355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вокруг Света Журнал » Журнал «Вокруг Света» №02 за 1987 год » Текст книги (страница 10)
Журнал «Вокруг Света» №02 за 1987 год
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 02:39

Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №02 за 1987 год"


Автор книги: Вокруг Света Журнал



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Шестипалый зверь «Мо»

Вэй Вэй – «Великан» – самец среднего возраста. Он владеет территорией в шесть квадратных километров, раскинувшейся по хребтам и долинам. В этот ясный январский день он избрал для прогулки восточный склон, где в ложбинах залегли снега. Потом свернул на отрог, покрытый сфагнумом и рододендронами. На стволе одиночной ели зверь оставил метку: видно, Вэй Вэй считал это дерево пограничным столбом своих владений. Как и все его сородичи, Вэй Вэй – любитель одиночества. Потому и общается с себе подобными, помечая «пограничные столбы».

В неглубокой лощине Вэй Вэй присел, подтащил к пасти стебли бамбука, отгрыз верхушки новых, этого лета, побегов, ободрал со стеблей листья. Объев заросли, он неспешно передвинулся на несколько футов. И снова жует, обдирает – этакий старательный садовник, занятый расчисткой угодий! В среднем Вэй Вэй обрабатывает за день примерно три с половиной тысячи стеблей.

Насытившись, Вэй Вэй пристраивается соснуть. Он не строит гнезда, не оборудует даже примитивного логова: так только, если к стволу или корню прислонится. Снег и мороз ему нипочем: толстый упругий мех надежная защита. Соснув час-два, он продолжает трапезу...

Эти наблюдения ученого – одни из многих, что фиксировали образ жизни удивительного животного – бамбукового или белого медведя – «байсюна» (так называют его в Китае), или панды гигантской (под этим именем он известен биологам всего мира).

Наблюдать это животное на природе сложно, так как проживают панды в Китае только в одном, довольно изолированном и малодоступном горном районе провинции Сычуань. Провинция эта обширна и включает не только огромную плодородную котловину площадью в 200 тысяч квадратных километров по среднему течению Янцзы, но и могучие горные цепи на окраине Тибетского нагорья. Здесь, на высотах от 1000 до 4000 метров, в зоне хвойных лесов и бамбуковых зарослей и обитает черно-белый зверь панда. Это сейчас.

А когда-то ареал обитания панды простирался от верховьев Меконга до нижнего течения Янцзы. Еще в прошлом веке панды населяли нагорья южного и юго-западного Китая. А ископаемые останки присутствуют на обширнейшей территории – от северной Бирмы до Гонконга, по всему правобережью Янцзы и далеко на северо-восток до левобережья Желтой реки.

В «Исторических записях» Сыма Цяня, описывающих трехтысячелетний период истории страны до н. э., есть сообщение о звере «пи». Другой источник – Летопись «Сказание Гор и Морей», созданная 2500 лет назад, описывает «зверя медведеподобного, черно-белого, что питается медью и железом, а живет в горах Цюнлай, к югу от уезда Яньдао». В этой летописи панда называется «зверь «мо». Словом, для жителей Китая панда ничего особо таинственного не представляет.

Но для зарубежных натуралистов животное было открыто всего сто с небольшим лет назад.

Пьер Давид Арман, французский миссионер, совмещавший пытливовость исследователя с любознательностью неутомимого путешественника, в 1869 году увидел в Сычуани шкуру неизвестного ему дотоле животного... Она и была отправлена для опознания и классификации парижским естествоиспытателям. В результате исследований стало возможным говорить об открытии нового – для внекитайского мира – вида.

Но живая панда за пределы страны попала лишь в конце 30-х годов нашего века.

Первыми решили вывезти панду из Сычуани американские путешественники Руфь и Уильям Харкнессы. Они отправили за океан нескольких животных, но Чикагского зоопарка достиг лишь самец Су Лин. В последующие годы еще три панды прибыли в Лондонский зоопарк.

