Текст книги "Открытие"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

Соавторы: Хайке Хольбайн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Вольфганг Хольбайн, Хайке Хольбайн
«Открытие»

Нерадостные новости

Время не стоит на месте даже в стране Сказочной Луны, что находится по ту сторону действительности, где легенды – правда, а реальность – лишь сон. Время не стоит на месте, даже если оно течёт иначе, нежели в мире, который большинство людей считают единственно настоящим. Все подвластны времени – будь то люди, животные и растения, а также эльфы, гномы, феи, кобольды и все возможные (а иногда и невозможные) сказочные существа. И даже сами волшебники. Случилось так, что время настигло и великого Фемистокла, мудрого чародея Сказочной Луны и самого могущественного из всех магов.

В то роковое утро, переступив порог своего кабинета в самой высокой башне города Горивинна, он обнаружил на своём рабочем столе письмо. Странным было уже то, что волшебник его вообще заметил. С годами Фемистокл стал немного неаккуратным. А если называть вещи своими именами – на его столе царил сущий кавардак: там лежали глиняные горшки, мешочки, медные ступки, пергаментные свитки, книги в кожаных переплётах, стеклянные колбы с жидкостью разных цветов, сосуды с таинственными порошками и настойками и прочее добро. Всё это было свалено в огромную кучу, которая если и не доставала до потолка, то только потому что потолки здесь были чуть ли не в два раза выше, чем в обычных комнатах.

Огромный конверт из тяжёлого коричневого пергамента, скреплённый печатью тёмно-красного сургуча, не просто лежал на вершине вышеописанной груды вещей. Приглядевшись, можно было увидеть, что он парит в нескольких сантиметрах над ней, будто лежит на чьей-то невидимой ладони. От одного лишь вида этого конверта у Фемистокла засосало под ложечкой.

Кто бы мог ему написать? Все знакомые жили здесь, в Горивинне. Кроме того, письмо, без всякого сомнения, прибыло по магической почте. Иначе как оно здесь вообще очутилось? Несмотря на то, что дверь кабинета никогда не запиралась на замок, Фемистокл был единственным, кто мог запросто войти в неё, – в конце концов, это же кабинет волшебника, а волшебники знают кое-какие секреты, как уберечь своё имущество.

Письмо, по всей видимости, было чрезвычайной важности, раз оно преодолело такую преграду.

Это Фемистоклу не понравилось.

Это ему совсем не понравилось.

Некоторое время он стоял, уставившись на конверт, парящий над столом, но не испытывал никакого желания даже вскрыть его, не говоря уже о том, чтобы прочесть послание. У Фемистокла было смутное предчувствие относительно его содержания. А так как он всё-таки был волшебником и обычно предчувствия его не обманывали, он привык к ним прислушиваться.

Но, к сожалению, Фемистокл был также уверен: письмо будет настаивать на том, чтобы его прочли.

А кто сказал, что он должен сделать это немедленно? В конце концов, плохие новости – тоже новости, и иногда они сами собой как-то улаживаются, стоит лишь немного подождать.

Волшебник демонстративно повернулся к письму спиной, прошёл мимо стола, сделал ещё пару шагов, прежде чем остановился и спросил себя: а зачем я вообще вошёл в кабинет? В последнее время подобное с ним частенько случалось. Фемистокл стал не только чуточку неряшлив, но и чуть-чуть рассеян. По правде говоря, – даже более чем чуть-чуть. В это утро он рано встал и преодолел ровно пятьсот тридцать две ступени для того, чтобы… чтобы… чтобы…

Письмо хранило молчание.

Фемистокл обернулся, нахмурил густые белые брови и недоверчиво осмотрел конверт, который жужжал и подрагивал, будто в нём копошились муравьи или целый пчелиный рой. Разумеется, Фемистокл знал, что ему никто не пришлёт конверт с муравьями или пчёлами, – таким образом письмо настоятельно требовало, чтобы его прочли. Вероятно, оно в самом деле было очень важным.

Неужели он обязан его читать?

Будто догадавшись о сомнениях старого волшебника, письмо зажужжало и затряслось ещё сильнее. И Фемистокл сдался: тяжело вздохнув, он вернулся к столу. Прекратив жужжать и вибрировать, письмо тут же подлетело к нему, покачиваясь из стороны в сторону, будто сорванный ветром осенний лист. Фемистокл поймал конверт левой рукой и поднял правую, чтобы щёлкнуть пальцами. Он всегда так распечатывал письма, ведь волшебникам для этого, понятное дело, не нужны никакие приспособления.

Печать с громким треском разломилась. Из конверта выскользнул листок пергаментной бумаги, исписанный мелким затейливым почерком, и развернулся в руке Фемистокла. Старый чародей пробежал глазами текст, после чего у него округлились глаза, снова прочёл послание и вытаращил глаза ещё больше. Тяжело дыша, он в третий раз перечитал его, потом отступил назад и выронил письмо из рук. Письмо, недовольно помахивая уголками, повисло в воздухе.

– Но ведь это… как же… – сказал он, задыхаясь, – это просто…

Он так побледнел, что, казалось, побелели его и без того белая борода и падающие на плечи седые волосы. Он даже затрясся от возмущения, как то самое таинственное письмо.

– Это безобразие! – наконец выговорил он. – Как, как они могут так поступать со мной! После всего, что я для них сделал. Я не позволю!

И Фемистокл стал метаться по кабинету, как тигр в клетке, а точнее, – как тигр с больными зубами, которому на обед дали кость.

– Я им покажу!

Распалившись ещё сильнее, он стал пинать ногами мебель и стены.

– Так поступить со мной!

Бум! – он ударил письменный стол, и гора хлама угрожающе зашаталась.

– После всего, что я для них сделал!

Бам! – он стукнул комод, отчего тот затрещал по всем швам. Ба-бах! – теперь досталось скамейке, она отлетела к стене и развалилась на мелкие куски.

А письмо всё это время невозмутимо парило в воздухе и только слегка шевелило уголком, будто махало волшебнику рукой.

– Какая неблагодарность! Какая чёрная неблагодарность!

И он так толкнул стеллаж, что с его полок слетела и вдребезги разбилась пара-тройка стеклянных бутылок и глиняных горшков.

За его спиной раздался добродушный раскатистый смех:

– Может, тебе помочь?

Взбешённый Фемистокл обернулся, прекратив крушить мебель. По крайней мере на то время, пока Рангариг втискивал в окно свою голову размером с телегу.

– Если ты хочешь разгромить своё имущество, я бы наверняка справился с этим куда быстрее, – продолжал громадный золотой дракон, подмигнув глазом, который был больше Фемистокловой головы.

– Это… это… это же…

Волшебник запнулся от волнения и обиды и указал на волшебное письмо, которое всё ещё неподвижно висело в воздухе, словно происходящее его ничуть не интересовало.

– Знаешь, что в нём?

– Конечно, – ответил Рангариг.

Фемистокл прищурился:

– Откуда?

– У новостей есть крылья, – сказал дракон. – И они тем длиннее, чем хуже новость.

Фемистокл на мгновение задумчиво поглядел в окно – остальная часть Рангарига находилась снаружи.

Огромный дракон лениво помахивал гигантскими крыльями, чтобы удержаться в воздухе. «Он сам себя, наверное, считает крылатым вестником», – подумал волшебник и снова обратился к письму. Между тем почерк в нём будто бы изменился, и у Фемистокла появилось ощущение, что там добавилось несколько восклицательных знаков.

– Это несправедливо! – продолжал возмущаться он. – Всю свою жизнь я служил людям и животным этой страны. Многим помогал, а уж скольких защитила моя магия… И в благодарность за всё меня отправляют на свалку!

– Ну, полно, – с упрёком сказал Рангариг. – Я бы не стал говорить в таких выражениях. Насколько я знаю, в нём речь идёт о том… – он кивнул в сторону письма, которое утвердительно махало уголками, – что тебя назначают новым руководителем знаменитого Университета Драгенталь.

– Знаменитый университет, пфф! – скривился Фемистокл. – Это всего-навсего паршивый интернат где-то на краю света, а что касается его репутации…

– Прежде чем ты договоришь, – перебил его Рангариг почти ласковым голосом, – может быть, тебе напомнить, что ты сам когда-то в нём учился волшебству. Как и все драконы моего поколения, кстати сказать.

– Ну да… только тогда всё было совсем по-другому, – не очень уверенно стал оправдываться Фемистокл – он и в самом деле про это позабыл.

– Ах вот как? – Рангариг недоверчиво прищурил один глаз.

– Ну, потому что… потому что, – замялся Фемистокл. – Потому что там тогда было всё по-другому, – упорствовал он. – С тех пор прошла целая вечность. И ты же не станешь сравнивать себя с нынешними учениками.

– Это почему же? – осведомился Рангариг.

– Потому что тогда мы были другими и всё тут, – отрезал Фемистокл. – Раньше – да, Драгенталь был первой школой, куда направляли драконов, как только они начинали изрыгать огонь! И другие воспитанники с магическим даром прилежно учились, а также уважали своих родителей и педагогов.

– А нынче молодые люди хотят только развлекаться, – сказал Рангариг. И хотя он с серьёзным видом качал головой, его глаза насмешливо поблёскивали, словно Фемистокл случайно отпустил удачную шутку. – Никто больше не желает трудиться, они строптивы и совсем не уважают своих учителей.

– Точно! – торжествуя, подхватил Фемистокл. – Видишь, ты сам говоришь!

– Нет, – возразил Рангариг. – Так говорил мне мой учитель, когда я, совсем юный, пришёл в эту школу.

– Ох, – вздохнул Фемистокл.

– Да-да, – подтвердил дракон. – И я припоминаю одного ученика, который едва не вылетел из школы, потому что он…

– Ну ладно, ладно… – перебил его Фемистокл.

Ему вдруг почему-то стало неприятно говорить на эту тему. Он снова забегал по комнате, словно тигр в клетке, – на этот раз безо всякого ущерба для мебели и стен, но время от времени бросая испепеляющие взгляды на письмо, которое все ещё висело в воздухе.

– Я не позволю отправить себя в утиль, – пробормотал он. – Я ведь самый главный волшебник Сказочной Луны! Хранитель магии!

– Притом уже довольно давно, насколько я помню, – вставил Рангариг.

– Что ты хочешь этим сказать?

Фемистокл остановился. Его глаза воинственно сверкали.

– Может быть, настало время уступить место более молодым? – ответил Рангариг.

– То есть ты утверждаешь, что я слишком стар?! – ахнул Фемистокл. – Да что же это…

– Нечего стыдиться заслуженной старости, – перебил его дракон.

– Стыдно избавляться от заслуженных ветеранов, – обиженно возразил Фемистокл. – До сегодняшнего дня я отлично справлялся со своими обязанностями.

– А засуха в прошлом году… – начал Рангариг.

– Но разве я её не устранил? – спросил Фемистокл.

– Как же, как же, – согласился Рангариг. – Вызванный тобой дождь пошёл как раз вовремя. Только он слегка затянулся. Сколько он лил? Три месяца?

– Четыре, – неохотно отозвался Фемистокл. – Почти пять.

– Ну да, земля, конечно, не сгорела от пекла, зато затяжные дожди размыли крестьянские поля, – напомнил Рангариг. – Чуть было не наступил голод. А помнишь, годом раньше, гномы просили у нас помощи, когда их пещерам грозил обвал…

– А разве я им не помог? – обиженно перебил его Фемистокл. – Пещеры в порядке…

– Да-да, но гномы всё ещё заняты тем, что выносят из подземелья лёд, который ты для них наколдовал, – вздохнул Рангариг. – И, как мне кажется, поминают тебя недобрым словом. А два месяца назад, когда ты…

– Довольно! – перебил его Фемистокл. – Каждый имеет право на ошибку!

– Ошибки волшебников дорого обходятся! – изрёк Рангариг.

– Ну и что? – буркнул Фемистокл. – Из-за этого выбрасывать меня на помойку?

Он сердито посмотрел на письмо, кивающее в знак согласия.

– Никто не выбрасывает тебя на помойку, старина… – ответил Рангариг, но запнулся и тут же поправил себя: – Дружище! Руководить интернатом для волшебников и драконов – дело почётное.

– Да, для состарившегося волшебника, который больше ни на что не годен, – пробурчал Фемистокл.

Рангариг рассмеялся, – правда, тихонько. Фемистокл когда-то очень давно и при других обстоятельствах сказал, что Рангариг, наверное, единственное существо, которое своих врагов может в буквальном смысле засмеять до смерти, и в этом была доля истины. Несмотря на то, что огромный дракон сдерживался, на полках зазвенели бутылки, горшки и сковородки.

– Согласись, друг мой, – повторил он, – мы оба состарились. Мы должны уступить дорогу более молодым, пока не случилось что-то более серьёзное.

Письмо снова энергично затрепетало, и лицо Фемистокла ещё больше посуровело.

– Никогда, – прогремел он.

Рангариг засмеялся. На этот раз чуть громче.

Ссылка в Драгенталь

– Ни за что! – сказала Ребекка и так сильно топнула ногой, что на столе запрыгала посуда. – Я не поеду в этот дурацкий интернат, даже если вы встанете на голову и при этом будете шевелить ушами!

Отец, не привыкший к такому поведению дочери, удивлённо поднял брови. Ребекка почувствовала, что он сердится, и услышала, как он недовольно сопит. Но мама предотвратила грозу: положив ладонь на его руку, она примирительно сказала:

– Никто не собирается отправлять тебя в ссылку, дорогая.

– И не называй меня «дорогая», – фыркнула Ребекка. – Я этого не люблю!

Это было неправдой. На самом деле это ей нравилось, но только не сегодня. Сегодня ей хотелось сердиться.

Отец ещё больше помрачнел, а мама продолжала улыбаться.

– Ну хорошо, Ребекка, – сказала она. – Только это всё равно не значит, что от тебя собираются отделаться. Это наилучший выход, по-другому просто не получается.

Ребекка снова фыркнула. Упрямо откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, она болтала ногами, толкая при этом ножку стола, отчего на нём мелодично позвякивали чашки и блюдца. Отец хоть и здорово сердился, но, к удивлению Ребекки, не дал волю своему гневу.

– Это приглашение в Америку – большой шанс для папы, – продолжала мама. – И для меня тоже. Такой возможности больше не будет. И уезжаем мы в конце концов не навсегда. Через год вернёмся.

– А почему я не могу поехать с вами?

Вообще-то она знала ответ на этот вопрос.

В последнее время родители часто говорили о том времени, когда отец будет читать лекции в Университете штата Висконсин, и она понимала, что для его дальнейшей карьеры нельзя упустить такой шанс. Она знала, что мама – тоже преподаватель – должна ехать с ним. И Ребекка могла понять, что это значило для неё. Но не хотела.

– Но ведь мы об этом уже говорили, – вздохнул отец. – Американская система образования совершенно другая. Тебе там будет трудно освоиться. Я уж не говорю о языке…

– Я знаю английский, – сказала Ребекка.

Это было некоторым преувеличением. Она со второго класса факультативно изучала английский язык, однако её знания ограничивались лишь выражениями «гуд монинг» и «хау ду ю ду». Отец этот аргумент даже не удостоил вниманием.

– И у нас не будет времени заниматься тобой, – продолжал он. – Это единственно разумный вариант. Годик ты поживёшь в этом замечательном интернате, а потом мы вернёмся – и всё будет как раньше.

– Как знать, а может, тебе там даже понравится, – добавила мама.

– И вовсе не будет как раньше, – возразила Ребекка. – Все мои друзья здесь. Я их позабуду, когда вернусь.

Это было правдой лишь отчасти. Отец вздохнул, а по глазам мамы Ребекка видела: она-то знает, как обстоят дела на самом деле. Они живут в этом городе только два года, и настоящих друзей Ребекка здесь пока не обрела.

– И мне там наверняка не понравится! – упорствовала она.

– Потому что ты этого не хочешь, – возразил отец.

– Там очень хорошо, – сказала мама. – Мы там уже всё осмотрели. Это чудесный старинный замок, он находится прямо в горах. Доброжелательные учителя, и в каждом классе не больше двенадцати учеников…

– И из-за этого, разумеется, умопомрачительная плата за обучение, – перебил отец. – Но мы готовы пойти на такие расходы, так как у Драгенталя отличная репутация, и мы будем уверены, что тебе там хорошо.

– Вам выйдет дешевле, если я останусь здесь, – продолжала настаивать Ребекка.

– Не говори глупости, – отрезал отец.

– Например, у… у тёти Биргит! – предложила девочка, умоляюще глядя на маму. – Она наверняка не будет возражать, если я год поживу у неё.

– Конечно, не будет.

И хотя в мамином голосе сквозило сочувствие, она отрицательно покачала головой.

– Но мы с папой считаем, что это не слишком хорошая идея. В конце концов, у тёти Биргит есть своя семья и ей некогда будет заботиться ещё и о тебе. И мы не хотели бы взваливать на неё такую ответственность. Поверь мне, так будет лучше всего. – Она заставила себя улыбнуться. – И это не так уж долго.

Не так уж долго? Ребекке хотелось расхохотаться в ответ. Год! Целый год! Маме-то, может быть, так не кажется, а на самом деле год – это целая вечность!

– Никогда! – сказала она упрямо. – Вам придётся доставить меня туда силой.

Взглянув на отца, она поняла, что об этом варианте он уже по крайней мере задумывался, но тут вмешалась мама и погасила страсти, пока дело не дошло до настоящей ссоры.

– Мы принесли несколько рекламных проспектов, – сказала она. – Почему бы тебе их не посмотреть? А потом ещё раз поговорим.

– Зачем? – сердито ответила Ребекка. – Вы ведь уже всё за меня решили.

Грустно взглянув на неё, мама молча взяла с комода глянцевую книжечку.

– Ну хотя бы полистай.

Ребекка, хмыкнув, неохотно взяла красочный проспект двумя пальцами, словно это какая-то гадость.

– Если хочешь, мы можем ещё раз туда съездить и посмотреть, – предложила мама. – Хотя сейчас все разъехались на каникулы и там, наверное, осталось мало учеников и учителей.

Ребекка ещё раз хмыкнула. Ей совсем не хотелось рассматривать рекламный проспект, но она всё же положила его перед собой на стол. Фотографии, что ни говори, производили хорошее впечатление. На самом деле интернат не походил на замок, как уверяла мама, а больше напоминал нечто среднее между усадьбой и крепостью, но комнаты были уютными и окружающий ландшафт великолепен. На одной фотографии она даже разглядела сверкающее озерцо, которое, по всей видимости, располагалось неподалёку.

– Драгенталь – Долина драконов, – пробормотала она. – Что за странное название? Здесь и долины-то никакой нет.

– Название происходит из древней легенды, – сказал папа. – Будто бы там в горах когда-то водились драконы.

– Пока не пришёл отважный рыцарь и не уничтожил их всех?

Отец покачал головой. Он всё ещё немножко сердился, но Ребекка знала, что его хлебом не корми – дай поговорить о древних легендах и мифах. В конце концов, это было не только его профессией, но и хобби. Ребекка не удивилась, если бы узнала, что и этот интернат он выбрал только из-за названия.

– Нет, – сказал он. – По легенде, драконы из Драгенталя были друзьями людей, их защитниками и помощниками.

– А что же с ними случилось?

Обращаясь к отцу, Ребекка одновременно спрашивала себя, не сошла ли она с ума. Он же наверняка затеял этот рассказ, потому что знает, как она любит всякие сказки, легенды и фантастические истории, особенно связанные с драконами. И вот на тебе – она уже заинтересовалась.

– Никто этого не знает, – ответил отец. – Однажды драконы просто исчезли. Но говорят, они где-то есть. Главное – найти вход в их мир.

– Понятно, – сказала Ребекка, презрительно наморщив нос. – И теперь ты ждёшь, что я с восторгом отправлюсь туда и буду искать дверь в другой мир. – Она встала. – Весь год?

Отец молчал, а мама тихо сказала:

– Ты несправедлива.

– Несправедливо отправлять меня туда на целый год, даже не спросив моего мнения! – ответила Ребекка и, резко повернувшись, вышла из комнаты. Поднимаясь по лестнице, она нарочно изо всех сил топала ногами. Ей очень хотелось с грохотом захлопнуть за собой дверь, так, чтобы стены затряслись, но она не посмела. Её мучила совесть, особенно когда она вспоминала обиженное лицо мамы. Она, действительно, была не очень справедлива.

Но она и не хотела быть справедливой. С неё хватит!

Родители тоже поступали с ней несправедливо. Однако в глубине души Ребекка знала, что у неё нет другого выбора.

В ярости она швырнула рекламный проспект в мусорное ведро, стоящее рядом с письменным столом, – или, по крайней мере, она хотела это сделать. Видимо, она слишком сильно размахнулась, потому что проспект раскрылся в воздухе и, словно блестящая разноцветная бабочка, полетел на пол, да так и остался там лежать. Ребекка неприязненно взглянула на него, потом упала навзничь на кровать и некоторое время лежала так, скрестив под головой руки и сердито уставившись в потолок. Она снова пожалела о своём недавнем поведении: конечно, нехорошо так поступать с родителями, но и они, в конце концов, тоже не правы… И всё же ещё долго она не решалась спуститься вниз и извиниться.

Вдруг что-то зашуршало.

Ребекка убрала руки из-под головы, села и удивлённо осмотрелась. Ничего. Никого нет.

Вздохнув, она опять легла, продолжая изучать потолок.

Шорох снова повторился, и, осмотревшись, она наконец обнаружила его источник.

Это был рекламный проспект.

Несмотря на то, что окна были закрыты и не было даже намёка на сквозняк, страницы шевелились, – будто подавали какие-то знаки.

Ребекка медленно поднялась, подошла к глянцевому листку, опустилась перед ним на корточки и протянула руку, не решаясь до него дотронуться. Листок снова затрепетал и зашелестел, и это напугало Ребекку. Её сердце заколотилось.

А потом подскочило к самому горлу и забилось ещё сильнее: проспект зашевелился, будто раскрываемый невидимой рукой, и снова показалась та самая картинка, на которой был замок на фоне озера. Ей почудилось, что замок даже вырос. И что самое странное – на мгновение она отчётливо увидела, как от ветра на поверхности воды появилась рябь.

Ребекка зажмурилась, и фотография снова стала совершенно обычной. «Наверняка она такой всё время и была, – подумала девочка. – Фотография, по которой бегут волны… Какая чушь!»

Нервно усмехнувшись, она снова выпрямилась и, краем глаза поглядев на проспект, увидела, как на картинке что-то движется. Что-то большое и сверкающее пронеслось над замком. Это «что-то» было покрыто чешуёй и размахивало огромными крыльями.

Ребекка вскрикнула и вскочила, чуть не потеряв равновесие. Она не могла отвести взгляд от листка. Разумеется, там ничего не было: это совершенно обычная фотография – и точка!

Но отчего же тогда руки трясутся так, что она едва смогла поднять проспект?

Ребекка закрыла его и быстро кинула в корзину для бумаг, да ещё и запихнула поглубже, на самое дно. Но когда она выпрямилась и отошла, из корзины раздался шорох. Наверное, она слишком плотно прижала скомканные бумажки и теперь они с шуршанием расправляются…

Девочка снова упала на кровать и стала глядеть в потолок. Движущаяся фотография – вот ещё глупости!

Корзина снова зашуршала, но ведь это всего-навсего скомканные бумажки.

Наверняка.

Никакого сомнения.

А иначе – что это могло быть?