Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №01 за 1979 год"

Тараумара – племя супермарафонцев

Удалявшиеся за перевал раскаты грома сотрясали горы. По ступеням гигантских расщелин катилось эхо. Молнии вспыхивали над зубчатыми вершинами, как будто высеченные из них гигантским кремнем. Хотя впереди небо было темно-грозовым, за спиной оно уже сияло чистой синевой в лучах солнца. От нас уходила последняя гроза затянувшегося сезона дождей. Но что сделало «время большой воды» с горной дорогой!.. Размытая ливнями, она швыряла из стороны в сторону наш «фордик», привыкший к городскому асфальту. Если бы не попутный грузовичок-тягач с лесоразработок под Крилем, взявший нас на буксир, пришлось бы возвращаться в Чиуауа и ждать, пока солнце высушит дорогу.

Наконец за перевалом, сквозь сизые клочья разогнанных грозой облаков, внизу замелькали пестрые крыши Криля, крошечного городка. Его называют воротами в «страну индейцев тараумара», за которыми утвердилась слава непревзойденных в мире бегунов.

Когда в Европе восхищались первыми спортсменами-марафонцами, пробежавшими 42 километра на I Олимпийских играх в Афинах в 1896 году, в глухих горах Мексики норвежский исследователь Карл Лумхольтц наблюдал поразительные состязания тараумара на куда более длинные дистанции. «Две индейские команды «самых сильных ног» легкой рысцой бежали по гигантскому, петлявшему между горными склонами кругу, подбрасывая пальцами босых ног деревянный мячик, – рассказывает он. – Час за часом, упорно и неутомимо, они бежали весь день, не останавливаясь. Сколько же силы и выносливости было в этих людях! Позади уже остались 80, 90, 100 километров, а индейский «супермарафон» все не прерывался. Он продолжался и ночью при свете ярко пылавших факелов, которыми размахивали болельщики».

Традиция необычного «супермарафона» переходит у тараумара из поколения в поколение; и ныне захватывающие состязания порой длятся целые сутки.

Но ведь не «бегом единым» живут эти индейцы. У них есть своя история, свой язык, свои обычаи, о которых пока, увы, известно куда меньше, чем о спортивной «феноменальности» жителей гор. Наша поездка как раз и ставила своей целью знакомство с их миром, окруженным горными вершинами.

...Криль послал нам «покровителя» в лице знатока здешних мест мексиканца Хуана Виньегаса. Ранним утром он ожидал нас у «джипа», который мы взяли в аренду, так как сразу за городом начиналась непроходимая для нашего «фордика» «земля больших теснин».

Кругом горы, горы и горы. Природа поработала здесь как искусный художник. Солнце, ливни и ветер за тысячелетия разрисовали каменные стены ущелий причудливыми узорами и фресками. Нагромождения скал напоминают развалины замков, церквей, колоннад, устремившихся через пропасти остатков мостов. Среди этих творений природы стоят овеянные легендами индейцев тараумара «каменные великаны». Они действительно похожи на огромные человеческие фигуры, которые неподвижно замерли между колышущимися деревьями.

По преданию, эти суровые места осваивали когда-то люди-гиганты. Они дробили скалы, расчищали склоны и узкие долины от валунов, но так и не смогли полностью одолеть горы: сами окаменели. Фантазия индейцев отразила в этой легенде их трудное, не прекращающееся ни на один день сражение с дикой природой. Предки тараумара поселились здесь не по своей воле. Их колыбелью было Тихоокеанское побережье Мексики. Около трех тысяч лет назад, спасаясь от набегов враждебных племен, индейцы тараумара снялись с насиженных мест и пустились в дальнее странствование на восток. На пути, как неприступная крепость, встали высокие горы. Но они не смогли остановить тараумара, которые упорно продолжали двигаться вперед по речным долинам и каменным коридорам глубоких ущелий. Однажды они увидели скалистые склоны, изрытые пещерами. Этих естественных укрытий было так много, что хватило бы для нескольких племен. И все-таки вожди повели сородичей дальше, пока не вышли на зеленые равнины нынешего Чиуауа. Когда же туда «с мечом и крестом» начали проникать испанские конкистадоры, тараумара скрылись в глубине гор и ущелий, поселившись в пещерах.

– Сегодня вы увидите «пещеру Себастьяна», где и сейчас живет индейская семья, – заверил наш гид.

