Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №06 за 1978 год"

Последняя стоянка Укукая

Это было давно, четверть века назад, но память отчетливо сохранила все события той осени.

...В тот полевой сезон я, геолог, попал волей случая в район Анадырского нагорья. Там, недалеко от верховий рек Анюя, Чауна и Анадыря, работала одна из партий

Чаун-Чукотского геологоразведочного управления. У геологов кончались продукты, и к ним из Певека вылетал самолет. Взяли и меня.

Я знал, что партия эта исследует малоизученный район вблизи озера Эльгыгытгын, или, как называют его чукчи, Эльгытхын.

Оно-то и привлекало мое внимание.

Еще в 1914 году геолог Полевой, работая на Чукотке, услыхал от местных жителей об этом озере. Он хотел добраться до него, но не смог найти проводника. Все чукчи наотрез отказывались идти в эти места. Сергей Владимирович Обручев оказался счастливее своего предшественника: его согласился сопровождать чукча Тнелькут. В феврале 1934 года они тронулись в путь. С Тнелькутом ехала вся семья на нескольких нартах. Двигались по глубокому снегу долины Чауна, затем по горным кручам и через несколько дней достигли цели. Но, приехав на место, Тнелькут заявил, что больше суток здесь оставаться не сможет якобы из-за отсутствия корма для оленей, хотя Обручев своими глазами видел ягель в той котловине, где находится озеро.

Сергей Владимирович высказал потом гипотезу о том, что озеро заполняет кратер потухшего вулкана. Но чем объяснить, что вблизи озера, как говорят чукчи, нет никакой жизни? Дикие олени сюда не заходят, не забегают звери, не залетают птицы, хотя их пролетный путь проходит над этим озером...

Быть близко от таинственного озера и не увидеть его – этого я не простил бы себе всю жизнь.

Самолет шел над большой котловиной. На дне ее светилось озеро, словно полная до краев огромная каменная чаша с плоскими и черными краями. По краям котловины столпились высокие конусообразные горы. От кромки воды до гор не менее пяти километров. Это была наклонная плоскость, полого падающая к озеру. На ней не видно ни одного кустика, ни одной травки. Везде сплошной черный камень.

Конечно же, было загадкой существование здесь такого большого водоема, размеры которого, по Обручеву, достигали 17 километров в длину и 12 – в ширину; озеро было темным, видимо, очень глубоким, исключая узкую зеленоватую прибрежную полоску, где просвечивало дно.

На южном берегу озера, там, где из него вытекает единственная река Энмываам, мы увидели белую палатку. Она стояла у подножия одной из сопок.

Пилот выбрал место для посадки на галечной отмели реки.

К самолету подбежали два человека. В одном из них я узнал геолога Ивана Дмитриевича, с которым был знаком уже много лет. Он приехал на Колыму после окончания геологоразведочного техникума по комсомольской путевке. Открывал первое золото в Бёрёлёхской долине, потом мы работали с ним в холодном Верхоянье, искали золотоносные россыпи на бурной Адыче. И вот он на Чукотке...

Рассказываю Ивану Дмитриевичу, что привело меня к ним. Иван Дмитриевич улыбнулся и задумчиво сказал:

– Конечно, наши редкие маршруты еще не позволяют сделать окончательного заключения. Но уже сейчас ясно, что этот район, находящийся в зоне вулканов, может быть очень интересным и перспективным. Видишь ли, район сложен в основном вулканическими породами: базальтами, туфами, липаритами. Шлиховое опробование притоков реки Энмываам обнаружило незначительную золотоносность. Повсеместно в шлиховых остатках были зерна опала, халцедона, пирита, киновари и очень мелких алмазов...

– А почему в этих местах нет никаких зверей и птиц? – спросил я.

– Это и для нас загадка. Ни в долине Энмываам, ни в котловине вблизи озера мы не видели никакой живности. Кое-где встречаются хорошие ягельники, на которых могли бы пастись олени. Но и оленей нет. Даже евражек-сусликов, которые на Чукотке повсюду, и то не видно! Не только не встречали медведей, но не заметили даже их следов...

Мы проговорили с Иваном Дмитриевичем допоздна, не ведая, что Завтрашний день готовит нам удивительное знакомство.

