Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №12 за 1987 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
Жанр:
Газеты и журналы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Приз большого Ысыаха
Вот и настал этот долгожданный день...» – низким грудным голосом запела сказительница, подняв украшенный затейливой резьбой серебристый чорон – сосуд для кумыса. В длинном, с золотыми нашивками, оранжевом платье, с золотистой короной на голове, она стоит на деревянном помосте перед микрофоном, а вокруг, по границе луга и леса, множество празднично одетого люда – и пожилых, и молодых.
«Улетели холодные тучи,– поет сказительница,– ветер угнал их далеко, к Ледяному океану, а с ними ушли в воспоминания вьюги да морозы. Прошлые волнения и заботы. Опять светит солнце, возвратилось на нашу землю тепло. Загомонили на озерах перелетные птицы. Много их прилетело. Зазеленели луга, поднялась на них молодая изумрудная трава. Радуются, скачут жеребята, рады люди: много народилось жеребят, много будет кобыльего молока, надо приглашать гостей на ысыах...»
– Откуда только к нам в Суртан на этот раз не понаехало гостей,– прервав перевод песни сказительницы, не удержался от пояснений вожак суртанских комсомольцев Саша Пахомов.– Из Нюрбы приехали, из Мархи, из Якутска, с Колымы, из города алмазодобытчиков Мирного. Из соседней Бурятии. Приехали ученые Новосибирского отделения Академии наук. Фильм будут снимать, песни на магнитофон записывать. И из Москвы, столицы нашей, гости есть. Даже из США – Марджери Банзер, этнограф из Колумбийского университета прилетела...
Саша спохватывается и торопливо продолжает переводить суть легенды, которую пела сказительница. Когда-то в такой же, возможно, яркий солнечный день легендарный Эллей, прародитель якутов, первым перебравшийся жить на реку Лену, радуясь солнцу и лету, порешил созвать в берестяную юрту гостей на ысыах. Сколько лет с тех пор прошло, трудно сказать: сотни, а может, тысячи, но не умирают древние традиции, потому что живет сам народ... Ысыах величают теперь праздником изобилия, обновления природы, праздником мира и дружбы. Но в прошлом якуты называли его конским праздником. По якутским легендам бог первоначально сотворил коня. От него произошел полуконь-получеловек, а уж потом появился и человек. Кочуя, люди перебрались на Север из Прибайкалья, но и здесь сохранили давнюю любовь к коню. Тем более что был он не только помощником в походах и странствиях, но и главным кормильцем. Конское мясо, жир – всегда были для этого народа лакомством, а кумыс из кобыльего молока – как мед у древних славян. Его пили для бодрости, восстановления сил, без него не обходился ни один праздник.
«Кобылы и лошади были когда-то нашим божеством,– рассказывали писателю-путешественнику Вацлаву Серошевскому якуты в урочище Енгжа в 1884 году.– Ты видел кобылью голову, что во время свадьбы лежала в переднем углу? Ну, так вот этой голове, а не образам святых должны были в старину троекратно кланяться молодые, входя в дом. Мы почитали их, потому что ими жили».
На ысыахах в прежние времена пели и говорили только о лошадях, но никогда не упоминали об овцах и коровах, хотя те тоже имели немалое значение в хозяйстве. Подвешенный за уши семир – кожаный мешок для изготовления кумыса – и резной деревянный чорон стали с тех пор символами этого праздника. Серошевский записал со слов якутов, как «шаман – в старину ни один ысыах без шамана не справлялся – взявши полный кубок, становился в середине круга на одно колено и с лицом, обращенным на юг, пел, прося у «Белого Создателя Бога» о счастии, богатстве, благословении для всех... Затем, восклицая уруй, кубок вверх поднимал он троекратно. Окончивши, садился на место, пил из кубка кумыс и передавал его в очереди из рук в руки по кругу. Между тем ему подавали новый. И так пили, разговаривая, веселясь и играя...» Скачки, стрельбы из лука и вождение хороводов с песнями были непременными на этом празднике...
Тем временем Марья Ивановна, народная сказительница, объявила о начале торжества и пояснила, что чорон будет главным призом и в борьбе, и на скачках лошадей. А затем из белой юрты на луг высыпали дети, начав танцы с чоронами. Потом вынесли чороны побольше и вокруг них танцевали уже девушки в розовых и белых платьях...