Пронизанный солнечными лучами влажный воздух был напоен густым ароматом соснового леса. Вымытые ливнями, в прозрачной дымке выделялись своим ярко-изумрудным цветом жесткие колючие стебли агавы, карабкавшиеся по каменистым склонам. Хуан остановил «джип» у подножия небольшой горы, окруженной кольцом полузасохших кустов. Он раздвинул руками ветки, и мы увидели замурованный вход.

– Тараумара, – продолжал свой рассказ Хуан, – не только жили в пещерах, но и хоронили в них умерших. Без гроба. Покойника оставляли внутри завернутым в шкуру или плотное одеяло. После этого вход в пещеру заделывался камнями и глиной. Это как раз один из таких семейных склепов. Кое-где до сих пор следуют этой традиции.

Неподалеку от «пещеры Себастьяна» мы увидели, как старый индеец с легкостью юноши спускался по крутой тропе среди скал.

– Да это же Себастьян! – затормозив, воскликнул Хуан. – Куира! – радостно приветствовал он старца на языке тараумара.

Но в ответ Себастьян сдержанно поздоровался по-испански:

– Буэнас диас!

Смуглый старик с загорелым морщинистым лицом, на котором из-под густых бровей молодо сверкали темно-коричневые миндалевидные глаза, был невысокого роста, но широк в плечах. Белая тесьма перехватывала длинные черные волосы без единой сединки. Одет он был в свободную накидку тоже из белой ткани, стянутую у талии плетеным цветастым поясом. Присмотревшись, я обнаружил, что это был просто сложенный пополам прямоугольный кусок материи с простроченной по краю прорезью для головы. Но больше всего меня поразили босые ноги Себастьяна, крепкие и мускулистые.

Старик явно не был расположен к разговорам и остаток пути до своего родного очага молчал. Мы, было, подумали, что он недоволен нашим визитом и, чего доброго, не пустит на порог своего жилища, но Хуан развеял наши опасения: «Пещера Себастьяна» называется так просто по привычке. Старик уже давно переселился в деревянную хижину, а там живет его сын Луис Глория».

За поворотом среди серых скал зеленел пятачок земли, засеянный маисом и фасолью. Около него на привязи паслись две овцы. Себастьян первым вышел из «джипа», придирчиво оглядел огород, даже потрогал руками молодые побеги, будто поколдовал, и торопливо зашагал к дальнему склону, где среди огромных камней виднелся темный вход в пещеру. Там, присев на корточки, молодая смуглая индеанка со спрятанными под косынку иссиня-черными волосами одной рукой доила козу, а другой сдерживала двух малышей, нетерпеливо тянувшихся к кастрюле с молоком.

Себастьян коротко приветствовал невестку традиционным «куира», после чего она опять принялась доить козу, не обращая внимания на гостей. До самого отъезда она ни разу не взглянула в нашу сторону, не улыбнулась, не сказала ни слова.

Услышав наши голоса, из пещеры вышел молодой хозяин в сомбреро из пальмовых волокон, в клетчатой старой рубахе и синих затасканных брюках. Лишь ременные сандалии в отличие от одежды были самодельными. Старый Себастьян обменялся с Луисом фразами на родном языке и куда-то заспешил. Сын, к счастью, оказался менее замкнутым, когда мы стали расспрашивать его.

– Луис, что бы ты сейчас делал, если бы не приехали мы?

Индеец на миг задумался:

– Наверное, вырезал бы из дерева.

– А не можешь ли ты этим заняться сейчас?

– А зачем?

– Ты видел когда-нибудь в Криле кино?

– Да.

– Так вот, точно так же мы снимем и тебя.

Луис подошел к дубовому чурбаку, который служил ему рабочим столом. В руках индейца сверкнуло широкое закругленное лезвие ножа. Луис орудовал им с такой ловкостью и быстротой, что казалось, не из куска твердого дерева, а из комка воска вырезал головку оленя.

Свои незатейливые поделки – фигурки людей и животных – Луис относит в Криль и продает туристам. Я купил у него статуэтку «повелителя нечистой силы». Одна рука у него была короче другой, уши – огромные, одно торчало назад, другое – вперед.

– Луис, почему он такой некрасивый? – спрашиваю я.

– Чтобы люди его никогда не полюбили.

– А не расскажешь ли ты нам о себе и своей семье на языке тараумара, тоже для кино?

Несколько минут Луис думает, затем молча кивает головой. На лице никаких эмоций. Я включаю магнитофон и записываю гортанные слова загадочного языка, которые нам переводит Хуан Виньегас: «Я родился в этой пещере 30 лет назад. Отец мой тоже родился здесь 60 лет назад. Это наша родовая пещера...»

