Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №11 за 1976 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
Жанр:
Газеты и журналы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
В таких случаях, как заметил еще Нильс Бор, требуется «безумная идея». И она не заставила себя ждать. Исследователи Хьюстонского университета в штате Техас (США) предположили, что в центре Солнца находится пресловутая «черная дыра»: она всасывает в себя понемногу солнечное вещество, выделяя необходимую для излучения Солнца энергию…
Когда с этой гипотезой познакомился молодой астрофизик в Крымской обсерватории, то он, человек отнюдь не консервативный, вышел из себя:
– Ну знаете ли! Если говорят, что вокруг нас летают «черные дыры», что Тунгусский метеорит был «черной дырой», – тогда все возможно! Но позвольте, как она забралась внутрь Солнца, если масса ее должна быть в десятки раз больше солнечной… Нет, простите, это не наука.
«Черная дыра», или коллапсар, – это такое предполагаемое сверхплотное тело, из гравитационных объятий которого не в силах вырваться даже луч света. Это «железная звезда», «гравитационная могила» – сюжет, обыгранный фантастами. Теоретики предполагают, что «черные дыры» и впрямь могут существовать, – это, так сказать, последняя стадия коллапсирующей сжимающейся звезды,– этакий мусоропровод вселенной, куда, как предполагают, провалилось уже немало звезд. Предполагают… Ибо коллапсары, похоже, еще не обнаружены: есть только кандидаты на роль «черной дыры».
Однако, если они все же будут открыты, трудно будет объяснить, как такой коллапсар мог оказаться в центре Солнца. Непостижимо!
Видимо, имея в виду подобные объяснения, американский астрофизик Д. Бакалл писал: «Было сделано немало предположений… Большинство из этих предположений авторам не стоило бы публиковать, если бы научный кризис не был таким сильным. Подозреваю, что многим из авторов было бы неловко упоминать о своих предположениях даже во время, отдыха со своими коллегами за коктейлем».
Неловко, если бы не кризис в астрофизике.
* * *
Уезжая из Крымской обсерватории, я зашел попрощаться с Валерием Котавым и Теодором Цапом.
– Что же это вы, – спросил я в шутку, – загнали своим открытием науку в тупик? Ну что я скажу читателям, как отвечу на вопрос: почему светит Солнце?
– Ответ найдем, нужно только поработать, понаблюдать. А насчет тупика не согласен, – ответил Валерий. – Ничего нет хуже времени, когда в науке все ясно. Вот встретились с трудностями, и все заработали, ищут, в чем дело… Тупик? А может, начало новой дороги? Может, мы стоим у ворот, которые только нужно открыть?
И я понял еще одно значение слова «открытие»: ученые открывают не только новый факт в науке или явление, они открывают дорогу в будущее, в завтрашний день науки.
Александр Харьковский
Удобная парка и странная шляпа
Летом прошлого года на острове Беринга (Командорские острова) работала экспедиция Ленинградского отделения Института этнографии имени Н. Н. Миклухо-Маклая АН СССР. Она изучала один из самых малых народов Севера СССР. ,
Мы пригласили в нашу «Кают-компанию» руководителя экспедиции кандидата исторических наук Розу Гавриловну Ляпунову и попросили рассказать о первых шагах работы на Командорах.
На острове Беринга шел дождь. Впрочем, на Командорах трудно представить день без дождя. И без ветра. Идем по улице поселка Никольское. Прохожие украдкой разглядывают нас: здесь, где все друг друга знают, новый человек сразу заметен. Ничего, пройдет время – знаю по экспедиционному опыту – к нам привыкнут, мы тоже привыкнем к никольчанам. Начнется работа. Для того мы и приехали сюда вдвоем с фотографом, чтобы приступить к изучению интересной группы здешнего населения – алеутов острова Беринга. Группа невелика – 300 человек, и живут они все в Никольском, единственном населенном пункте на Командорах (раньше алеуты жили еще и на острове Медном, но перебрались оттуда на остров Беринга). Зато, судя даже по первым впечатлениям, работа здесь будет трудная: нелегко пробудить в людях с современными профессиями и привычками память об ушедшей жизни народа, А без знания прошлого уклада со всеми маломальскими подробностями: как одевались, что ели, как заготавливали пищу впрок, как лечились и так далее и тому подобное, – этнограф не может проследить и восстановить эволюцию народа. Придется действовать в основном «методом опроса», и потому прежде всего важно сломать ледок настороженности, который встречает этнографа на новом месте.