Праздник продолжался два дня. Тут были выступления самодеятельных театральных коллективов, этнографических ансамблей, которые в национальных костюмах разыгрывали сцены из якутского эпоса «Олонхо». Демонстрировали свои изделия народные мастера по изготовлению чоронов, серег, колец, изделий из бересты, кож, меха оленей. И тут же желающие могли их купить. Богатыри состязались в поднятии огромных камней, которые неизвестно как в давние времена доставили на берег Вилюя. Оттуда их уже в наше время привезли на луг и разгрузили с помощью подъемного крана. Но среди якутских силачей находились такие, кто поднимал камни до колен, взваливал на грудь. Вскинуть же их на вытянутые руки никто не смог.
Соревновались во время ысыаха в прыжках на одной ноге, борьбе, вырывании у противника палки – мосла. Самой же комичной была борьба «перетягивание жеребенка». Надев на затылки сшитое полотно, борцы, солидные дяди, расставив в стороны руки, пятясь и оступаясь, пытались перетянуть друг друга. Время от времени лента соскальзывала, и силачи, как подкошенные, валились на траву. Трибуны взрывались от хохота, смеялись, конечно, и сами борцы...
А на поляне до утра водили хороводы, благо, что солнце уже почти не пряталось за горизонт, а лишь ненадолго скрывалось за лесом. Хороводы эти были необычными: непременно с певицей или певцом. Причем им мог стать кто угодно, на кого, как говорится, накатывало в этот момент озарение. Сочинив быстренько фразу из нескольких слов, он пропевал их, делая несколько неторопливых шагов по кругу, затем слушал, как хором повторяли их остальные. А запевала уже подсказывал другую мысль.
Все это время симпатичная американка Марджери, пристроившись за спиной у одного из лучших запевал – старичка в соломенной шляпе и белой рубахе, подпоясанной волосяным поясом,– ходила за ним следом, норовя ставить ноги, как и он в своих расшлепанных сапогах – носками в стороны, приседала и раскачивалась, повторяя и стараясь вызубрить произносимые им простенькие припевы. Не знаю, сможет ли она стать когда-либо запевалой, но ысыах на берегу Вилюя, как Марджери призналась, ей очень понравился.
Мне тоже. Да ведь оказался я на ысыахе не только для того, чтобы увидеть это празднество. С давних пор интересовала меня якутская лошадь. На вид она довольно неказиста – «приземиста, коренаста, крупноголова, горбоноса, широкозада». Исследователь, словами которого я воспользовался, давший ей такие определения, отметил, что эта лошадь – единственная, которая может жить за Полярным кругом. Без теплого стойла, крыши конюшни, оставаясь под открытым небом, она способна переносить лютые морозы. Задавшись целью снять всех птиц и зверей Заполярья, я однажды задумался: а может, якутская лошадь – прирожденная заполярница? Как дикий олень и белый медведь? Что из того, убеждал я себя, что она не зверь, а домашнее животное. Раз живет на Полюсе холода, значит, в мою фототеку должна попасть.
Когда я поделился своими соображениями с моим хорошим знакомым – якутским поэтом Николаем Герасимовым, он хитровато заулыбался. Лучше всего, сказал, фотографировать лошадь в декабре – январе. В разгар зимы, когда морозы градусов под шестьдесят, и кажется, что все вокруг замирает. А лошадки якутские как ни в чем не бывало пасутся в снегах. Все в инее, густой шерстью поросшие, живописал поэт, что медведи. Хороший можно сделать кадр, каждый поймет, что же, как говорится, за зверь такой – эта якутская лошадка. Но выяснилось, что в эту пору сумеречно, ветра нет и мгла постоянно висит над землею, да и морозы... И не создан еще фотоаппарат для съемки при столь низкой температуре, и не каждая пленка выдержит.
Хорошо, не смутился поэт, приезжай в марте – апреле. Морозы упадут градусов до тридцати пяти, и солнышко светит... Однако снега здесь бывают такие, что лошади, прорывая в сугробах ходы-траншеи, скрываются в них едва ли не по холку.