По широкой долине реки Энмываам медленно шагает старик, опираясь на длинную палку. Пергаментную кожу его лица избороздили глубокие морщины. Длинные пряди черных с проседью волос спускаются на плечи...

На ногах старика торбаса на толстой подошве из оленьей шкуры. Такую обувь чукчи называют «плекты» и носят обычно зимой. А старик надел ее тогда, когда еще нет снега. Видимо, он сделал это неспроста – собрался в дальнюю дорогу. За плечами его висело ружье.

Старик шел не торопясь, временами останавливался и внимательно смотрел вокруг. Порой он нагибался и щупал рукой ягель. На поводу старик вел двух оленей, которые покорно следовали за ним, на ходу срывая мох. На спине одного оленя, который сильно хромал и шел очень тяжело, виднелось подобие седла из двух мягких валиков; они были привязаны к туловищу животного ременной подпругой. На спине второго оленя были небольшие переметные сумы. Впереди старика бежала черная лайка с белым пятном на лбу.

Вдруг собака выбежала далеко вперед, остановилась и по своему обыкновению стала верхним чутьем искать незнакомые запахи, затем громко залаяла. Старик начал снимать ружье, но, присмотревшись, увидел двух человек, которые поднимались по долине ключа. Временами они останавливались и набирали землю в деревянное корыто, похожее на жирник в чукотском пологе.

Старик позвал собаку и стал с интересом наблюдать за людьми.

Между тем геологи тоже заметили старика и направились к нему. Подойдя поближе, один из них сказал:

– Здравствуй, товарищ!

– Здравствуйте, добрые люди, – на чистейшем русском языке ответил старик и повесил ружье за спину.

Так состоялось знакомство геолога Ивана Дмитриевича с колхозным пастухом Захаром Укукаем. Старик ехал сюда трое суток, бригадир послал его искать новые пастбища. Вначале олени шли хорошо, потом один из них повредил ногу – провалился между камней, стал сильно хромать. Пришлось идти пешком. Хороший ягель тут есть, но старик опасается пасти здесь оленей...

– Почему? – спросил Иван Дмитриевич.

Захар не ответил. Когда же он узнал, что база геологов находится вблизи озера Эльгыгытгын, посмотрел на Ивана Дмитриевича недоверчиво. И спросил:

– Вы там ничего не видели, никто у вас не болеет?

– Пока все в полном порядке, все здоровы.

Старик, похоже, хотел что-то сказать, но передумал.

Вечером вместе с Иваном Дмитриевичем в лагерь геологов пришел Захар Укукай. После нескольких кружек чая и выкуренных трубок, скрепивших взаимную дружбу, старик сказал, что будет сейчас лечить оленя. Мы с интересом стали наблюдать за врачеванием.

Захар накинул на шею оленя чаут и привязал к одному из толстых кольев, на которых геологи в хорошую погоду сушили мокрую одежду и спальные мешки. Потом вынул из чехла стальной нож, взял оленя за больную ногу и стал чистить рану. Олень сильно брыкался, пытался вырвать ногу. Мы видели, что Захару очень трудно. Я не выдержал и решил ему помочь. Только успел сделать шаг, как старик, поняв мое намерение, отрицательно тряхнул головой:

– Не надо. Для старого человека чем труднее работа, тем лучше здоровье. – И он продолжал свое дело. Вычистив рану, старик обмыл ее и завязал ногу тряпицей. – Теперь все будет хорошо, – удовлетворенно проговорил Уку-кай, вытирая руки об одежду. – Скоро олень снова повезет меня. В продолжение всей процедуры собака лежала недалеко от старика и наблюдала за происходящим. Когда старик закончил, она подбежала к оленю и полизала его больную ногу. Олень стоял, низко опустив голову, и косил свой черный глаз на собаку.

Старик погладил собаку и ласково проговорил:

– Какой ты у меня умный, Чаун, все понимаешь. Ладно, иди паси оленей. Да смотри, чтобы далеко не уходили.

Чаун направился к оленям, которые уже пошли искать ягель.

– Хорошая у тебя, Захар, собака, – сказал Иван Дмитриевич, молча наблюдавший за этой сценой.