– А можно ли нам заглянуть в нее?

Вместо ответа Луис делает приглашающий жест рукой, идет впереди нас и открывает деревянную дверь, вделанную в каменную стену, которая наглухо перегораживает широкую горловину пещеры. Внутри это естественное творение природы выглядит как специально вырубленное человеком в каменном массиве жилье. В глубине «холла» еще одна каменная стена с такой же, как и первая, дверью из тщательно подогнанных гладких дубовых досок. За ней вторая «комната». На каменном полу закопченный круг – место для костра, а рядом низкий стол из толстых плах. В сумраке дальнего угла светлеет настил для хранения кукурузы и фасоли. Почти у самого входа на полу постели – расстелены шкуры и плотные накидки из овечьей шерсти. Воздух в этой пещерной квартире оказался, как это ни странно, сухим, хотя и прохладным.

Когда часа через два мы попрощались с Луисом и уселись в «джип», то не скрывали радости от того, что так легко удалось установить контакт с первыми же тараумара, с которыми свел случай. Однако Хуан лукаво улыбался, и вскоре я понял почему...

Напиток тесгуино и индейский марафон

Мы остановились неподалеку от зеленой ложбинки между обрывистыми склонами, где около кукурузного поля перед покосившейся избушкой собрались добрых две дюжины мужчин, женщин, подростков. Большинство было в стандартной, купленной в магазине одежде. Четверо – в традиционных мужских костюмах: на них свободные туники, вместо брюк – низко спускавшиеся широкие набедренные повязки из излюбленной тараумара белой ткани. И только одного индейца почтенного возраста украшала пестрая накидка такого же бесхитростного покроя, какую я уже видел на Себастьяне. По манере держаться чувствовалось, что этому человеку с острым подбородком и крупными чертами лица здесь принадлежало старшинство.

– Вы ведь священники? – спросил он после традиционного приветствия.

– Нет, мы иностранные журналисты.

– Кто, кто? – удивился он.

Несмотря на пространные объяснения Хуана, старик так до конца и не понял, что это значит, а за священников принял из-за... нашей съемочной аппаратуры. Дело в том, что из редких в горах приезжих тараумара чаще всего сталкиваются с католическими миссионерами, которые пользуются порой магнитофонами с записями проповедей.

Старец заговорил со своими сородичами, показывая рукой то на темные рыхлые междурядья кукурузы, то на вороха вырванных с корнем сорняков, будто принимал завершенную работу. Потом сказал по-испански, явно для нас:

– Сколько же «злой травы» наслал на маис в дни большой воды повелитель нечистой силы! Теперь мы ее одолели. Можно после этого отведать тесгуино.

Тараумара мигом столпились вокруг ведра с густой желто-зеленоватой жидкостью – перебродившим в глиняных сосудах хмельным напитком из кукурузы. Это все были родственники, друзья и знакомые, которые пришли пособить семье, оставшейся без мужчины. У тараумара издревле принято помогать «всем миром» больным, слабым и тем, у кого не хватает рабочих рук. По традиции такие коллективные работы завершаются распитием тесгуино.

Ковш шел по кругу. Старец окинул нас острым взглядом черных глаз и, показав на ведро мотыгой, почти повелительным тоном сказал:

– Попробуйте!

Индейцы затихли в ожидании. С любопытством на смуглых лицах наблюдали они за чужестранцами: решатся ли те отведать тесгуино. Затаив дыхание, подношу ковш к губам. И делаю первый глоток. На вкус не слишком-то аппетитный по виду напиток отдаленно напоминал крепкий кумыс. Быстро делаю второй глоток, и напряженная тишина взрывается оглушительными криками одобрения.

– Понравилось? – снова по-испански спрашивает старик.

– Хороший напиток, – осторожно отвечаю я.

В ответ на мою похвалу индейцы разразились неудержимым смехом. Мы решили, что наступил самый подходящий момент для озвученных съемок. Наш оператор Леонид Придорогин вскинул кинокамеру, а я включаю магнитофон и начинаю задавать вопросы по-испански, прося индейцев отвечать на языке тараумара. Но – увы! – никто не соглашается произнести хотя бы слово на своем родном языке. Так вот почему так лукаво улыбался Хуан Виньегас, когда первая встреча с тараумара, как нам показалось, легко открыла их жизненный мир.