– Ладно,– смеясь, махнул рукой Николай Герасимов.– Приезжай летом на ысыах. Посмотришь наших лошадей на скачках...
Так я и оказался на празднике.
В программе ысыаха значилась проводка скаковых лошадей. Первой выпустили на поле белую длиннохвостую коренастую лошадку чистых якутских кровей. Вел ее, накрытую кумачовой попоной, пожилой якут в атласной рубахе за черно-белый, свитый из лошадиного волоса недоуздок. Как всякая якутская лошадь, голову не задирала, но ступала с затаенным достоинством.
Затем провели еще нескольких. Их тоже можно было принять за якутских, но далее пошли тонконогие, высокие рысаки, которых, несомненно, выращивали специально для скачек где-нибудь в донских или орловских степях.
Стоит ли удивляться, что в первых же заездах все якутские лошадки остались далеко позади. Я видел, как сидевшие на них парни стыдились смотреть людям в глаза.
А стыдиться было нечего. Якутская лошадь – трудяга. Издавна славилась она неутомимостью, с тюками наперевес в одном и том же темпе может идти сквозь тайгу, по горам, одолевая труднопроходимые якутские болота – бадараны. К тому же, обладая удивительной способностью отъедаться за короткое полярное лето и еще отложить жировой запас на зиму, умея, как дикий олень, «копытить» в студеную пору, доставать из-под снега корм, она оказалась как нельзя более приспособленной для здешних суровых мест. Вспомните, все Великие северные экспедиции состоялись с ее участием. Сколько их, лошадей, пало, помогая отважным русским землепроходцам пробивать дорогу к берегам Тихого океана. Первооткрыватели золота и алмазов тоже передвигались поначалу на лошадях. Да и потом уйму груза перевезли эти лошадки на отдаленные прииски и рудники. Не так уж давно появились на Севере вездеходы, автомобили и вертолеты.
Я не мог не болеть на этих скачках за якутскую лошадь, с нетерпением ожидая второго дня соревнований.
Жара выдалась не полярная: тридцать восемь градусов! Вот уж никак не мог подумать, что встречу знойное лето в Якутии. Время от времени люди уходили с ысыаха на берег Вилюя смочить голову, а самые отчаянные даже купались.
Заезд был тяжелым: шесть километров. Стартовало шесть наездников. Среди скакунов серый в яблоках рысак, который выиграл все предыдущие скачки, и несколько невысоких якутских лошадей. Белая, пегая, темной масти... Рядом с гнедыми и рыжими скакунами они выглядели не лучшим образом.
– А ты знаешь,– обернулся ко мне рядом стоявший старик,– сколько лет якутской лошади? Она – ровесница мамонта. Об этом не так давно в газетах писали. Раньше-то все спорили: откуда она появилась? Говорили, что пришла с якутами из Прибайкалья, да на монгольских лошадей не похожа. Тогда ученые предположили, что якуты повстречались здесь с коренными белыми полярными лошадьми. Судя по легендам, те сами к ним пришли на дым костров, спасаясь от комара. Но жили ли лошади в столь давнее время в здешних краях, подтверждений, находок достоверных не имелось...
В это время ударили в колокол, выстроившиеся скакуны рванулись вперед, а черная якутская лошадка задержалась, пошла даже назад. Рысак в яблоках возглавил заезд. А мой сосед-старик лишь усмехнулся такой досадливой заминке якутской лошадки. И снова заговорил, продолжая следить за скачками...
Несколько лет назад на одном из рудников был найден в вечной мерзлоте труп ископаемой лошади. Геологи приняли ее поначалу за лошадь современную, так она хорошо сохранилась, и выбросили в отвал. Об этом узнал ученый Русанов, что постоянно ездит на раскопки мамонтов. Год ждали, когда можно будет раскопать отвал. Премию назначили золотодобытчикам, чтобы не просмотрели останков лошади. Потом в Ленинград отвезли, там и установили: лошадь в Якутии жила тридцать с лишним тысяч лет назад. Во времена мамонтов. Но как доказать, есть ли связь у тех лошадей с нашими, современными? Пришлось забить для параллельных исследований из стада верхоянских лошадей жеребца.
– И оказалось,– рассмеялся довольным смехом старик,– что современная якутская лошадка – самая близкая родня доисторической. От нее и пошла порода...
Лошади пробежали уже большую часть первого круга, и серебристый скакун в яблоках шел первым. Но черная лошадка, шедшая последней, медленно начинала догонять остальных. Постепенно, круг за кругом, она обходила соперниц. Потом отстал на добрую сотню метров и гордый красавец серый в яблоках скакун. И тут ударил гонг – победа!
Якуты – азартные болельщики. Трибуны взорвались гулом сотен голосов. Рядом, перекрывая шум, кто-то радостно кричал:
– Ураган из совхоза Тойбохойский. Взял-таки опять первый приз!
А над головами болельщиков уже плыл золотистый чорон, тот, что держала сказительница. И вместе со стариком я поспешил туда, где проваживали на опушке еще не остывших лошадей. Победитель был весь мокрым от пота, но дышал в отличие от серого в яблоках скакуна легко. Всем своим видом он давал вроде понять, что не будь такой жары, смог бы столько же пройти и еще. Вот тебе и ровесник мамонта! Якутской лошади большие заезды подавай, где надо выносливость показать. Ведь проводились же в старину скачки на якутских лошадях и на 12 километров, и даже на 17.
Мне вдруг вспомнилась запись Вацлава Серошевского, которую он сделал в Намском улусе в 1891 году. Рассказывая о том, что когда-то «ысыахов было много, устраивать их мог каждый по любому поводу, но главных всегда было два: малый – весной, когда трава покрывала землю, и большой – в половине лета, на который сходился весь улус», старики не стали скрывать, что «теперь ысыахи повывелись».
«Скуп стал народ! – твердили старики.– Кобыл якуты перестали доить, все обеднели, стада рассеялись, а люди все больше гоняются за деньгами. Нет больше ни борцов, ни богатырей, ни богатых людей...» И вот теперь, почти столетие спустя, прилетев в поселок Суртан, что стоит на берегу Вилюя, я убедился: нет, не умер ысыах, живет. И не только в этом отдаленном уголке Якутии. Он будет жить, пока жив народ.
Суртан – Москва
Валерий Орлов, наш спец. корр.
Командир подземного гарнизона
Задолго до нынешнего экспедиционного сезона, в начале весны, в редакцию позвонили из Керчи. Сообщение музейного работника прозвучало неожиданно: «9 марта в Аджимушкайских каменоломнях при ведении реставрационных работ, недалеко от места базирования штаба подземного гарнизона, найдены человеческие останки в гробу. Гроб, сбитый из бортовых досок автомашины, обнаружили на середине перехода выработки. Он находился на глубине 88 сантиметров и был засыпан тырсой. Предстоит экспертиза...»
Из всех защитников «подземной крепости» единственным, кого, по воспоминаниям очевидцев, похоронили в 1942 году в гробу, был полковник Павел Максимович Ягунов (Полковник Ягунов родился 10 января 1900 года в селе Чеберчина Дубенского района Мордовской АССР. В 1919 году был призван в Красную Армию, участвовал в боях с белоказаками и английскими интервентами. Позже окончил 4-ю Ташкентскую объединенную военную школу, курсы «Выстрел». Осенью 1941 года его назначают командиром 138-й горно-стрелковой дивизии, которая с середины января 1942 года воевала на Керченском полуострове. Вскоре Ягунов уже начальник отдела боевой подготовки штаба Крымского фронта. 14 мая он принимает руководство обороной в поселке Аджимушкай, защищая подступы к переправе через Керченский пролив.). Командир подземного гарнизона погиб случайно: при осмотре трофеев в его руках разорвалась фашистская граната или мина. Все, кто находился в ту пору в каменоломнях,– трагический взрыв прогремел в первой половине июля – знали о происшедшем. На посту командира Ягунова сменил подполковник Г. М. Бурмин.
Рассказывали, что еще в 70-х годах, когда экспедиция журнала «Вокруг света» только начинала изучение каменоломен, некоторые участники обороны, приходя на раскопки, с большей или меньшей степенью уверенности показывали место, где, по их мнению, был захоронен Ягунов. Этот подземный зал находился недалеко от выхода к Царскому кургану. Именно здесь и открыли захоронение в 1987 году. Почему же его не нашли раньше?
