355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вокруг Света Журнал » Журнал «Вокруг Света» №05 за 1962 год » Текст книги (страница 6)
Журнал «Вокруг Света» №05 за 1962 год
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 17:47

Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №05 за 1962 год"


Автор книги: Вокруг Света Журнал



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Впопыхах кто-то оставил на брезенте кусок моржового клыка и недоделанную фигурку оленя. Олень прост, очевидно, даже в доделанном виде он не будет поражать глаз филигранной техникой резьбы, как, например, поражают ею работы уэлленских косторезов. Но в нем есть главное – стремительная душа оленя. Я не могу понять, в чем это выражается: рога чуть намечены, ноги грубы, но это не корова, не белый медведь, это олень. Я размышляю над загадкой чукотского примитива, комары с посадочным писком приземляются на шею и руки, пес Кимка размышляет, глядя на меня. Качаются белые головки пушицы, теплом веет от нагретого брезента палатки, Старик тянет сквозь зубы тягучий мотив. Это и есть Чукотка. А может быть, это просто радость жизни...

Мы проговорили почти всю ночь. Пастухи вместе с нами строят возможные варианты поисков серебряной горы. К сожалению, сами они не слыхали ни о чем подобном, хотя каждый год бывают на озере. Сейчас в районе Эльгытгына никого нет. Взамен нам сообщают координаты легендарно знаменитого Красного Камня, чего-то вроде старого жертвенного центра для всей Чукотки, рассказывают с покрытых шерстью останках какого-то зверя, найденных в обрыве одного из озер, и кучу других историй. Мы слышим даже историю о местном снежном человеке. Что это: отголоски газетных сенсаций или самостоятельная версия?

Я люблю бывать в верховьях тундровых рек. Все здесь выглядит меньше обычного: узки долины, мелки и прозрачны протоки, мал кусок небя над головой. Осока, ягель, бесконечные вороха осыпей. Мертвое царство камня и ветра. Через два перехода мы увидим Эльгытгын. Вспоминаются слова одного из пастухов:

– О, Эльгытгын! Чудаки люди ездят поправляться на курорты. Для оленя самый лучший курорт – это Эльгытгын. Там все время лед – мечники!  Там дует все время ветер и идет дождь – мечинки! От дождя растет ягель, от холода гибнет мошка и комары, олени жиреют. Говорят, что там плохо нам, пастухам. Какумэ! Что хорошо оленю, то еще лучше пастуху!

«Видал ли ты, как кормят мышами питонов?»

Так вот оно, Эльгытгын! Эльгытгын – нетающее озеро. Прозрачная вода плещет на береговые камни. Мелкий дождь косо сыплет свои заряды, пелена тумана скрывает берега, скрывает сопки. Мы устраиваемся под береговым утесом. Я смотрю на Старика и что-то не вижу на его лице радости от встречи с озером. И без того худые щеки ввалились, позаросли грязноватой щетиной. Может быть, Старик просто разочарован, что вместо солнца, синей воды и нагретого камня скал его встретили туман и дождь?

Разыскивать сейчас березку бесполезно. Вряд ли мы сумеем разжечь ее, мокрую, под таким дождем. Патентованная спиртовая печка поглощает таблетки спирта проворно, как щелкает семечки подсолнуха тренированная базарная кумушка. Я поднимаю кружку с чаем и произношу извечный тост искателей приключений: «За удачу». Мы чокаемся чаем, сваренным на воде озера Эльгытгын.

Ночные белесые духи тумана бродят над озером. Я не верю в сказки про ледяное безмолвие Севера, не верю в заполярное чувство одиночества. Чукотка гораздо ближе и понятнее человеку во второй половине XX века, чем в давние нецивилизованные времена. Но сегодня ночью мы чувствуем себя, как озябшие пещерные жители. Старик тяжело бормочет во сне. Утром меня будит вопрос:

– Ты видал, как кормят мышами тридцатиметровую анаконду?

– Не приходилось.

– Вот смотри, она глотает их примерно так. – Старик со злостью распаковывает пакетик сухого спирта.