Лишь позже я понял причины такого поведения. Сопротивляясь испанским конкистадорам, не желая склонить перед ними головы, тараумара стремились сохранить свое единство, отстоять свои обычаи, веками сложившийся уклад жизни. И хотя за время, прошедшее после конкисты, тараумара утратили страх перед белым человеком, многие из этих гордых, независимых людей, обитающих в глубине гор, до сих пор верны заветам своих предков, выраженным в крылатой пословице: «Язык – от бога. Его нельзя продать или отдать людям чужой расы». Тем более что другие народы, по древним верованиям тараумара, создал «повелитель нечистой силы» – дьявол, в то время как их самих сотворил бог.

По преданию тараумара, поведал Хуан Виньегас, когда бог спустился с неба, у него в земном прибежище было много глиняных сосудов с хорошим, крепким тесгуино. А у «повелителя нечистой силы» лишь небольшой кувшинчик, да и то плохого тесгуино.

Мы не знали, каким было качество преподнесенного нам хмельного кукурузного напитка. Он не привел нас в восторг. Но мы, не желая обидеть индейцев, на вопрос старца: «Понравилось?», отвечали: «Да», хотя, как оказалось, женщины, приготовившие тесгуино, предупредили его, что очень спешили и потому «конечный продукт» получился неважным. Но вот тесгуино для религиозных церемоний всегда должно быть добрым, дабы бог смилостивился и внял мольбам тараумара, когда долго нет дождей и от знойного солнца сохнут, не набравши силы, кукурузные стебли, или когда, наоборот, затяжные ливни грозят размыть посевы на горных склонах.

Культ тесгуино связан с тем, что маис – основная пища у индейцев тараумара. Мы не переставали удивляться, когда видели вкрапившиеся среди валунов и скальных глыб зеленые лоскутки огородов с безукоризненно ровными рядами молодых стеблей. Реже, и на меньших клочках, мелькали посевы фасоли. Сколько же упорства и трудолюбия требует эта нафаршированная камнями земля! И разве без милости всевышнего соберешь с нее щедрый урожай маиса, считают тараумара, чтобы намолоть достаточно пиноле – кукурузной муки для жидкой похлебки.

– Дичь в горах, особенно олени, исчезает, – рассказывает Хуан Виньегас. – Вот и стараются индейцы обзавестись овцой или козой. Но режут животных только на праздники. Зависят тараумара, конечно, полностью от того, что им дает земля. А уж если у семьи есть вол – это целое состояние. По сравнению с мотыгой – это настоящий трактор. Но если урожая не хватит даже для пропитания, каждая семья все равно запасется хотя бы парой кувшинчиков тесгуино. Он нужен только для самых важных событий в жизни: свадьбы, рождения ребенка, похорон, для завершения коллективных работ, смены жилья в горах, для праздников и просто для удачи перед любым большим делом. Только перед состязанием «самых сильных ног» – а они собирают индейцев из всей округи – бегуны не должны делать ни одного глотка тесгуино.

Нам не пришлось присутствовать на соревнованиях индейцев, до них оставался еще не один месяц. Но вот «дорожку», на которой они проводятся, мы видели. Собственно, трассы как таковой не было. Просто зарубки на деревьях, пометки на камнях и скалах очерчивали 15-километровое кольцо. По нему во время состязаний индейцы бегут круг за кругом. Сколько кругов будет пройдено на ближайших состязаниях? Это зависит от того, как договорятся сами бегуны и старейшины. Может, решат бежать четыре круга, а может, пять или шесть...

Я не удержался и вышел на трассу «супермарафона», пролегавшую по каменистым подъемам и спускам, по расчищенным лесным просекам. Даже шагом идти по ней не слишком-то легко: сквозь ботинки я почувствовал, что под подошвой далеко не пух. А ведь индейцы бегут часами, да еще подбрасывают пальцами босых ног деревянный мячик. Когда он залетает в расщелину или застревает в камнях, его нельзя доставать оттуда рукой, только ногой. Если же учесть, что вырезается он из дубового корня, можно представить, каково гнать его десятки километров по горным склонам.

Поражает и то, что тараумара не занимаются специально тренировками для подготовки к своим соревнованиям. Их заменяет сам образ жизни, когда индейцам приходится круглый год преодолевать в горах «на своих двоих» большие расстояния. Охотничье прошлое тараумара тоже сыграло немаловажную роль: раньше индейцы по нескольку дней преследовали по пятам оленя, пока животное не падало, обессиленное. Впрочем, за несколько дней до «супермарафона» участники команд делают пробежки по его трассе, чтобы заранее посмотреть, как изменили ее за год ливни и камнепады.

