близка.

– Наша вина, Шаман, что проглядели мы такую напасть. Не обращали мы внимания на плодящиеся табуны лошадей: это естественно для природы.

Не обращали мы внимания на Огольцов и не обратили внимания на нападение их на ваше поселение: дикие животные часто нападают на одинокие селения. Это тоже естественно.

Не обратили мы внимания на контессу Валькирьяни и ее сподвижницу инфанту Изабель – они не люди. Они давно переродились, потеряли человеческую сущность. С такими мы никогда дела не имели.

Главное наше упущение: мы не обратили внимания на то, что Огольцы напали на вас в XXI веке, когда уже даже одиночное нападение голодного медведя-шатуна – событие, о котором долго говорят.

Значит, мы прозевали главное – каким-то образом контесса и инфанта имеют возможность передвигаться во Времени. Мы в своей самоуверенности думали, что знаем всех таких умельцев. Еще должны предупредить тебя, Шаман, что контесса и инфанта переродились не из простых смертных. До того, как они связались с Магией Смерти, Валькирьяни и Изабель были особыми существами под названием Валькирии. Сила Валькирий и так велика, а помноженная на Магию Смерти становится неизмеримо больше. При этом Сила их становится Черной. У Вас в поселении среди Красных Кафтанов есть свои две Валькирии. Они чисты. И чистота помыслов увеличивает их Силу.

– Про Агафью с Варварой нам ведомо. – Вставил Турухан.

– А смел ты, однако, если Родителей перебиваешь!

– Простите, Невидимые.

– Ты главного не даешь нам досказать: мы просим прощения у наших Детей. Передай им это слово в слово. Шаман.

Наша Сила отныне – Сила твоя и всего Племени. Наша Сила даст тебе разумение в грядущих свершениях.

* * *

Соплеменники с волнением ждали возвращения Турухана. Наконец он слегка пошевелился, затем по всему телу пробежала нервная дрожь.

* * *

– Славны в веках Невидимые Родители и мудрость их. – Турухан разжал правый кулак. Самородка не было, только навсегда остался еще один отпечаток на ладони. – Приняли Родители подношение и наказ, как дальше жить, дали…

* * *

Выпив оленьего молока и немного передохнув, Турухан поведал Детям все, что сказали ему Родители. Предстояла жестокая борьба. Родители дали возможность Шаману распоряжаться их Силой в этой борьбе. Племя ждали тяжелые испытания…

Огольцы 3

Исцеленных Огольцов, раз уж они в таком ладу с лошадиным родом проживали, поместили на специально выгороженный конский выпас около гнилого болота. Ну не казнить же, в самом деле, было безоружных и разумом поврежденных. Кормили, поили. Даже в одном углу загона сделали навес от дождя и солнечного жара. Одеждой обеспечили. Огольцы пытались вступить в общение с людьми Племени. Но никто знать их не желал. Вот накостылять хорошенько этим мерзавцам, еще недавно пытавшимся глумиться над женами, сестрами и дочерьми было много желающих. Однако Великие Ханы строгий запрет на мордобой наложили.

Приходилось поневоле общаться с Огольцами лишь Лхасарану Цэрэмпиловичу да медицинской сестре Розе, долечивавшим пленников.

Два раза в день молчаливые мужчины из Племени притаскивали в Загон котлы с варевом. Молча ставили на землю и уходили поскорее. Противно было смотреть, как Огольцы, не признававшие ложек, жадно хватали пищу грязными руками и запихивали во рты, обросшие давно не стрижеными усами и бородами.

Отец Евлампий счел своим долгом духовно окормлять заблудших. Пытался вспомнить с ними хоть какие-то молитвы, читал катехизис, молитвослов.

В большинстве своем Огольцы были из русских, закабаленных на ярмарке. Стало быть, при рождении крещены были в Православную веру.

Толку от миссионерской деятельности протоиерея Евлампия не было никакого. Лишь пустые глаза и покорное молчание.

И так день за днем. Пока Евлампий не понял, что Веру им привить не удастся никакую: от скотской жизни утеряно было в их душах звено, отвечающее за эту самую Веру.

Хотел, было, заново крестить всем гуртом, загнав для очищения в Могучую Реку. Жалко было священнику заблудших. Покрестились бы. Веру вспомнили. Можно было и об отпущении грехов думать. Долго маялся с несчастными священник, пока понял тщетность своих надежд.

Вердикт батюшки был таков: с оными существами занятия катехизацией смысла лишены. Ибо лишь обличье сохранили они от человеческого существа. Души их не испытывают внутренней потребности в Вере.