Текст книги "Огольцы (СИ)"

Автор книги: Всеволод Буйтуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Подгорная, Петропавловская. Бочановская

…Есть там еще дикие старатели: уходят на свой страх и риск в верховья Ушкуйки. Бывает, сгинут. А бывает самородками да песком так нагруженные возвращаются, что кости от тяжести трещат.

Идет вчерашний бродяга в лучшую гостиницу или постоялый двор. Заказывает себе апартаменты со всеми удовольствиями в виде шампанского, икры, девок распутных в ваннах с тем же шампанским в натуральном виде плавающих.

У лучшего портного приобретает по баснословной цене плисовые шаровары (это вроде французского бархата). Непременно в раз надевает не менее дюжины шелковых косовороток, каждая – особого цвета, а верхний край косого ворота расстегнут и отложен набок, чтобы все видели.

Начинается гулянка нового миллионщика. Шумная езда по главным улицам города на разукрашенных тройках. Звон гитар и истошное пение цыган. Объезд борделей и ресторанов с непременным битьем зеркал и посуды и крушением мебели. Для хозяев борделей это настоящий праздник: за все сломанное и побитое вчерашний бродяга, а ныне важный гость заплатит десятикратную, а то и стократную цену.

Бывали любители остроумия особого рода: заставляли пышнотелых барышень в одеянии Праматери Евы с церковными свечами в руках исполнять царский гимн «Боже, Царя храни!» под аккомпанемент цыганских гитар, бубнов и трактирных гармонистов. Пение гимна дополнялось непристойными телодвижениями, которые даже с большой натяжкой танцем назвать было невозможно.

Это уже настоящее золотое дно для хозяина увеселительного заведения, коли такая оказия случилась. И для полицмейстера, и для самого архиерея: святотатство, политический демарш и оскорбление Высочайшей фамилии!За это каторга пожизненная полагается! Или плата, невиданная! Это тебе не зеркала да столы покрушить, это на сами государственные устои посягнуть! Но в пьяном кураже всегда находились лихачи. Не из-за того, что государя императора не любили, а дабы показать лихость и платежеспособность.

…К утру остается миллионщик под забором в драных штанах, выцветшей косоворотке. В лучшем случае в старых опорках. А то и совсем босой.

Куда не сунься, чтоб хоть опохмелиться дали – везде от ворот поворот. Мол, не знаем такого. В долг не отпускаем. И вообще ты всему городу денег должен.

Отлежится бродяга-старатель, обзаведется новым лотком, сухарями, солью да спичками, и вновь фарт свой босяцкий искать в тайге идет.

А кое у кого из содержателей борделей и корчмарей после гульбищ диких старателей вдруг небывало доход возрастает.

Любили диких старателей на улице Бочановской. Улица та тянулась вдоль берега Ушкуйки, пересекая ее жиденьким мосточком. Чуть ли не на каждом доме красный фонарь.

Когда в самом начале 20 столетия возвели на улице Алтайской, ранее исторически, а более по безалаберности застройщиков являвшейся частью Бочановской, кафедральный Петропавловский собор, население Бочановской и Алтайской не сменило своей специализации. Мало того, по прошествии недолгого времени, вероятно, из вечного стремления загадочной русской души к парадоксам, блудную улицу Бочановскую по причине географической близости к собору переименовали в Петропавловскую. Спросите любого старого Чумца. Подтвердит: улица, названная в честь Апостолов Петра и Павла, искони была и после переименования осталась улицей красных фонарей. Зато, какие умилительные и готовые к покаянию и пожертвованиям на нужды храма прихожанки жили на Петропавловской!

* * *

Вот что, к примеру, писала местная пресса помимо политических и экономических новостей в обзоре года 1913, последнего мирного года России. Года 300-летия Дома Романовых:

«В России всегда боролись с чем-то, с каким-то пороком, в 1913-м – с домами терпимости. Жители Бочановской улицы (ныне Алтайская и Петропавловская) подали томскому губернатору прошение, в котором излагалась просьба – избавить их улицу от домов терпимости. Из-за этих заведений домовладельцы несли убытки: «Квартир много, а жить в них некому. Потому что никто из добропорядочных граждан не идет, так как улицу считает порочной и гнусной. Позор улицы падает и на малолетних детей, которые учатся в приходских школах». 29 октября комиссия по благоустройству заслушала доклад врача К.Н. Гречищева по этому вопросу на тему «Притоны разврата».

Лилия Эльрудовна Чистозерская, она же Принцесса Лилия, она же полковая шлюха Лилька сама держала в руках этот номер местной газеты, в одно из посещений тех времен. Падение нравов в стране и на местах древнего исторического проживания ее Племени удручало женщину. Ее деятельность полковой шлюхи в жестокие годы Золотого Разброса по сравнению с масштабами индустрии разврата второй половины 19 века – начала двадцатого столетия казалась просто невинной детской шалостью!

* * *

В одном из самых модных публичных домов на Бочановской имела обыкновение останавливаться контесса Валькирьяни, находясь в Чумске. Содержательницей борделя была троюродная сестра контессы мадемуазель Валькирь. Достоинства Валькирии ее по понятным причинам давно уже лишили. Процедура лишения Валькирии ее достоинства являлась обратным процессом пострига в монахини. Этакий постриг наоборот.

Если после отсечения у послушницы ножницами пряди волос та возводилась в новое достоинство, то отсечение ржавыми ножницами косм у Валькирии понижало ее статус многократно. Излишне говорить, что космы Валькирии, отныне становились обыкновенными лохмами.

Не той породы были Валькирии из рода Валькирьяни, чтобы рыдать и плакать по утраченным космам: что космы, что лохмы, то волосы – так же на папильотки накручиваются и щипцами укладываются!

По понятиям дам этого рода после росстрига они получали полную свободу, граничащую с полнейшей разнузданностью. Можно было заниматься любыми неблаговидными делами. Лишь бы они приносили доход. Очень большой доход. На что с раннего детства и настраивались все девицы из рода Валькирьяни.

Организация крепкой и слаженно работающей системы домов терпимости была одним из традиционных направлений деятельности рода.

Несколько поколений назад прапрабабка контессы стала первооткрывательницей бизнеса по производству Боевых Кобылиц. Порода подходящая имелась. Производителей было в достатке. Для усиления боевых качеств, скрестили лошадей, вывезенных из Андалузии, с невзрачными, но ценными по рабочим качествам лошадьми из сопредельных с Сибирью Казахских степей. Были казахские лошади годны и под седло, и как мясомолочная порода.

Производство Боевых Кобылиц в первые десятилетия существования бизнеса было слишком сложным, трудоемким и длительным во времени. Явно требовались усовершенствования.

Оставалось придумать, как передать новой породе знание сакрального языка, гарантировавшего полное подчинение табуна человеческим командам, в максимально сжатые сроки. Выяснилось, кобылицы реагируют лишь на приказы, отданные женским голосом.

Тогда-то и родилась у учителя прапрабабки контессы доньи Инезильи безумная идея после осеменения кобылиц производителями, вводить в лоно кобылиц женское начало через мужские органы Огольцов, наполнив те предварительно духом испуганных и униженных женщин.

Безумная идея сработала. Кобылицам в достаточной мере передавался страх женщин, подвергшихся надругательству Огольцов. Такое имя в роде Валькирьяни присвоили породе человекоподобных животных, выведенных для единственной этой цели. Так их звали и в народе. Нападали Огольцы на одинокие селения, чтобы перед безумным ритуалом с лошадьми набраться женского духа.

Но просчет в гениальном плане был: благородные андалузки, смешавшие свою кровь с кровью дочерей казахских степей, в первую очередь воспринимали от этого противоестественного акта не покорность в выполнении команд, не агрессивность и злобу.

В первую очередь, души кобылиц считывали с этого дикого действа небывалое унижение и ужас омерзения, которые испытывали их двуногие сестры во время «подготовительного этапа» превращения красавиц-кобылиц в бешеных кровожадных убийц.

Поэтому часто первыми жертвами сотворенных монстров в лошадином обличьи становились именно Огольцы. Опять потеря времени и живого двуногого материала для племенной работы. Это хотя и приводило к значительному увеличению расходов (надо было постоянно возобновлять поголовье Огольцов), все же было гораздо более выгодно по сравнению с прежним способом производства Лошадей Убийц. Побасенки, ходившие в народе о том, что Огольцы происходят из потомков калек, сброшенных в глубокую пропасть, ничего общего с действительностью не имели.

Ирония Богов состояла в том, что действенный результат можно было получить от Огольца, бывшего до оживотнивания либо человеком знатного происхождения, либо богатым, до переведения его в животный вид. Это тоже влекло за собой дополнительные трудности и расходы.

Доходы в данном деле получали владельцы притонов и кабаков, где кандидиты на должность Огольцов спускали свои капиталы. Лошадницы нашли по-своему гениальное решение проблемы. По принципу «все в семью».

Надо разорить будущего Огольца – пусть несет свои денежки в бордели семьи.

Сотрудничество с публичными домами Бочановской и питейными заведениями Подгорной, не принадлежащими непосредственно родственницам, тоже было налажено на высоком уровне. На паях. Где еще можно было богатого, если повезет, еще и знатного, но глупого господина привести в состояние полной нищеты и депрессии за считанные дни. А то и за одну ночь.

Проснувшись, похмелившись, осознав безвыходность своего положения, вчерашние лихие гуляки трясущейся рукой, не читая, подписывали любое долговое обязательство. Последний пункт гласил, что за несоблюдение обязательств виновные карались жестокой смертью.

После этого контесса Валькирьяни и ее троюродная сестричка, чтобы окончательно отбить мозги будущему Огольцу, показывали пару фокусов из еще не забытого набора мастерства Валькирий.

Удивительно, но по недогляду Валькирских властей контессу вообще не подвергли росстригу. И формально она оставалась полноправной Валькирией, а сестричке забыли почистить память. Она была опаснее ядовитой змеи, сохранив весь арсенал знаний Валькирии.

Как такое могло случиться? Неведомо.

У нас в России такого точно быть не могло. А вот у испанцев…

Не северный они народ, хоть и нрава крутого. Вот и Боги, поставленные на местах Одноглазым Одином соблюдать закон и порядок в сообществе викингов и валькирий, осевших в южных широтах, совсем заленились в теплом климате. Да еще вместо крепкого меда приучились наливаться вином с местных виноградников, что совсем расслабляло суровую северную душу.

Сибирь край таежный, дремучий. От села до села можно целый день ехать. Власти далеко и очень любят взятки. Потому и избрали своим местом дислокации и местом содержания табунов сестры Сибирь и Урал с их простодушным, не ожидающим подвоха населением.

Знали бы простые Сибиряки, что с их территории готовится не больше, не меньше захват власти Мирового, Вселенского размаха.

Но и в Европе ради политических соображений тоже надо было появляться. Желательно при дворах могучих монархов. Эту роль взяли на себя контесса Валькирьяни и совсем юная, но много осознавшая в большой игре Валькирия Изабель. В каком родстве состояли контесса и девочка, и состояли ли вообще, никто не знал.

* * *

Надо было срочно отправляться в Париж по тряским и грязным Российским дорогам. Но, дело прежде всего. Огольцы сильно запаздывали, а без их «творческого вклада», от кобылиц и их потомства можно было ожидать всего лишь хороших скаковых лошадок. Тоже прибыль, но, Боже! Не в прибыли ведь дело! Преступницам нужны были новые и новые табуны Боевых Кобылиц: уже сама только что осемененная кобылица становилась грозным воином, а ее потомство, едва укрепившись на собственных ногах, готово было в бой на любого противника. И свои боевые табуны надо было каждый год приращивать госпожам Валькирьяни.

А Огольцов наловить, сбить в гурт, от человеческой речи отучить, воспитать! Мужской дух уничтожить, скотский привить! Катастрофически нет времени! Не иначе убыточный год впервые за всю историю бизнеса ожидается. Что бы прапапрабабка сказала, Царствие ей Небесное, коли дожила бы до таких убытков.

Жили-были викинги

Жило в стародавние времена в далекой Скандинавии могучее племя Викингов. Были они храбрыми воинами и умелыми мореходами. До берегов Северной Африки доходили их корабли. Бывали они и на Камчатке, и в Северной Америке.

Вот в те далекие времена и принесла их нелегкая по Студеному морю в устье Могучей Реки. Интересно стало викингам: что за народ здесь живет. А главное, какое пиво варят в этих краях. Свои запасы давно уж закончились. А викинг без доброго бочонка крепкого пива или меда и жизнь свою помыслить не мог. В любом случае, запасы пополнять надо, корабли ремонтировать. Поход уже не один год длился. Сами викинги потеряли счет времени.

На драккарах, как именовались корабли из-за изображения на носовой части головы дракона, женщин было больше чем мужчин. Женщины имелись не только скандинавского происхождения. Но об этом чуть позже. Суть же в том, что там, где есть скопление мужчин и женщин, непременно появляются дети.

Были дети, которые в поход вместе с родителями отправились.

Были и совсем малые, родившиеся в походе.

Надо и детям отдых дать да на твердой земле порезвиться.

Приткнулась флотилия к песчаному берегу. Как положено, подплывая к незнакомому поселению, сняли с носа корабля изображение дракона, а хозяин самого большого драккара выставил впереди корабля щит с внутренней стороны окрашенный белой краской – знак добрых намерений.

Навстречу местные люди бегут. Приветливые, улыбчивые. «От того, неверное, и глаза узкие, что все время улыбаются» – про себя подумали викинги.

Живут местные люди в странных жилищах из звериных шкур. Разводят странных малорослых животных под названием олени. На них и ездят в упряжках, от них молоко, мясо и шкуры получают.

Про пиво и мед узкоглазые ничего не знают. Дали гостям по чашке странного перебродившего сока красных в белых пятнышках грибов. В голове вроде что-то хмельное замаячило. Да тут же весь хмель улетучился: с непривычки страшно животы скрутило отважным мореплавателям. Разбрелись по ближнему подлеску опорожняться.

Вернулись бледные, руки дрожат. Хотели Вождя и Шамана племени в Могучей Реке утопить. Думали, что туземцы нежданных гостей отравить задумали, чтобы завладеть их богатствами.

А взять у викингов много чего можно было. Одни корабли боевые огромных денег стоят. Опять же, ни к чему дикарям на реке морские суда. Уж на что умелый лоцман был при флотилии, едва разворачивался в речной воде.

Надо сказать, флотилия была совсем не простая: главной добычей на ней были не золото с драгоценными камнями да мехами. Хотя и тех в великом достатке захвачено было мечом и боевым топором, а лучшие красавицы Испанской провинции Андалусии.

Гордые и своенравные женщины были захвачены как трофей в жестоком бою с испанцами, а, значит, являлись полной законной собственностью мореплавателей.

Женщины без дела не сидели: поди накорми, обстирай такую ораву.

Но про себя каждый викинг считал, что ни золото с алмазами, ни красавицы андалузки ни в какое сравнение не шли в цене с главным трофеем. В честном бою отбили скандинавы и погрузили на борт табун дивной красоты лошадей Андалузской породы. При любом дворе и в замке любого богатого вельможи можно было за таких скакунов какую хочешь цену заломить. И никто платить бы не отказался. Больно хороши были те лошади.

* * *

Решили вождя с шаманом помиловать: посмотрели – те сами грибную бурду пьют и хоть бы что. Только шаман, которому напитка в силу его должности полагалось много больше принять, уже приладился в бубен колотить да вокруг костра прыгать. «Это он, наверное, гостей своим танцем развлечь старается».

Поплясал шаман, подводят местные мужики своих женщин к каждому гостю, опять же улыбаются и недвусмысленно показывают на свои убогие жилища: «Идите, мол, гости дорогие, развлекитесь».

Отдали каждому викингу по бабе, а сами уже к корабельным сходням спешат себе дам выбирать. Честный обмен! Что за черт!

Вспомнили, что в числе недавно взятых пленных в небольшой стычке в устье Могучей реки, имелся местный полиглот, который, хоть и безобразно коверкая благородную скандинавскую речь, мог изъясняться с викингами. Мог он худо-бедно и дикарские местные наречия разбирать. Сам про себя пленный говорил, что он не местный, он Рус. Есть такой многочисленный народ. Живет не так, как эти дикари. Дома строит, храмы, торжища.

Выволокли мужика на берег: объясняй, что за невидаль, почему нам навязывают этих пропахших рыбьим жиром и звериными шкурами женщин, а сами претендуют на наших пленниц-андалузок и наших жен.

