Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №11 за 1976 год"

Хрупкая броня Земли

В августе этого года в эстонском молодежном лагере «Ноорус» работали VII Международные летние студенческие курсы. В течение десяти дней перед участниками выступали видные советские ученые, на семинарах и дискуссиях обсуждались важнейшие вопросы борьбы студентов за мир, разоружение и сотрудничество между народами, за социальный прогресс и демократию. Специальное торжественное заседание было посвящено 30-летию Международного союза студентов, которое отмечается в этом году прогрессивной молодежью всего мира.

Тема одного из семинаров носила название «Студенты за развитие, равноправные экономические отношения и рациональное использование природных богатств».

Разговор о чистоте воздушной среды заслуживает особого внимания, так же как и разговор о студентах, вносящих весомый вклад в дело защиты природы. Ниже мы публикуем материал нашего специального корреспондента, побывавшего на VII Международных студенческих курсах.

Профессор Базельского университета Христиан Фридрих Шёнбейн сделал одно из своих крупнейших открытий в 1845 году. Он получил пироксилин. К этому времени на счету немецкого химика было уже несколько достижений, но вряд ли он мог предполагать, что скромный газ, открытый им шестью годами раньше, через столетие с небольшим обнаружит грозное могущество, во много раз перекрывающее силу любой взрывчатки, созданной человеком.

«Скромный» газ обладал незаурядными свойствами. Порой он самовольно и гневно разносил сосуды, в которых содержался, а даже малая концентрация его в воздухе вызывала у людей серьезные заболевания, нередко со смертельным исходом. Запах газа также привлекал внимание исследователей. Запах этот был, что называется, характерным, хотя на вопрос, в чем заключается «характерность», десять человек дадут десять разных ответов. У одних газ вызывает в воображении благоухание свежескошенного сена, у других – аромат отглаженных простыней, третьи вспоминают запах хлорной извести… Видимо, от неумения охарактеризовать газ по запаху его стали называть просто: «пахнущий» – по-гречески «озон».

Как, неужели речь пойдет об озоне? Неужели именно озон может быть смертельным газом? Но разве, выбираясь в воскресный день за город, не озоном мы наслаждаемся, когда вдыхаем свежий лесной воздух?

Я предвижу недоуменные вопросы читателей, потому что как раз такую реакцию встречал чаще всего, разговаривая на темы охраны воздушной среды со студентами – участниками VII Международных курсов: далеко не все были химиками или биологами, и, разумеется, не каждый мог похвастаться знакомством со странными свойствами «пахнущего» газа. Но когда я разъяснял собеседникам сущность озонной проблемы, то неизбежно встречал полное понимание, разговор обогащался новыми фактами, выходил за заданные рамки, и я лишний раз убеждался в экологической взаимосвязанности самых разнообразных и, увы, нездоровых явлений, происходящих на нашей Земле во второй половине XX века.

Мануэль Косе, секретарь Международного союза студентов (Пуэрто-Рико):

«В рамках Международного союза студентов ведется активная борьба за чистоту природной среды. И направлена она в первую очередь против многонациональных компаний, которые не только беззастенчиво разграбляют мировые ресурсы, но и безрассудно отравляют окружающее пространство. Между тем средства, позволяющие свести загрязнение к минимуму, хорошо известны ныне во всех странах мира.

В печатных изданиях нашего союза регулярно публикуются статьи, разъясняющие роль многонациональных монополий. Мы стремимся мобилизовать студентов всех континентов на то, чтобы воспрепятствовать хищническому хозяйствованию. Если, конечно, эти два слова – хищничество и хозяйствование – можно поставить рядом.

При МСС создана специальная группа по охране природы. Члены ее изучают глобальные вопросы – защиты водной, воздушной среды, а также занимаются сбором информации. Это очень важно – знать, что творится в разных странах, даже самых маленьких – таких, как мое Пуэрто-Рико.

Судите сами. Американские нефтехимические, фармацевтические фирмы делают у нас что хотят. Считают нас колонией, куда можно перенести любую деятельность, запрещенную в Соединенных Штатах. Прибрежные воды загрязнены нефтяными отходами. Некогда чистый, воздух над островом заражен дымом нефтехимических предприятий. А местность вокруг самих заводов превратилась в пустыню. Трудно поверить: там, где совсем недавно были плантации сахарного тростника, теперь голая земля.