...Разогреваем консервы. Старик злится. Пустыня, черт бы ее побрал! Как в центре Гренландии. Даже комаров нет.

Пустыня, залитая туманом.

Эльгытгын – Мекка романтиков. Многие мечтают побывать на берегах этого озера. Но мы ищем легендарную серебряную гору. Где она – среди сотен покрытых туманом сопок? Век кладоискательных авантюр отошел, очевидно, в прошлое вместе с веком парусов, мушкетных пуль и «белых пятен» на карте. Современных кладоискателей готовят в институтах, к их услугам миллиарды госбюджета, вертолеты и умные приборы – «охотники за минеральным сырьем», которые ищут прямо с воздуха.

Что значит по сравнению с этим цепочка маршрутов двух дилетантов, без подробных карт, без снаряжения?.. Из века современной геологической науки мы добровольно перешли в век средневековых искателей с прутом лозы в руке.

Я молчу. Молчит Старик.

Полигон для психологической тренировки лунатиков

Мы принимаем решение уходить. В рюкзаках мало консервов, царство непуганой дичи осталось внизу, плитка-питон глотает таблетки уже не как мышей, а как мелкие просяные зернышки. Отсыревший листок карты на коленях. Я прочерчиваю длинный кольцевой маршрут: вначале на юг, потом на запад (это уже пройдено), потом на север, потом на восток (это еще впереди). Вот и все, что можно сделать в это неудачное лето. Мы осмотрим верховья встреченных рек, мы будем искать горку, подходящую индивидуальным обликом под длинные уваровские описания. Может быть, это и бесполезно, но...

Путаный ветер начинает разгонять туман. Мы вскидываем рюкзаки на плечи, и, как по заказу, желтое виноватое солнце проглядывает сквозь низкое месиво облаков...

На прощанье Эльгытгын открывается нам целиком. Старик усаживается на камень и вынимает трубку. Я старательно подражаю ему.

Озеро круглой, почти правильной формы. Белые пятна льда на воде и длинные ленты прибрежных валов. Хмурые зубцы утесов окружают озеро. На востоке утесы сливаются с уходящими тучами. Тихо. Пусто. Кое-где розовые отсветы ложатся на воду. Не помню, кто писал, что смесь розового и серого волнует нас, как подсознательное толкование будней жизни. Мы не поклонники всяких подсознательных толкований, но смесь розового и серого действительно создает настроение. Для того чтобы быть художником, надо увидеть мир, это всем ясно, но ведь для того чтобы понимать живопись, тоже надо видеть мир. Может быть, наступит время, когда транспорт сделает планету легкодоступной во всех ее углах, и тогда дискуссии о Рерихе и Кенте и о сотнях других художников перекочуют из выставочных залов в Гималаи, на Тибет, на Чукотку, может быть, вот сюда.

– Лунный кратер. Черт меня побери, настоящий лунный кратер! – слышу я тихий голос Старика. – Знаешь, парень, когда будут готовить людей на Луну, то, наверное, в комплекс подготовки будет входить и ознакомление людей с лунными пейзажами. Вот готовый полигон.

Я не стал напоминать Старику, что он сам еще не видал лунных пейзажей.

Дни, ночи и сантиметры

Ах, Уваров, Уваров! Ты споткнулся в свое время о Полярный круг, не довел до конца дело, в которое верил. Ну, хотя бы поточнее собрал бы ты сведения о том, где лежит эта серебряная гора, хотя бы разобрался, откуда взялось ее название. Ведь ты же знал чукотские горы, черт разберется в этих сотнях сопок...

Круглые сопки Анадырского нагорья заполнили весь мир. Мы видим, как по каплям, из звонкого бормотания под глыбами осыпей, из насыщенных влагой моховых подушек, из крохотных ручьев рождаются воды Анадыря и Анюя.

День сменяет ночь. Время отсчитывается только по привалам, сну, переходам. Старик невесел. Холодное сидение на озере не прошло даром: болит продутая монгольскими ветрами, застуженная на ледниках Памира спина. Сдают уставшие на сотнях километров охотничьих троп ноги.

