Текст книги "Журнал "Вокруг Света" №5  за 1995 год"

Автор книги: Вокруг Света Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Да-а. 19 июня. День моего рождения,..

И вот, представляете, там, в этом рационе для утопленников еще 12 бутылочек было. Ну, может, граммов по 150 или 200, плоских таких бутылочек с виски. И еще зеркальце сигнальное, чтобы кораблю-спасателю какой знак солнцем подать. Гелиограф, словом. И смотрю от нечего делать в зеркальце это. Морда, конечно, противная, опухшая, обросшая, а в этом гелиографе выпуклом, представляете, она какая? Ну, ничего... И вот я, значит, отворачиваю пробочку, наливаю виски в банку из-под воды, смотрюсь в это дело, в гелиограф, чокаюсь с ним, с самим собой, значит. «Ну, говорю, Евгений Николаевич, с днем рождения тебя! Что там дальше будет – не знаю – а рождение надо отметить, хоть и не в очень приятной компании». Ладно. Выпил одну бутылочку, потом другую, третью... Так, в обычное-то время, ерунда. А тут от слабости, что ли, от передряг этих или от чего еще, не знаю, только так окосел, что уж дальше деваться некуда. И закусил вроде бы хорошо, а не подумал, что так оно на меня подействует. И вот лежу уже в каком-то полуобморочном состоянии... Ну, а как пьяный может себя чувствовать? Он ни на что же не способен! Вот я такой и был, когда услышал шум дизелей. Сколько времени прошло? Что? Как? Или все мне это приснилось? Ничего понять не могу: то работают дизели, то куда-то пропадают. Потом вроде речь какую-то слышу. Сверху откуда-то кричит кто-то: «Лук раунд? Ху из зет?» «Посмотри, есть кто там?» «Кто-то есть. Какой-то парень». «Он как? Живой?» Другой говорит, уже близко совсем: «Нет, мертвый. Похоже, мертвый».

Тогда я, наверно, сообразил, что это я мертвый, сдвинулся как-то...

Не помню уже, как я оказался на палубе этого английского корвета. Первое, что понял – это смешок какой-то. Открыл глаза – и такой грянул тут грохот. Моряки вокруг за животы хватаются. Конечно, физиономия у пьяного, тем более, который совсем ничего не соображает, видимо, очень смешной была. Да еще и нашлась-то она среди пустынного океана. Все хохотали: «Пьяный. Живой, но пьяный. Как на дне ада...» Что-то в этом роде.

Куда-то меня положили, куда-то я лег. Сколько я там спал, не знаю, только расталкивают: «Ты живой?» «Живой». «Командир тебя хочет видеть». «А что это за судно?» – спрашиваю. – «Корвет дежурный по району», отвечают.

Приводят к командиру.

– Кто ты и откуда?

– Я – русский. Моряк с «Игарки».

– «Игарка?» – говорит. – Ага, хорошо. Но ты оказался не на советскому плоту, а на шведском. А шведское судно, которому принадлежит плот, давно в России. А как ты добыл этот плот, парень, вот что самое интересное. Так ты, парень, что-то не то говоришь. Ты лучше правду скажи – с какого ты парохода и кто тебя на плот подсунул на пути следования нашего конвоя? Конвой будет идти с запада, а ты тут его как раз и поджидаешь. Что у тебя на плоту было? Какие сигналы и кому ты подавал? И рацию куда дел? Утопил? Ведь ты не просто так сидел, ты подавал подводным лодкам сигналы.

Как я ему мог доказать, что не диверсант я и никаких сигналов не подавал?

– Русский, – твержу, русский, матрос с «Игарки». Шли в конвое, торпедировали нас.

– Русский? переспрашивает он меня. – Матрос? Русских я давно знаю и еще не встречал ни одного русского матроса, чтобы он так бегло по-английски говорил. Тебя, парень, расстрелять надо.

Вызывает командир корвета еще кого-то, отошли в сторону и о чем-то тихо так разговаривают. Ну, думаю, Евгений Николаевич, а теперь тебе и подарок ко дню рождения будет. В гости попал. Расстреливать будут. Подходит командир корвета.

– Ладно, – говорит он, – мы еще разберемся, кто ты, немецкий или советский. Расстреливать я тебя пока не буду. Мне рулевой нужен.

Так я стал стоять на руле английского корвета охранения.

Дней через пять показался караван. И наши суда в конвое. Командир на мостике, я за штурвалом, говорю ему:

– Вон «Шексна» идет, там меня знают. Запросите, пересадите на «Шексну».

А он все никак меня отпускать не хотел. Потом уж пересадил на английский транспорт, который в Мурманск шел. Там и разобрались...

В Мурманске уже новый караван готовится – в Англию идти. Попал я на «Ветлугу». Ребята на «Ветлуге» знакомые, из старых конвоев, помнят еще, как меня взрывной волной выбросило, а тут и потопление.

– Ну, Джек, ты невезучий, с тобой опасно в рейс идти!

Смеялись, конечно. Пошли...

«Ветлуга» старая, после рейса должна на ремонт становиться. Совсем хода не имела. А капитан хороший был, рыбак, с северных морей. Фамилии не помню. Обожженное такое лицо было... Капитан хороший, а сделать ничего не мог. Отстали мы от конвоя. Идем одни. Раз появилось судно немецкое, военное, сыграли мы боевую тревогу. А что сделаешь 45-миллиметровой пушкой, кое-как установленной на корме? Ничего не сделаешь. Только немец не подошел даже к нам, видно, такая старая калоша была, что и снаряда решили не тратить. Дошли до Англии, разгрузились и пошли в Саут-Шилдс на ремонт. Там громадные, знаменитые доки. И в доке приходит к нам на борт английский офицер конвойной службы с нашим представителем.

– Нужно английское судно перегнать из Саут-Шилдса в Абердин. Рейс короткий будет. Обратно вернетесь поездом. Нужны опытные моряки, знающие английский. Кто из вас говорит по-английски?

– Вот Лепке, и английский знает, и штурманом плавал.

– Вы Лепке? Нам нужен третий штурман. Пойдете?

Недолго думал – что на берегу болтаться? В море-то лучше. А ремонт займет месяца полтора-два. Еще двое наших ребят согласились. Пошли...

Пароход назывался «Джассон». Капитан англичанин. Старший помощник, второй штурман – англичане. Я пошел третьим. А палубная команда – всех национальностей. Кого там только не было – негры, их больше всего, малайцы, китайцы, французы, бельгийцы... И многие из местных, безработных набраны.

Капитан сам время выхода выбрал – чтобы и туман был, и штормило. Но шторма особенного не было все-таки в июле-августе Северное море не очень штормит.

Идем. Часов семь вечера было, как раз моя вахта. Я в ходовой рубке, какая-то карта мне понадобилась. Ищу карту. И раздается взрыв, сильно так тряхнуло судно. Свет погас, я в полной темноте. А крен сильный уже, и крики на палубе. Тут сообразил – чего я эту карту ищу? – надо вахтенный журнал хватать и на палубу. Нащупал журнал, сунул под робу и к двери. А дверь в рубке заклинило. Пока с дверью возился, пока на палубу выскочил, шлюпки уже отошли от борта. Судно тонет, надо куда-то деваться. Ну, тут уж недолго думал – прыгнул за борт. Вода, конечно, холодная, но не такая, как осенью или зимой, – держаться можно. Сумерки, но еще видно. Почему-то все ближе к ночи случалось мне тонуть. Плыву, шлюпок из-за волны не видно, а тут, на мое счастье, трюмная лючина – доска с куском брезента болтается. Вот я и зацепился. Ну, плавал не очень долго, час там или полтора. А совсем темно. Потом вдруг всплеск, и вижу огонек такой направленный, шарит по морю. И луч прямо на меня... Слышу – немецкая речь. И тут меня выхватили из воды, стукнули крепко и на шлюпке – к подводной лодке. А она совсем близко всплыла. Люк открыт, беготня, но все делалось молча – молча в люк, причем очень грубо так, в люк сунули. Привели в закуток, темно, лампочки полупритушены. Присмотрелся там еще двое оказалось, а кто не разберу.

Даже говорить друг с другом не захотелось. Такое настроение паршивое было. Ну, чувствую, попался так попался. Плохо дело. Мокрый весь, трясет, озноб какой-то. Только теперь слабость почувствовал – сильно ушибло взрывом да на шлюпке добавили еще. Дело дрянь, тьма египетская, мерзко на душе.

Сколько мы там были? Спали ли? Никто нас не трогал. Вдруг клинкетная дверь в наш закуток открылась, команда короткая, отрывистая – и нас пинками выталкивают на трап.

Вышли на палубу. Подводная лодка стоит у причала. Деревянный такой причальчик, вдали какая-то глухая стена виднеется, длинная, довольно далеко до нее, примерно с полмили. День был, солнце сквозь туман проглядывало, и мне показалось, что я вроде бы здесь бывал, давно еще, когда практикантом ходил. Вроде бы это устье Эльбы... Потом уже, после войны, когда я капитаном на «Сормовском» плавал, а рейсы наши были «река – море» и мы часто из устья Эльбы в море выходили, я все вглядывался не увижу ли то место, где они меня вытащили, где этот причальчик знаменитый был? Так я и не нашел того места. А мне все кажется где-то западнее порта Куксхафен это было, так, миль 10-15 от порта. Искал я эту глухую стену, в бинокль просматривал. Никак не мог найти. Как будто этого места и не было.

– Евгений Николаевич, – спрашиваю, – а на «Джассоне» ушли вы из порта...

– Саут-Шилдс. От Куксхафена до Саут-Шилдса немного хода... Порт Саут-Шилдс! Чудов туда заходил! вспомнил капитан.

– Евгений Николаевич, я ведь разыскал Вадима Владимировича Чудова. Он теперь в Моринспекции. Просил вас написать ему. И я рассказал капитану о встрече с Чудовым...

– А-а... Женька Лепке! Нашелся! Вот чудо-то! Ха-ха-ха, – грохотал тогда капитан Чудов в маленькой комнате Моринспекции.

Только такой голос, такой смех и мог быть у командира торпедного катера, совершавшего фантастически смелые рейды в тыл врага, нападавшего на фашистские транспорты, отчаянного моряка.

– Ну о моих рейдах потом, – рокотал Чудов, – расскажите про Женьку, простите, Евгения Николаевича, ха-ха-ха... Виделись? В Калининграде? Плавает? Молодец, Джекки Арлекин! Ха-ха-ха... Почему Джекки Арлекин? На «Веге» мы его так прозвали. Веселый парень был, Джек, Женька... Ну и крепкий мужик! Про таких говорят – «Даст по башке – мало не будет!»

Капитан Чудов отдышался, закурил сигарету, жадно глотая дым, и снова загрохотал:

– Мы как-то пришли в Англию, году в шестидесятом. Я уже демобилизовался, на рыбаках ходил. Ну, и что же? Северным морем проходили, и в Саут-Шилдс, порт английский, зашли. Я на палубе, и поднимается к нам на борт англичанин, немолодой уже, моряк, в порту работал. Поздоровались, провел я его к себе в каюту. Оказалось, что очень ему русские моряки по душе, плавал с нашими ребятами в северных конвоях. И что-то он говорит мне и спрашивает про «лээп ке». Что за слово такое, «лээп ке»? Никак не пойму. Копаюсь в памяти – лээп ке, лээп ке? Как перевести? Вроде бы плеск волн? Лээпке? Или про рифы меня спрашивает? Не понимаю, – говорю, – лээп ке... А он:

– Лээпке. Кэптэн Эджени Лээпке. Рашен сейлор Лээпке.

– Бог ты мой! Женька Лепке? Евгений Лепке? Да это же мой друг, май фрэнд!

– О, иес! И мой хороший знакомый. Мы с ним делали рейс на одном пароходе, – и называет какой-то пароход, не помню какой.

Оказалось, они вместе плавали, и их судно немцы торпедировали. Я ему рассказал, что Лепке жив-здоров, а вот где плавает, не знаю. А англичанин так глаза выпучил, руку согнул и бицепсы показывает:

– О, иес! Очень сильный моряк. Но он не как английский сейлор. Никогда в зубы не даст. На флоте без этого нельзя. Рашен сейлор хороший, гуд сейлор, но ненормальный сейлор.

Капитан Чудов выпускал клубы дыма как из пароходной трубы, рассказывая мне о встрече с англичанином.

– Да если Женька даст что там с ними будет, ха-ха-ха... Мало не будет! В самый раз придется, все смеялся капитан Чудов. – Вот такой был случай в порту Саут-Шилдс, не мог успокоится Чудов. – А Женьку хочется повидать. Какой адрес? Обязательно напишу...

И капитан Лепке смеялся, слушая меня. Нет. Не смеялся – никакой веселости в смехе не было – улыбался как-то грустно, и все переставлял с места на место предметы на столе...

– Вадим пишет мне... А вот встретиться все не довелось... А в Саут-Шилдс я встречался с моряками, ходившими в конвоях, может, с кем и знаком был, с кем и плавал, да разве запомнишь – настолько все это скоротечно было. Война ведь. А кулаками мне все же пришлось поработать...

Подошла лодка к причалу, выгрузили нас. Охрана на берегу – семь автоматчиков и офицер – хорошо помню, считал. А что было делать? Передали нас этой команде, и лодка ушла. Потом подскочил катер, похожий на торпедный, ну, чуть побольше. Не торпедный, вроде прогулочного, с двумя винтами, потому что два телеграфа на два винта было. Быстроходный. Ошвартовался катер, оттуда на берег сошли двое. А двигатель работает на малых оборотах. И вместе с автоматчиками эти двое пошли в сторону стены. Что там, за стеной? Не знаю, даже угадать невозможно было. Ушли они туда, а нас охраняют офицер и автоматчик. Двое. Мы еще пытались разговаривать друг с другом, я как раз разговор начал. И получил такой удар сапогом в живот, что понял – не нужен этот разговор. Все это происходит шагах в десяти от катера. И вот они стали так спиной к катеру, боком к нам. Курят, смеются... И знаете, все как-то очень быстро произошло. Вроде бы так ничего и особенного, видно, мы трое об одном в этот момент подумали. И ни слова не сказали, как-то молча переглянулись, жестом обошлись, а сразу поняли нас все-таки трое, а их двое. И остальных не видно. Моментально все и получилось. На мою долю офицер выпал, а напарники мои – потом оказалось – один бельгиец был, боцман, а другой француз, механик, их тоже с торпедированного судна лодка подобрала, – они на автоматчика накинулись. Ну а чем? Кулаками только. Кулаком сразу не убьешь – оглоушили, скрутили этих друзей, и на катер. И их прихватили – отойдут, панику поднимут. Я «вальтер»-то сразу у офицера вытащил, да стрелять нельзя услышат. Вот все и в катер.

Боцман отдал концы, я в рубку, к телеграфу, а француз в машину побежал. Все подобрались как по расписанию! Дернул ручку телеграфа вперед! И дали ходу. А тут туман стал накрывать. Туман стал накрывать еще раньше, потому и мысль у меня такая появилась, когда автоматчики ушли вот туман-то нас и может спасти... Вошли в туман, плотная полоса нашла – ни берега, ничего не видно. Пошли на запад, и так идем, чтобы подольше в тумане оставаться. Врубили самый полный – мели-то не страшны, судно мелкосидящее... Хорошо идем. Немцы у нас уже связанные лежат, концами их скрутили, добра-то этого на катере хоть отбавляй! Они в форме лежат, а мы же в лохмотьях были, холодно стало, так что на немцев мы поглядывали. Потом я развязал офицера, пристукнул на всякий случай еще, чтобы не возникал, и стал раздевать его. У него добротное все это хозяйство и форма, и особенно теплое нижнее белье, которое я с удовольствием на себя напялил. Сапоги, фуражку, ремень и сбоку «вальтер» нацепил. В общем, полная форма. А те двое занялись автоматчиком, тоже раздели. В катере еще роба рабочая нашлась, все приоделись, и шли хорошо. Немцев вниз отнесли – там тепло.

Туман продержался примерно сутки. Скорость хорошая была, узлов 10-12. Вышли из тумана никого не видно. А еще через несколько часов увидели землю.

Выбрал я берег отлогий, из песчаника, и врезался в него на полном ходу. Так посчитал, что судно нам уже не нужно, мы уже в Англии.

Тут нас как раз и схватил английский патруль. И опять началась чехарда. В форме-то я немецкой, а им объясняю, что русский, что штурман с английского «Джассона». Полная чехарда... Ну, потом все выяснилось, через некоторое время дали мне возможность связаться с консульством в Лондоне. Выслали из консульства человека, он меня и опознал...

А оказалось, что выбросились мы южнее Сандерленда. Это восточное побережье Англии, недалеко от порта Саут-Шилдс. Одели меня в английскую робу, денег на дорогу дали, и вот я уже в Саут-Шилдсе. Сел на свой пароход. Опять на «Ветлугу».

Окончание следует

Дмитрий Демин

Геральдический альбом: Геральдический альбом. Лист 19

Символы центральноамериканского единства

После освобождения от испанского ига Никарагуа входила в состав Соединенных Провинций Центральной Америки, а с 1838 года стала самостоятельным государством, сохранив, однако, федеральный флаг и герб. В 1854 году пришедшие к власти консерваторы – противники центральноамериканского единства приняли особый, бело-желто-пурпурный флаг. А одновременно с ним – и герб с одним вулканом вместо пяти, увенчанный короной, с девизом «Свобода. Порядок. Труд», и окруженный лавровым венком и надписью с названием страны. Но уже в следующем году в страну вторгся и захватил ее авантюрист из США У.Уокер. Изображая себя сторонником возрождения единства стран Центральной Америки, он добился восстановления сине-бело-синего флага, похожего на прежний федеральный, но с красной звездой посреди более широкой белой полосы. Лишь совместными усилиями всех центрально-американских народов в 1857 году удалось разгромить Уокера, и в Никарагуа был восстановлен флаг 1854 года. В 1873 году его заменил флаг из 5 полос – двух синих, двух белых и красной, похожий на флаг Коста-Рики.

Герб Никарагуа во второй половине XIX века неоднократно менялся. Центральным его элементом с 70-х годов вновь стала федеральная эмблема с пятью вулканами, фригийским колпаком и радугой (иногда добавлялось еще восходящее солнце). Однако в 70-е годы эмблема изображалась не на треугольнике, а на щите, увенчанном колчаном со стрелами и окруженном двумя национальными флагами, а в 80-е годы треугольник с эмблемой окружали две алебарды, два меча и две винтовки со штыками, 4 национальных флага и то один, то два пушечных ствола. Иногда добавлялись еще башенная корона и лавровый венок.

Современный герб и флаг установлены в 1908 году в знак стремления тогдашнего либерального правительства Никарагуа к восстановлению центральноамериканского единства. Из всех современных центральноамериканских флагов и гербов никарагуанские наиболее похожи на федеральные. На гербе стороны равностороннего треугольника символизируют равенство, правду и справедливость, а также законодательную, исполнительную и судебную власть. Цепь из пяти вулканов между двух океанов напоминает о том, что в центральноамериканскую федерацию входило пять членов Гватемала, Гондурас, Никарагуа, Сальвадор, Коста-Рика и выражает надежду на восстановление их единства и братства. Вместе с тем изображение напоминает и о географическом положении Никарагуа на центральноамериканском перешейке между Карибским морем и Тихим океаном и гористом рельефе страны со множеством вулканов. Фригийский колпак, окруженный сиянием, символизирует свободу и ее притягательную силу, а радуга надежду и мир. Вокруг треугольника надпись по-испански: «Республика Никарагуа. Центральная Америка». На флаге белая полоса представляет Центральную Америку, а синие – омывающие ее Карибское море и Тихий океан. Кроме того, белый цвет символизирует чистоту и честность, а синий справедливость и верность. Государственный флаг имеет посредине герб, национальный без герба. Иногда белая полоса на национальном флаге более широкая – для отличия от национального флага Сальвадора, с которым у него одинаковы не только рисунок, но и пропорции (незначительно отличаются лишь оттенки синего цвета у Никарагуа он несколько светлее).

На карибском побережье Никарагуа в XVII – XIX веках существовало индейское королевство Москития сначала под британским, а с 1860 года под никарагуанским протекторатом, имевшее собственный флаг. Он состоял из 10 горизонтальных синих и белых полос, а в крыже иногда помещался британский, а затем никарагуанский флажок. Гербом королевства служил щит с изображением гористого морского берега, окруженный четырьмя местными флагами (без крыжа), восходящим солнцем и датой «1821».

В 1979 – 1990 годах неотъемлемой, хотя и не вполне официальной, частью никарагуанской символики, являлись красно-черные флаги. В этот период у власти после победы революции, свергнувшей более чем 40-летнюю диктатуру семейства Сомоса, находился Сандинистский фронт национального освобождения. Белые первые буквы его испанского названия изображались на разделенных по горизонтали красно-черных флагах, вывешивавшихся повсюду (часто и без букв) вместе с государственными флагами. Цвета и название фронта взяты в память о национальном герое Никарагуа А.С.Сандино, возглавлявшем в 1927 1933 годах борьбу народа против американских интервентов и внутренней реакции. На знаменах Сандино красный и черный цвета (на красном изображались винтовка, кинжал и череп) составляли его девиз «Сделать Родину свободной или умереть!».

Жемчужины и звезды «богатого берега»

На многократно менявшемся флаге Коста-Рики неизменно изображаются герб или его элементы. Первый флаг был принят в 1823 году, вскоре после освобождения от испанского господства, и представлял собой белое полотнище с красной шестиконечной звездой в центре. На одновременно принятом гербе такая же звезда изображалась над скрещенными пальмой и стволом пушки в окружении надписи «Свободная Коста-Рика». Через несколько месяцев флагом Коста-Рики был объявлен флаг Соединенных Провинций Центральной Америки (сине-бело-синий с гербом), в состав которых входила страна, а в 1824 году и коста-риканский герб был заменен центральноамериканским. Единственной костариканской эмблемой, добавленной на этот герб, служила маленькая шестиконечная звезда в нижней части. Через полгода вновь был установлен собственный герб Коста-Рики. Он представлял собой диск с изображением протянутой руки в окружении 10 вулканов и надписи «Свободное государство Коста-Рика». Этот герб был добавлен на нижнюю полосу флага. Еще через три недели в связи с частичным изменением федерального герба соответственно изменилась и центральная эмблема флага.

После распада Центральноамериканской федерации Коста-Рика обрела полную независимость. В 1840 году были приняты новые герб и флаг. Восьмиконечную серебряную звезду в центре герба с лучами в виде веточек окружали венок из ветвей лавра и мирта и надпись «Государство Коста-Рика». Этот герб помещался в центре флага из белой, синей и белой горизонтальных полос.

Предшественниками современных флага и герба явились флаг и герб, принятые в 1848 году, в эпоху либеральных реформ. В дополнение к традиционным синим и белым центрально-американским цветам на флаге появился и красный. Принятие флага французских цветов явилось знаком уважения к Франции, которую тогдашние руководители Коста-Рики считали образцом цивилизованного государства и примером для подражания. При этом красная полоса была такой же ширины, как и остальные. В центре флага изображался герб, отличающийся от современного формой щита и лент, количеством звезд (их было 5), а также тем, что за щитом находились по две винтовки и алебарды и 8 национальных знамен, а под щитом – миртовый венок, ствол пушки и рог изобилия. В 1906 году герб приобрел современный вид (за исключением количества звезд), а на флаге стал изображаться на белом овале и ближе к древку. С этого же времени красная полоса стала в два раза шире остальных. В 1964 году количество звезд на гербе достигло 7.

Синий и белый цвета флага символизируют независимость страны, а красный – цивилизацию. Вулканы между океанов, напоминающие старый федеральный герб, олицетворяют географическое положение и рельеф Коста-Рики. Три вулкана это – наиболее мощные вулканические конусы горной цепи Центральная Кордильера: Поас (2704 м) с кратерным озером и гейзерами, потухший трехглавый Барба и грандиозный двойной массив Ирасу – Турриальба (3442 м). Морские пространства по обеим сторонам вулканов – это омывающие Коста-Рику Тихий океан и Карибское море. Восходящее солнце символизирует свободу, а парусные корабли – торговлю и международные связи страны. Золотой фигурный щит с 80 жемчужинами напоминает о значении названия Коста-Рика (по-испански – «Богатый берег»). Семь звезд символизируют семь провинций страны Алахуэла, Гуанакасте, Картаго, Лимон, Пунтаренас, Сан-Хосе и Эредиа. До 1964 года, когда звезд, как и провинций, было 5, они напоминали также о 5 государствах – членах прежней Центральноамериканской федерации. На лентах идут надписи на испанском языке: на белой – «Республика Коста-Рика», а на синей – «Центральная Америка». Под белой лентой изображены миртовые ветви. На национальном флаге, в отличие от государственного, герб не помещается.

Страна по обе стороны канала

Флаг Панамы принят в 1903 году после провозглашения ее независимости. В момент создания синий и красный цвета флага соответствовали партийным цветам ведущих тогда политических партий страны консервативной и либеральной, белый цвет – мир между ними, а расположение прямоугольников в шахматном порядке чередование этих партий у власти. В дальнейшем, начиная с 40-х годов, эти партии потеряли свое прежнее влияние. В последние десятилетия эти цвета истолковываются следующим образом: синий – Атлантический и Тихий океаны, омывающие побережье Панамы, красный – кровь патриотов, пролитая в борьбе за независимость страны (до 1821 года панамцы боролись за освобождение от испанского господства, затем – за отделение от Колумбии, а после 1903 года – за воссоединение захваченной США зоны Панамского канала). Белый цвет символизирует мир (иногда также свободу). Синяя звезда означает добродетели чистоты и честности, красная – власть и закон, которые должны воплощать эти добродетели и претворять их в жизнь. По другой версии, эти звезды обозначают крупнейшие города страны – Панаму и Колон, расположенные у входов в Панамский канал, а еще по одной – символизируют верность и силу, а также сплоченность и единство народа.

Герб принят в 1904 году и приобрел современный вид после того, как в 1946 году были изменены некоторые детали. Зеленый фон символизирует богатую тропическую растительность страны. Центральная часть щита – пейзаж страны в самой узкой части Панамского перешейка. Заходящее солнце и восходящая луна в небе напоминают о том, что независимость Панамы была провозглашена вечером 3 ноября 1903 года. Скрещенные сабли и винтовка символизируют историческое прошлое страны, полное кровопролитных и разрушительных войн, и стремление панамцев не допустить их впредь. Лопата и мотыга обозначают мирный труд народа. Рог изобилия с золотыми монетами является символом богатства и процветания, а крылатое колесо – прогресса. Щит окружают четыре национальных флага. Орел, символизирующий суверенитет республики, держит в клюве ленту с латинским девизом «Для пользы мира», указывающим на всемирное значение Панамского канала. Девять звезд над щитом (первоначально их было 7) обозначают семь провинций страны: Бокас-дель-Торо, Верагуас, Дарьей, Кокле, Колон, Лос-Сантос, Панама, Чирики и Эррера.

Своего рода государством в государстве являлась зона Панамского канала, находившаяся с 1903 года под американским флагом. Только ценой многочисленных жертв панамцы добились в 1960 1964 годах права вывешивать в зоне свой флаг рядом с американским. Колониальным флагом зоны в 1915 – 1977 годах служил флаг ее губернатора, на синем полотнище которого помещались щит с элементами американского герба над изображением плывущего по каналу старинного испанского галеона и девиз «Страну разделяет, мир соединяет». Это центральная часть существовавшей с 1906 года колониальной эмблемы. На эмблеме (цвета которой были изменены в 1956 году) вокруг щита и ленты с девизом помещалась по кругу надпись: «Печать Зоны канала Панамского перешейка», дополненная в 1938 году тремя звездами. В 1977 году панамский народ добился заключения соглашения с США, по которому большая часть зоны канала возвращена под панамский суверенитет, зона как территориальная единица с особым статусом, эмблемой и флагом ликвидирована, а сам канал к 2000 году должен постепенно перейти под контроль Панамы.

Особый (автономный) статус в рамках Панамы имеют и острова Сан-Блас, населенные индейцами куна. В 1925 году они подняли восстание, провозгласив Республику Туле под красно-желто-красным флагом с синей свастикой в центре, просуществовавшую 10 дней. Эта эмблема и цвета и сейчас широко используются в декоративном искусстве куна, хотя ныне их автономия не имеет своей символики.

1. Первый герб Коста-Рики (1823г.).

2. Герб Коста-Рики 1848 – 1906гг.

3. Современный государственный герб Республики Коста-Рика.

4. Герб Королевства Москития.

5. Герб Никарагуа конца XIX века.

6. Современный государственный герб Республики Никарагуа.

7. Государственный герб Республики Панама.

1. Первый флаг Коста-Рики (1823г.).

2. Третий флаг Коста-Рики (1824г.).

3. Флаг Коста-Рики 1840 – 1848 гг.

4. Современный государственный флаг Республики Коста-Рика.

5. Флаг Королевства Москития до 1860 г.

6. Флаг повстанческой армии Сандино (1927 – 1933 гг.).

7. Флаг Никарагуа 1854 – 1873 гг.

8. Современный государственный флаг Республики Никарагуа.

9. Государственный флаг Республики Панама.

10. Флаг Зоны Панамского канала (под управлением США).

Юрий Курисов | Художник Юрий Семенов