Не так давно у нас в стране проводилось медицинское обследование. Выявились очень тревожные факты. Например, фон легочных заболеваний необычайно высокий. В одном из городов теми или иными болезнями легких страдает восемьдесят процентов населения. И это не какой-нибудь крупный промышленный центр. Это крохотный городок – Пеньюэлас, его и на карте не сразу найдешь…»

Вернемся к нашему «герою» – озону. Я должен разочаровать читателей. Выезжая в лес, мы дышим все же не озоном, а свежим воздухом, обогащенным кислородом. Чистым озоном мы дышать не смогли бы, хотя ничтожная доля его присутствует в атмосфере всегда. После грозы, например, озона в воздухе больше, чем обычно: он рождается под ударами электрических разрядов в атмосфере – молний. Будучи не кислородом, а его видоизменением, этот газ нестабилен и высокотоксичен. Настолько токсичен, что в определенном смысле превосходит и стрихнин, и даже… соли цианистой кислоты. Причина этого проста: в молекуле озона три атома кислорода, один из них он очень легко «отдает», и этот «один» атом может наделать много бед: атомарный кислород – сильнейший окислитель.

Что еще можно сказать о нашем «герое»? Скапливаясь в больших дозах у поверхности земли – в частности, над крупными городами США, Японии, Западной Европы, – он служит одним из компонентов особо опасного смога, замеченного в последние десятилетия, смога, который получил название «фотохимического». Но следует отметить и другое: не будь на Земле озона, вполне возможно, не было бы и нас, жителей планеты, людей…

Паула Путконен, член исполнительного комитета Национального союза студентов Финляндии:

«Конечно, я знаю об озонной опасности. И, как медик, ясно представляю симптомы озонного отравления: сильный кашель, жжение в легких, боли в груди, быстрая утомляемость, повышенная восприимчивость к инфекциям. К счастью, в Финляндии угроза атмосферного загрязнения пока еще слаба, главное для нас сегодня – это охрана водной среды. Но если мы будем закрывать глаза на дымящие фабрики и заводы, на безудержный рост автомобилей, то в результате воздух крупных городов постигнет та же участь, что и наши озера. Что происходит с озерами? Большая часть из них мелкие, загрязнены промышленными отходами, рыба гибнет, а государственного охранного закона до сих пор нет. Не случайно у нас создана молодежная организация «Союз с Природой». Проводим семинары, распространяем плакаты, призывающие население бороться с загрязнением воды и воздуха…

Кстати, об озоне. Сражаясь с ним, как с «участником» смога, нельзя забывать, что это еще и наш друг. Вы, конечно, знаете об озонном «щите»?…»

Горшки со смогом

Финская студентка Паула Путконен была права. Озон – это странный, удивительный газ, и личина у него двойная. В сущности, и озонная проблема тоже распадается на две части. Одна из них – сохранение озонного слоя, «плавающего» в верхних слоях атмосферы и защищающего все живое на Земле от губительных ультрафиолетовых лучей. Вторая – борьба с фотохимическим смогом.

Прекрасные окислительные свойства озона давно были взяты на вооружение человеком. «Пахнущий» газ обладал множеством амплуа: он мог служить дезинфицирующим средством, отбеливателем, дезодоратором, стерилизатором воздуха для больных астмой. Давно замечено, что очистка питьевой воды путем озонирования гораздо эффективнее, чем хлорирование ее: озон убивает только бактерии и вирусы, причем делает это в сто раз быстрее, чем хлор, и не образует соединений, вредоносных для фауны рек и озер. Разрушает остатки пестицидов и моющих средств, а, совершив свое благое дело, исчезает, не оставив ни привкуса, ни запаха. Московская вода, например, очищена озоном и – это знает каждый москвич – неизменно вкусна…

Около тридцати лет назад человек впервые почувствовал, что в его отношениях с универсальным газом не все складывается лучшим образом. Во второй половине 40-х годов торговцы автомобильным оборудованием в Лос-Анджелесе отметили странную картину: на шинах, долго хранящихся в складских помещениях, начали появляться глубокие, извилистые трещины. А вскоре тревогу подняли домохозяйки: модные по тем временам резиновые ванны, которым реклама гарантировала пятилетний срок службы, не выдерживали и года.