– Плохую бы не держал. Чаун для меня самый лучший друг. Я взял его, когда остался один. Взял маленьким щенком, назвал Чауном и вырастил...

Укукай направился к палатке. Он все время посматривал в сторону озера, хмурил брови, что-то шептал. Я спросил старика:

– Почему вы так тревожно смотрите на озеро?

В палатке Захар налил себе кружку крепкого чая, набил табаком трубку, уселся, поджав ноги, на оленью шкуру и начал рассказывать:

– Об озере Эльгытхын я слышал многое. Чукчи говорят, что в этой котловине живут злые духи. Один из них, дух ветра, обитает над нами – вон на той горе. Он страшно не любит, когда люди или животные заходят в эти места... Дух воды живет в озере; оно такое глубокое, что никто из людей не доставал дна. Птицы не садятся на озеро: на нем долго не тает лед, и они боятся духа воды. Звери и люди также не подходят к этому озеру – дух воды может утащить их в свое царство. – Проговорив это, старик оглядел каждого из нас, словно пытаясь понять, поверили ли мы его словам. Потом раскурил трубку и продолжил: – Мне рассказывали, что одна чукотская семья поставила ярангу возле озера и решила пожить тут. Вскоре пошел слух, что семья пропала. Сколько ни искали, нигде не могли найти ее. Решили, что люди откочевали в какие-нибудь далекие места, вроде Анадыря или Анюя. Но через несколько лет мой отец случайно забрел к этому озеру и увидел человеческие скелеты. Дух воды утопил людей, а кости выбросил на берег. Отец в страхе бежал от проклятого озера. Потом всем говорил об этом, просил меня не ходить сюда...

Укукай замолчал, раскурил потухшую трубку и снова стал боязливо посматривать в сторону озера, закрытого туманом. Черные зубцы гор едва выделялись на фоне сумеречного неба. Ничего больше не сказав, Укукай поднялся и пошел от палатки в ту сторону, где паслись олени.

В тот день озеро особенно манило своей красотой. Я уговорил Ивана Дмитриевича спустить на воду надувную лодку и сделать промеры вблизи берега (промеры тоже входили в программу экспедиции). Укукай смотрел на наши приготовления неодобрительно и всячески отговаривал от этой затеи. Но мы его не послушались. Иван Дмитриевич работал веслами, а на мою долю выпало измерение глубины. Укукай подошел к берегу и тревожно смотрел на озеро, не спуская глаз с лодки. С ним был и неразлучный Чаун.

За работой мы не заметили, как лодку постепенно отгоняло от берега. По глубокому небу плыли редкие облака. Одно из них несколько задержалось над озером, и лучи солнца не могли пробить его. Темная тень медленно плыла по озеру. А по краям этой тени солнечные лучи отражались тысячами серебряных блесток...

Внезапно налетел сильный порыв ветра. За один миг все вокруг изменилось. Мы начали усиленно грести к берегу. Высокие волны каждую минуту готовы были захлестнуть наше суденышко. И захлестнули. Мы оказались в воде. Но лодка не утонула. Она только погрузилась в воду. Мы инстинктивно схватились за натянутые сверху веревки.

Намокшая одежда тянула вниз. Я усиленно работал ногами и руками, но новые волны захлестывали меня и не давали опомниться. Я уже начал терять надежду на спасение, когда почувствовал, что какая-то сила тянет меня в сторону. С трудом открыв глаза, увидел рядом с собой Укукая. Чаун, вцепившись зубами в мою одежду и упираясь ногами, тянул меня к берегу...

– Теперь лежи спокойно, – услышал я над собой голос старика. Чаун лизнул мое лицо шершавым языком. Я хотел погладить собаку, но не смог. У меня кружилась голова, а правая рука повисла как плеть.

– Где геолог? – спросил я, едва разлепив губы.

– Не беспокойся, твой друг здесь, – ответил старик.

Только тут я заметил, что рядом со мной лежит Иван Дмитриевич. Приподнявшись немного, увидел его мертвенно-бледное лицо. Нос заострился, дыхания не было. Кое-как с помощью Укукая я поднялся на колени. Мы стали делать искусственное дыхание. Я помогал Укукаю одной рукой. Наконец геолог слабо застонал. Мы перевернули его на бок, изо рта хлынула вода. Вскоре он открыл глаза.

– Где я нахожусь, что со мной? – слабым голосом проговорил он.

– Лежите спокойно, – сказал Укукай, с укоризной глядя на нас. – Говорил вам, не надо плавать по этому озеру. Опоздай я с Чауном на одну-две минуты, ушли бы на дно.

Мы молчали.

Буря утихла так же внезапно, как и началась. На небе снова появилось солнышко, но теперь оно было почти у горизонта. Долго мы шли к палатке, я – сам, а Ивана Дмитриевича поддерживал Укукай.

Вечером старик поил нас какой-то жидкостью. Заметив мой недоуменный взгляд, он успокаивающе сказал:

– Это хорошее средство от простуды и ломоты в костях. Чукчи часто пьют отвар этого растения.

Какое это было растение, он не сказал, но мы ему верили.

В знак благодарности Иван Дмитриевич выделил Укукаю из своих скудных запасов табаку и чаю. Потом долго уговаривал старика задержаться с нами еще на несколько дней. После некоторого раздумья Укукай согласился.

– Не больше как два дня. Я пожил бы с вами дольше, но, думаю, бригадир будет сердиться, – сказал старик.

В один из последующих дней мы с рабочим Мишей Сыромятниковым решили подняться на высокую сопку, под которой стояла наша палатка. Приглашали пойти и Укукая, но он наотрез отказался. Сопка, напоминавшая острый войлочный колпак, была сложена из черных базальтов, изредка прорезанных кварцевыми прожилками. Мы долго поднимались по крутому скучному склону, но вид, открывшийся с вершины, заставил забыть о трудностях восхождения.

Далеко на западе, за округлыми шапками гор по краям котловины, я увидел высокие пики Илирнейского кряжа, названные позднее горами С. В. Обручева. С юга подступали сплошные цепи сопок Анадырского нагорья. Где-то за ними угадывалось начало большой впадины, в которой текла река Анадырь. Извиваясь между гор, река стремилась на встречу со своими большими притоками Белой, Ерополом и Майном. На юго-востоке была видна река Энмываам, еще робко и неуверенно петляющая по широкой долине, чтобы потом, набрав силу, пропилить себе русло среди крепких лавовых потоков.

А на северной стороне, вплоть до истоков Чауна, плыли все те же округлые сопки...

Долго смотрел я на этот горный пейзаж, стараясь представить картину прошлого этих мест. Видимо, десятки миллионов лет назад здесь действительно было интенсивное извержение вулканов. Мне рисовались бомбы и пепел, столбы удушливых газов, реки горячей лавы, которые застыли, превратившись в лавовые покровы. Многие вулканы потухли. Кратеры наполнились водой. Вполне возможно, что так образовалось и наше озеро...

Мы находились на сопке до тех пор, пока небо не затянуло сплошными тучами. Над котловиной опять свистел ураганный ветер, поднимая на озере огромные волны. Внезапно сверкнула молния, осветив ярким светом горы и озеро. Эхо громовых раскатов отозвалось в сопках. Разразилась настоящая гроза, которая в этих местах, да еще в такое позднее осеннее время, была необычной. Промокшие до нитки, мы быстро спустились с горы. Вбежав в палатку, сбросили мокрую одежду и, завернувшись в какое-то сухое барахло, попросили чаю, чтобы хоть немного согреться. Наливая в кружки чай, Укукай не выдержал и опять стал упрекать нас:

– Я говорил, что на сопке живет дух ветра и не надо его тревожить. Вы не послушались меня... В прошлый раз вы разгневали духа воды... Надо ждать беды.

Мы, признаться, не придали значения последним словам Укукая.

Страшной для нас была эта осенняя ночь.

К вечеру гроза прошла, но озеро все еще не могло обрести покоя. Высокие волны с грохотом дробились о каменный берег.

Укукай был угрюм и неразговорчив. Он молча курил трубку и о чем-то сосредоточенно думал, все время прислушиваясь к шуму озера. К ночи старик соорудил себе постель, положил под голову валик от оленьего седла. Долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, тяжело и глубоко вздыхал.

«Почему так встревожен Укукай? – думал я, лежа в кукуле. – Неужели он серьезно верит в существование злых духов?»

Среди ночи я проснулся: показалось, что кто-то невидимый слегка толкнул меня в бок. Я открыл глаза и стал прислушиваться. Мой обостренный слух уловил отдаленный шум, напоминающий шум деревьев; казалось, он постепенно приближается к нашей палатке. «Что за чертовщина, ведь здесь нет не только леса, но даже кустарника?» Тут я почувствовал новый толчок. В углу звякнули кружки, с примуса упал чайник. «Неужели землетрясение?»

Я выбрался из своего кукуля и хотел поднять тревогу, но не успел. Укукай опередил меня. Он приоткрыл полог палатки и крикнул неестественно громким голосом:

– Спасайтесь! Злые духи пришли за нами! – С этими словами он растворился во мраке ночи.

Иван Дмитриевич, проснувшись, откинул клапан кукуля и тревожно спросил:

– Что случилось?

– Кажется, землетрясение, – ответил я.

Все стали вылезать из спальных мешков и одеваться. В это время налетел такой сильный порыв ветра, что палатка не устояла. Она упала на землю и накрыла нас. Мы пытались удержать ее. Подземные толчки теперь следовали один за другим. Грохот камней, вой ветра, шум дождя... – так продолжалось около часа. Постепенно стало холодать. Теперь на палатку сыпались крупинки снега. Когда ветер немного утих, на землю уже падали пушистые снежные хлопья.

Где Укукай, что с ним? Хотя мы прекрасно знали, что этот природный охотник, сын тундры, не может пропасть ни в какой обстановке, тревожные думы лезли в голову...

Едва забрезжили предутренние сумерки, мы вылезли из своего убежища и отправились на поиски старика. За ночь вся местность преобразилась. Базальтовая чернота скрылась под белизной снега. У подножия сопки мы увидели крупные обломки пород, появившиеся после землетрясения. Прикинув возможный путь Укукая, мы пошли вперед и стали громко звать его. В ответ на крики откуда-то из долины Энмываам послышался приглушенный лай собаки...

На мелких камнях лежал человек, припорошенный снегом. Его поза была неестественной. Похоже, человек быстро бежал, потом споткнулся и упал вниз, лицом, руки выбросил вперед, точно хотел кого-то поймать. Возле человека сидел Чаун и, подняв морду, громко выл. Мы сразу поняли, что случилось непоправимое. Когда мы повернули старика на бок, то увидели, что глаза его широко раскрыты, лицо искажено страхом. Словно видел Укукай перед собой что-то страшное, не мог от него избавиться, сильно испугался и упал.

Мы могли только предполагать, как погиб Укукай. Старик выбежал из палатки. Была темная ночь, слышались подземные толчки, с гор сыпались камни, свистел ураганный ветер. Разбушевавшиеся силы природы Укукчй принял за проявление гнева злых духов, в существование которых искренне верил. Он бежал сам не зная куда. Бежал быстро, чтобы уйти от большой беды.. Старческое сердце не выдержало такой нагрузки.

Похоронили Укукая на высокой сопке вблизи реки Энмываам. На могиле выложили высокий каменный тур, который был виден издали. Чаун долго сидел на могиле хозяина, потом, печальный, приплелся в палатку...

Остается вопрос: чем же объяснить явления, что имели место вблизи этого озера?

Сильные ветры, которые часто дуют в котловине и которые Укукай считал «работой» духа ветра, – это струи воздуха, выбирающиеся на Анадырское нагорье и спускающиеся к озеру со страшной скоростью. Этот же ветер поднимает на озере огромные волны. Суровой зимой в эту котловину наметает очень много снега, ветер так утрамбовывает и шлифует его, что во многих местах образуются твердые высокие заструги, похожие на дельфиньи морды, обращенные к северу.

Что же касается землетрясения, которое произошло в ту страшную ночь, то в этих местах они не редкость: здесь проходит вулканогенный Тихоокеанский пояс.

Все это и породило среди местных чукчей легенды о таинственных силах, населяющих озеро Эльгыгытгын.

Но пока остается загадкой: почему район озера не посещают звери и не садятся на воду птицы...

Г. Оглезнев