Почти пятнадцать лет назад, в 1973 году, молодые поисковики настойчиво искали останки командира подземного гарнизона. На их рабочих картах и в раскопочных дневниках этот район уже тогда был обозначен как «Могила Ягунова». Участник той экспедиции – военный историк В. В. Абрамов вспоминает, что в этом месте было сделано несколько шурфов, но в них оказалась лишь чистая тырса и никаких следов боевой или хозяйственной деятельности. Уже теперь стало ясно, что подземный зал, где похоронили Ягунова, был для защитников Аджимушкая как бы священным. Иначе и быть не могло... Смущало и другое обстоятельство: очевидцы утверждали, что на стене, прямо напротив могилы командира, бойцы выбили или процарапали его фамилию. Такой надписи обнаружить не удалось.
Спустя месяц после телефонного звонка в редакцию пришло письмо от директора Керченского историко-археологического музея В. П. Разумова. Найденные останки, как сообщал Валентин Павлович, исследовали в Керченском отделении судебно-медицинской экспертизы.
Предварительное заключение специалиста гласило: «Предположительно останки принадлежат мужчине в возрасте 40—42 лет, рост 172—174 сантиметра, крепкого телосложения. Обнаруженные при исследовании множественные переломы нижних отделов локтевых костей и костей голени могли явиться следствием осколочного ранения конечностей». Это не противоречило рассказам аджимушкайцев: Ягунов склонился над трофейным оружием. Гранату или мину полковник держал в тот момент ниже колен.
Врач-судмедэксперт А. Б. Звягин при осмотре обнаружил сильно изорванные взрывом сапоги, петлицы со следами четырех прямоугольников (шпал), что соответствовало званию полковника. На одной из шпал сохранилась эмаль. Уцелело и несколько пуговиц со звездочками. В гробу оказались также истлевшие документы, но разобрать написанное не удалось.
Данные первоначальной экспертизы подтвердили и специалисты Крымской областной судмедэкспертизы. Эксперт высшей категории с тридцатилетним стажем В. Н. Кавтык дал заключение: «С учетом результатов краниометрии, фотосовмещения и антропометрического исследования представленные костные останки принадлежат полковнику Ягунову».
В Керчи в конце мая традиционно отмечают День партизана. Это праздник керчан, боровшихся с врагом в годы гражданской войны и фашистской оккупации. В этот день приезжают сюда и ветераны всех частей и соединений, которые участвовали в боях за город. В День партизана обычно происходят встречи оставшихся в живых защитников Аджимушкая, съезжаются и родственники погибших в каменоломнях.
Нынешняя встреча аджимушкайцев была особой: предстояло перезахоронить останки П. М. Ягунова и 30 неизвестных бойцов подземного гарнизона, которые были найдены в ходе последних экспедиций (См.: «Вокруг света», 1986, № 7.).
По заданию редакции я прибыл на эту печально-торжественную церемонию. Приехали и многие участники последних экспедиций – студенты и молодые рабочие из Ростова-на-Дону, Одессы, Москвы.
Накануне события вестибюль гостиницы «Керчь» стал штабом ветеранов. На стойке портье лежала стопка аккуратно переписанных детским почерком планов мероприятий, которые предлагал Совет ветеранов войны приехавшим на церемонию. Седовласые люди в орденах и медалях входили и выходили из гостиницы, курили у стеклянных дверей, беседовали, собираясь небольшими группами.
Аджимушкайцы выделялись среди всех какой-то особой сосредоточенностью. У большинства из них не было боевых наград: они просто не успели их заслужить до того, как ушли в каменоломни. Лишь орден Отечественной войны, врученный много лет спустя, матово серебрился у многих на лацканах пиджаков.
В день приезда я увидел знакомых аджимушкайцев, о которых уже писал наш журнал: Михаила Петровича Радченко из Керчи, Николая Федоровича Татарникова из Омска. Познакомился и с теми, о ком не раз слышал, но видел впервые: Львом Ефимовичем Кряжевым из Калининской области, Николаем Дмитриевичем Немцовым из-под Горловки Донецкой области, Андреем Лукичом Пилипенко из города Бельцы Молдавской ССР, Семеном Меркуровичем Тимофеевым из Среднеуральска, Илией Полиактровичем Джибладзе из Батуми». У каждого из них была трудная военная судьба. Кряжев, например, чудом сумел сберечь, пронеся через Аджимушкай и фашистский плен красноармейскую книжку, которую вручили ему в 1941 году; Немцов хранил партизанское удостоверение, выданное ему итальянскими антифашистами после побега из плена.
Приехали в Керчь и вдовы погибших в 1942 году. Жена батальонного комиссара Карпекина – Фаина Федотовна Карпекина-Юркевич, живущая ныне в Ленинграде, и Вера Кирилловна Фоминых-Загурская – жена капитана А. С. Фоминых, о котором писал наш журнал (См.: «Вокруг света», 1986, № 11.), приехали две дочери старшего политрука А. Н. Манукалова, дочь участницы обороны Е. Ф. Валько и другие...
Беседы с аджимушкайцами дают немало для поиска, который ведут в каменоломнях молодежные отряды. Вот лишь несколько записей из моего блокнота: «24 мая утром была общая атака,– рассказывал Немцов.– Меня с пулеметами поставили недалеко от выхода, чтобы в случае успеха атаки я мог выбежать и поддержать огнем, но атака захлебнулась. У выходов скопились люди, затем произошли взрывы, и многие были погребены под завалами. Предлагаю открыть при раскопках каменоломен выход с восточной стороны. Штаб обороны тоже держался восточной стороны...»
«Могу дать зацепочку к поиску имен погибших,– поделился Л. Е. Кряжев.– Об этом факте я узнал недавно от одного товарища, с которым был в плену после захвата фашистами Аджимушкайских каменоломен. Там он оказался в пленной похоронной команде и при погребении погибших вынул из обмундирования солдат, по его словам, около пятисот медальонов. Три противогазные сумки со «смертниками» он незаметно закопал в одной из воронок в надежде, что кто-нибудь после освобождения Керчи их отыщет и даст весточки родным».
Как знать, может быть, по имеющимся приметам удастся найти сумки с медальонами, а значит, восстановить имена многих пропавших без вести в сорок втором... Каждый из защитников Аджимушкая хотел, чтобы о нем, о его судьбе в каменоломнях узнали.
– Не могу забыть,– вспомнил в разговоре со мной Андрей Лукич Пилипенко,– как в нашем подразделении двое пожилых бойцов делились своим скудным пайком с молодым бойцом. Они говорили ему: «Ты должен выжить и рассказать нашим, что мы погибли, но не сдались».
– Их фамилии помните?
– Нет... Только лица врезались в память...
Участники обороны и поисковики долго обсуждали детали, связанные с захоронением полковника Ягунова. Рядом с гробом были найдены другие останки. Участник обороны Н. А. Ефремов из Ташкента в своих воспоминаниях, написанных сразу после войны, отмечал, что в момент взрыва гранаты в руках Ягунова рядом с ним находился майор, которого убило осколками. Некоторые участники обороны утверждали, что погиб при взрыве не майор, а лейтенант. Аджимушкаец С. Д. Рыкунов называл фамилию погибшего с Ягуновым – Лозинский. Но об офицере с такой фамилией у нас никаких сведений нет. Как он попал в каменоломни, где служил раньше – неизвестно. Даже имя его пока установить не удалось. Необходим архивный поиск. Живы ли родственники пропавшего без вести на Крымском фронте офицера Лозинского?
24 мая у главного входа в Музей Аджимушкайских каменоломен собрались тысячи керчан, военнослужащие Керченского гарнизона, участники войны. Шел проливной дождь, дул сильный холодный ветер, но никто не тронулся с места, пока из музейных пилонов солдаты выносили обтянутые красным кумачом гробы.
Прах Ягунова и других героев решили предать земле в центральном сквере поселка Аджимушкай, у обелиска. К этому месту в сопровождении почетного эскорта и тысяч людей двинулась траурная процессия. За гробом командира шли немногие из его бойцов, доживших до сегодняшнего дня, шла дочь Клара Павловна Ягунова...
Короткий митинг. Минута молчания. Ружейные залпы. Горсти земли в могилу. Огромные букеты цветов, венки. Солнце прорвалось сквозь тяжелые водянистые тучи, высветив надпись на мемориальной плите:
Полковник ЯГУНОВ Павел Максимович
командир
Аджимушкайского
подземного гарнизона
и
30 неизвестных солдат 1942 года.
Ближе к вечеру в вестибюле гостиницы я увидел среди аджимушкайцев ребят из молодежных поисковых отрядов. Владимир Щербанов, руководитель ростовского отряда, подвел ко мне пожилого человека в майорских погонах с широким рядом медалей на отутюженном парадном кителе старого образца.
– Познакомьтесь с Али Акиповичем Диасамидзе,– представил Владимир.– Брат его жены – лейтенант Янгуразов.
Старый военный грустно улыбнулся:
– В нашей семье долго не знали, где погиб Ибрагим. В сорок втором сестре сообщили, что он пропал без вести.
О том, как удалось установить имя погибшего под завалом лейтенанта Ибрагима Янгуразова, Щербанов писал в очерке «Как это было» (См.: «Вокруг света», 1986, № 11.).
– Я был значительно старше Ибрагима и помню его еще мальчиком. Воспитывала Ибрагима сестра Зухра, моя жена. Мне был он как сын, и мы ждали его сорок пять лет...– рассказывал Али Акипович по дороге в Аджимушкай.
Служивший в частях НКВД Диасамидзе, оказывается, и сам воевал в этих местах в мае 1942 года. Накануне отступления Красной Армии из Крыма он переправлялся по заданию командования с кавказского берега в Керчь и вернулся обратно, когда уже на переправе и в районе находящегося неподалеку поселка Аджимушкай гремели взрывы. Не знал он, что в числе ушедших в Аджимушкайские каменоломни, чтобы сражаться с врагом, был и его двадцатидвухлетний деверь. Сорок пять лет не знал...
Мы подошли к одному из глухих провалов. На дне воронки лежали потревоженные раскопками камни. Через соседний широкий провал, который называют «бутовским» (здесь художник-грековец Н. Я. Бут писал многие картины своей знаменитой аджимушкайской серии), начали спускаться в каменоломни. Восьмидесятилетний Али Акипович категорически отверг наш совет остаться наверху и мелкими шажками, держась за выступы, стал пробираться в узкую штольню, слабо освещенную падающим через провал дневным светом. Мы остановились у осыпи. Луч фонарика высветил затаившиеся в каменных глыбах проржавевшие осколки.
– Я выполнил завет твоей сестры, Ибрагим. Пришел к твоей могиле...– тихо произнес старый чекист.
Потом по подземным галереям мы прошли к месту, где в марте нашли останки Ягунова и неизвестного офицера. Я хорошо помнил эту галерею, проходил здесь с поисковиками не раз. Неподалеку, за ближней опорой-целиком, находилась низовка с солдатскими письмами, найденная давно, но окончательно раскрытая в прошлом году.
– Почему все-таки не смогли найти здесь захоронения? – спросил я уже на поверхности у полковника в отставке Сергея Михайловича Щербака, много лет помогавшего нашим экспедициям.
– Теперь-то кажется все просто,– ответил он.– В семидесятых годах мы не учли одного: после войны в этой части каменоломен продолжали добывать камень, подрезая наиболее мощные целики. И часть стены с надписью «Ягунов» была распилена и вывезена. Подземный коридор расширился. Мы пытались копать у стен, как и говорили очевидцы. Под тырсой, на уровне «пола», целик сохранился, копнули посередине широкого прохода, но на могилу не попали. Поисковые работы с самого начала надо было начинать планомерно, обследуя землю пядь за пядью, а не выборочно. Именно такой метод необходимо применять сегодня...
Щербак дал, безусловно, дельный совет нынешнему поколению поисковиков и, пожалуй, музейным работникам:
– Надо сохранить место захоронения Ягунова в том виде, каким оно открылось людям 9 марта этого года...
Поисковые экспедиции, как и прежде, будут отправляться в подземные галереи. Неожиданное открытие захоронения командира Аджимушкайского гарнизона убеждает: еще многое нам неизвестно.
Керчь – Москва
Алексей Тарунов, наш спец. корр.
