Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №09 за 1978 год"
Автор книги: Вокруг Света Журнал
Жанр:
Газеты и журналы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
– Ну, уж вряд ли. Арктика велика. Хотя кто ее знает?
Уже в полусне снова вспоминаю Удивленную.
...Багровое солнце висело над ее берлогой. Я был на противоположной стороне узкого распадка, выделяясь как клякса на чистой бумаге. И тут появилась Удивленная.
Выйдя из берлоги и деловито осмотревшись, она сразу направляется к площадке, где мы лежали накануне. Убедившись, что там никого нет, возвращается к берлоге и валится на бок. Так, боком-боком, она ползет немного, переворачивается через спину и вновь ползет, уже на другом боку. Потом вытягивает вперед шею, подгибает передние лапы и, отталкиваясь одними задними, скользит на груди. Все это в очень плавном, заторможенном темпе. Она четко выделяется на линии горизонта и кажется мне такой же большой, как горы или солнце, которое она то загораживает собой – и становится черной тенью, плывущей в алом водовороте поземки, то открывает вновь – и тогда прямой сноп лучей бьет из-за ее спины.
Нет, это не была простая разминка на снегу, это скорее походило на танец, в котором слились и торжество материнства, и радость освобождения из снежного плена, возвращения к тому миру дикой свободы, частью которого она была.
Склон у берлоги довольно крут, и потому, катаясь, медведица сползала все ниже и ниже. А потом села, подняла передние лапы и лихо съехала к самому подножию террасы. Я очнулся и двинулся вверх. Удивленная в нерешительности посмотрела на меня и тоже устремилась вверх к берлоге. Но стоило мне остановиться, замерла и она. Несколько секунд мы, глядя друг на друга, ждали, что же будет. И вот она снова повалилась на снег и как ни в чем не бывало продолжила свой танец. Казалось, она вступила со мной в молчаливый сговор: «Это опять ты? Что за чудак? Смотришь? Тебе нравится? Ну и смотри, если хочешь!..»
Тогда же, весной 1972 года, я написал в экспедиционной тетради: «14 апреля. Мы вырыли недалеко от ее берлоги яму и обложили пластами снега – получился великолепный наблюдательный пункт. Вскоре Удивленная вышла наружу. Покрутилась немного возле берлоги и опять исчезла в снегу. И тут же из отверстия выглянули две маленькие любопытные мордочки. Медвежата попытались было выбраться наверх, но мать решительно запихнула их обратно. И все же, когда она снова полезла из берлоги, один медвежонок ловко вскарабкался по ее спине и голове и выскочил наружу. Пока медведица помогала вылезти второму медвежонку, он кувыркался и елозил у ее ног.
– Шустрик, – шепнул я Стасу.
– Да, – ответил он, – а вот и Мямлик.
С минуту Удивленная, свесив голову и облизывая медвежат, стояла неподвижно. А те петляли между ног, вставали на задние лапы, ходили вокруг нее столбиками, лезли на голову, будто что-то нашептывая матери в оба уха сразу. Для них большое тело медведицы – остров в незнакомом еще мире, родной, доступный, необходимый остров, сладкий, как сон и молоко.
А вот и первый опыт самостоятельности – несколько шагов в сторону. Медвежата, как и человеческие дети, учась ходить, сразу пробуют бежать и, не справляясь со скоростью, падают. Медведица сама отталкивает их от себя, но, стоит им отбежать дальше какой-то невидимой черты, тут же возвращает назад. Она словно жонглирует двумя пушистыми шарами, разбрасывая и снова собирая их носом. И хотя все это кажется игрой, на самом деле медвежата заняты очень серьезным делом – учатся ходить.
Семейство направилось на каменистую площадку над берлогой. Но прежде Шустрик умудрился залезть на медведицу верхом. Этот акробат устроился сначала поперек, потом вдоль ее спины и, отчаянно балансируя, прокатился на матери. Мямлик попробовал до него достать и получил от братца такой увесистый шлепок, что опрокинулся и кубарем полетел в снег.
Всего минут двадцать продолжалась прогулка. Мы выдали себя стрекотом кинокамеры – звери немедленно спрятались в берлоге и до самой темноты уже не показывались».
Пурга на несколько дней заперла нас в избушке. Когда наконец установилась погода и мы смогли продолжить наблюдения, обнаружилось, что на Дрем-Хеде мало что изменилось. Снег только чуть-чуть припорошил землю, но льды по-прежнему стояли далеко в море. Каждый день мы видели похожую картину: две-три медведицы лежали на склонах или разгуливали, тоже, кажется, томясь ожиданием. Так мы и не дождались Удивленную. Срок нашей экспедиции истек.
И все-таки наблюдения дали немало. Вся карта Дрем-Хеда покрылась значками и стрелками, указывающими на встречи-с медведицами, их перемещения и временные залежки. Наблюдения подтвердили, что залегание зверей в берлоги целиком зависит от количества снега в горах и ледовой обстановки. Однако выход медведиц на остров для зимовки оказался гораздо более растянутым по времени, чем думали раньше, он начинается в конце августа – начале сентября, а не в октябре, как считалось. Так что предположения некоторых ученых о том, что звери выходят на берег, когда имеются условия для устройства берлог, неверны.
Интересно было также проследить за поведением медведиц в этот период. Хотя они и казались ленивыми и большей частью спали, но чутко реагировали на любые изменения погоды. К человеку же были достаточно равнодушны.
Несомненный научный «вес» имела и та коллекция черепов, которую мы увозили с собой.
...Тысячи лет назад, в те незапамятные времена, когда таяли великие ледники, появился в океане остров Врангеля – осколок древней Берингии. Менялись эпохи, люди обживали планету, но остров, похожий по очертаниям на растрескавшийся медвежий череп, был необитаем. Долго и трудно «открывался» он, нелегко осваивался. Сейчас остров снова стал заповедной землей, но заповедан он теперь не полярной стихией, а волей человека. Мы свидетели и участники этой новой его истории.
Лучшей эмблемой Арктики всегда был белый медведь. Для меня символ Арктики – медведица Удивленная с острова Врангеля. Никогда не забыть, как она когда-то спустилась вместе с медвежатами с многоступенчатой синей громады Дрем-Хеда к блистающему серебром океану. Они не поспевали за ней, падали, и тогда она спокойно поджидала их, подталкивая и облизывая на ходу.
Доброго пути, Удивленная! Пусть остров всегда будет тебе и твоим медвежатам гостеприимным домом...
Виталий Шенталинский
В тени старой крепости
Бон диа, бон диа, – Старый служитель в поношенном черном костюме (в такую-то жару!) почтительно поднялся навстречу и распахнул дверь. – Сегодня вы первый. С утра – никого. – И он снова уселся на скрипучий стул у ворот.
Крепость приняла меня в свои стены. Жарко, очень жарко сейчас в Мапуту. По всем прогнозам давно должна начаться осень с ее благодатным ветерком и прохладой, но дни проходят, а жара остается. Все живое инстинктивно прячется в тени. Я тоже поскорее нырнул между стенами и устроился на скамеечке возле большого колодца-журавля. Сейчас это экспонат. Когда-то он исполнял свои прямые обязанности. Когда-то...
В чем же в этой крепости грань между прошлым и настоящим? Может быть, в последнем выстреле этой убогой чугунной пушки на стене? Но – стоп. Почему убогой? Вот, вот эта грань. Убогая для нас пушка, и мощное, грозное для них орудие. Вот она, эта грань...
Нас разделяют столетия. Что мы знаем о них? Лишь то, что оставили немногочисленные хроники, карты и книги на старопортугальском. Можем посмотреть полуистлевшие камзолы и потускневшие регалии в музеях. И еще – погладить стволы их пушек. Чем они жили? Мы знаем фактически крохи. От них не осталось ничего живого... Разве что старая португальская крепость на берегу залива Делагоа. Через каждые десять метров а бойницах торчат жерла четырехдюймовых пушек. Обстреливается практически вое пространство вокруг форта.
Это началось очень давно, задолго до того, как была построена эта крепость. Здесь, на территории нынешнего Мозамбика, белых людей пока не знали...
Этот период истории у африканцев принято называть «временем доевропейокой колонизации». В Европе шел пятый, а может быть, двенадцатый век. Для Африки это было безразлично. Здесь таких понятий не существовало. Тут вели счет правителям, лунам, солнечным затмениям, праздникам и урожаям. Юго-Восточная Африка только-только научилась возделывать зерновые, жила охотой, собирательством и морским промыслом. Всюду, где жили готтентоты, распространялось скотоводство. На развалинах смитфилдской и уилтонской культур рождались новые производственные отношения. Эти люди были одаренными художниками. Они использовали окислы железа – лимонит и гематит для получения желтого и красного цветов. Они делали прекрасные изображения самих себя, животных, рыб, птиц, крокодилов. Их легкие и крепкие суда намного опережали по скорости и остойчивости тяжелые и неуклюжие европейские барки и каравеллы. Их рудокопы и старатели добывали золото в шахтах и аллювиях рек в таких количествах, какие и не снились средневековым европейским алхимикам. Правда, у них не было пороха и ружей, и это их погубило.
– Кто же кого цивилизовал? – спрашивают одни ученые.
– Но белые люди были для них богами, – парируют другие.
– Богами? Но ведь вся «божественность» их была в белой коже – ритуальном цвете для многих африканских племен, – отвечают первые. – В остальном они были захватчиками, наглыми и бесцеремонными расхитителями африканских народных ценностей.
– Но они были любопытными, полными дерзаний открывать новые земли.
– Таких были единицы. У всех «исследовательских» плаваний португальцев была одна цель – выйти на золото и рабов, пряности и слоновую кость.
Споры еще долго не кончатся. Но здесь, в тени старой крепости, их не слышно. За стеной тихо плещет волна, на боку невысокой башенки сидит как изваяние крупная серая ящерица.
Время как будто остановилось. Какой сейчас год? 1415-й?
...Этот год принято считать началом морской экспансии Португалии. Захват Сеуты королем Жоаном I. Кампания, о которой ничего не было б Известно, если бы не хроники, рассказавшие, как король «умыл руки в крови неверных»... «Неверные» были для португальского правителя ловкой отговоркой, ему нужно, было другое – золото, текущее по караванным путям из Африки через Сеуту, и еще – раз и навсегда уничтожить мусульманское пиратство в районе Гибралтара. Подлинный зачинщик захвата города – придворный авантюрист Жоан Афонсу ди Аленкер, быстро понявший, сколько прибыли может дать город: и золото Африки, и мусульманские суда Средиземноморья. О «золотых дорогах» португальцы были хорошо информированы благодаря арабским и европейским картографам. Но вот они узнают, что там есть не только золото, но и пряности, и слоновая кость, и рабы...
В Европу проникают рассказы о могущественной империи Мали, о Маисе Мусе, малийском правителе, совершившем в 1324 году знаменитое «золотое паломничество в Мекку». Манса Муса умирает в 1332 году, а через семь лет Анжелико Дульсерт уже доделывает на Майорке знаменитую карту мира с «Королевством Мали». Позже появляются другие карты. Конечно же, они становятся известными при португальском дворе. Незадолго до экспедиции в Сеуту Жоан Афонсу посылает в город своего человека – узнать, насколько же велика торговля золотом. Агент возвращается и расписывает красоты города и богатства его жителей... История сохранила подробности захвата Сеуты, но мы их опускаем. Нам важен результат. В июле 1415 года армада поднимает паруса – 200 судов с 20 тысячами войск на борту. 15 августа город захвачен с легкостью непостижимой. Среди войск, участвовавших в штурме, – принц Энрике. Через несколько лет он станет Генрихом-Мореплавателем...
Из разговоров с жителями и пленными защитниками города, из попавших в руки бумаг Энрике черпает обширную информацию о Северо-Западной Африке. Хронист Зурара, писавший еще до смерти Генриха, выдвинул несколько предположений о том, что же побудило его начать многочисленные морские путешествия. Первое – это атмосфера европейского Ренессанса: принц хотел выяснить, что там, за границами современных ему знаний, которые простирались не далее Канарских островов и мыса Бохадор. Второе – ему нужны были хорошие порты для торговли и ремонта судов. Третье – усиливающееся арабское влияние в Африке: Португалии надо было спешить. И последнее – распространение христианской веры. Генрих надеялся найти в отдаленных районах Африки христианскую поддержку. Уверенность эта, несомненно, основывалась на легенде о пресвитере Иоанне, слухи о котором ходили по Европе с середины XII века. В 1165 году в европейских столицах читали письмо, якобы написанное самим Иоанном императору Византии. «Я, пресвитер Иоанн, – говорилось в нем, – правитель из правителей, под небесами. Я самый сильный и богатый. 72 царя подчиняются мне...» Предполагают, что это письмо было специально сфабриковано, чтобы подлить масла в огонь крестовых походов. С 1422 года Генрих посылает суда вдоль Африканского побережья к югу от Марокко. Главная задача – «перешагнуть» через мыс Бохадор, Кабо де Нао – Мыс Нет. Сахара здесь вплотную подступает к океану, и нет ни малейших признаков растительности. Ветер дует с севера, и возвращаться трудно. Пашеко Перейра пишет в 1505 году: «Кто дойдет до мыса Нет – вернется или нет». Но вот преодолены и эти трудности, помог опыт длительных плаваний на Азорские острова и Мадейру. Жил Эаниш огибает наконец мыс Бохадор и возвращается на родину в 1434 году. Через два года Балдайя доходит до Рио де Оро.
Вскоре после этого зарвавшиеся португальские моряки под началом Генриха и его младшего брата Фернандо решают сделать невыполнимое – захватить Танжер. Кусок оказывается не по зубам – арабы сбрасывают португальцев в море. Плененным морякам обещают жизнь при условии отказа от Сеуты. В залог арабы оставляют у себя Фернандо. Но ему так и не суждено было увидеть родных берегов, ибо упрямые португальцы не отдают город.
Появляется новый тип судна – каравелла. Она имелась в Португалии еще в XIII веке, но это были убогие одномачтовые суденышки, годные только для рыболовства и каботажного плавания. В XV веке они вырастают до крупных трехмачтовых кораблей с высокими бортами. В 1441 году Тристан доплывает на них до Кабо Бранко в Северной Мавритании и берет пленных, которые рассказывают массу интересных вещей о золотой торговле в Сахаре. Все это обещает баснословные прибыли. Африканское Эльдорадо бродит в умах авантюристов. Экспедиции следуют одна за другой. В 1444 году Тристан открывает устье Сенегала – реки, отделяющей Сахару от остальной Западной Африки. В это же время Диниш Диаш впервые высаживается на островах Зеленого Мыса, а через некоторое время тот же Тристан решает подняться вверх по Гамбии и находит там смерть от руки местных жителей, не пожелавших отправиться в рабство...
Принц Генрих продолжает осуществлять полный контроль над плаваниями вдоль Африканского побережья. Венецианец Кадамосто, посетивший Западную Африку с разрешения принца, сообщает, что из одной лишь фактории Аргни к югу от Кабо Бранко ежегодно в Португалию отправляется 800 рабов. Африка начинает платить свою печальную дань Европе. Кровавая заря работорговли захватывает пока лишь самый краешек Черного континента.
...Крепость представляет собой прямоугольное сооружение с большим внутренним двором и крытыми помещениями в стенах. Служитель старательно поливает и стрижет траву. Вдоль периметра форта проложены бетонные дорожки для осмотра. Они проходят как раз под стенами, поэтому там можно спастись от жаркого солнца. Стены 5—6 метров высотой, слегка наклонные, с узкими высокими бойницами со всех сторон. Опасность могла прийти и с моря, и с суши, надо было быть готовыми ко всему...
Карты того времени рассказали о мучениях, которые испытывали мореходы, упрямо двигавшиеся на юг. Но они шли и шли. Сегодняшние ученые проделали титанический труд, отождествив почти все португальские названия тех лет с современной топонимикой Южной Африки. Стало ясно, как долго, лига за лигой, продвигались вперед португальские каравеллы. Проходит еще несколько лет, сменяются имена. Бартоломеу Диаш и Васко да Гама. Оба высвечены в истории достаточно ярко. Наступает прелюдия открытия Мозамбика. Кончается XV век. События последующих лет расписаны по месяцам. Португальцы уже в Юго-Восточной Африке.
...Этой крепости тогда еще не было. Первые португальцы сгоряча прошли мимо этих благословенных мест. Бухта Делагоа послужит верой и правдой их детям.
В 1498 году они впервые встречаются с банту – племенами Юго-Восточной Африки. Люди здесь живут в соломенных хижинах и женщин больше, чем мужчин. У воинов копья и стрелы с железными наконечниками – это португальцы замечают сразу. «Наверное, в районе много меди», – говорят капитаны, разглядывая украшения африканцев. А те подносят мореходам калебасы с пресной водой. Знакомство состоялось. Эту страну называют «Терра дебоа женте» – Землей Добрых Людей. Отметим, что обработка железа не была диковинкой в этой части Африки. Племена банту плавили железо уже во II веке нашей эры на Верхней Замбези, в V веке – в Свазиленде, в XI – в Трансваале; точные методы радиоактивной датировки сильно подняли престиж африканских народов.
22 января корабли бросают якорь в широком, поросшем манграми устье реки. Это Келимано. Суда гостят здесь 32 дня. Местные жители «все черные и хорошо сложены, одежда их состоит из матерчатой повязки вокруг бедер, а вожди одеты богаче», – отмечает в дневнике капитан одной из каравелл. Названия он дает в розовом цвете: Река Добрых Знаков. Второго марта эскадра подходит к острову Мозамбик. Дневник гласит: «Люди этого острова достаточно темнокожи и хорошо сложены. Они исламской веры и говорят, как мавры. Одежды их из тонких хлопковых тканей, богато украшенных. Оружие и посуда позолочены и посеребрены. Они купцы и торгуют с белыми маврами, которые приплывают сюда на судах с севера». Благодаря моряку, который когда-то был в плену у африканцев и знает арабский язык, португальцы получают много сведений о побережье, о городах и торговле. Они впервые слышат об империи Мономотапа, о ее золоте.
Золото, золото, золото... Его блеск стоял перед глазами португальцев во всех их плаваниях. Пусть уймутся те, кто утверждает, что их одолевала жажда странствий. Их влекло золото, образ тяжелого желтого металла в слитках, в песке, в монетах...
Через месяц корабли приходят на остров Момбаса. Шейх острова радушно встречает да Гаму сахарным тростником и лимонами. Но португальцы не глядят на угощения. Они смотрят на кольца, браслеты и кулоны. Сразу же после ухода с Момбасы они захватывают бангала – небольшое местное суденышко, груженное серебром и золотом. Тогда же эскадра берет на борт арабского лоцмана ибн-Маджида и 24 апреля с юго-западным муссоном отплывает в Индию.
Время перевалило в XVI век. В 1505 году португальцы захватывают Софалу. История сохранила десятки имен и дат. Кажется, с этого времени все в истории португальской колонизации Мозамбика становится ясным...
Я вышел из своего укрытия и поднялся наверх. Вдоль всех стен крепости идет площадка для тех, кто ее оборонял. Здесь лежали груды ядер, бочки со смолой, горели костры. Каменные плиты сохранили следы былой активности жителей форта. Они потрескались и стерлись. Отсюда, сверху, виден весь залив. Каравеллы подходили с востока, из открытого океана, и бросали якорь в полукабельтове от берега. Сейчас там прочно стоит полузатонувшая проржавевшая баржа. Тогда не было бетонной набережной и ровного ряда пальм, они росли беспорядочно, воздух был намного чище.
Одна фигура в истории освоения этих районов не дает мне покоя. Антониу Фернандиш, «первооткрыватель Мономотапы» – так называют его португальские и английские исследователи. История эта необычайна и полна загадок.
Не так давно в одном из лиссабонских архивов английский историк Эрик Аксельсон нашел необычную карту. Она была составлена «каким-то белым», посетившим «очень-очень давно» империю Мономотапа, чей правитель был властителем Великих Золотых Шахт.
Известно об этом человеке очень мало. Прибыл ли он в Африку с флотом Васко да Гамы или его доставили туда корабли Кабрала – сказать трудно. В 1505 году он появляется в Софале. Что он там делает – осталось тайной, о нем самом-то известны крохи. Знают, что он был беглецом из Португалии. За что его преследовали – неясно. Вместо казни он выхлопотал себе поездку в Африку: по тогдашним временам эти понятия были равноценными. Кое-какие сведения есть о нем в хрониках. «...Были они в городе Килоа (Килва. – Н. Н.), и там был Антониу Фернандиш, морской плотник, которого оставил там Педру Алвареш, и карта при нем была...» Какая карта? Наверное, достаточно важная, раз о ней упоминает хронист. А карта действительно была у Фернандиша наиважнейшая. В Килве он, если верить хронике, собирает информацию о том, что «происходит у этих недобродушных людей с обычаями явно варварскими», то есть у жителей внутренних районов Мозамбика. Фернандиш знакомится с африканцем Мафамедо Анкони, который и сообщает ему массу интересных сведений.
В 1514 году он собирается в первое опаснейшее путешествие в Африку. «Первый белый человек в Мономотапе» – так через 400 с лишним лет назовут его исследователи. Удалось установить месяц отправки его в Африку. Афонсу ди Албукерке, второй губернатор Индии, писал из Гоа королю Португалии 25 октября 1514 года: «Официальные лица написали мне из Софалы, что нашелся человек, которому и было приказано открыть тот город в Мономотапе, откуда золото проистекает, и отправился он к Лаврам, о чем докладываю почтеннейше Вашему Величеству». По всей вероятности, письмо шло из Софалы до Гоа два месяца, и Фернандиш отбыл в конце июля, в сухой сезон. К тому же в июле – сентябре от Африки к Индии дуют благоприятные ветры, так что письмо было передано именно тогда.
Сообщение о путешествии Антониу Фернандиша написал его современник, хронист Гаспар Велозу, и немедленно отправил ко двору. При письме была та самая карта, которую и нашел в Лиссабоне Аксельсон...
Фернандиш был в Мономотапе два, а может быть, три раза. Карта, составленная им, стоила всего золота юга Восточной Африки, но картографам того времени не было дано оценить титанический труд безвестного «морского охотника». Понадобились столетия, чтобы современные ученые наложили на карту Фернандиша новенькую карту золотых и медных месторождений Мозамбика и Южной Родезии и со священным ужасом обнаружили, что они совпали в мельчайших деталях! Откуда появилась такая карта у Фернандиша? Может быть, он сделал ее по образцу каких-то древних местных, неизвестных нам планов, находившихся в распоряжении правителя Мономотапы? Самое удивительное то, что на этой карте, датируемой 1514—1515 годами, нанесены золотые и медные месторождения, которые начали исследоваться и разрабатываться только в начале и середине нашего века! А некоторые золотоносные жилы, указанные на карте, разведаны совсем недавно.
Следы Фернандиша теряются в первых десятилетиях XVI века. Как сложилась его судьба после путешествий? По одним данным, он женился на африканской красавице и ушел с ней в глубь континента, по другим, он бесславно и тихо умер, не признанный современниками, не оценившими его подвига.
Потрясает другое. Фернандиш, несомненно, пользовался местными африканскими источниками для составления своей карты. Каких же высот должен был достичь опыт мономотапских рудознатцев, чтобы создать схему месторождений благородных металлов огромного района междуречья Замбези и Лимпопо! Может быть, им кто-нибудь помог? Ведь найдены же в Зимбабве осколки китайского фарфора и египетские статуэтки... Плавали же по Индийскому океану мореходы из Мохенджо-Даро и малайские рыбаки...
Доказательств пока нет. Ясно одно. Португальцы пришли на готовое. Воспользовавшись своим превосходством, они выжали из Мономотапы гигантские порции золота.
...Я не заметил, как подступили сумерки. За эти часы меня никто не потревожил. Ни одна живая душа не заглянула в крепость Нашей Богоматери на берегу залива Делагоа: здесь скучно и жарко, абсолютно нечего смотреть, голые стены да пушчонки – эка невидаль...
Н. Непомнящий