Солнце щедро расплачивается за свои грехи. Наши кухлянки сухи и теплы. Горы желты и молчаливы. Пара зайцев удирает от нас среди камней, тонко пересвистываются горные кулики. Однажды мы видели, как сторожкая цепочка баранов тянулась на вершину.

Знает ли Баскин, что по его заявке ничего не нашли? Может быть, сейчас он разрабатывает новый логический комплекс сочетания рек, легенд и географических пунктов... А может быть, где-либо лежит без пользы дневник ловкача-канадца Шмидта, который рвался к этим местам, но тоже споткнулся. Здорово бы нам сейчас пригодился этот дневник.

Наши ноги отсчитывают карандашные сантиметры на карте. На север, потом на восток. Пустеют рюкзаки.

Наступает и тот день, когда залитая голубой дымкой Чаунская долина снова открывается перед нами. Наше настроение можно сравнить с настроением верблюдов, увидевших оазис. В пустынях есть оазисы, на Чукотке есть Чаунская долина.

Вместе с петлей на карге завершается первый этап первого года охоты за серебряной горой. С собой мы уносим желтую тишину горных долин, свист ветра в ушах, память о вкусе воды озера Эльгытгын и память о розовых утесах над серой водой... Мы видели марсианские закаты, видели горных баранов на вершинах... Кто знает: мало все это или много?

Окончание с продолжением

И вот мы снова в поселке. Потрепанная на морской волне и на речных быстринах «Чукчанка» мирно стоит на приколе...

Оставшееся дома самодеятельное пресс-бюро не теряло времени даром. Да, действительно, Уварова до сих пор помнят на Анадыре. В районе Усть-Белой одно место так и называется – «Уваровские плоты».

Люди, указанные им в заявке, действительно жили на Анадыре, сейчас там живут их потомки.

К сожалению, больше ничего путного узнать не удалось.

Один из корреспондентов клянется разыскать статью, где детально разбирается вопрос о «землепроходческом серебре».

Есть письма. В одном скромно упоминается об аномально высоком содержании серебра в одной из проб с верховьев Анадыря. К сожалению, проба была единственной, и ее признали недостоверной.

Один веселый приятель цитирует Илью Эренбурга: «Жить в прошлом – удел археологов и старых дев».

Человек, много лет проработавший оленеводом на Корякском нагорье, пишет об удивительных рыбах и клубнях каких-то растений, найденных им на одном из озер в бассейне Пенжяны. Предлагает заняться. Всякое бывает.

Путешествие вокруг света, как известно, начинается с первого шага. Открытия иногда начинаются со вздорного на первый взгляд утверждения. Быть или не быть чукотскому серебру? Пожалуй, мы сделали в решении этого вопроса пока совершенно несущественный сдвиг. Нам явно не стоит выступать в роли экспертов. Очевидно, вопрос не будет решен, пока не будут найдены достоверные истоки происхождения легенды.

Землепроходцы шли к нему с запада, Уваров шел с юга, мы шли к нему с севера. Есть еще четвертый маршрут – с востока, с той стороны, где на нашей карте крестиком обозначена гора Пильгурти Кувейта Нейка. Кто знает, Чукотка не так уж велика, а маршруты оленеводов, как и маршруты легенд, пересекали и пересекают ее всю и во всех направлениях. Об этом стоит подумать.

– Мы пойдем, мы пойдем за тобой, товарищ, только азимут дай да скажи маршрут, – напевает Старик.

Мы сидим на берегу моря. Бухта забита кораблями. Низкими утюгами темнеют два ледокола, легкомысленно покачиваются освободившиеся от груза транспорты. Изъеденные ноздреватые льдины с отрешенным шорохом трутся о берег.

Мы молчим. Десять раз обоснованная и сто раз объясненная неудача все же угнетает.

– Слышишь? – вдруг спрашивает Старик. Сквозь меланхолический посвист ветра, шорох льдин и чаячьи крики еле-еле сквозит настойчивое царапанье... Крохотная засыхающая былинка приткнулась к избушке там, где одна из многочисленных дыр заделана железным листом. Здорово пасмурно, но былинка светится изнутри остатками летнего уходящего света и трется о железо упрямо и весело, как игривый козленок.

Мы усмехаемся. Глаза у Старика начинают блестеть. Я знаю, что сейчас будет. Сейчас Старик выложит мне проект новой Вдоль и Поперек Продуманной Экспедиции...

Олег Куваев

Схватка за красным забором

На бой быков мы поехали в разгар мексиканской корриды, в ноябре, когда в Мехико стоят ясные, безветренные дни, когда ласково и мягко светит солнце, когда зелень на широких старинных бульварах чуть подернулась золотым отливом.

Мы едем вдвоем с Ренато. Он намного старше меня – ему за шестьдесят. Белые как снег волосы украшают его голову. Сорок лет Ренато работает репортером в спортивной газете и каждое воскресенье пишет о бое быков. Ренато любит корриду, знает ее и всегда едет на стадион в приподнятом настроении.

По воскресеньям на бой быков в Мехико едут все – от подростков до стариков. Длинные вереницы машин медленно продвигаются к цели. Впереди нас еле-еле тащится автобус, мальчишки облепили его со всех сторон. На остановке безбилетные пассажиры разбегаются, чтоб не заметил полисмен. Но как только автобус трогается, черноволосый паренек лет четырнадцати, видимо вожак, протяжно свистит, и ребята снова бросаются к автобусу, занимая прежние места.

Вид у всех, кто едет на стадион, торжественный, одежда яркая, нарядная. В этой праздничной суете, наверное, только я чувствую себя неловко, потому что еду на корриду впервые. Меня неотступно преследует мысль, что скоро я стану свидетелем страшного зрелища, кровь обагрит песок...

На площади перед стадионом гремит музыка. Важно прохаживаются парами зрители. Хрипло и звонко кричат продавцы свое любимое «купите!». «Купите портрет матадора Вильянеды! Купите расшитые золотом панталоны! Купите шпагу с запекшейся бычьей кровью!..»

Мы долго пробиваемся сквозь толпу и, наконец, подходим ко входу. Только не к общему входу, где на стенах красочные барельефы быков и матадоров, а к более скромному – служебному. Полицейский, стоящий у двери, улыбается и прикладывает руку к козырьку:

– Салюдо, Ренато!

Сразу за входом – стойла быков. Животные стоят в небольших загонах, косо поглядывая на прохожих круглыми, с красным отливом глазами. Мальчишки скачут по прогону на лошадях, разминая их перед боем. Ренато приводит меня в большую комнату, где переодеваются участники боя. Как и на площади перед стадионом, в раздевалке праздничная атмосфера, слышится непринужденный смех. Совсем не похоже, что люди готовятся к смертному бою!

– Познакомься, матадор Франциско, – представляет мне Ренато молодого человека, сидящего на стуле в нательной рубахе и панталонах.

Раньше я видел матадоров только на картинках. Затянутые в золотые камзолы, с косичкой на голове, они напоминали красивые статуэтки, и я никогда не задумывался, какое у этих людей лицо. Матадор Франциско больше всего поразил меня своим лицом: большой лоб, резко очерченный рот, темные, как вишни, глаза. В них светится большая доброта.

– Вам никогда не бывает страшно? – спросил я на прощанье матадора.

– Иногда бывает! – Франциско произносит эти слова со смущенной улыбкой и подает твердую, как металл, руку.

Над трибунами, где разместились двадцать тысяч зрителей, звучат фанфары, рассыпается дробь барабана. Из распахнутых ворот на песчаную арену стадиона, отгороженную от публики красным забором, вырывается огромный четырехлетний бык. Его черная шкура лоснится на солнце, на могучей шее выпирают тугие желваки мышц... Посредине арены бык останавливается и, согнув могучую шею, бьет передним копытом о землю, вызывая на смертный бой матадора.

Снова разносятся призывные звуки фанфар, и из узкого прохода в ограде на арену вступает Франциско. Затянутый в коротенькую желтую куртку, расшитую серебром, в плотно облегающие тело панталоны, он выглядит грациозно. Сняв с головы черную треуголку, Франциско раскланивается перед публикой, отставляя одну ногу в сторону и разводя руки перед грудью.

Мягко ступая по песку, Франциско идет навстречу быку. Шагах в пятнадцати он широко распахивает красный плащ. Мгновение бык остается на месте, но потом бросается вперед. Франциско вытягивается, гордо подняв голову, и пропускает его рядом с собой. Бык ударяет рогами по плащу и откидывает материю вверх, чуть не задев Франциско.

– Франциско пробует быка, – говорит Ренато, не отрывая взгляда от арены.

Бык остановился и, резко развернувшись, снова бросился в атаку. И опять его рог проходит в нескольких сантиметрах от расшитой серебром куртки Франциско.

Мягко ступая по песку, Франциско уходит с арены. Проба окончена. Появляется пикадор – всадник, закованный в железные латы. Он похож на средневекового рыцаря. Бык бросается на лошадь. Всадник не успевает вовремя вонзить копье в хребет быка, и животное, упершись рогами в прикрытый матрацем бок лошади, прижимает ее вместе с пикадором к ограде. Всадник валится на землю.

На арену легко и грациозно выбегают бандерильеры. В высоко поднятых руках они несут бандерильи – небольшие разноцветные палочки со стальными наконечниками на концах.

– Торо! Торо! – кричат бандерильеры, пытаясь отвлечь быка от всадника. Бык бросается на одного из них, но тот, ловко увернувшись, вонзает в его хребет разноцветные пики.

– Олэ! – радостно гремит стадион.

Бык бесшумно прыгает. Он хочет сбросить с себя бандерильи, но не может.

– Увертюра кончилась! – шутит Ренато. – Теперь начнется представление.

Франциско берет красную мулету, шлагу и снова появляется на арене. Он снимает свою черную треуголку и бросает ее за барьер. Вытянув шпагу параллельно земле, матадор перекидывает через нее мулету и прижимает ее к шлаге левой рукой.

– Иди! Иди! – зовет Франциско быка, потрясая перед ним мулетой и притопывая ногой.

Бык бросается в атаку. Франциско вытягивает левую руку с мулетой и чуть приподнимается на носках. С налета бык бьет рогами мулету, и она взлетает вверх, как занавес на окне от сильного ветра. Развернувшись, бык снова бросается на мулету. Франциско стоит спиной к быку и, чуть повернув голову влево, косит глазом назад.

После каждого удачного движения зрители славят матадора. Так же как все, я увлечен представлением и поэтому не ощущаю присутствия людей, заполнивших большую чашу стадиона. Я даже забыл о Ренато, и когда ненароком взглянул на него, то понял, что он тоже не помнит обо мне. Ренато смотрел на арену большими, по-детски раскрытыми глазами.

Но вот Ренато поворачивается ко мне и некоторое время смотрит бессмысленно, как будто он еще не отошел от сна, потом восклицает:

– Каков Франциско! Маравилья!

Франциско вдохновлен своим успехом. С каждой минутой его движения становятся все более изящными. Он встречает быка, по-особенному красиво выгибая тело в поясе и немножко склонив голову. Стадион ревет...

Франциско действует так точно и просто, что все это напоминает безобидную забаву человека с быком. Смерть, кровь – эти мрачные слова чужды тому, что происходит здесь! Может быть, именно в эти минуты я понял, почему для мексиканцев бой быков – праздник, почему такие великие художники, как Хемингуэй и Пикассо, увлекались корридой. По красочности и изяществу бой быков можно сравнить с балетом. По темпераменту и накалу страсти коррида, пожалуй, превосходит любое спортивное состязание.

...Франциско, видимо, твердо чувствует свою власть над быком. Я гляжу на его работу, и мне кажутся смешными слова матадора о страхе. Франциско держит мулету в левой руке, но теперь он поворачивается вместе с ней на одном месте, и черная туша быка, словно магнитом притянутая к мулете, носится вокруг него.

Снова гремит «Олэ!», но вдруг стадион смолкает. Франциско встает перед быком на колени. Налитые кровью глаза животного смотрят на Франциско. Когда он распахивает мулету, бык бросается вперед. На коленях трудно увернуться от удара острых рогов, но бык подчинен воле матадора и проскакивает под вытянутой рукой Франциско, обдавая его своим горячим дыханием. Франциско, не поднимаясь на ноги, поворачивается лицом к быку, и снова животное летит на него.

Но вот матадор поворачивается спиной к быку. Совсем тихо на стадионе. Франциско повыше приподнимает руку с мулетой и ждет. Когда бык проносится мимо матадора и останавливается на середине арены, стадион взрывается, как бомба.

– Маравилья! Маравилья! – кричит Ренато. – высшая премия обеспечена!

Звучит барабанная дробь. Франциско поднимается на ноги, подходит к ограде, вытаскивает из-под мулеты шпагу – сталь веселым зайчиком блеснула на солнце. Ударом шпаги Франциско должен закончить бой, и по всему видно, что он верит в силу своего удара.

Но что это? Стадион снова затих. Какой-то мальчуган перепрыгнул через красную ограду и оказался на песчаной арене. Это был тот самый парень, что командовал ватагой ребят, ехавших на буфере автобуса. Не теряя времени, парень выхватывает из кармана кусок обыкновенной красной тряпки, достает из-под рубашки суковатую палку и вешает на нее тряпку. Служители, бандерильеры и Франциско бросаются на арену, чтобы отвлечь быка от мальчика, но поздно.

– Торо! Торо! – кричит мальчик, и в этом крике слышится страсть и желание испытать свою судьбу. Кажется, мальчик вот-вот сам бросится на быка.

Бык видит красную тряпку и кидается на нее.

Двадцать тысяч зрителей, минуту назад замиравшие от страха, теперь вместе с мальчиком радуются победе. Служители, бандерильеры, матадоры остановились с плащами в руках, боясь вмешиваться в борьбу.

Ренато быстро записывал что-то в блокнот, зло поглядывая на арену.

Уже потом, после корриды, он рассказал мне, что случалось уже не раз, когда такие вот мальчишки довольно часто появлялись на арене. Это, как правило, ребята из бедных семей. У родителей нет денег на школу. И жизнь ребят проходит на улице, в поисках мелкого заработка. Но ребята мечтают о лучшем будущем, работе, месте в обществе. Но как найти это место? Должно случиться чудо, чтобы на бедного парня обратили внимание и ему удалось получить хоть какую-нибудь работу. Ради этого мексиканские ребята часто решаются на отчаянные поступки: на берегу Тихого океана, в курортном городе Акапулько они прыгают в воду с сорокаметровой скалы, на аэродромах в провинциальных городах поднимаются в воздух, примостившись на хвостовом оперении самолета, и, наконец, выходят один на один с быком. «А может, бык не убьет меня? – думает парень. – Тогда обо мне будут писать газеты, мной заинтересуются матадоры и обучат своему ремеслу. Я буду богатым. Матадоры получают сорок тысяч песо за один бой!»

Конец мальчишеским мечтам наступает порой на арене. Бык убивает мальчика. Бывает, конечно, и другой исход. Мальчик остается жив, и о нем действительно пишут газеты. Правда, парня сажают в тюрьму на тридцать дней за то, что он появился на арене во время боя.

...Борьба между мальчиком и быком продолжается. Мальчишка понимает, что вот-вот его схватят служители, и поэтому торопится. Он хочет показать зрителям все, на что он способен. И, наверное, поэтому мальчик рискует сделать самое страшное – он встает перед быком на колени, как это только что делал Франциско. Бык стремглав летит на самозванного матадора. Кажется, участь мальчика решена. Многие закрывают руками глаза, чтобы не видеть гибели мальчишки. Но... судьба и на этот раз сберегла его.

– Олэ! – гремит стадион. Зрители, захлебываясь от восторга, еще больше подзадоривают смельчака.

Бык снова готов к атаке. Но мальчик, опьяненный успехом, замешкался. Сильным ударом бык отбрасывает его в сторону метров на шесть.

– Убит? – обращаюсь я к Ренато.

– Нет! Отделался ушибами! Мальчик еще лежит на песке, но бык уже поворачивается и угрожающе целит в него рогами. Еще мгновение, и бык нанесет смертельный удар. Подбегает Франциско. Он подставляет красную мулету к бычьей морде. Служители подхватывают мальчика и уносят за ограду.

– Коррида испорчена – безнадежно махнул рукой Ренато. – Такую корриду испортить!

Франциско энергично взмахивает мулетой, но бык бросается не на мулету, а на него. Матадор отскакивает в сторону, и острые рога чудом пролетают мимо. Бык останавливается и тупо глядит по сторонам. Франциско снова зовет быка. В движениях матадора появилось что-то настороженное. На этот раз бык приближается к матадору медленно, рысцой. Это опасно потому, что нельзя рассчитать движения быка. Франциско боязливо пятится. Когда до быка остается метра два, он бежит к ограде и скрывается в узком проходе. Животное преследует матадора. С разбегу бык бьет рогами в деревянную ограду – щепки летят в разные стороны. На трибунах презрительно свистят, отпускают нелестные шутки в адрес струсившего матадора.

С другой стороны арены выходят два бандерильера с красными плащами в руках. Бык бросается на одного из них и загоняет в узкую щель прохода, потом делает то же самое с другим. Опять на арене Франциско. Он идет к быку подчеркнуто уверенно. Животное стоит на месте, будто поджидая матадора. Не дойдя шагов десять, Франциско разворачивает перед быком мулету. Бык смотрит на мулету, но не бежит. Наконец он рванулся вперед, и опять Франциско едва увернулся от рогов, которые были направлены ему в живот. Человек уже не властвует над животным. Совсем недавно матадор казался неуязвимым. Он стоял с гордо поднятой головой, и бык носился вокруг него, как заводная игрушка. Сейчас человек бегает от быка, и черная туша животного с каждой минутой становится все неприступнее.

Стадион злобно ревет. Эта злоба относится к Франциско, который не в силах больше подчинить быка. На арену летят соломенные подушки и апельсины. Мексиканцы считают, что талантливые матадоры подчиняют быка своей воле и учат его красиво умирать. Это и делал Франциско до того, как на арене появился мальчик. Но мальчик «испортил» быка, позволил ему ударить себя, и теперь красная мулета ничего не значила, он норовил нанести удар человеку.

Презрительный свист на стадионе стихает, когда Франциско обнажает шпагу и просит у судей разрешения убить противника.

– Убить его, наверное, трудно,– вырывается у меня.

– Он должен его убить, – отвечает Ренато.

Мягко ступая по песку, Франциско идет на середину арены, где стоит бык. Животное тяжело дышит, его большие черные бока двигаются, как кузнечные мехи. Остается четыре метра, три метра, два метра... Матадор вытягивает руку и целится шпагой в загривок. Но бык бросается на Франциско раньше, чем тот успевает выбрать правильную точку. Шпага ткнулась в кость и упала на песок.

Франциско вовремя отскакивает в сторону, затем поднимает шпагу и идет к быку. Но тот снова атакует матадора и заставляет его бежать.

Над стадионом гремит горн. Время первой попытки истекло. На трибунах слышатся злые насмешки.

Но вот опять наступает момент, когда человек и разъяренное животное сходятся совсем близко. Франциско бросается на быка и всаживает ему в загривок шпагу, но... только наполовину. Рана явно не смертельна.

– Сеньор! – кричат зрители. – Сделай из быка яичницу!

Бык бегает по арене с торчащей шпагой в спине. Франциско пытается приблизиться к нему и выдернуть шлагу, но это не удается.

Гремит горн. Время, отведенное матадору для того, чтобы закончить бой, истекло. По законам корриды непобежденный бык отпускается с арены живым.

Публика неистово свистит и улюлюкает. Устало опустив плечи, Франциско уходит с арены. За оградой он идет к тому месту, где сидит перевязанный мальчишка под охраной двух полицейских. Франциско говорит что-то полисменам, и те отпускают мальчика. Мальчишка хватает руку матадора и целует ее.

– Что это?

– Ничего, – в голосе Ренато нет удивления. – Франциско освободил парня, заплатив за него штраф.

– Мальчик испортил бой!

– Верно! Но Франциско начинал свою карьеру так же, как этот мальчуган.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю