Текст книги "Самураи державы Ямато"

Автор книги: Вольфганг Акунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

«Вернём Японии ее истинный облик – и умрём. Или вы хотите сохранить свою жизнь и дать умереть своей душе? Сердцем истинного, Имперского образа Японии является император – тэнно. Он есть посредник между Небом и Землей, Он есть сердце японского народа. Пусть даже Его властные прерогативы ограничены, но он действует самим Своим существованием, самим Своим бытием, представляя, как человек, людей перед лицом богов, а как бог – богов перед лицом людей. Именно в силу того, что Тэнно не действует, а лишь присутствует, Он нуждается в организациях защитников, мужских союзах, воинских братствах, позволяющих ему полновластно править своей Империей», – провозглашал «последний самурай».

Именно такую организацию («Кадетский корпус») Юкио Мисима и основал 3 ноября 1968 года из активистов-читателей журнала «Ронсо». Как уже было сказано выше, организация Мисимы официально называлась «Обществом Щита» и состояла из нескольких десятков (но другим сведениям – пяти сотен) студентов, обмундированных в военную форму, разработанную для них лично Мисимой (напоминавшую – особенно фуражки – военную форму германского вермахта и СС).

В названии организации, основанной Мисимой, содержался двойной смысл. С одной стороны, оно восходило к овеянной легендами героической фигуре раннего японского Средневековья – доблестного самурая Ёруцу, верно служившего Божественному Тэнно в VI столетии и прозванного современниками «Щитом Императора» за непоколебимую преданность своему Государю. С другой стороны, название «Общество Щита» в переводе с японского языка на английский звучало как «Шилд Сосайсти» («Shield Society») – то сеть, сокращённо, СС (SS).

Юные «СС-овцы» Юкио Мисимы приходили военно-спортивную подготовку на учебных полигонах японских Сил самообороны у подножия священной горы Фудзи. Они хранили верность не только и не столько самому Мисимс (игравшему в «Обществе Щита» роль средневекового «сегуна» – военного диктатора, повелевавшего самураями и всей Японией от имени императора), сколько, через него, самому Тэнно!

Этих современных самураев, подобно их древним предшественникам, объединяло не стремление к добродетельной жизни, но возможность добродетельной смерти; а таковой, как учил их Мисима-сэнсэй, является смерть во имя японской Нации и самое яркое проявление ее – добровольная смерть за Божественного Тэнно. Поэтому, в соответствии с древней японской традицией, смысл и предназначение подобных боевых союзов, существовавших на веем протяжении долгой и бурной истории Страны восходящего солнца, заключается не в достижении каких-либо политических целей, а в совместной смерти. Политические последствия – а свои государственно-философские представления, естественно, были и у Юкио Мисимы! – являются, в свете этой старинной самурайской традиции, не более чем побочным продуктом чистого действия. Чистое действие есть наивысшая форма приближения к чистой сущности бытия Тэнно.

Поскольку, с точки зрения Юкио Мисимы и его единомышленников-«псосамураев», в насквозь проникнутом западным духом, демократизированном, упадочническом мире современной Японии подлинных традиций больше не осталось, акт «сэппуку» одновременно являет собой аспект жертвоприношения, которое может и должно повлечь за собой Возвращение, новый Восход Японскою Солнца. Этот внутренний Восход Солнца Юкио Мисима пророчески описал в одном из своих последних произведений – в упоминавшемся выше романс «Хомба» («Несущие кони») [9]9
  Так озаглавлен русский перевод Елены Струговой. Автору настоящей книги известны еще два русских перевода романа Юкио Мисимы «Хомба», озаглавленные «Мчащиеся кони» и «Под богом бурь».


[Закрыть], второй части его тетралогии «Море изобилия» [10]10
  Над тетралогией «Морс изобилия», состоящей из четырех романов – «Весенний снег», «Несущие копи» («Под богом бурь»), «Храм рассвета» и «Падение ангела» – Юкио Мисима работал до последних лет своей жизни, с 1965 но 1970 год.


[Закрыть]:

«Исао глубоко вздохнул, провел рукой по животу, закрыл глаза. Приставил острие кинжала, зажатого в правой руке, к животу, пальцами левой руки определил место и правой рукой с силой вонзил кинжал.

И в тот момент, когда кинжал проник внутрь, за закрытыми веками с ослепительным блеском вспыхнул солнечный круг».

(Юкио Мисима.Несущие кони).

Приведем, для сравнения, вариант описания этой же сцены, взятый из другого русского перевода романа Мисимы, озаглавленного «Под богом бурь»:

«Исао сделал глубокий вдох, провел левой рукой но животу, потом закрыл глаза, прикоснулся острием сжатого в правой руке кинжала к приложенным к определенному месту живота пальцам левой руки, и нанес удар, вложив в него всю силу правой руки. И в тот момент, когда клинок вонзился в живот, под его веками взошел сияющий красный диск Солнца».

(Юкио Мисима.Под богом бурь [11]11
  Бог бурь и грома Сусаноо-но Микото был сыном бога небес Идзанаги, родившимся одноврсмсшш с богиней Солнца Аматэрасу(-но) О(о)миками и богом Луны Цукисми(-но) Микото. Богу бурь, ураганов и грома Сусаноо подчинялись морские волны и подземные источники, а также всевозможные болезни. Он убил чудовищного дракона, наводившего ужас на всю Японию, и извлек из хвоста поверженного чудовища волшебный меч, ставший одной из трех небесных священных регалий – символов верховной власти над Страной восходящего солнца, – передающихся от императора к императору. В наиболее известном русском переводе эта вторая часть тетралогии Юкио Мисимы «Море изобилия» называется «Несущие кони».


[Закрыть]).

Как нам уже известно, Мисима не был горячим юнцом, склонным к необузданным поступкам и порывам. За его плечами была солидная карьера плодовитого писателя, хотя и начатая, в соответствии с духом времени, упоминавшейся выше скандальной книгой с гомоэротичсской окраской – пресловутой «Исповедью маски». Он неустанно работал над развитием и укреплением своих тела и духа, но в то же время любил эпатировать «добропорядочное общество» и наносить «пощечины общественному вкусу» – например, при веем честном народе танцевать в парс с мужчинами – и, случалось, поколачивал свою жену (хотя, несмотря на свои гомоэротичсскис склонноети, был примерным мужем и отцом, любил своих детей). Нельзя сказать, что вес эти действия никак не были связаны с его философией и в конечном итоге с избранной им формой смерти. Совсем наоборот, в них явственно отражались его настойчивые и неустанные попытки приблизиться к Красоте, Силе и Смерти. Однако земными средствами их можно только показать, но не осуществить. В Смерти же самурай может воплотить вечные принципы, если он предварительно пережил внутреннюю трансформацию, разделённую в свое время итальянским «консервативным революционером» бароном Юлиусом Эволой на четыре фазы:

1. Сделаться господином внешних впечатлений и инстинктов (мужская аскеза);

2. Добиться подчинения организма собственному авторитету – стойкость (соответствующая военной подготовке в собственном смысле этого слова);

3. Установить контроль над своими страстями и чувствами, правда – в форме внутреннего равновесия (не впадая, однако, при этом в состояние отупения);

4. Отказаться или отрешиться от собственного «Я».

(Юлиус Эвола.Путь самурая).

Только отказавшись или отрешившись от собственного «Я», только перестав придавать ему какое бы то ни было значение, мы становимся готовыми к героической смерти в бою или к «сэппуку». Не всякий человек, избавляющийся от своей жизни через самоубийство, тем самым обручается со смертью. Бракосочетание со Смертью должно быть тщательно подготовлено и являться предметом свободного, осознанного выбора. Только в этом случае мы можем быть гарантированы от неудачи, как это явствует из приведенного ниже краткого диалога между студентом-путчистом Исао и лейтенантом Хори, взятого из книги Юкио Мисимы «Несущие кони» («Под богом бурь»):

«– И тебя не смущает, что восстание «Союза возмездия» потерпело поражение?