– Так спросили бы заранее, господа хорошие, знали бы заранее их обычай. Подносят они из уважения гостям грибную отраву, а не кумекают, что без привычки ею только кишки воспалить можно, что с вами и произошло. Шаман к бурде привычен, пьет ее ковшами, потом в бубен бьет да пляшет. Это у них вроде молитвы, что послал им их дикарский Бог гостей.

А главное дело в приеме гостей – женщинами поменяться: живут племена обособленно, встречаются редко, от этого вынужденное кровосмешение может произойти с болезнями тяжкими и вырождением.

Вот сегодня и скакал шаман, благодарил своего Бога, что столько свежей крови в племени прибавится. Вы, господа хорошие, не подумайте худого. Это у них просто способ в тайге выжить.

– Сей же час помогу им. Будет им свежая кровь. Варвары! – Завопил предводитель викингов, раскручивая над головой тяжелый боевой топор.

Порубили убогие чумы, порезали оленей. Мужикам через одного головы порубили. После встали вокруг догорающего священного костра да дружно на угли помочились: получи дикарский Бог от нас приношение, раз твои подданные нас так непотребно встретили. Черт с ними с бабами. Все дело в пиве. Было бы доброе пиво, и с бабами вопрос сам собой решился бы.

Не ведали варвары-викинги, что они еще большие варвары, чем эти простодушные жители тайги. А Бог Тайги и наказать может. Не для того священный огонь возжигается, чтобы его чужеземцы своей зловонной мочой заливали!

Погрузились викинги на свои тяжелые морские корабли да прямо в ночь отправились вверх по незнакомой реке. Не прошло и получаса, раздался треск: самый большой корабль остановился столь резко, что даже самые крепкие на ногах не удержались. Про такую беду, как топляки, гостям из Скандинавии было не ведомо. Пропорола дно гигантская лесина, корнями своими крепко зацепившаяся за речной грунт, а вершиной, торчащей чуть ниже поверхности воды, прорезала днище корабля. Вода быстро начала заливать судно. Надо было срочно спасать награбленное добро. Как на беду самые ценные кобылицы-андалузки находились именно на этом корабле. Вплавь доставили испуганных животных на лысый небольшой остров. Сняли тяжелые боевые щиты, обрамлявшие борт драккара. Сняли драконью голову с носа корабля.

Поднялся страшный ветер. Речные волны не чета морским, но на маленьком лысом островке производили вполне пугающее впечатление.

За ветром последовала гроза с громом и молнией. Остальные суда загорелись: с них тоже надо было спасаться. Стал безымянный островок единственным пристанищем варягам, их детям, их женщинам, их животным. Да и все награбленное добро туда же перетащить пришлось. Провианта почти не было: как раз припасы пополнять собирались. А вот пресной воды у мореходов, привыкших в дальних морских походах беречь каждую ее каплю, было более чем в избытке: от обильного дождя вода в Могучей Реке стала стремительно прибывать. Казалось, еще чуть-чуть и островок уйдет под воду. Люди и животные бок о бок жались на оставшихся пядях суши.

К утру вода начала спадать. Рассвет явил ужасающее зрелище: в разоренной деревне люди пели и танцевали над своими покойниками. Они славили Духа Тайги и слали проклятья чужеземцам – виновникам их несчастья. По кромке воды в исступлении скакал шаман с бубном, колотя по нему большой горящей смолистой веткой. Страшен был вид шамана. Страшно было чужеземцам при виде того, что бубен из сухого дерева и кожи не загорается от прикосновения смолистого огня, а огонь не гаснет, лишь приобретает новую силу, когда шаман вместо бубна начинает колотить горящей веткой по воде.

Невыносимо было это зрелище. Полет метко пущенной стрелы прекратил ужасный спектакль. На берегу наступила мертвая тишина, затем прорезался одинокий женский плач, еще, еще, вот уже плакало навзрыд все племя: и дети, и женщины, и старики, и мужчины.

Страшно было это слушать. Наверное, поэтому снова пропела одна, вторая, третья стрела.

…Казалось не прошло и мгновения, а ни одного плакальщика уже не было в живых. Снова стало тихо…