К концу 60-х годов в китайских зоопарках было полтора десятка животных. А в других странах всего два. Одна беда – приплода в неволе панды не давали.

Разделы газет «Новости из зоопарка» в 1966—1968 годах сообщали, что в Европе была сделана попытка обзавестись потомством этих животных. Бамбуковые медведи Чи Чи и Ань Ань по очереди гостили друг у друга: то в Лондоне, то в Москве. Но зоологи тщетно надеялись на московскую зиму и лондонское лето – за пределами сычуаньских гор панды размножаться не хотели. На полтора десятилетия переселение панд в другие страны застопорилось, за границу их предпочитали не отправлять...

К тому времени панду уже точно описали, вели наблюдения, изучали меню, образ ее жизни.

Панда – крепко сбитое животное, в длину, от носа до кончика хвоста, достигающее 1 метра 80 сантиметров, а в весе – 150 килограммов. Тело покрыто бело-черным мехом. Лапы, грудь, плечи, уши и «очки» вокруг глаз – черные, остальное – белое.

Задние конечности у панды пятипалые, снабжены крепкими и длинными когтями, а на передних лапах есть еще шестой «палец». Он противостоит пяти остальным, основа его – разросшаяся косточка ладони. «Палец» представляет собой удлиненную подушечку, покрытую плотной кожей. Это очень удобно для захвата побегов бамбука. Панда растительноядное животное. И основное ее питание – бамбук. Конечно, одну-две панды в зоопарке можно содержать на смешанной и разнообразной пище. Но вид животного как таковой на природе может существовать лишь при наличии обильных зарослей бамбука.

Теперь такие условия остались лишь в двенадцати резерватах природного заповедника Улун, в Сычуани, на плато площадью около 800 квадратных миль.

Раз в 40—120 лет (в зависимости от вида) бамбук зацветает, осеменяется и гибнет. Гибнет одновременно и на большой территории в Улуно, и других районах Цюнлайских гор. Время бурного цветения бамбуков началось в середине 70-х годов.

Тогда-то «Всемирный фонд дикой природы» совместно с китайскими учеными забил тревогу. Ведь экологическая связь «панда – бамбук» была ученому миру прекрасно известна.

Предварительный вывод ученых был жесток: панде гигантской как виду грозит вымирание. В места обитания панды направились экспедиции. Отчеты об их работе и легли в основу рекомендаций для сохранения редкого – около тысячи особей в заповеднике Улун – животного. В результате кропотливой работы получен был ответ на вопрос: коль скоро бамбук регулярно подвергается убыванию – а на восстановление зарослей уходят годы и годы – почему панда не вымерла уже?

Дело в том, что хотя бамбук на данной территории в основном действительно вымирает, оставшиеся клочки зарослей все же позволяют бродячим животным кое-как пережить трудное время. К тому же панда – хотя этого и не любит – имеет возможность перейти на другую разновидность бамбука.

С 1983 года в Китае созданы станции для подкормки животных, в экспедициях принимают участие около четырех тысяч человек.

При работе в горах исследователи применяли уже отработанные на других животных методы. В частности, снабдили несколько панд радиоошейниками. Это позволило наблюдать за передвижением панд на значительном расстоянии, практически в любое время, при любой погоде.

Бамбуковые чащобы предоставляют панде не только пищу, но и надежное убежище. Тело ее – коренастое, пузатое, как бочонок, словно создано, чтобы пробиваться под низко висящими ветвями или в непролазной чаще. Человек там обязательно поднимет шум, а панда успеет неслышно удрать на своих мягких широких лапах...

Для начала надо было выследить хотя бы одно животное, отловить, не причинив вреда, надеть ошейник и выпустить обратно в его угодья. Но даже с одним животным мороки было немало. На нескольких тропах соорудили ямы-клетки из бревен. Увы, людская логика не совпадает со звериной. Ловушки всю зиму простояли пустыми, а обследовать их приходилось каждый день. И только в марте пришла радостная весть – панда в ловушке.