– Это не было поражением.

– Ты так считаешь? Во что же ты веришь?

– В меч, – ответил Исао одним словом.

Лейтенант немного помолчал. Словно обдумывал следующий вопрос.

– Ладно. Задам еще один вопрос. А чего ты больше всего хочешь в жизни?

На этот раз какое-то время молчал Исао… Подбирая слова, но без колебаний он выговорил:

– Солнечным… На крутом обрыве при восходе солнца, молясь на встающий сияющий круг… глядя на блистающее внизу морс, у корней благородной сосны… умереть от своего меча».

Приведем для сравнения описание той же самой сцены в другом переводе с японского:

«– Восстание «Союза Божественной Бури» окончилось неудачей; Вас это не смущает?

– Оно не окончилось неудачей.

– Вы в этом уверены? И на чем же основана Ваша уверенность?

– На мече, – ответил Исао, не тратя лишних слов.

Старший лейтенант немного помолчал. Он как бы заранее проговаривал про себя свой следующий вопрос:

– Ну, хорошо. Но в таком случае мне хотелось бы знать, каково Ваше самое заветное желание.

Исао тихо, но уверенно сказал: «Перед ликом Солнца… на отвесной скале, на восходе Солнца помолиться на восходящий диск… посмотреть вниз, на сияющее морс… а потом, у ног старой, древней сосны… убить себя мечом… Вот моё самое заветное желание»».

Так, успев перед смертью воскликнуть: «Тэнно хэйка банзай!», закончил свою жизнь и сам Юкио Мисима, прозванный многими из своих современников «последним самураем». Но кто же такие, в конце концов, эти пресловутые самураи, и почему они до сих пор не могут считаться сошедшими с исторической сцепы, хотя формально это феодальное сословие не существует в Японии со времен буржуазной «революции (реставрации) Мэйдзи»?

О ЗНАЧЕНИИ СЛОВА «САМУРАЙ»

Пользующееся в настоящее время широчайшей известностью японское слово «самурай», вошедшее в период с конца XIX до середины XX века (если не раньше) во многие иностранные языки и ставшее символом и синонимом отважного, бескомпромиссного воина, сражающегося за идею и ставящего свою честь выше собственной жизни. Своим происхождением самураи обязаны клановым военным отрядам, сражавшимися в раннюю эпоху Японской империи с «варварскими» племенами, издавна населявшими пограничные районы Страны восходящего солнца. В X–XII веках, в период междоусобных войн между различными японскими феодальными родами («кланами» или «военными домами», о которых подробнее будет рассказано далее), могущество самураев все более возрастало. К середине XII века одному из военных предводителей самураев – прославленному полководцу Кисмори Тайра – впервые удалось захватить власть в Стране восходящего солнца [12]12
  Еще раньше, в 935 году после Р.Х., мятежный самурайский князь Масакадо Тайра на какое-то время провозгласил себя императором, но реально подчинить Страну восходящего солнца своей власти ему не удалось. Об этой неудачной попытке узурпации титула и власти Божественного Тэнно представителем самурайской военной аристократии будет подробнее рассказано далее.


[Закрыть]. В 1192 году другой самурайский князь, Ёритомо

Минамото (о котором у нас еще будет подробнее рассказано далее), создал первое самурайское государство, отняв власть у Центрального Императорского правительства и предельно ограничив полномочия Божественного Императора (роль которого была сведена лишь к исполнению религиозных обрядов и участию в официальных церемониях). С тех пор почти на семь столетий в Японии утвердился режим, при котором политическая власть сосредоточилась в руках самурайской военной аристократии. Влияние самурайского военного сословия, его образа мыслей, религиозных убеждений, привычек, культуры на жизнь всего японского общества стало подавляющим. Ощущается оно в полной мере и по сей день.

Японское слово «самурай» (происходящее от глагола «сабурау», то есть «служить», «охранять») имеет много значений и смысловых граней. Первоначально слово «самурай» имело значение «личный слуга» или «личный охранник», «телохранитель», «вооруженный слуга», «вооруженный страж». В X веке этим словом стали называть профессиональных воинов невысокого звания, находившихся на службе у императора (то есть у тогдашнего японского государства), а отнюдь не всадников-аристократов («рыцарей»), как впоследствии. Воинов, принадлежащих к высшим слоям японского общества, тогда именовали «буси». Термин «буси» впервые засвидетельствован в период Пара (710–784), а ранее существовало название «мнонофу». Со временем, однако, слово «самурай» стало синонимом слова «буси», и незнатные воины стали называть себя и «самурай», и «буси», пока слово «самурай» не вытеснило полностью слово «буси». К началу XVII века «самураем» в Японии называли всякого, кто имел право носить «дайсе», то есть два меча, за исключением разве что самураев самого высшего ранга – «дайме» (владетельных князей, о которых будет подробнее рассказано далее).

В русском языке слову «самурай» более или менее соответствуют понятия «служивый», «служилый человек», «дворянин» или «рыцарь». Однако наиболее точным переводом слова «самурай» на русский язык нам представляется словосочетание «боевой холоп». «Холопом» в Древней Руси именовался всякий лично зависимый человек, близкий по своему юридическому положению к рабу («робичичу»). Между тем на практике между различными категориями «холопов» имелись весьма существенные различия. «Боевые холопы» (или «боевые послужильцы») – лично зависимые от знатного воина люди, входившие в его «дворню» (от понятия «дворня», «дворовые люди», кстати, и происходит слово «дворяне») и обязанные являться, вместе со своим господином и предводителем, на военную службу, существовали в средневековой Древней Руси на протяжении длительного периода и со временем стали одним из источников образования феодального сословия служилого дворянства (именно «боевым холопом» – а не просто «холопом»! – князя Телятевского был, например, известный деятель времен Смутного времени Иван Болотников, долгое время велеречиво именуемый советскими историками и другими историками-марксистами «крепостным крестьянином» и «выдающимся вождем Крестьянской войны начала XVII века в России»),

В средневековой феодальной Западной Европе «боевым холопам» соответствовали так называемые «министериалы».

Прослойка министериалов возникла постепенно, в процессе освобождении нетитулованных военных слуг. Из оброчного населения стало возможным подняться в министериалы, получив должность при дворе феодального сеньора, нести службу в его войске в качестве легковооруженного всадника, а со временем, заслужив соответствующий бенефиций (земельное пожалование за военную службу), или, говоря по-русски, «поместье», которое воин получал «по месту (военной службы)», перейти в тяжелую конницу и стать рыцарем (тяжеловооруженным конным воином). Таким путем из среды несвободных со временем выделился привилегированный класс дворовых слуг знатных и богатых феодалов. Эти дворовые слуги именовались «вассы» (лат.vassi – от этого слова впоследствии произошли известные феодальные термины «вассал» и «вассалитет»; слово «вассал», по мнению целого ряда филологов и историков, происходит от валлийского слова «gwaz», означающего «гот, кто служит», «слуга», «служивый», «служилый», и являющегося, таким образом, еще одним – на этот раз кельтским – эквивалентом японского слова «самурай»), «сервы-министериалы», буквально: «рабы-служители» (лат.servi ministeriales) или «пуэры» (лат.pueri) – «холопы». Дело в том, что латинское слово «пуэр», являвшееся еще в античном Риме синонимом слова «серв(ус)», то есть «раб», буквально означает «мальчик», «отрок», «хлоп(ец», «хлоп(чик)», то есть «холончик» (так во многих славянских языках – например, в польском, украинском белорусском) по сей день именуется не только «мальчик», но и «(крепостной) крестьянин».

В средневековой Европе – первоначально во Франкской державе, а после ее распада – в рамках возникших на развалинах раннесредневековой империи Карла Великого феодальных государств – сложилась так называемая ленная система. Эта основанная на соединении государственной власти с землевладением средневековая система государственного управления состояла в том, что сюзерены (верховные собственники) раздавали участки земли своим вассалам (становясь но отношению к ним «сеньорами», то есть «старшими»), которые, сверх арендной платы за землю, обязаны были им и личной службой во время войны. По понятиям средневекового права, король считался верховным собственником (сюзереном) государственной территории, отдельные части которой он отдавал в пользование и управление своим приближенным и воинам, под условием исполнения известных натуральных и денежных повинностей. Иногда и независимые владельцы подчинялись королю и становились к нему в ленные (зависимые) отношения, приобретая тем самым его защиту и покровительство. Собственники обширных земельных угодий, западноевропейские короли, сохраняя за собою верховное право собственности (сюзеренитет), раздавали эти земли своим дружинникам вместе с правами государственного управления в их пределах, на условиях службы (прежде всего – военной) королю или уплаты определенной аренды. С другой стороны, вследствие необеспеченности прав и безопасности человеческой личности в эпоху постоянно усиливавшейся, после распада державы Карла Великого, феодальной раздробленности и «войны всех против всех», многие собственники аллодов, то сеть независимых земельных участков (дарованных им однократно за какую-либо заслугу и с этого момента считавшиеся находящимися в их полном и безусловном владении), добровольно становились в ленные отношения к сильным королям, приобретая этим их защиту. Каждый ленник, или вассал, мог, в свою очередь, уступить (или, точнее говоря, переуступить) часть своей земли и своих прав (полученных им от сюзерена) третьему лицу, которое становилось уже его вассалом, и теперь зависело уже непосредственно от него (отсюда – известная формула феодального нрава «вассал моего вассала – не мой вассал») и т. д.

С развитием ленной системы министериалы получали лены и привлекались к рыцарской службе. В то же время западноевропейские министериалы (как и «дворские» в средневековой Руси) несли не только военную, но также придворную, административную и хозяйственную службу.

В средневековой феодальной Германии (а точнее говоря – в Священной Римской империи, именуемой впоследствии Священной Римской империей германской нации) министериалы с XI века составляли особое сословие «динстманнов» (нем.Dienstmanncn), буквально: «служилых людей», занимавшее в сословно-иерархической пирамиде место выше бюргеров-горожан и свободного сельского населения (буров, бауэров, buren, Bauem), но ниже свободных рыцарей. Признаком несвободного состояния «динстманнов» являлась только невозможность бросить службу по желанию или «отъехать» (используя соответствующее древнерусское выражение) к другому «князю» (сеньору). Как известно, царь Иоанн Васильевич Грозный расценивал «отъезд» любого из своих подданных, вплоть до самых знатных бояр», не как исконную, освещенную веками привилегию, а как «измену» именно в силу того, что считал всех подданных своими «холопами».

Особенное значение министериалы приобрели в Священной Римской империи (германской нации) в XII–XIV веках, добившись прав отдельного сословия, личной свободы и став одной из опор центральной власти в германских княжествах.

Так, например, в XIII веке, согласно баварским законам, министериалы не имели права занимать должности выше свободных людей, несущих обычную военную службу (хотя на практике дело порой обстояло иначе). Только монарху (баварскому князю) и крупным феодалам (как светским, так и духовным) было дозволено законом сохранить при своей особе министериалов (однако и это правило нередко нарушалось). На протяжении XII–XIV веков из среды министериалов сформировалась часть мелкопоместного дворянства, чему способствовала рыцарская военная служба министериалов и их являвшееся результатом этой службы довольно высокое положение в феодальном государстве. В XV веке именно министериалы составили ядро немецкого рыцарского сословия – «риттерштанда» (Ritterstand).

Министериалы монарха нередко сами превращались в крупных феодалов, теряя непосредственную связь с короной, и вступали в сложную систему вассально-ленных отношений. Примером может служить один из могущественнейших министериалов Священной Римской империи германской нации Вернер фон Болленд. Этот министериал одновременно являлся вассалом («боевым холопом», или, по-японски, «самураем») не одного и не двух, а сорока трех (!) различных феодальных сеньоров-сюзеренов ( нем. «ленсгерров», Lehnsherren), от которых получил в общей сложности более пятисот ленов, в том числе пятнадцать графств, и сам, в свою очередь, имел более ста ленников (нем.«ленсманов», Lehnsmannen). В то же время возвышались министериалы князей церкви и светских господ, которые также вливались в ряды господствующего класса. Аналогичную картину мы наблюдаем и в средневековой Японии.

Между прочим, в английском языке до сих пор сохранилось воспоминание о том, что многие рыцари, представители воинского сословия, изначально были не вполне свободными, зависимыми от своего господина (сюзерена) людьми, его «слугами». Дело в том, что слово «найт» (англ.knight), означающее в современном английском языке «рыцарь», в эпоху раннего Средневековья означало «слуга», «холоп» (в том числе и «боевой холоп»), как и аналогичное по значению и близко родственное ему по происхождению немецкое слово «кнехт» (Knecht).

Подобно «боевым холопам» Древней Руси и министериалам средневековой Западной Европы, японские самураи также были, с одной стороны, привилегированным воинским сословием, имели право на ношение сразу двух мечей (эта пара мечей называется по-японски «дайсё», о чем будет подробнее рассказано на дальнейших страницах нашей книги) и потому долгое время гордо именовали себя упомянутым нами выше словом «буси» («воин»), то сеть человек, презирающий смерть и живущий по особым законам воинской чести – «пути воинов» («бусидо»). С другой стороны, жизнь всякого «самурая», как верного вассала, была всецело посвящена служению своему господину, сеньору, которого «боевой холоп» был обязан беречь как зеницу ока, беспрекословно повинуясь ему во всех жизненных обстоятельствах. Сеньор мог приказать любому из своих вассалов-самураев пожертвовать жизнями по его приказу, отправиться выполнять смертельно опасное задание и даже совершить самоубийство. Самурай, утративший своего сеньора, одновременно лишался и средств существования, превращаясь в «ронина» – бесприютного скитальца, вынужденного терпеть всяческие бедствия и лишения. Бесконечные внешние (а чаще – внутренние, междоусобные) войны со временем выковали из японского «служивого» классический тип «боевого холопа» – сурового, закаленного воина, лихого рубаку и стрелка, мастерски владеющего не только мечами (а на более раннем этапе японской истории – в первую очередь луком и стрелами), но и любым другим оружием. Правда, наряду с бесчисленными примерами героических единоборств, проводимых по всем правилам рыцарского военного искусства (впрочем, не без определенной, чисто японской, хотя, возможно, и китайского происхождения, специфики, заключавшейся в необходимости непременно отделить голову побежденного в поединке противника от тела и предъявить ее своему предводителю для получения награды, о чем еще будет подробно сказано далее), немалую часть военного искусства и военной практики «боевых холопов» державы Ямато, судя по хроникам бесчисленных войн и военных конфликтов, сотрясавших Страну восходящего солнца на протяжении большей части самурайского периода ее долгой истории, составляло умение «буси» незаметно подобраться в крепости, замку, дворцу или дому неприятеля, окружить его со всех сторон, кроме одной, поджечь, а затем перебить защитников, пытающихся спастись от огня, выбегая из пламени пожара с этой единственной стороны. Самураи разработали многие виды боевых искусств – «будо», – ставших ныне популярными в глобальном масштабе. К числу этих искусств относятся «дзюдзюцу» («джиу-джитсу»), «айкидо», «кэндо» (уже упоминавшееся нами искусство владения мечом, известное, как «путь меча»), «юодо» (искусство стрельбы из лука, известное под названием «путь лука»), «дзюдо» и даже знаменитое «ниндзюцу» – боевое искусство неуловимых «ночных убийц» – «ниндзя» (начало которым положили беглые «ронины», то есть бывшие самураи, лишившиеся своих сюзеренов). Единственным исключением в этом ряду боевых искусств, разработанных самураями, является, пожалуй, только «каратэ» (возникшее в крестьянской среде на «не совсем японском» острове Окинава и лишь впоследствии перенесенное оттуда в собственно Японию).

Бесстрашные и беспощадные в сражениях и в смерти, японские самураи отнюдь не были бездумными, не рассуждающими и тупыми «боевыми машинами». Эти свирепые и грубые на вид воины, готовые в любой момент пустить в ход свои острые как бритва, смертоносные мечи, вели суровую и аскетическую жизнь, наполненную строжайшей внутренней самодисциплиной и поэзией. Их боевое мастерство, отточенное до малейших нюансов, подобно лезвиям их боевых мечей, далеко выходило за рамки военной сноровки и превращалось в высокое искусство, в образ жизни. И вес это охватывало собой понятие «путь воина».

Многие «боевые холопы» средневековой Японии были не только воинами, но и выдающимися поэтами, художниками, каллиграфами, музыкантами, философами и мастерами буддийской духовной культуры «дзен».

Самурайское сословие правило Японией с конца ХП до середины XIX века. На протяжении многих столетий «боевые холопы» представляли собой элиту японского феодального общества и служили средоточием духа японской нации. И хотя после буржуазной «революции (реставрации) [13]13
  «Революция Мэйдзи» именуется также «реставрацией Мэйдзи», поскольку была совершена во имя «реставрации» (восстановления) власти Божественного Императора (Тэнно), фактически узурпированной военными предводителями самурайских кланов – «сегунами». «Мэйдзи» (буквально: «Просвещенное правление») – девиз нового царствования и одновременно – новое тронное имя, принятое Божественным Императором Муцухито после успешного осуществления этой своеобразной «революции-реставрации». Кстати, само слово «революция» (латинского происхождения, от revolutio) в своем исконном (принятым до сих пор, к примеру, в астрономии) значении, означает «возвращение (например, небесного тела, завершившего круговое движение по своей орбите) в свое прежнее положение» и, с этой точки зрения, вполне может рассматриваться как синоним слова «реставрация», также означающего «восстановление» (исходного положения, прежних порядков, прежнего строя и т. д.). Вероятно, первые европейские революционеры также воспринимали совершаемую ими революцию как «восстановление прежних справедливых порядков», «доброго старого времени» эпохи «справедливого общественного договора» и т. д., попранных злоупотреблениями неправедной власти (обычно не столько самого монарха, сколько окружающих его «дурных министров», «злых бояр») нарушившей этот «общественный договор». В этом смысле представляется не лишенным интереса следующее обстоятельство. Китайские иероглифы, которые обычно переводятся на русский язык (и на другие европейские языки) как «революция», в буквальном смысле слова означают: «мандат, выданный Небом на справедливое правление»…


[Закрыть]Мэйдзи» в 1873 году все прежние самурайские привилегии были официально отменены на общегосударственном уровне, во всеяпонском масштабе, и самурайское сословие как таковое официально упразднено (как, впрочем, и все средневековые японские сословия вообще), моральные и культурные ценности, сложившиеся на протяжении (весьма затянувшегося в Японии) периода Средневековья, внутри самурайского сословия, стали духовным достоянием всей японской нации, как бы превратившейся (естественно, в идеале, как всегда бывает в подобных случаях) в совершенно уникальную «нацию самураев». Эти ценности живы до настоящего времени, благодаря им современная японская культура достигла таких вершин, о которых другие нации могут, к нашему величайшему прискорбию и сожалению, только лишь мечтать. Не случайно наследие традиционной самурайской культуры сейчас творчески изучается не только в самой Японии (что само собой разумеется), но и во многих других странах мира (в том числе весьма активно – ив нашем многострадальном российском Отечестве, дорогом каждому честному русскому сердцу не меньше, чем японское Отечество – сердцу японскому).

Вне всякого сомнения, пришло время и для нас, россиян, перестать смотреть на самураев только как на наших «давних» (?) и «естественных» (?) врагов (хотя их потомки и требуют от нас, с достойным лучшего применения упорством, возвращения Японии пресловутых «северных территорий», то есть Южных Курильских островов) и попытаться хотя бы в самом сжатом очерке ознакомиться с основными вехами их славной многовековой истории.