Не сразу, но виновник – пожиратель резины – нашелся. Им оказался… все тот же коварный озон. Он рождался над Лос-Анджелесом в результате сложного химического процесса, где участвовали солнечный свет, углеводороды и окислы азота. Два последних компонента в изобилии поставляли выхлопные газы автомобилей, которые уже в ту пору наводнили город в несметном количестве.

Постепенно озон «смелел». Он кусал ожогами ростки салата и шпината на пригородных фермах, нападал на городские деревья и цветы. Из людей первыми почувствовали на себе озонную атаку те самые больные астмой, которые до сих пор находили спасение в озонированном воздухе. А еще через несколько лет резко участились случаи легочных заболеваний. Эмфизема легких и болезни сердца распространялись со скоростью эпидемии.

Уже два десятилетия в Лос-Анджелесе существует служба озонной тревоги. Содержание озона в воздухе замеряется поминутно. Лишь только концентрация газа превышает оптимальный предел – 80 частей на миллиард, – радиостанции объявляют приближение фотохимического смога.

Американцы называют Лос-Анджелес «горшком, где варится смог». Город действительно чрезвычайно «удобен» для фотохимической «кухни»: он напоминает чашу, над которой постоянно висит облако выхлопных газов. Погода чаще всего солнечная. В 1974 году смог здесь «варился» 274 дня из 365.

На Лос-Анджелесе дело не кончилось. Похожие «горшки» стали появляться в разных районах мира. В последнее время недопустимая концентрация озона была отмечена и в горах штата Нью-Йорк, и в северной Мексике, и даже… над Атлантикой.

Эссур Скарпхединссон, студент Исландского университета:

«Короче, ясно: там, где нет контроля над автомобильным бумом, или там, где воздух сверх меры загрязнен продуктами сжигания топлива, при определенных погодных условиях можно ожидать «озонную атаку». Видите ли, не все осознают эту зависимость, но, я полагаю, в любом случае нет страны, где люди не задумывались бы над угрозой нашествия автомобилей. Я слышал, что в Вашингтоне власти всерьез собираются ввести «smog-days» – «смоговые дни», то есть дни, когда не следует выходить на улицу – и на работу тоже, – а лучше оставаться дома. Конечно, Рейкьявику до этого далеко, население у нас небольшое, со столицами других стран Европы не сравнить, однако частных автомобилей с каждым годом все больше, и сдержать эту лавину никто не в силах. Взрослые пока не чувствуют опасности, а вот дети по вечерам уже не хотят играть на улицах: им не хватает воздуха.

Симптом достаточно тревожный, и проблема охраны среды для нас весьма актуальна. Промышленных предприятий в Исландии не так уж много, они разбросаны по всему острову, может быть, поэтому владельцы чувствуют себя в полной безопасности и не строят очистных сооружений. Отсюда и заражение прибрежных вод, и загрязнение воздуха. В первую очередь это относится к предприятиям, контролируемым американской монополией «Юнион Карбайд», той самой, что поставляла вооружение и напалм для войны с вьетнамским народом.

В последние годы наши студенты развернули широкую кампанию за охрану природы в Исландии. Мы организовали поход по стране, встречались с фермерами, убеждали их не оставаться в стороне от борьбы. Естественные факультеты Исландского университета выпускают особую газету «Наттурверкур» – «Природная инженерия». К сожалению, еще далеко не всем ясно, что если сегодня не выступать за чистоту воздуха и наших вод, то завтра может быть поздно…»

Спиро Энтони, студент Сиднейского университета, член Союза молодых социалистов Австралии:

«Фотохимический смог добрался и до Австралии. По крайней мере, до Сиднея, где я живу и учусь. Автомашин на улицах уйма, и во время безветрия дышать нечем. Не удивлюсь, если узнаю, что «легочников» и у нас стало больше. А ведь город расположен на берегу океана, тем не менее морской воздух не помогает. Сейчас вы вряд ли найдете сиднейца, который в воскресные дни не стремится удрать за город. Причем чем дальше, тем лучше. А уж о прибрежных водах и говорить нечего. Рыба исчезла, да и что ей делать, рыбе, если кругом нефть и грязь? Кое-какие законы против сбрасывания отходов все-таки приняли, а вот штрафы очень маленькие. Что мы делаем в связи с этим? Особо эффективных средств у нас мало, но, пожалуй, листовки – это сильнее прочего. Печатаем их, выходим на улицы и раздаем прохожим… Как вы понимаете, с компаниями трудно бороться, но ведь правда на нашей стороне!»

К вопросу о разгерметизации Земли

Миллиарды лет назад озонного слоя над нашей планетой не было. В сущности, тогда и кислорода-то не было – атмосфера представляла собой сложный «коктейль» из водяного пара, углекислого газа, метана и прочих компонентов. Лучи солнца разбивали молекулы воды, водород, как самый легкий газ, утекал в космическое пространство, из атомарного кислорода образовывался молекулярный, а в дальнейшем и озон. Гипотез, объясняющих возникновение в атмосфере Земли кислорода, существует несколько. Одна из них утверждает, что все происходило именно так, как описано выше. С другой стороны, наиболее популярная и авторитетная из последних теорий связывает возникновение кислородно-азотной атмосферы с жизнедеятельностью растений, конкретно – сине-зеленых водорослей. Так или иначе, сейчас для нас важно не это. Важно другое: в конечном итоге на высоте 20—40 километров возникла озонная «шуба» – надежная броня от ультрафиолетового излучения Солнца. Кстати, того самого излучения, которое до определенного этапа принимало активное участие в образовании аминокислот. С течением времени эти аминокислоты сливались в сложные молекулы, на планете прибывала жизнь, и для нее радиация была уже смертельной. Тут-то озонный слой и «сработал»: встал на защиту биосферы.

«Спасительный слой губительного газа» – это парадоксальное, но точное определение озонного щита – чрезвычайно разрежен. Если его сгустить при нормальном давлении и температуре, то толщина слоя не превысит двух-трех миллиметров. И тем не менее броня эта принимает на себя почти весь удар солнечного ультрафиолета. Поверхности Земли достигает лишь один процент губительного излучения, причем его «мягкая» часть – та, которой мы обязаны загаром, полученным на пляже.

Представим такую гипотетическую ситуацию: озонный слой начинает истончаться. Что произойдет с животным и растительным миром на Земле? С миром человека? Как вообще воздействует мощное ультрафиолетовое излучение, «жесткий» ультрафиолет, на высокоорганизованную жизнь?

Во-первых, без всякого сомнения можно утверждать следующее: резко увеличится число злокачественных кожных опухолей. Ученые подсчитали, что уменьшение количества озона в стратосфере всего на 5 процентов может отозваться десятипроцентным ростом заболеваний раком кожи. Далее, нарушится ход реакций фотосинтеза в зеленых растениях, у животных могут начаться непредвиденные мутации. Планктон тоже не станет исключением из общего правила. Обладая способностью проникать в воду на десятки сантиметров, ультрафиолетовое излучение поразит морские микроорганизмы, а следовательно, трофические, пищевые цепи в Мировом океане лишатся важнейшего своего звена.

К счастью, наш озонный щит довольно стабилен. Из природных факторов, способных разрушить его, известен всего один: взрыв сверхновой в радиусе 50 световых лет от Земли. Это было бы страшным бедствием, ибо меньше чем за столетие мы лишились бы 90 процентов нашей озонной оболочки. Правда, вероятность события ничтожна мала: близкие к нам звезды могут взрываться не чаще, чем раз в 300 миллионов лет.

И все-таки «гипотетическая» ситуация, о которой мы завели разговор, при ближайшем рассмотрении оказывается далеко не умозрительной. Нашей «броне», нашей «шубе» может грозить истощение. И виной тому, как это сплошь и рядом случается в сегодняшней экологической реальности, – сам человек.

Стратосферные сверхзвуковые транспортные самолеты – казалось бы, машины будущего. Однако, за каждым таким мощным кораблем остается след в виде струи сконденсировавшегося водяного пара и отработанных газов. Водяной пар вступает в реакцию с озоном, разрушая его, а в потоке газов большой процент составляют окислы азота. Те же самые окислы, которые «варятся в фотохимических горшках», повышая концентрацию озона в смоге. Но на больших высотах их присутствие для озона смертельно. По подсчетам некоторых ученых, воздушный флот из 500 стратосферных транспортов за ГОД регулярной работы может лишить нас… половины озонного слоя.

Термоядерные испытания в атмосфере… По инициативе Советского Союза подобные фатальные эксперименты в большинстве стран запрещены. И очень вовремя! Не говоря уже об угрозе ядерной войны, создаваемой испытаниями чудовищного оружия, каждый такой взрыв высвобождает огромное количество тепла, рвущегося ввысь и раздирающего озонную оболочку. Здесь же образуются и вездесущие окислы азота, а уж эти вещества убивают озон в 4600 раз быстрее, чем водяной пар.

Однако самая большая опасность для нашей «брони» таится, пожалуй, не в грозных ядерных силах и не в мощных сверхзвуковых лайнерах.. Враг № 1 озонного слоя – это безобидные, известные всем и каждому аэрозольные баллончики – те, что содержат дезодораторы, средства от тараканов, освежители воздуха, лаки для волос и прочие необходимые в быту вещества. В последнее время домашние аэрозоли на устах у самых разных людей: у ученых-экологов и домохозяек, у членов правительственных и сенатских комиссий и представителей комитетов по охране среды. Дело в том, что в качестве пропеланта – «толкателя» – эти баллончики (не все, но значительная часть) содержат фреоны – фторхлоруглеводороды. Фреоны, в сущности, – безобидные газы: они инертны, не поглощаются растениями или почвой, не, вступают во взаимодействие с химикатами. Одна беда: вытолкнув из баллончика то или иное средство, фторхлоруглеводород остается «не у дел» и поднимается в верхние слои атмосферы. А уж там за работу принимается известный нам ультрафиолет: излучение выбивает из фреона атомы хлора. Для озона свободный хлор – это верная смерть: он поглощает нашу стратосферную «шубу» с жадностью, в шесть раз превышающей аппетиты окислов азота.

Что делать? Прекращать производство аэрозолей? Это очень непросто. Только в Соединенных Штатах на него затрачено три миллиарда долларов. Но если производство аэрозолей будет наращивать темпы со скоростью 10 процентов в год, то к началу будущего тысячелетия озонный слой потеряет свою пятую часть. Чем не взрыв сверхновой?!

Учтем еще, что фреоны поднимаются в стратосферу невероятно медленно – десятки, а то и сотни лет. Следовательно, результаты нашей яростной борьбы с тараканами, запахами, непокорными волосами в полной мере ощутят на себе лишь наши потомки – жители XXI и XXII веков. По меткому сравнению академика И. С. Шкловского, поведение человечества, наращивающего выпуск фреонов, «можно уподобить поведению сошедшего с ума экипажа космического корабля, буравящего его стенки, что неизбежно приведет к разгерметизации».

«Зеленые друзья леса»

Уильям Хилинг, член Национального союза студентов Великобритании:

«У нас в стране много говорят о проблеме аэрозольных баллонов. Часто раздаются призывы закрыть производство аэрозолей. Что касается моего личного мнения, я думаю, невелика беда, если человечество вернется к пульверизаторам – «грушам» или попробует наносить косметику «по старинке» – пальцами: атмосфера целее будет…

Между прочим, говоря о проблемах воздушной среды, мы часто забываем об одном из самых верных наших помощников. Это леса. Кто поставляет нам чистый воздух? Деревья. Например, три года назад в Великобритании проводилась общенациональная кампания.«1973 год – год посадки деревьев». Молодежь участвовала поголовно – студенты, юношеские клубы, скауты. Я сам посадил несколько деревьев. И все мои товарищи – тоже…»

Студент из Ковентри Уильям Хилинг, ведал он это или нет, затронул важный вопрос – о связи озонной проблемы с лесонасаждениями.

Слой озона над нашей планетой неравномерен. Местами нижняя кромка его выше, местами – ниже. Толщина зависит и от времени года, и от широты, и от погоды. До сих пор мало что известно об озонном обмене между стратосферой и тропосферой. Предполагается, что иногда языки озона протягиваются к поверхности земли/ Процесс идет медленно, стратосферный озон движется вниз и год, и два, а мощные штормы и бури многократно ускоряют это движение – как бы засасывает газ. Не исключено, что существует и обратный путь нашего «героя»: из тропосферы в верхние слои. Тогда можно ожидать, что убывание защитного слоя рано или поздно компенсируется. И главную роль здесь играют леса.

Не слишком ли много парадоксов для одного озона? Если его много у поверхности – это плохо. Если мало в стратосфере – еще хуже. Когда из-за перенасыщенности городов автомобилями возникают «подушки» фотохимического смога – это беда. Но, с другой стороны, хвойные деревья тоже можно сравнить с… автомобилями: они выделяют терпены – определенного вида углеводороды, которые в сочетании с окислами азота и солнечным светом также рождают «спасительный убийственный газ». Однако в этом случае производство озона идет в незначительных количествах и равномерно по всей планете, поэтому опасности для здоровья людей, разумеется, нет никакой (только польза!), зато надежда на спасение стратосферной «шубы» – немалая.

Луиджи Кико, представитель Автономной организации студентов (Италия):

«Насколько я понимаю, защита озонного слоя – не единственный повод для охраны лесов. Об озоне размышляет не всякий, тем не менее большинство людей понимает: лес – это богатство страны, лес – это чистый воздух, лес – это просто красиво.

Почему «большинство», а не все? Поясню на конкретном примере. Живет у нас в Тоскане один предприниматель, владелец чудесных лесов. Так, видите ли, невыгодно стало ему содержать свои владения: расходы велики, а прибыли никакой. Взял да и сжег несколько гектаров леса. Мол, полюбовались и хватит, МОЕ – что хочу, то и делаю…

Мы, студенты левого лагеря, придерживаемся такого мнения: нельзя рассматривать экологические проблемы в отрыве от социально-политического, морально-политического положения в стране. Пока существуют владельцы, безнаказанно уродующие, загрязняющие природную среду, никакие паллиативные меры – мизерные штрафы, незначительные санитарные санкции – не помогут.

Возьмем недавний случай в Севезо, поблизости от Милана. На одной из фабрик произошла авария: в воздух утекло около двух килограммов высокотоксичного газа, производимого по заказу НАТО. Да что там газа – опаснейшего дефолианта, который применялся американцами во время войны во Вьетнаме! Облако отравы двинулось на Милан. Поражены многие жители, в том числе дети. Растительность выжжена, домашние животные мерли как мухи. Последствий никто не может предугадать: надолго ли яд задержится в почве, когда восстановятся урожаи злаков, не вызовет ли газ генетические изменения в организме человека. Зона вокруг Севезо объявлена «мертвой», а жители, говорят, смогут вернуться туда через годы. Директора завода арестовали, ведется следствие, но, конечно, настоящие виновники – международные корпорации, военщина НАТО, словом, те, кто разместил в Италии фабрики, производящие отраву, – никогда не будут наказаны.

Примеров можно привести много. Самое же главное для нас, студентов, – выступать единым фронтом со всеми демократическими силами. И в плане охраны среды борьба с частнокапиталистическими фирмами, а одновременно забота о флоре и фауне, выступает на передний план. У нас есть особая организация, называется «Зеленые друзья леса». Это группы молодежи, которые патрулируют по лесам, предупреждают и гасят пожары, читают лекции местному населению, сообщают властям о фактах загрязнения.

Не все получается просто. Например, во многих промышленных центрах – Милане, Турине, скажем, – почти нет зелени Монополии стремятся к максимальной застройке, спекулируют на земельных участках, куда уж тут до насаждений…

И все-таки определенные успехи у нас есть. Особенно в «красных областях» – Умбрии, Тоскане, Эмилии-Романье… Леса становятся чище…»

«Все взаимосвязано!»

Есть и еще одна проблема, связанная с «пахнущим» газом. Проблема истинно глобальная: воздействие на погоду. Поглощая ультрафиолетовое излучение Солнца, озонный слой превращается в огромный «радиатор», в колоссальный «нагревательный элемент» стратосферы, а следовательно, и нижних слоев нашей воздушной оболочки. С другой стороны, озонная «шуба» – это шуба в буквальном смысле: она препятствует утечке земного тепла. Любое изменение температурного режима, «контролируемого» озоном, может привести к нарушению сезонных циклов растительности, наступлению и отступлению пустынь, колебаниям уровня моря. Ученые подсчитали, что потеря половины озонного слоя означала бы охлаждение всей атмосферы Земли на один градус. При нормальных условиях подобный климатический процесс длился бы около 200 лет.

Не так давно считалось, что озонный слой оказывает лишь долговременное воздействие на климат. События последних лет – сильнейшие засухи в незасушливых районах, морозы и снегопады в жарких краях – наталкивают на совершенно иные мысли. Что, если мы недооценивали метеорологическую роль нашей «брони»? Что, если потревоженный человеком озон подает сигнал: «Берегите меня!»?

Йеппе Сёнергор, член Национального союза студентов Дании:

«Загадочные вещи творятся с нашей погодой! Последние два года летом стоит невыносимая жара. Зимы стали мягче. Конечно, многие понимают, что это связано с загрязнением среды. Но доказать – очень сложно.

В крупнейших городах у нас созданы комитеты по охране природы. Конечно, студенты активнейшим образом участвуют в их работе. Главные проблемы – это засорение Балтийского моря отходами предприятий и нефтью и загрязнение воздуха фабричными газами. Не так давно у нас прошла кампания против аммиака. Этот газ попадает в атмосферу в недопустимо больших количествах, затем растворяется в реках, и рыба пропадает. Законы, преследующие цель защитить среду от человека, не носят обязательного характера, поэтому единственная надежда – на прогрессивные силы, на молодежь…»

Дидьер Дюпон, член Национального союза студентов-коммунистов Бельгии:

«Мы со своей погодой тоже разобраться не можем. Да и по всей Европе так. Нынешняя засуха началась еще весной. А лето – просто страшное: неурожаи, цены на продукты взвинчиваются. Последние зимы необычно сухие. Что-то здесь не так.

Я специально знакомился с постановкой охраны природы в вашей стране. Вывод напрашивается сразу: нам до вас ох как далеко! Ведь в Бельгии как? Страна в центре Европы, промышленности много, а «выбрасывать» деньги на очистные установки никто не хочет. Только в критической ситуации принимаются какие-то меры.

Например, в Мозель чего только не сбрасывали! И ядовитые вещества тоже. Наконец провели исследования – и за голову схватились. Токсичность воды в реке – почти как у кураре. Только тогда начали очищать…

Или взять города. Брюгге, например. В пригородах и в самом городе воздух загадили – дальше некуда. Население взбунтовалось. Предпринимателей начали штрафовать, и теперь вроде бы дело пошло на лад. Мы, студенты-коммунисты, выступаем с демонстрациями, собираем подписи под петициями. Самый популярный лозунг у нас – «Загрязнители должны платить!».

Беда только в том, что наше студенчество сильно раздроблено, и даже в таком вопросе, как охрана среды, нет единства. Многие считают, что существуют проблемы посерьезнее и все силы надо отдавать им. Так что борьбу с загрязнением оставляют «на потом». Какое уж тут «потом», когда Бельгия перенасыщена промышленностью, страна загрязнена повсеместно. Самые тревожные факты монополии стараются скрыть: боятся гласности как огня. Ну, здесь-то они поддержки у нас не найдут.

Нет, если выступать, так единым фронтом! Бороться и за воду, и за почву, и за воздух, и даже за погоду. А как же иначе? Ведь все взаимосвязано: природа – это единый организм!»

Виталий Бабенко