Почему же нас интересовали алеуты Командорских островов?
…Командоры, когда их открыл Витус Беринг, были необитаемы. В 1826 году Российско-Американская компания переселила туда с Алеутских островов группу морских охотников – для промысла пушного зверя: котиков, каланов, песцов. С этого времени и начинается история командорских алеутов. Кроме них, привезли на острова еще несколько семей индейцев-тлинкитов. (Старики алеуты об этом знают, и в литературе мне тоже читать приходилось: «Ладыгины, Паньковы и Григорьевы – это алеуты, а Бадаевы – индейская фамилия». Боюсь, что некоторые юные знатоки и ценители «Одиноких Бизонов» и «Сидящих Мустангов» будут разочарованы…)
Алеутов привезли с островов Атту и Атхи. В то время Алеутские острова принадлежали России. Но в 1867 году Российско-Американская компания закончила свое существование. Аляска и Алеутские острова, где и живет сейчас большинство алеутов, были проданы Соединенным Штатам. Командоры с маленькой группой алеутов остались в пределах России. (Интересно отметить, что алеуты, живущие сейчас в США, сохранили фамилии, которыми их наделили русские миссионеры: Суворов, Голый, Черкешин, Дашкин. Имена у них, правда, чаще англосаксонские, так что сочетания получаются вроде – Стив Безъязыков, Джонни Прокопьев или Дженни Крюкова. В домах у них висят в красном углу иконы, в речи много русских слов, особенно названия блюд, которые теперь считаются там национальными алеутскими: «пироги», «блины».)
Почти 150 лет группа на Командорах развивается совершенно отдельно от других алеутов. Именно это делает ее для нас, этнографов, особенно интересной: ведь зная историю командорских алеутов, мы можем проследить общие закономерности формирования и развития этнической группы. А здесь уже сложилась самостоятельная алеутская народность. Со своим языком, даже двумя. На острове Беринга алеуты говорили не так, как на Медном: грамматика алеутская (корень не меняется, нанизываются окончания), а слова русские. На острове Медном больше было алеутских слов, зато грамматика складывалась под влиянием русской.
Все, что связано с алеутами, тем более любопытно, что мы имеем дело с народом, занимающим промежуточное положение между Старым и Новым Светом. Алеуты относятся к единому кругу народов Севера Тихоокеанского бассейна, которых в науке принято называть сейчас берингоморцами. Проблема берингоморцев очень сложная: тут и вопрос о том, как люди заселяли Северо-Восточную Азию и Америку, и вопрос древнейших контактов народов этого района, и вопрос о том, как двигалось население из Азии в Америку. Для того чтобы решить всю проблему, нужно разобраться в месте культуры алеутов среди культур этого района, а также попытаться понять их происхождение: откуда пришли они на Алеутские острова, кому они родственны.
Интересен этот народ и тем, что некогда он обосновался в экстремальных условиях: голые, безлесные острова с сильными ветрами, частыми штормами, постоянными туманами. И надо сказать, превосходно приспособился к жизни на землях, где все, казалось бы, против человека, где ничего не дается легко. Обосновались же алеуты здесь, очевидно, потому, что эти негостеприимные места были богаты морским зверем, рыбой и птицами. Отмели вокруг островов изобиловали моллюсками, морскими ежами, съедобными водорослями.
Культура алеутов – на Алеутских островах – неплохо изучена и описана. Поэтому интересно сравнить ее с культурой командорских алеутов; это тоже поможет выявить общие закономерности. Тем более что историю поселения на острове Беринга я знала довольно хорошо по литературе. Но литература литературой, а живое общение ничем не заменишь, и я надеялась выяснить: помнят ли старые островитяне хоть что-то о своей традиционной культуре? Может быть, удастся установить и какие-то новые факты.
Очень многие вещи в этнографии этого народа остаются пока загадочными. Например, одежда алеутов – не нынешних, конечно, потому что уже с середины XIX века их наряд не отличается от европейского. Я имею в виду ту, в которой увидели алеутов русские первооткрыватели островов.
Основной одеждой островитян была парка – одеяние, похожее на длинную рубаху. Носили парки и мужчины и женщины, но у женщин они были сшиты из меха, а у мужчин – из птичьих шкурок Эта одежда служила алеутам и постелью, и одеялом, и даже домом. Русский путешественник К. Хлебников в своих «Записках о колониях в Америке» пишет:
«Парка птичья изобретена ими в диком их состоянии, и ничего не может быть удобнее оной в отношении климата и образа их жизни. Сии парки довольно теплы, и как носят их вверх перьями, то дождь обыкновенно стекает и не промачивает мездру, которая к тому же выделана с жиром и нескоро позволяет впитываться воздушной влажности и мокроте. Ветра также не продувают насквозь шкуры; но, соединив парку с кишечной камлеей (1 Камлея – сшитая из кишок морских животных непромокаемая рубашка с капюшоном.), алеут долго в состоянии перенести ветер, холод и мокроту. Если же случается, что он довольно озябнет и парка смокла, тогда, войдя в юрту или на воздухе, садится на корточки, ставит в ноги плошку с жиром, опуская парку до земли плотно, накидывает также плотно и на голову. В час или еще скорее он согревается всем телом и вместе просушивает свою одежду».
Парка служит доказательством тому, как превосходно умели алеуты приспособиться к здешнему климату. Русский путешественник И. Вениаминов, который прибыл на острова отлично экипированным, сильно страдал тем не менее от холода и ветров в самых своих теплых одеждах из сукна и меха. Тогда он приобрел парку…
Но парку алеуты надевали на голое тело: ни штанов, ни обуви они не носили. Примерно так ходят в длинных своих рубахах некоторые народы Африки. Однако на Алеутских островах климат отнюдь не африканский! У других народов Севера – у эскимосов например, костюм которых считается идеальным для холодного климата, – одежда, так сказать, наглухо «засупонена». А у алеутов для Берингоморья костюм легковатый. Они, правда, изобрели удачный способ согреться, но… Вопрос остается: почему у них не было закрытой наглухо одежды? Может быть, это одно из доказательств того, что их предки пришли на острова из значительно более теплых мест? (Кстати, когда говорят о южном происхождении японцев, как аргумент приводят легкость их бумажных жилищ и ненадежный способ обогрева – жаровню с углями.)
Сейчас, конечно, когда алеуты – и у нас, и на Алеутских островах – носят такую же одежду, как и мы с вами, они нам этого объяснить не могут. Но в рассуждениях о прародине алеутов нельзя сбрасывать со счетов и этой непонятности их обычаев.
А головные уборы? Несмотря на неласковый климат, алеуты не носили шапок. Детям, правда, надевали на голову что-то вроде плотно прилегающего шлема. Русских алеуты называли «салигунгин» – «носящие шапки». У русских было множество вещей, которые должны были бы поразить островитян: огромные корабли с парусами, пушки и ружья, странная – для алеутов – одежда с блестящими медными пуговицами. Да и сам вид – высокий рост, бороды, голубые глаза, словом, все совсем другое, чем у алеутов или знакомых им эскимосов и индейцев… Так и напрашивается этакое название из приключенческих книг, вроде: «Хозяева гремящего огня» или «Люди с больших пернатых лодок». Но алеутов, судя по всему, пуще всего поразили шапки. Когда же охотники-алеуты выходили на байдарках в море, они надевали на голову что-то вроде козырьков или деревянные конические шляпы. В музее, в Ленинграде, собрана богатейшая коллекция алеутских шляп; на острове Беринга таких, конечно, не увидеть.
Сделать подобную шляпу было трудно. Нужно было найти необходимый материал, лучше всего выброшенный морем пень. Выдалбливали шляпу из цельного куска дерева. Инструменты были только каменные и костяные, поэтому мастер неделю упорного труда тратил только на то, чтобы превратить чурбачок в дощечку. Затем ее надо было согнуть. Для этого дощечку «проваривали»: клали в сосуд с водой и бросали туда раскаленные камни. Когда пластина приобретала коническую форму, сходящиеся ее края сшивали сухожилиями. Теперь следовало шляпу раскрасить. Краски у алеутов были минеральные и растительные, а замешивали их на сукровице. Иные краски приходилось выменивать на Аляске, и цена их была высока. Любимыми цветами алеутов были черный, темно-красный и зелено-голубой. Потом шляпу украшали еще искусно вырезанными костяными фигурками, изящными пластинками, вставляли торчмя сивучьи усы. Поскольку у сивуча всего четыре длинных уса, годных для украшения, то чем больше их поднималось – как антеннки транзисторов – сзади шляпы, тем лучшим охотником был ее хозяин.
Шляпам в Ленинградском музее почти по двести лет, а краски на вид совсем свежие. За такую шляпу давали иногда по три калга – раба. Денег, понятно, у алеутов не было, и стоимость вещи определялась количеством калгов, которых за нее давали: за байдарку – супружескую пару, за украшение – взрослого раба.
А поскольку рабами владела только родовая знать, то и шляпы приобретали люди с положением. И шляпа служила символом знатности. Простые же охотники носили козырьки.
Я так подробно говорю о шляпах потому, что это, если так можно выразиться, «самая алеутская» вещь.
Но зачем нужны эти шляпы или козырьки? Чем вызвана их необычная сильно вытянутая вперед и суженная к краю форма, откуда эти узоры, напоминающие орнаменты жителей Океании?
Некоторые этнографы считали, что шляпа защищает глаза охотника от яркого солнца или соленых брызг. Но у других народов – эскимосов, к примеру, – для защиты от солнца существовали «очки», которые сделать было куда легче. Более того, путешественник Вениаминов пишет, что в такой шляпе плавать по морю было просто опасно: ветер, ударив под нее, мог даже… опрокинуть байдарку.
Насчет алеутских шляп существовали и другие мнения. Во всяком случае, изучение их приоткрывает древние связи алеутов с индейцами и эскимосами. И в то же время показывает совершенно самостоятельное развитие алеутской культуры – очень уж непохожи они на то, что можно найти у соседних народов. Когда алеутов переселяли на Командорские острова, шляп из дерева они уже не носили. В моде были фуражки с лакированным козырьком, у женщин – платки. Но алеуты еще были тогда ловкими и бесстрашными морскими охотниками, выходившими на байдарках в море. Потому вряд ли стоило расспрашивать стариков на острове Беринга о шляпах и парках. Зато какие-то воспоминания об охотничьем быте могли сохраниться…
Есть у алеутов в культуре черты еще более удивительные. Например, их медицинские знания. Казалось бы, алеуты – народ, находившийся на довольно низкой ступени развития. (Путешественники XVIII века их так и называли «дикие». Для многих этнографов прошлого все, что не походило на привычное, европейское, представлялось в те не очень далекие времена варварским.) Так вот, в языке алеутов существуют названия почти всех костей и мускулов человека и большинства наружных и внутренних органов.
У них существовал обычай делать мумии умерших родственников; они вскрывали трупы рабов и убитых врагов – отсюда анатомические знания. Но алеуты знали и то, что кровь циркулирует в теле человека, а это отрицала еще европейская средневековая медицина. Они хорошо владели иглоукалыванием, пользуясь каменными ланцетами. Прекрасно умели массировать внутренние органы. (Этим занимались исключительно старухи.) Раны зашивали нитками из сухожилий. Список их медицинских достижений можно продолжать долго: тут и знание различных видов диеты, и многих трав, и кореньев. Алеуты считали воду источником жизни, особенно почитали морскую. Перед каждым важным делом они обязательно купались в море. Детей закаливали, купая в море круглый год.
А ведь у народов, с которыми общались алеуты, таких развитых медицинских познаний не было. Эскимосы южной и западной Аляски, правда, некоторыми медицинскими навыками обладали, но далеко не в том объеме, как алеуты, а уж центральные и восточные эскимосы полагались только на чудодейственную силу шаманов. Что же касается воды, то и эскимосы и чукчи ее боялись, и человека, выплывшего после крушения лодки в море, убивали – считали, что ему помогли злые духи.
Сравнение медицины алеутов и их соседей опять-таки может помочь нам разобраться в культурных связях алеутов.
Полтора месяца провели мы на острове Беринга. Говорить об итогах рано, эта экспедиция была лишь прелюдией к дальнейшей работе. И все-таки…
Мне удалось установить, что на острове Беринга люди старшего – а иногда и среднего – поколения многое еще помнят из алеутской народной медицины: травы, массаж, иглоукалывание.
Старушка Панькова мне рассказала две сказки – никем еще не записанные! – об орле и вороне. Рассказывала по-алеутски, сама себя и переводила. Еще пела. Сама глухая, поэтому просила дочь послушать магнитофон и все сокрушалась:
– По-русски-то так складно не выходит, как по-алеутски. Погоди-ка, дай-ка еще иначе скажу…
И старалась получше перевести, передать поточнее смысл.
Не раз ходила я с островитянами на берег моря. Отлив обнажал дно, и на песке жирно поблескивали буро-зеленые ленты водорослей. Кое-где проглядывали проплешины – там водорослей было меньше, и среди камней виднелись лакированные темные раковины. Для меня водоросли плохо различимы, а мои спутники, пожилые алеуты, сразу называли – какие съедобны, какие нет. Помнили они и как строить байдарки. Знали алеутские названия многих трав. Травы здесь так высоки – яркие, зеленые и очень сочные, – что в их зарослях можно заблудиться, как в лесу. Зато редкие деревья стелются по земле: тундра, и ветры дуют со всех сторон:
Подружилась я и со старым охотником-алеутом Григорьевым Сергеем Сергеевичем, большим знатоком местной истории и к тому же искусным резчиком по камню. Режет он миниатюрные скульптуры из мягкого местного «алеутского» камня.
Почувствовавшие ко мне доверие старушки посвятили меня в тайны национальной кухни: какие травки в пищу идут, как рыбу «сыровать». (Кстати, традиционная пища алеутов заслуживает пристального внимания: для человека, ею питающегося, не страшна цинга. Газета «Алеутская звезда» часто печатает алеутские рецепты. Они просты и – на Командорах – общедоступны: все нужное под рукой – морские ежи, водоросли, рыба.)
Многое еще предстоит нам узнать о прошлой и нынешней жизни алеутов. Но главное сделано: ледок настороженности растоплен. Я поняла это, когда однажды на улице Никольского меня окликнул старик алеут:
– Ты чего давно не заходила? Заходи-ка сегодня вечером…
В следующую свою экспедицию я уже еду к алеутам острова Беринга как к старым друзьям и знакомым, с которыми мы вместе будем делать одну работу.
Записал Л. Минц
Вечные полотна
На полу – яичная скорлупа, апельсиновые корки, растоптанные креветки, ботва, огрызки яблок, гнилые помидоры даже…
И грязь эта не где-нибудь – во дворце. И не на кухне, а в столовой, в столовой самого царя. Царя могучего государства Пергам. И ходят по столовой без опаски, не глядя под ноги. И мусор в зале лежит уже много лет, и убрать его не может никто, хотя убирают здесь часто и тщательно. Ибо мусор этот – всего лишь иллюзия. Его нет, а есть творение большого художника.
Пол в столовой дворца пергамских царей – огромная мозаичная картина. Выполнил ее в конце II века до нашей эры один из самых известных мастеров своего времени, Сосос. Называется мозаика «Осаратос ойкос», что значит «Неприбранная комната». Сам дворец не сохранился, но до нашего времени дошли описания и некоторые римские копии мозаик темы «Неприбранная комната».
Нетускнеющие картины, сложенные из маленьких кусочков различных пород камня и стекла, известны давно. Самая ранняя древнегреческая мозаика относится к IV веку до нашей эры, однако она уже настолько совершенна, что не могла быть первой и самой древней работой в Греции.
Римляне, признанные поклонники греческого искусства, не только тщательно копировали работы старых мастеров, но и продолжали традиции, творчески развивая их. Риму полюбился мрамор. Комбинируя крохотные – 5—10 миллиметров – кубики из разноцветных пород камня, мастера добивались большого декоративного эффекта.
Со временем римские работы начинают значительно отличаться от греческих. Эллинские традиции ориентировали на реалистическое изображение, то есть если это Геракл, то рельефно показана вся могучая мускулатура, если это сцена из комедии, то герои обязательно размещены в пространстве, сохранена перспектива. Все объемно и убедительно.
Прямолинейных римлян это смущало. Они в отличие от греков довольно часто ходили в сапогах, и мысль о тем, что наступать приходится на великолепную, почти живую фигуру Венеры или Юпитера, им, видимо, была неприятна. Во всяком случае, постепенно римские мозаики становятся более декоративными, менее реалистичными в построении, более плоскостными и условными. Этот период совпадает со временем расцвета и упадка империи.
После победы в Пунических войнах на месте уничтоженного государства Карфаген была образована римская провинция «Африка». В 46 году до нашей эры было присоединено еще одно государство – Нумидия – под названием «Новая Африка». При императоре Октавиане Августе (I век до нашей эры) был вновь отстроен Карфаген, ставший крупнейшим городом империи. Северную Африку того времени стали называть житницей Рима; росли города – во II веке нашей эры их насчитывалось около двухсот. Все говорило о новом подъеме.
Мозаика в Северной Африке была хорошо известна и раньше. Карфагеняне, например, пользовались кусочками камня неправильной формы, а в Александрии добавляли еще и синее стекло. Но Рим принес изобилие. По выражению современников, Африка оказалась вымощенной мозаикой. Характерно, что здесь этот вид искусства получил большее развитие, чем в метрополии. В это время в Италии господствовала черно-белая, контрастная техника, а на территории современного Туниса – многоцветье красок, богатство сюжетов – мифологические сцены охоты, рыбной ловли.
…Огромное панно – на слона напал питон, гигант пытается разорвать стальные кольца. Двое охотников несут убитого вепря, рядом бегут гончие. Псы преследуют кабана. Геркулес, венчаемый Викторией. Лев в окружении злаков: он очень-очень злой, с растрепанной привой, круглыми глазами, оскаленными зубами. Амуры ловят рыбу. В Древнем Риме амуры часто изображались в виде подростков в туниках, копирующих занятия взрослых. В V веке, на заре христианства, мозаика появляется на надгробных плитах – живший в это время в Северной Африке один из «отцов церкви», Августин, санкционировал мозаику как средство религиозного воздействия.
Но в том же веке Карфаген был завоеван вандалами Гензериха. Пришельцев с севера, германцев по происхождению, раздражали все эти выкрутасы с узорчатыми полами и бассейнами. Для них не было ничего приятней, чем, пустив оливковую рощу на дрова, запалить посреди какого-нибудь из залов великолепный, огромный, черно-дышащий – очистительный и магический – костер.
Это время характеризуется заметным упадком африканской мозаики.
В сценах, когда-то полных жизни и оптимизма, теперь царит сухой аскетизм. Часто появляются орнаментальные произведения – плетенки, «павлиньи перья», сочетания геометрических фигур и христианских символов. Все это несет явные черты застоя и упадка.
Возрождение монументальной мозаики наступило с победой в VI веке императора Юстиниана над вандалами и присоединением африканского побережья к Византии.
Константинопольские мастера в своих работах широко комбинировали различную технику, применяли многие породы драгоценных и полудрагоценных камней, цветное и прозрачное стекло, благородные металлы, разноцветные связующие основы и грунты. Сохранился портрет самого Юстиниана с членами семьи и охраной. Многофигурное панно насыщено богатством красок. Несмотря на строго фронтальную композицию, используя цветовое решение, автор добился крайней степени выразительности. В орнаментальных мотивах этого времени заметно влияние восточных вкусов.
Возрождение, однако, было недолгим. Постоянные набеги варваров на цветущие африканские владения Византии в конце концов положили конец творческим поискам. Как только бывал собран урожай, появлялись обросшие рыжими космами молодцы в рогатых шлемах. Поражала их редкая способность так качественно грабить и так много утаскивать. Вслед за европейцами двинулись арабы. У этих никакой системы не было, зато была скорость и настойчивость. В 698 году под ударом войск Гассана пал Карфаген. А с ним и все романское искусство Северной Африки.
Возникали лишь иногда отголоски прошлого: например, в X веке халиф Обейд эль Махди украсил свой дворец мозаикой орнаментальных мотивов в виде геометрических фигур, очень напоминающей традиции византийского искусства.
Время не сохраняет ткань, дерево, кожу, железо; не щадит мебель, одежду, обувь, оружие, орудия, росписи, посуду, книги, жилища – почти ничего.
В природе очень мало материалов, способных в нетронутом виде донести творческую мысль своей эпохи. Один из них золото. Ценность его в том, что, разглядывая, например, многофигурный античный золотой сосуд, мы видим то же самое, что и ее создатель. Тогда приходят ясность и уважение.
Другой материал – камень. Но камень – далеко не всякий и не в любом виде. Мозаика! Сцементированные раствором стальной прочности маленькие кубики упорно сопротивлялись времени. Действительно, для того чтобы уничтожить бесценную Александрийскую библиотеку, надо было всего лишь поджечь (здание. А что можно сделать с мозаикой – этой овеществленной творческой мыслью? Она не поддавалась ни заступам, ни огню. Она продолжала жить и под развалинами, краски ее не приглушили тысячелетия. И каждый год Археологический департамент Туниса открывает все новые и новые каменные полотна.
…Восточное разнообразие безгранично. Порожденное бесчисленными народами бесконечное количество форм, могущих разбиваться дальше без видимых границ и рождать новое, всегда в конце концов привлекало ищущих. И в эпоху кризисов и поисков Европа часто поворачивалась лицом на Восток.
Это один из выводов научной конференции, прошедшей в Государственном музее искусства народов Востока после экспонирования выставки мозаики античного Туниса. Экспонаты выставки двенадцать лет разъезжали по многим странам Европы и Америки; у нас в стране ими любовались тысячи москвичей и ленинградцев.
Выводы конференции были строго научны и осторожны, но мы позволим себе заглянуть за кулисы выводов.
На берегу Средиземноморья поднимается мощное государство, бывшая финикийская колония – Карфаген. Его известный общественный деятель и мыслитель Ганнибал значительно повлиял на римскую культуру и даже искусство. Правда, в данной ситуации он выступил не как оратор, а как практик. Но его разрушительные походы в Италию способствовали возникновению и развитию тесных контактов двух больших партнеров.
Итак, Карфаген, «столица» античной мозаики Африки – конгломерат финикийцев, греков и местного населения – влияет на Рим, а Рим на Карфаген. Причем взаимовлияние это разнообразнейшее. Выходцы из «Римской Африки» неоднократно выдвигались на самые высшие посты империи. Например, Клодий Альбин, Септемий Север – императоры. Постов выше не существовало. Естественно, эти люди поощряли направления в искусстве им понятные и привычные.
Итак, есть культурная цепь: эллинское искусство – финикийское – римское.
Но появляется новое обстоятельство. Палестина, Ливан, Северная Африка – центры раннего христианства, как говорится, его отчий дом. Здесь религия родилась и окрепла, а окрепнув, стала прибирать к рукам искусство и через него влиять на души паствы. А потом христианство пришло в Европу и наложило свою тяжелейшую длань на все сферы жизни, одновременно принеся с собой много самобытного, оригинального, настоянного в жарких пустынях Африки.
XX век – век ревизии устоявшихся в науке стереотипов. Мы иногда неожиданно для себя находим многое из того, мимо чего в свое время прошли наши предшественники. Видимо, настала пора переосмыслить влияние Востока не только на мировую цивилизацию вообще, но и на европейскую в частности. Следует переоценить его вклад, который уже сейчас видится значительно большим, чем это принято было считать.
О. Плетнев, научный сотрудник Государственного музея искусства народов Востока