Решающим в подготовке к соревнованиям тараумара считают правильное питание. По их мнению, бегуна «отяжеляют» жир, картофель, яйца, мед диких пчел. Укрепляют же и придают легкость мясо оленя, настои дикорастущих трав, пиноле. Щепотками пиноле и теплой водой бегуны подкрепляют силы и во время состязаний, задерживаясь лишь на считанные секунды у «питательных пунктов», где дежурят болельщики.

Удивительны физические способности тараумара! А смогут ли они победить натренированных по всем правилам спортсменов? Чтобы получить ответ на этот вопрос, индейцев привезли в город для пробного участия в марафонском беге. С напряжением стадион ожидал сенсационных рекордов. Что такое для тараумара 42 километра, если они пробегают у себя в горах куда большие расстояния?.. Однако вопреки ожиданиям первыми финишировали представители цивилизованного спорта. Тараумара от них отстали намного. Но в то время, как победители забега после финиша чуть ли не валились с ног, тараумара готовы были бежать еще столько же. Тогда-то вспомнили, что писал о них норвежский исследователь Карл Лумхольтц: «Нет никакого сомнения в том, что тараумара – лучшие бегуны в мире, но не на скорость, а на выносливость, так как индеец может пробежать не останавливаясь 170 миль. Известен случай, когда один индеец проделал бегом путь туда и обратно из Гуасапарес в Чиуауа, покрыв за пять дней расстояние около 600 миль. Причем все это время он питался, как это привыкли делать тараумара, только пиноле и водой».

Трудное прощание с предками

Бурые монолиты скал нависали над правым берегом стремительной речушки. А слева к зеленым склонам прижималась песчаная полоса строящейся дороги.

– Видите, вверх тропка вьется, – показали нам строители, мексиканцы из Криля. – Там живет индеец Сантьяго. Он работает здесь на дороге. Наверняка он расскажет вам, что нужно, на своем языке. Мы-то с ним говорим по-испански.

Тропинка привела к серому домику из грубо отесанных сосновых бревен с деревянной покатой крышей. Не доходя до него метров тридцать, Хуан Виньегас остановился и пояснил:

– По обычаям тараумара нельзя стучаться в чужое жилище. Это делают только злые духи. Надо, как в давние времена, когда индейцы жили только в пещерах, издалека крикнуть «куира» и ожидать. Если никто не выходит, удаляйся.

– Ку-ии-ра! – протяжно прокричал Хуан Виньегас.

– Куира! – раздалось в ответ.

Но явно не из домика. Мы осмотрелись вокруг. Пониже, в горной расщелине, мелькнула яркая клетчатая рубашка и желтое сомбреро, а рядом – цветастая косынка.

– Смотрите, там двухэтажная пещера, – воскликнул я.

В густой зелени расщелины спряталась глинобитная стена с двумя окнами внизу и двумя – вверху. К узкому проходу в стене было пристроено деревянное крыльцо. Чувствовалось, что опыт работы на строительстве дороги не прошел даром для тараумара. Пока мы рассматривали сверху жилище, к домику поднялся его хозяин с маленькой полной женой. Хотя за плечами у обоих были тяжелые мешки с какой-то поклажей, они даже не запыхались.

– Куира! Буэнас диас!

– Куира! Буэнас диас! – ответили индейцы. Сантьяго и его жена Мария слегка растерялись, увидев, что пришли не их соплеменники. Чтобы хоть как-то расшевелить наших новых знакомых, я включил магнитофонную запись с рассказом Луиса Глория на языке тараумара.

– Поговорите, пожалуйста, между собой на своем языке.

– А о чем? – спрашивает Сантьяго.

– О чем угодно. Только между собой.

Хозяин смущенно улыбается, а женщина поспешно скрывается за дверью. Сантьяго разводит руками. Что ж, приходится ограничиться его скупым монологом. Оказывается, в деревянном жилье семья проводит теплую часть года. В зимние месяцы, когда в горах дуют сильные ветры и иногда выпадает снег, перебираются в пещеру.

Надо сказать, что семья Сантьяго отнюдь не исключение. В 1977 году из 50 тысяч тараумара 8 тысяч человек продолжали жить в пещерах, причем не только в сезон холодов. Дело в том, что часть индейцев до сих пор верит, будто бы покинуть их, значит, изменить заветам предков, навлечь на себя гнев богов, которые когда-то создали для своих избранников эти естественные убежища.