Текст книги "Журнал "Вокруг Света" №4 за 1996 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
Насчет Моэма мы попали в десятку. Уже в номере – размером в две среднегабаритные квартиры – я прочел, что отель «Раффлз» в Сингапуре, где Моэм жил и который с симпатией описал, принадлежал той же семейной империи лучших гостиниц, что и наше пенангское пристанище. Империя принадлежала выходцам из Ирана – братьям Тиграну, Авету и Аршаку Саркисам. Нашим руководил Аршак Саркис, душа европейского общества Джорджтауна. Радушный и благородный, мистер Аршак никому не отказывал в деньгах и разорился с концом каучукового бума. (Здешние европейцы занимались, в основном, каучуком.) И ныне отель принадлежит г-ну Чану, а балом по вечерам правит Альберт Ео, музыкант и совладелец.
Телефон конторы Тео не отвечал. До ужина – еще не переодеваясь – мы решили отыскать контору и оставить записку. Дождь еле моросил.
У входа в гостиницу сидел на велосипедном облучке унылый старый китаец-рикша. По-английски он понимал плохо, но компанию «Хай Тонг» знал и предложил нам свои услуги.
– Цетыле долла, сэр и сэр, – твердил он, поджав мизинец.
Мы соблазнились. Сидение коляски рассчитано было на одного человека. Мы втиснулись вдвоем, очень неудобно. Водитель набросил на нас коленкоровую полость и поднял верх. К неудобству добавилось полное отсутствие видимости. Рикша подергал педалями, и мы крайне неспешно тронулись, как мне кажется, вокруг все той же площади. Два раза мелькнул свет – я уверен, что из подъезда «Азиатского и Восточного». Мы по очереди высовывали головы из-под навеса, чтобы как-то сориентироваться, и, очевидно, заметив нашу подозрительность, рикша свернул в боковую улицу. Он высадил нас на берегу изрядной лужи, за гладью которой виднелось невысокое, но приличное здание.
– «Хай Тонг», – сказал он, – никто нет, восклесенье.
Никого и не было. Мы обошли лужу, вернувшись к ее противоположному берегу, где покорно ждал наш водитель, и он снова поднял ладонь с поджатым мизинцем:
– Назад тозе цетыле...
Вроде бы мы подряжались в оба конца, но торг был неуместен. Да и имелись в виду малайзийские ринггиты. Назад доехали куда быстрее.
Переодевшись в джентльментский наряд, мы спустились в ресторан и с внешне вялым интересом приняли в руки меню-альбом в коже. Увы! Человека делают белым не только длинные брюки и бледный оттенок лица, делает его таковым наличность. Цены рассчитаны были на каучуковых плантаторов времен бума. Никак не показывая этого, мы расслабленными голосами («Ах, это у вас все европейское... А-а...») спросили у метра: нет ли поблизости хорошего китайского ресторана?
– Конечно, господа, – отвечал он любезнейше, – как же-с, квартал от сюда, ресторан «Мэй». Рады вас видеть, господа!
Раскрыв зонты, мы вышли на площадь. Стоило нам сделать десять шагов, как начался ливень.
Что это был за ливень! О таких пишут «лило со всех сторон». Сколько я читал об этом (и, признаюсь, еще больше писал)! Со всех сторон не лило – со всех сторон была вода. С тем же успехом мы могли войти в море. Единственное, что подвигало к движению, было то, что больше промокнуть было невозможно, и оставался выбор: мокрые и голодные или мокрые и сытые.
Так мы и пришли в ресторан «Мэй» – отличное заведение с кондиционером. Беда только, что струя охлажденного воздуха била прямо по нам. Тут-то я осознал смысл выражения о своей рубашке, что ближе к телу. Особенно, когда она мокрая.
Так или иначе, а мы приятно посидели, даже чуть пообсохли и, чтобы утешиться, заказали лягушку с имбирем. Она была бы превосходна, будь на ней чуть больше двух граммов мяса (похожего на цыплячье) и чуть меньше имбиря. Впрочем, лапша утешила наш аппетит, а чай согрел и придал бодрости.
Не пройдя и шага назад, мы снова промокли. И сколько ни сушили феном вещи, они так и не высохли, разве что – не до конца – брюки, проглаженные на третий день утюгом. А легкие полуботинки высохли только в Москве под сушилкой. Да и то не в первую неделю.
Вот почему на следующее утро мы явились к завтраку, стыдливо отворачиваясь от доски правил для джентльменов. И вот почему мы собирались на встречу с господином Тео в костюмах, не соответствующих торжественности момента.
Наводнение в Пенанге
Утром меня разбудил Иван: – Посмотрите в окно. Кажется, мы тонем. Морские волны перекатывали поверх пальм, отделявших гостиницу от моря. Пальмы были существенно выше нашего третьего этажа. С противоположной стороны – с площади – их кроны виднелись над крышей. Но мы не тонули. Пока, по крайней мере. Берег в гостиничном дворе был обустроен так, что вода скатывалась, чтобы вновь вернуться пеной очередной волны. Работал водопровод, горело электричество. Одежда оставалась влажной.
Но в городе в приличной одежде не стоило и появляться. У самой гостиницы вода доходила до колен. По ней плыли пальмовые листья и ветки. Висвы не было. Телефон его гостиницы не отвечал.
Зато телефон «Хай Тонга» ответил. Приятный девичий китайский голос сообщил, что мистера Тео пока нет; позвоните, пожалуйста, через час; ба-а-ай!
Прямые улицы Пенанга с аккуратными двухэтажными домами колониального стиля поблескивали под неожиданно прорвавшимся солнцем: вода быстро текла, занимая пространство от стены до стены. Ближе к центру ее было больше. Люди выглядели спокойными и шли – где приходилось – по пояс, но чаще – по колено. Я решил последовать их примеру и смело ступил в поток голой ногой.
Прозрачностью она напоминала воду, которой только что вымыли пол Казанского вокзала. Уже это мне не понравилось, но проявлять суетливость перед горожанами не хотелось. Брезгливый Иван стоял обеими ногами на сухом и глядел на меня с недоверием. Но тут течение вынесло какую-то тропическую гусеницу, пеструю и огромную. Я выдернул ногу из воды: так я представлял себе сколопендру. По воде разъезжали велорикши: высокие колеса их повозок проходили спокойно. Автомобили глохли, рикши торжествовали. Они везли маленьких старушек с кошелками. Белоногий старец, прикрыв глаза, ездил от магазина до магазина. Владельцы лавок ведрами и огромными тряпками вычерпывали воду. Многие мастерские и лавки были закрыты: хозяева не смогли добраться с материка.
В гостинице портье сообщил: по радио сказали, что это наводнение – сильнейшее за тридцать лет в Северной Малайзии. Открыли створы дамбы, чтобы ее спасти, вот почему прибывает вода. Вот и господин Карим, в чью лавку я отдал проявить и напечатать пленку, не явился. Лавка индийца г-на Карима располагалась в гостинице, и упустить рабочий день он позволил бы себе только в чрезвычайных обстоятельствах. Дело становилось нешуточным.
Телефон Висвы не отвечал. В конторе Тео китайский голос порекомендовал позвонить через час, но согласился соединить с заместителем. Заместитель записал наш телефон, потом позвонил сам и дал домашний номер шефа. По домашнему нам дали номер сотовой связи, а тот был занят напрочь. Мы снова позвонили заместителю, он пообещал помочь, и действительно, через две минуты наш телефон отчаянно зазвонил. Но то был верный Висванатан. Машину, сказал он, залило, и он сейчас с нею возится. Надеюсь, все еще будет в порядке. Не волнуйтесь, джентльмены, но не забудьте оформить билет на пароход до Лангкави.
Сотовый оставался занят. Позвонил заместитель: он связался с миссис Тео, а уж она обязательно выйдет на супруга.
За окном засияло солнце, но вода не убывала. Зато появились рокеры. Они носились по мелким местам, вздымая буруны. Мы снова позвонили по сотовому.
– Тео, – откликнулся сотовый. – Мистер Минц или мистер Айвэн? Я в холле.
Господин Тео Сен Ли оказался плотным молодым человеком с безукоризненным английским языком и превосходными британскими манерами. С ним приехала супруга со столь же безукоризненным произношением. Мы поднялись в номер выпить чаю и обсудить положение.
– Извините, – начал я, – за наш не парадный вид...
– Никаких проблем, – любезно парировал господин Тео, – ваши моряки ко мне в офис приходят в шортах и шлепанцах.
– Тео, – мягко прервала его супруга, – джентльмены ведь не матросы, а просто промокли.
Мы обменялись визитными карточками и преподнесли господину Тео глянцевые номера нашего журнала. Супруги стали их рассматривать, и вдруг Тео довольно правильно прочитал один заголовок. Мы были приятно удивлены и не скрыли приятности этого удивления.
Немножко читаю, только немножко, – скромно возражал наш консул, – зато по-китайски читать не умею, да и говорю только по-гуандунски. Вот мисис Тео и пишет, и читает, и по-мандарински прекрасно говорит.
– Наверное, мадам училась в китайской школе? – предположил Иван.
– Школы тут только малайские.
Остальные языки – как иностранные.
Положение оказалось действительно серьезным, но уже не страшным: вода начала спадать. Но мастер, приглашенный для установки доски, увы, с материка приехать не смог.
– Может быть, и к лучшему, – молвил господин Тео, рассматривая доску. Предмет нашей гордости можно было брать в руки только в нитяных перчатках, специально приложенных. Господин Тео снял перчатки.
– Все равно ее надо будет покрыть специальным лаком. В нашем, как видите, климате она без лака долго не протянет. Поехали на кладбище, посмотрим, как прикреплять.
Нас это устраивало. Договорились, что мы снимем господина Тео, примеряющего доску к памятнику, он скажет приличествующую фразу по-русски для телесъемки, а когда все будет завершено – уже после нашего отъезда – сфотографирует и пришлет фото нам.
Христианское кладбище, называемое в народе еще «Английским», ибо всех европейцев в этих краях именовали «инггерисами», залито было водой. Не сильно, правда, нам чуть выше щиколоток. Оно поросло травой, и вода поблескивала среди стеблей, идти приходилось осторожно. Господин Тео истолковал это по-своему:
– Не бойтесь, змеи уползли на сухие места.
Змеи нам в голову не приходили: не тропическое сознание. И все же лучше были бы на ногах жаркие, но прочные кожаные ботинки и толстые, высокие шерстяные носки. Вот, оказывается, как появился типичный наряд колонизатора...
Мы привязали Андреевский флаг к якорю у памятника, приложили доску. В том месте, где верхняя часть обелиска выступала над нижней, создавая как бы навес. Маленькая, но все же защита от дождей и солнца. Постояли молча. Все, что мы могли сделать, мы сделали.
Прошлись по кладбищу. На новых участках преобладали не британские имена: «Френсис By Пак», «Дороти Тан Йин Си», – местные христиане.
Должность почетного консула России оказалась не только почетной, но и довольно хлопотной, – взять хотя бы наш визит. Тем более мы благодарны господину Тео Сен Ли. Он повез нас неблизким путем, чтобы посмотреть город.
– Знаете, оказывается у вас не одни русские живут. Есть еще украинцы, белорусы – этих я уж совсем не понимаю. А что случится, все идут к российскому консулу...
Зазвонил сотовый телефон.
– Извините. Тео. Что? А с Лоуренсом Лю не говорили? Свяжитесь с ним. Извините. (Это уже нам.) Так вот, идут к российскому консулу. Может быть, и не украинцы и белорусы, я всех не знаю: смуглые такие, похожие на наших индийцев. Извините. Тео. Что сказал Лоуренс Лю?
У бизнесмена нет свободных минут, а уж как придумали эти телефоны, то и в машине не отдохнешь.
– Лоуренс? Мистера Лю нет? Я перезвоню. Так вот, смуглые, кажется, узбеки? В общем, живут на Кавказе. Не моряки, не знаю, зачем они здесь были, но кончалась виза. Чего тут проще – зашел в полицию, заплатил 15 долларов, и визу на месяц получаешь за три минуты. Но они почему-то не зашли в полицию, а стали рядом, соображая, куда пойти, чтобы не заходить в полицию. Почему? Я этого не понимаю. Ну к ним подошел местный жулик, участливо спросил, не мусульмане ли они. Как же, как же, мусульмане! Тогда я вам тем более помогу, иншалла! Дайте мне по 50 долларов и ваши паспорта. И исчез. Через час эти украинцы или узбеки поняли, что дело не чисто. Заходят в ту дверь, где он скрылся, а там проход. Хорошо, хоть индус-сторож их паспорта подобрал. Они ко мне. Нет, я действительно не могу понять... Извините. Тео. А что сказал Лоуренс? Нет, нет, обязательно посоветуйтесь с Лоуренсом Лю! Извините. Кстати, а не пообедать ли нам?
Мы благодарно кивнули, кажется, чуть-чуть поспешнее, чем того требуют правила хорошего тона: сказалось нервное напряжение.
В вегетарианском ресторане нам подали рыбу, курицу, свинину и грибы, которые не были рыбой, курицей, свининой и грибами, но имели их вкус. Хозяин любезно поговорил с нами, но фотографировать готовку не позволил: в свою кухню он посторонних не пускал.
Ранним утром следующего дня мы мчались по подсохшим улицам Пенанга, направляясь к пристани. В парке грациозно занимались у-шу интеллигентного вида старички. По тротуарам, грохоча ботинками, промчались малайские солдаты в спортивных майках. О наводнении напоминал лишь мусор на обочинах да отдельные лужи.
Но сезон дождей уже начался. И потому мы несколько волновались, отправляясь к сиамским пределам на Лангкави: можно было и не улететь вовремя в Куалу – и сразу домой.
Хорошо бы посоветоваться с Лоуренсом Лю...
Лев Минц | Фото Иван Захарченко
Геральдический альбом: Геральдический альбом. Лист 22
Агава и ананас
В период британского господства острова Антигуа и Барбуда, с начала XX века имели колониальный флаг, бэдж которого представлял собой приморский гористый ландшафт острова Антигуа. На берегу моря была изображена цветущая сизалевая агава. Это растение цветет раз в жизни, после чего надземная часть его отмирает; интересно, что его цветонос достигает высоты 12 метров и содержит до 17 тысяч цветков. Выращивание агавы – одна из основных отраслей островной экономики. Из ее листьев получают волокна для изготовления грубых тканей и веревок. Другую отрасль – производство сахара – символизировала изображенная на вершине холма каменная башня, в каких размещались мельницы по переработке сахарного тростника.
В 1967 году, когда Антигуа, получив внутреннее самоуправление, было объявлено ассоциированным государством, были приняты его флаг и герб, которые не изменились и с провозглашением независимости в 1981 году. Красный цвет флага символизирует энергию и динамизм народа, черный – землю и африканское происхождение большинства населения, синий – надежду на будущее, а восходящее солнце – начало новой эры в истории страны. Сочетание желтого, синего и белого цветов означает также привлекающие сюда туристов солнечную погоду, купания в Карибском море и прекрасные песчаные пляжи. Треугольная форма центральной части флага, подобная латинской букве «V» – первой букве слова «виктория», символизирует победу над колониализмом.
На щите герба изображены солнце на черной полосе (как на флаге), волны, соответствующие синей и белой полосам флага, а также каменная башня с мельницей для переработки сахарного тростника (как и на прежней эмблеме). Такие башни сохранились до сих пор. Под щитом – традиционный для английской геральдики шлем с белым и синим венками и наметом под цвет волн щита. Шлем увенчан образцами местной флоры – цветами малинового гибискуса и ананасом. Интересно, что ананас взят с очень старой эмблемы, существовавшей до 1909 года для британской колонии Подветренные острова, куда входил и остров Антигуа. Создавший эту эмблему первый губернатор колонии Пайн увековечил свою фамилию, означающую первую часть английского слова – «пайнэппил» (ананас), поместив на переднем плане эмблемы именно ананасы. А в 1909 – 1957 годах ананас увенчивал герб Подветренных островов.
Щит герба Антигуа и Барбуды установлен на острове, окруженном волнами, что напоминает о географическом положении страны. По бокам щита – сахарный тростник и агава с прежней эмблемы. Их выращивание и поныне, наряду с туризмом, составляет основу экономики. Фауну представляют поддерживающие щит олени. Этот вид оленей водится только на острове Барбуда и находится под охраной. Девиз на английском языке означает: «Пытается каждый (по отдельности), добиваются все (вместе)» и символизирует единство народа Антигуа и Барбуды в борьбе за независимость и прогресс.
Интересно, что и бело-синие волны и солнце (хотя и стилизованное) уже встречались в символике карибских владений Великобритании и, безусловно, оказали влияние на эмблемы Антигуа. Речь идет о гербе и флаге Вест-Индской Федерации, существовавшей в 1958 – 1962 годах и объединявшей почти все тогдашние британские владения в Карибском море. На ее флаге оранжевый диск солнца помещался в центре синего полотнища, пересеченного четырьмя белыми волнами. Такие же волны пересекали и щит федерального герба, усеянного десятью маленькими золотыми дисками (по числу членов федерации) и увенчанного британским львом. В центре герба на бело-желтом щитке изображался красный шеврон. Щитодержателями служили широко распространенные в Вест-Индии бурые пеликаны, а шлем с венком и наметом увенчивала рука с факелом свободы.
Но волнистый бело-синий гербовый щит появился в Вест-Индии еще раньше. Таким был щит герба Подветренных островов в 1909 – 1957 годах, где на фоне этих волн изображались гербы входивших в состав этого колониального образования Антигуа, Сент-Кристофера, Невиса, Монтсеррата, Британских Виргинских островов и (до 1940г.) Доминики.
Крест и арфа
Остров Монтсеррат в Карибском море, ныне являющийся колонией Великобритании, был открыт в 1493 году Колумбом и назван по имени горы Монтсеррат в Испании. На этой горе находился одноименный монастырь, пользовавшийся большой известностью. Остров Монтсеррат так же, как Ирландию, часто называют «Изумрудным островом». Это объясняется не только изобилием растительности, но и тем, что его первыми европейскими поселенцами были ирландцы, ссылаемые сюда английскими властями, начиная с XVII века. На гербе Монтсеррата, известном с 1909 года, женщина с крестом напоминает о происхождении названия острова, а арфа – о его заселении. С 1960 года герб на белом диске является бэджем колониального флага.
Святая Урсула и ее девы
Британские Виргинские острова являются одной из колоний Великобритании в Карибском море. Они были открыты во время второй экспедиции Колумба в 1493 году и первоначально названы им «Архипелагом одиннадцати тысяч дев»; впоследствии название упростилось до Виргинских островов («Девичьих» – от испанского «вирхен» – дева). Эти острова усеивают море длинной вереницей, напоминая процессию одиннадцати тысяч дев из популярной у приверженцев католической религии легенды о святой Урсуле. Согласно легенде, Урсула жила в середине V века и была обратившейся в христианство дочерью британского короля. Пытаясь избежать нежелательного замужества с принцем-язычником, она выпросила себе три года отсрочки и в сопровождении одиннадцати тысяч девушек отправилась – сначала на 11 судах с полуострова Корнуолл через Ла-Манш и вверх по Рейну до Базеля, а затем пешком в Рим, – чтобы принять там обет служения Христу. На обратном пути паломницы случайно оказались в районе лагеря гуннов, вторгшихся в Германию и осаждавших Кельн, и были убиты по приказу их предводителя Аттилы. Позднее католическая церковь объявила Урсулу святой мученицей за веру.
Именно Урсула изображена на гербе колонии, известном с 1909 года. Она держит в руках зажженную старинную масляную лампу и как бы «стоит на страже добродетели». Еще 11 таких ламп, изображенных вокруг, напоминают об 11 тысячах ее сподвижниц, столь же благочестивых и непорочных, как Урсула. С идеей сохранения добродетели связан и девиз герба, который в переводе с латинского языка означает «Будь бдителен». С 1960 года герб является и бэджем колониального флага островов.
Колумб с подзорной трубой
Расположенная в Карибском море Федерация Сент-Кристофер и Невис добилась независимости от Великобритании в 1983 году. Тогда же в результате проведенного среди жителей конкурса был принят современный государственный флаг. Зеленый цвет на флаге символизирует тропическую растительность островов и плодородие почвы, черный – историческое и культурное наследие народа, подавляющее большинство которого – потомки привезенных из Африки негров-рабов, красный – длительную борьбу против рабства и колониализма за свободу и независимость. Желтые полоски напоминают о постоянном солнечном сиянии над страной, а звезды символизируют надежду и свободу народа, а также два острова, входящие в состав федерации. Флаг, когда его вывешивают на суше, имеет пропорции 2:3, а на море – 1:2.
С 1882 года по 1980 (а фактически – по 1967) год острова Сент-Кристофер и Невис были административно объединены с островом Ангилья. С 1909 года они находились под колониальным флагом Подветренных островов, на бэдже которого изображались в числе других гербы Сент-Кристофера и Невиса, а в 1957 году колония Сент-Кристофер-Невис-Ангилья обрела собственный колониальный флаг, бэджем которого служил созданный в том же году герб колонии, помещавшийся на белом диске. Десять лет спустя, когда острова получили статус ассоциированного государства, был принят первый государственный флаг, просуществовавший до провозглашения независимости. Он состоял из зеленой, желтой и синей вертикальных полос, символизировавших соответственно растительность и сельское хозяйство островов, сияющее над ними жаркое солнце и омывающее острова Карибское море. В центре флага – кокосовая пальма с тремя ветвями и тремя корнями, как символ единства Сент-Кристофера, Невиса и Ангильи (хотя последняя тогда же отделилась.) На национальном флаге, в отличие от государственного, пальмы не было.
Первые гербы Сент-Кристофера и Невиса были приняты в 1909 году.
На гербе Сент-Кристофера изображен Христофор Колумб на палубе парусного судна в память об открытии им этого острова в 1493 году во время его второй экспедиции. При этом создатели герба допустили две курьезных ошибки: Колумб на нем с бородой, что не соответствует исторической действительности, и с подзорной трубой, изобретенной через сто с лишним лет после его путешествий. На гербе Невиса – три женщины у бьющего из скал источника. Остров действительно богат минеральными источниками, на основе которых здесь давно уже действуют лечебные термальные ванны.
Обе эти эмблемы вошли как составные части в созданный в 1957 году общий герб Сент-Кристофера-Невиса-Ангильи. В третьей части его щита – индеец-кариб, стоящий на морском берегу у своего каноэ и трубящий в раковину улитки, олицетворял Ангилью. Над щитом изображались три дельфина, соединенные одной короной, как символ единства трех островов.
Современный государственный герб Сент-Кристофера и Невиса почти не отличается от принятого в 1967 году герба ассоциированного государства Сент-Кристофер-Невис-Ангилья. С достижением независимости в 1983 году в него были внесены лишь два изменения: двухмачтовую шхуну сменил одномачтовый лихтер, а прежний девиз «Единство в троице» был заменен нынешним «Страна выше себя», то есть судьба и интересы страны для каждого гражданина важнее собственных.
Центральным изображением гербового щита является парусник, напоминающий не только об открытии островов и значении для них моря и мореплавания, но и об их бурной истории. Сент-Кристофер, захваченный англичанами в 1623 году, стал первой английской колонией в Вест-Индии, базой для дальнейшей британской экспансии в этом регионе, а его главный форт Бримстон-Хилл часто называли «Вест-Индским Гибралтаром». Голова индейца-кариба олицетворяет доколониальное прошлое (в колониальный период индейцы были истреблены), а французская геральдическая лилия и английская геральдическая роза символизируют борьбу за эти острова между Францией и Великобританией, продолжавшуюся на протяжении XVII и XVIII веков с переменным успехом. Так, Сент-Кристофер переходил из рук в руки 9 раз. Лишь к 1783 году англичане окончательно победили. Тропическую растительность островов представляют на гербе два цветка местного дерева пуансианы, считающейся национальным символом. Пуансиана, названная в честь де Пуанси – первого французского губернатора Сент-Кристофера, завезшего ее на остров с материка, в ботанической классификации именуется «королевский делоникс» и относится к семейству бобовых. Это одно из красивейших деревьев мира, которое, благодаря его ярким и изящным огненно-красным цветам, часто называют еще «пламенем лесов».
Животный мир островов олицетворяет поддерживающие щит два бурых пеликана, взятые с прежнего герба Вест-Индской Федерации. Главную отрасль основной экономики – земледелие – представляют изображенные по бокам щита кокосовая пальма и сахарный тростник (основа местного экспорта). Над щитом – традиционный для британской геральдики рыцарский шлем с венком и наметом. Шлем увенчан башенной короной, напоминающей, что Сент-Кристофер был британским форпостом в Вест-Индии. Над короной три руки – негра, белого и мулата – держат факел борьбы за свободу. Это символ единства целей всех трех расовых групп местного населения.
В составе федерации островов Невис имеет широкую автономию и собственный флаг.
Остров трех дельфинов
Маленький карибский островок Ангилья, являющийся британской колонией, впервые обрел собственную символику в 1967 году. До этого он входил в состав колониального владения Сент-Кристофер-Невис-Ангилья, а затем в одностороннем порядке вышел из его состава и принял собственные герб и флаг.
Символика первого герба Ангильи полностью связана с окружающим ее Карибским морем. Герб представлял собой морскую раковину, поддерживаемую двумя русалками. Одна русалка держала в руке оливковую ветвь – символ мира, другая – копье – символ самообороны. Такой же герб на синем овале с английской надписью «Республика Ангилья» помещался в центре красного флага. Современный герб и флаг были приняты в конце 1967 года, причем увенчивающая гербовый щит ракушка морского гребешка взята с предыдущего герба. Ракушка, как и рыба на одном из полей щита, символизирует богатства Карибского моря и его значение для Ангильи и обозначает одну из отраслей островной экономики – рыболовство, а плоды местных растений на щите – другую, не менее важную отрасль – выращивание фруктов и овощей, и символизируют землю с ее ресурсами и вообще процветание. Сияющее солнце говорит о жарком климате острова и надеждах на его светлое будущее. Ствол старинной пушки напоминает о бурной истории этих мест, связанной с колониальными захватами и пиратством.
Поддерживающий щит дельфин-белобочка представляет фауну острова и окружающих вод и олицетворяет мудрость и дружелюбие местных жителей. Необычен второй щитодержатель – дерево. Это произрастающее на острове махагони – вечнозеленое дерево с очень твердой, прочной и красивой древесиной, идущей на изготовление мебели и художественных изделий. При этом на гербе изображено конкретное дерево – старейшее из произрастающих на острове – ему 200 лет. Махагони говорит о богатой тропической растительности Ангильи и о силе и стойкости островитян. Девиз на английском языке также гласит: «Сила и стойкость». Неподалеку от дерева изображены два цветка, тоже символизирующие растительность острова, а за одним из них – раковина улитки. На гербе колонии Сент-Кристофер-Невис-Ангилья 1957 – 67 годов Ангилью представлял индеец, стоящий у лодки на морском берегу, усыпанном такими раковинами, и трубящий в одну из них.
На флаге белый цвет символизирует мир, а также напоминает о единственном полезном ископаемом острова – соли, которую издавна добывают здесь на экспорт. Редко встречающийся на флагах цвет морской волны обозначает Карибское море и символизирует молодость и надежду. Дельфины на флаге олицетворяют силу, стойкость, мудрость и дружелюбие, а их расположение по кругу выражает надежду на будущее. Интересно, что три дельфина увенчивали также колониальный герб Сент-Кристофер-Невис-Ангильи 1957 – 1967 годов, но там на них была надета одна корона, и вся эмблема символизировала единство трех островов.
Под своим собственным флагом Ангилья провозгласила себя независимой в 1969 году, но через несколько месяцев была оккупирована английскими войсками, восстановившими колониальные порядки. Колониальные власти использовали в качестве официального британский флаг без всяких местных эмблем, однако сохранившиеся органы самоуправления продолжали пользоваться прежним. Этот флаг существует и в настоящее время как национальный наряду с созданным в 1990 году новым колониальным флагом. Примечательно, что бэджем последнего служит щит, повторяющий рисунок национального флага. Он помещен на синем полотнище колониального флага с британским флажком в крыже. Так национально-освободительная эмблема трех дельфинов добилась официального признания.
Королевский попугай и жаба-свистун
Первым колониальным гербом Доминики в период британского господства являлось изображение гористого острова с крепостью на берегу и парусника у берега. Этот герб существовал с 1909 года и одновременно являлся бэджем колониального флага. Современный герб существует с 1961 года и не изменился после провозглашения независимости в 1978 году. В 1965 – 1978 годах он служил бэджем колониального флага.
Изображенные соответственно в первой и четвертой четвертях гербового щита кокосовая пальма и банан с плодами представляют тропическую растительность острова. Животный мир Доминики олицетворяет изображенная во второй четверти щита большая жаба-свистун, обитающая только на этом острове. Она вполне съедобна и даже считается деликатесом, а потому находится под угрозой истребления. Жаба-свистун живет в горах, за что ее здесь именуют «горным цыпленком». В третьей четверти щита помещено индейское каноэ, выдолбленное из ствола дерева, с парусом из мешковины. Оно напоминает о коренных жителях Доминики – карибах, небольшие группы которых сохранились на острове до наших дней. На Доминике карибы дольше, чем на других островах, сражались с колонизаторами. В XVII веке они неоднократно сбрасывали в море английских и французских захватчиков и даже нападали на оккупированные ими соседние острова, преодолевая морские пространства на утлых каноэ. Лишь к 1771 году англичанам удалось окончательно покорить Доминику.
Крест на гербовом щите символизирует католическую религию, преобладающую среди населения, а лев над щитом – длительные исторические связи острова с Великобританией. Подставка, на которой находится лев, представляет собой гористый рельеф острова. Когда открывший в 1493 году Доминику Колумб после своего возвращения рассказывал испанскому королю о новом острове, он скомкал лист бумаги и со словами: «Вот что такое Доминика», положил его на стол перед монархом. Девиз на языке патуа – местном диалекте французского языка – означает «После Бога любим свою землю». Щитодержателями служат обитающие только на Доминике короткохвостые попугаи – королевские амазоны (местное название – сиссеру) – крупнейшие попугаи Америки. Около полутора сотен этих птиц сохранились лишь на самых вершинах гор в непроходимых дождевых лесах. Сиссеру считается национальной птицей острова и охраняется законом. Попугаи символизируют отважный полет к вершинам и осуществление стремлений народа.