Самка Цзэн Цзэн – ее давно уже приметили наблюдатели – спокойно сидела на дне ямы. Прикрепив на шест шприц со снотворным, панде сделали усыпляющий укол. Спустя полчаса можно было обмерить и взвесить уснувшую самку. Зверь оказался средних размеров: рост – с десятисантиметровым хвостиком – 162 сантиметра, вес 85 килограммов. Часа через полтора панда открыла глаза, зарычала и энергично взмахнула когтистыми лапами. Все в порядке – снотворное Цзэн Цзэн перенесла нормально. Украшенная радиоошейником самка была отпущена на волю, и постоянный пульсирующий звук передатчика оповещал теперь о жизни панды: долгие импульсы – панда отдыхает, короткие – животное кормится, бродит. И так каждые четверть часа, круглые сутки.

В заповеднике Улун территория обитания каждой особи – от 1,6 до 2,6 квадратных миль. Маршруты их, бывает, пересекаются. При том каждая самка имеет собственное имение, куда не вхожа другая дама. Площадь его – 75—100 акров. Самцы не столь чопорны – они частенько разделяют одну и ту же жилплощадь, хотя встреч избегают.

Панды подвижны 14 часов в сутки, время бодрствования – это непрерывная кормежка: если панда не спит, она ест... Остальные десять часов – отдых, но не сплошь, а по два-три часа зараз.

Бывает, звери столкнулись нос к носу, тут чопорная холодность переходит в крикливый скандал. «Речь» животных разнообразна: лай, рык, ворчание, мяуканье, писк. Впрочем, дальше этого дело заходит редко, негативные эмоции животные изливают в звуках, но не в драке. С марта по май, в брачный сезон, на воле панды еще более скрытны. Новорожденного увидеть и в зоопарке нелегко: мать его долго не выпускает в свет. Однако китайским биологам удалось его измерить. Он весит менее ста граммов – 1/900 часть веса тела матери, а рост 15—20 сантиметров! Детеныш рождается почти голым и, по свидетельству биологов, похож размером на мышонка, а бледно-розовым цветом на неудачную резиновую игрушку. Глазки раскрывает лишь через месяц.

Нередко мамаша приносит двух малышей. Но вырастить она сможет лишь одного. Ведь охранять, кормить, нянчить двойняшек ей просто не под силу: самостоятельным детеныш становится лишь через четыре-пять месяцев.

В зоопарке города Чэнду внимательно наблюдали за самкой Мэй Мэй и ее малюткой Цзин Цзин. Оказалось, что во сне, при кормежке, на отдыхе мать постоянно держала малютку на широченной левой ладони, оберегая от холода или ушибов. Как только она ослабляла внимание или Цзин Цзин считал, что ему неудобно, он издавал пронзительный вопль, совершенно не соответствовавший его субтильным параметрам. Мэй Мэй немедленно отвечала на клич, покачивая малютку, устраивая поудобнее и старательно вылизывая. Лишь к месяцу Цзин Цзин набрал вес в два фунта и покрылся теплым мехом. Тогда мать впервые выпустила его из лап в логово. И лишь к двум с половиной месяцам он стал самостоятельно передвигаться.

Наблюдения за самкой Цзэн Цзэн в течение трех лет в Улуне дали редчайшую возможность изучить поведение самки в естественных условиях. В 1980 году она не завела потомства. В апреле 1981-го биологи отметили ее встречу с самцом и стали с нетерпением ждать осени. К началу сентября она прочно обосновалась в огромном дупле у комля могучей древней ели. Биологи не смели подойти близко, надеясь, что самка избрала это дупло для «детской». Целый месяц она не отходила от ели дальше, чем на полсотню метров. К середине октября, когда клены позолотились, а калина налилась и покраснела, Цзэн Цзэн впервые отправилась на дальнюю прогулку.

Двое наблюдателей сочли момент подходящим, чтобы проверить – есть ли в дупле новорожденный. Подобравшись поближе, исследователи внезапно увидели, как стена бамбука, окружавшего ель, раздалась, и Цзэн Цзэн, разъяренная и рычащая, оказалась перед ними. Людям хватило сообразительности ринуться в разные стороны. Один бросился к промятой в бамбуках прогалине, другой взлетел на дерево. Панда, озадаченная столь быстрым исчезновением и наступившей тишиной, постояла под деревом, молча прислушиваясь, и бросилась к дуплу. Оттуда послышался скулеж младенца. Он был жив и здоров.

Зимой Цзэн Цзэн потеряла младенца – как, наблюдателям установить не удалось. Потеря потомства – беда для панды. Мало того, что она редкий зверь, сам процесс воспроизводства у нее чрезвычайно нетороплив. Вскармливает она одного младенца, который остается при матери до полутора лет. Таким образом, чаще, чем раз в два года, прибавления семейства у нее просто быть не может. Малыши нередко гибнут.

Во время работы экспедиции в Улуне были случаи, когда панды погибали в ловчих ямах. Ловушки устроены были местными охотниками народности цзян, они промышляют мускусного оленя. И промысел этот – основной источник доходов для охотников.

...Когда панде и человеку приходилось близко и надолго сталкиваться друг с другом, чаще всего человек «портил» животное. Подобное происходило и с медведями-гризли в Северной Америке, и с белым – в Арктике.

Так было и с Цзэн Цзэн. За годы работы биологов в Улуне она привыкла не бояться звуков и запахов, доносившихся из палаточного городка, перестала избегать встреч с людьми. За три года познала вкус каши и сахарного тростника, отведала свинины и привычно обследовала яму с отбросами, вылизывала котлы на кухне. Когда Цзэн Цзэн пытались отогнать от лагеря заостренными палками, животное разъярялось. Приходилось откупаться от нее съестным. Не нужно быть мудрецом, чтобы быстро понять: за проявление агрессии, нападение на людей – получишь вкусненький кусочек. А так как аппетит у панды, как известно, неиссякаем, скоро она буквально терроризировала лагерь.

В лесу Цзэн Цзэн все время была занята добыванием пищи, но в лагере совсем изленилась на готовеньком и выработала весьма опасные привычки. Решили отвезти ее в глубь заповедника, километров на пятнадцать от прежнего места обитания. Исследователи еще раз получили подтверждение известного правила: нельзя приучать дикое животное к иждивенческому существованию.

Подводить итоги многолетних наблюдений в Улуне пока преждевременно, хотя уже ясно, что убывание панды из-за гибели бамбуков не столь катастрофично, как казалось по первым сообщениям.

Гораздо чувствительнее сказывается на судьбе черно-белого зверя террасирование склонов под плантации сельхозкультур. Зоны обитания панды теперь зажаты между бесплодными скалами, полями и плантациями. Панды все чаще забредают в деревни, роются в отбросах, губят кукурузу и травы. Порой бамбуковые рощи остались лишь на вершинах в виде небольших шапок. И когда вымирание охватывает такую шапку, популяция обитающей там панды теряет шансы на выживание.

Параллельно с изучением панд на природе китайские специалисты тридцать лет продолжают работу над размножением их в зоопарках. В Пекинском зоопарке целая группа молодежи, ученых и рабочих, успешно занимается пандами.

В этом зоопарке шесть лет назад удалось с помощью искусственного осеменения получить приплод от панды. Всего же из восемнадцати родившихся с 1963 года в зоопарках Китая малышей выжило двенадцать. Большинство из них – на искусственном вскармливании.

В зоопарке Чэнду панда Мэй Мэй уже трижды давала потомство. Теперь у китайских зоологов появилась возможность поставлять в другие страны панд, родившихся и вскормленных в зоопарках.

По материалам иностранной печати подготовила И. Зайцева

Василий Головачев. И наступила темнота

Он был очень красив – первый трансгалактический космолет. Изящество и сила сочетались в нем удивительным образом, создавая впечатление гармонии и эстетического совершенства. Экипаж космолета состоял всего из двух человек, потому что целью экспедиции была проверка вывода ученых-космологов о конечности космоса, иными словами – разведка «границ» Вселенной.

Выслушав напутствия взволнованных ученых, командир корабля Иванов произнес: «Спасибо! До встречи!» – и скрылся в космолете. Пилот Петров помахал остающимся рукой и молча последовал за ним-

В кабине Иванов ответил на все вопросы диспетчера Дальразведки, вопросительно посмотрел на товарища, и тот ободряюще кивнул. Иванов включил двигатель.

Первый трансгалактический космолет стартовал в сторону галактического полюса, в неизвестность.

Выйдя за пределы Солнечной системы, космолет сделал первый гиперсветовой прыжок за пределы Галактики, и космолетчики долго любовались великолепной спиралью Млечного Пути, занимавшей весь объем главного экрана. Второй прыжок вынес их за пределы местного скопления галактик, откуда родная Галактика выглядела уже слабеньким пятнышком света размером с человеческий зрачок.

– Не потеряться бы,– сказал молчавший со времени старта Петров, вечно занятый какими-то расчетами.

– А курсовые автоматы на что? – ответствовал Иванов, зная, что космолет ведут автоматы по давно рассчитанной траектории и затеряться практически невозможно.

Однако Петров почему-то пожал плечами, и на лицо его упала тень сомнения...

Третий, и пятый, и двадцать пятый прыжки в режиме «звездный кенгуру» ничего не меняли в окружающем их пространстве. После двадцать шестого прыжка космолетчики принялись за исследование окружающего мира и проверку систем корабля. Анализ пройденного пути показал, что космолет пронзил около тринадцати миллиардов световых лет и прошел вблизи квазизвездного источника, известного под названием Беглец-ХХ – догорающего со времени рождения Вселенной клочка праматерии.

Позади остался сверкающий редкими огнями знакомый космос, впереди людей ждала Ее Величество Неизвестность...

Очнувшись от суточного небытия, Иванов пощупал тяжелую после гипносна голову и встретил взгляд товарища, выражавший вопрос. Выключив защиту, он дал команду автомату, и экраны прозрели.

– Елки-палки! – угрюмо буркнул Петров.

Их со всех сторон окружала полная тьма! Ни одного лучика света, ни одной самой крохотной звездочки! Ничего! Мрак!

– Тринадцатый день одно и то же...– пробормотал Иванов и нехотя включил бортовой исследовательский комплекс. Но и с помощью приборов не удалось определить, где находится космолет. Казалось, весь корабль плотно упакован черной, непроницаемой для света материей. Автоматика тоже не могла дать рекомендаций, как выбираться из этого странного угольного мешка, в котором не существовало расстояний и линейных мер. Плотность энергетического потока со всех сторон стала ничтожно малой, сверхчувствительные датчики выбрасывали на табло почти одни нули.

Сутки исследователи ничего не предпринимали, думали. Потом Иванов снова включил двигатели.

– Будем прыгать, пока куда-нибудь не припрыгаем. Иного пути у нас нет.

Совершив сотый прыжок, отчаявшиеся космолетчики с угасающей надеждой обшаривали глазами черноту обзорных экранов, и вдруг Петров сбросил свою угрюмую флегматичность:

– Ущипни меня, Толя, я сплю!

Слева по носу космолета появилась маленькая искорка. Она была почти не видна, далеко за пределами человеческого зрения, но, если свет от нее дошел в эту область пространства, значит, впереди иная Вселенная?..

После пятого прыжка с момента обнаружения искры света Иванов остановил сверхсветовое движение космолета.

Звезда увеличилась, но уж очень странной был ее спектр, он не укладывался в рамки ни одной из теорий звездного излучения.

Сначала Петров мрачно пошутил, что они попали в антимир, потом предположил, что это «белая дыра» – выход в иную Вселенную из той, откуда они вылетели.

Сделав еще прыжок, они наконец увидели, что это такое.

Перед ними, ясно видимая в черноте космического пространства, висела исполинская горящая ровным оранжевым пламенем свеча.

– Сто тысяч километров! – пробормотал Петров, дикими глазами глядя на визирные метки экрана.– Глянь, Толя, длина пламени – сто тысяч километров! Представляешь?!

Иванов не представлял, он просто смотрел, открыв рот.

На свече застыли капли расплавленного стеарина, а ее основание терялось во мраке. Она горела ровно, невозмутимо, бездымно, словно стояла на столе в подсвечнике, а не висела в космосе.

– Батюшки-светы! – ахнул Иванов.– Это куда же нас вынесло?!

Развить мысль он не успел. Откуда-то из мрака придвинулись к свече исполинские человеческие губы, дунули на пламя – и наступила полная темнота...

«У меня есть своя башня»

Я потерял счет этажам, пока протискивался сквозь узкие лазы в межъярусных перекрытиях башни. Наконец закончились почти вертикальные деревянные лестницы, и я увидел над собой потолок этого древнего боевого сооружения, сложенного из массивных каменных глыб. Было холодно от камня и ветра, со свистом продувавшего верхнюю площадку через узкие окна-бойницы. В их прорезях с черными неровными краями, как в раме, белели на склоне горы такие же высотные дома-крепости. Они тянулись к небу, словно соревнуясь с вершинами-пятитысячниками, вознесшими свои белоснежные шапки на заднем плане этого экзотического полотна.

Дом многое скажет о том, кто его строил. Передо мной стояли жилища воинов, в иерархии ценностей которых верхнюю ступень занимали Свобода и Достоинство. Здесь было сердце Верхней Сванетии, самого труднодоступного, прилепившегося с юга к Большому Кавказскому хребту района Грузии, который никогда не удавалось покорить неприятелю. Военное искусство сванов и их стойкость были известны уже римским полководцам.

Я перевесился через бойницу, пытаясь взглянуть с двадцатипятиметровой высоты на подножие башни. Земля качнулась навстречу теплом желтеющих крон мирабели, еще зеленого кустарника барбариса. Поросшие лесом предгорья в ожидании скорого снега поражали неистовством красок – от густого изумруда до яркой киновари, в беспорядке перемешанных на крутых склонах. Эти сходящиеся книзу склоны перекидывались мячом эха от рева зажатой в узком каньоне Ингури. Такой сказочно красивой, суровой, полуреальной предстала передо мной легендарная страна сванов, отнюдь не спешащая с приходом дорог открывать свою историю...

Взять хотя бы загадку ее башен. Как и когда возникло это стройное пяти-шестиэтажное жилище с бутовыми стенами в полтора метра толщиной, за которыми можно было укрыться от кровной мести и даже выдержать длительную осаду вражеского войска? Древнейшие из сохранившихся сванских башен построены, как считают специалисты, в XIV веке, но старинные источники свидетельствуют, что башенное жилище существует в этих краях более двух с половиной тысячелетий.

Ученые заметили и определенную закономерность: по всему миру районы сооружения высотных крестьянских жилищ удивительно точно совпадают с мировыми центрами происхождения культурных растений. Одним из таких центров является и Кавказ с его каменными башнями высокогорий Грузии, Дагестана, Неверной Осетии, Чечено-Ингушетии. В эпохи бесконечных войн и набегов только неприступные башни в неприступных горах давали людям возможность зацепиться за землю и не быть сметенными в бурлящем горниле времен...

Башня была идеально приспособлена к суровому быту и хозяйству горцев: на нижних этажах содержался скот, на средних – хранились запасы воды, продовольствия и оружия. Потом шли жилые помещения, верхний же этаж был боевым. Жилая крепость для большой семьи располагалась на площади всего в двадцать пять квадратных метров. Еще в начале нашего века сванские башни служили своим хозяевам, и хотя в наши дни они потеряли свое значение, без них трудно представить Сванетию: слишком долго весь мир горцев, вся их жизнь были заключены в этих башнях. Поэтому Местиа и другие горные селения объявлены ныне историко-архитектурным заповедником.

Впрочем, сваны сами давно заповедали свою жизнь, ее уклад и с ним вместе, как неразрывную его часть, башни. Долгие века, еще со времен монголо-татарского нашествия, отрезанные от остального мира и вынужденные жить в полной изоляции, сваны держались за культурные традиции эпохи царицы Тамар, когда были построены и расписаны фресками сванские церкви, когда они наполнились прекрасными иконами серебряной чеканки. Берегли и свои могучие башни, неукоснительно поддерживая их боевые порядки. Даже штукатурка тех далеких времен до сих пор таинственным образом противостоит векам и непогоде не в пример поздней, уже осыпавшейся и обнажившей скрепленные известью метровые валуны.

Как облако, споткнувшись на своем пути о царящую над Местиа двурогую Ушбу, приостанавливает движение, так и время в горах – дни, годы, века – подчинено, кажется, иному, нежели внизу, порядку. Оно не торопится здесь списывать со счетов прошлое, которое продолжает жить в сегодняшних обычаях и традициях. Старинные башни и крохотные церкви – лишь видимая сверху вершина народной памяти. Глубины ее – за большими, редко и неохотно отпирающимися скрипучими замками, в тайниках домов. В селении Латали мне показали – что случается крайне редко – массивный серебряный крест с наводкой золотом, чернением и медальонами перегородчатой эмали. В этой семье его хранят как родовую реликвию с... VIII века! Перед смертью глава семьи показывает тайник старшему сыну. Цепь времен не разомкнулась за тысячу двести лет ни в одном из звеньев.

А недалеко отсюда, в церкви Тарингзел селения Пхотрери, я увидел деревянную резную дверь начала XI века. Шесть фигур святых – объемные рельефные фигуры, мельчайшая детализация даже складок одежды, не говоря уже о ликах, сложный, сочный растительный орнамент. Работа большого мастера. Именно в то время искусство резьбы по дереву, которым всегда славились сваны, достигло своей вершины.

В замкнутом мире каждого дома все приходилось делать самим – от ложки до мебели, и вся посуда, шкафы, скамьи, сундуки для одежды и лари для зерна и муки, круглые столы – пички и похожее на трон кресло старшего в семье – все это долгими зимними вечерами вырезалось из хорошо просушенного дерева, украшалось орнаментом и рисунками.

Пробитая вдоль Ингури трасса принесла горцам надежную связь с внешним миром и, естественно, множество простых удобных, доступных по цене предметов домашнего обихода. Поэтому былое резное богатство увидишь теперь в доме редко, разве в музее. Неужели прервалась тысячелетняя нить ремесла и искусства? «Нет»,– ответили мне в краеведческом музее Местиа и проводили в дом Александра Григорьевича Джапаридзе.

Четверть века назад, когда Александр Джапаридзе взял в руки резец, живых мастеров уже не осталось, зато оставались живущие века изделия. По ним и изучал он тайны ремесла.

Однажды Александр Григорьевич пришел в школу не в привычный ему кабинет физики и математики, а в мастерскую и стал преподавать своим ученикам труд. Учит он премудростям ремесла и молодежь в местном отделении «Солани» – грузинского объединения предприятий народных художественных промыслов, стал народным мастером...

«И у меня есть своя башня,– сказал мне Александр Григорьевич,– правда, в ней уже никто не живет, но она нужна мне, как была нужна моим предкам. Я захожу в нее, когда душе нужен покой, а мыслям – острота...»

Мне не хотелось отвлекать мастера от работы, и я молча наблюдал, как Александр Григорьевич, сидя во дворике своего дома под возвышающейся башней, сосредоточенно орудует резцом по тисовой плошке. Снизу, со стороны долины, на горы надвинулся туман. Вероятно, к вечеру тяжелые облака просыплются на землю горцев первым снегом, и тогда гордые силуэты башен на полгода растворятся в белизне гор.

Александр Миловский


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю