Текст книги "Журнал «Вокруг Света» №07 за 1960 год"

Автор книги: Вокруг Света Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

На «сборку» одной стрелы ушло около двадцати минут; если же учесть и время, необходимое для подготовки материала и частей, то в целом это отнимало примерно полдня. Стрелы немного отличались одна от другой деталями отделки. К тому же некоторые жужжали в полете, у других в середину был вложен камешек, как горошина в погремушке. Юхме потратил на стрелы гораздо больше труда, чем это было необходимо, особенно если учесть их хрупкость и краткость существования – ведь обычно стрела ломается после первого же выстрела. И тем не менее мастер предпочитал делать их именно так. Как и все предметы, изготовляемые мавайянами и ваи-ваи.

стрелы представляют собой одновременно произведения искусства.

Индейцы любят украшать свои изделия. Кисточки из перьев, бисер и горошинки помещаются всюду, где только можно: на луках и стрелах, корзинках, гребнях, гамаках, ситах и других предметах обихода. Украшают и себя: носы, уши, кисти рук, щиколотки; наряжают обезьян и собак, не жалея сил на изготовление безделушек.

Иное, более серьезное назначение имеют рисованные узоры, красные или черные, которыми покрывают любую деревянную поверхность. Часто они носят полуреалистический характер: индейцы изображают ягуаров, ленивцев, обезьян, белок, ящериц, лягушек, скорпионов характерными, легко узнаваемыми силуэтами. Но нередко узоры бывают геометрические, настолько абстрактные, что непосвященный человек не поймет их содержания. И, однако же, почти все они, даже самые замысловатые и условные, имеют свой смысл. Много, маленьких крестиков означают траву саванн, две спирали символизируют муху (точнее, ее глаза), треугольник – рыбий хвост, зигзагом изображается текущая вода, змея (если он утолщен с одного конца), ящерица (с крючками на обоих концах), а также молодом пальмовый лист (тогда он переплетается с другими зигзагами).

Фэрэби объяснил возникновение многих абстрактных узоров в искусстве ваи-ваи (современные орнаменты мавайянов почти все идентичны им), показав их связь с изготовлением плетений, узоры которых, в свою очередь, развились из реалистической живописи. Реалистические изображения сменялись абстрактными из-за того, что в плетеных изделиях кривые линии неизбежно переходят в ступенчатый орнамент. Это были первые шаги на пути к упрощению и стилизации.

Глядя на Юхме – теперь он плел корзиночку с узором, символизирующим скорпиона, – я подумал, что эта работа для него род умственной деятельности. Он весь ушел в свое дело, подобно шахматисту, и под его пальцами медленно возникал четкий рисунок из трех прямоугольников. Юхме отлично ориентировался во множестве тонких ленточек, торчавших из основы; чувствовалось, что он может создать любой узор, а не просто воспроизводит заученное.

Интересно будет проследить дальнейшую эволюцию творчества мавайянов; правда, итог обещает быть грустным. Скорее всего, их художественному ремеслу придет конец, потому что цивилизация и миссионеры подступили вплотную, а встреча с ними часто влечет за собой такое потрясение для мира представлений диких народов, что, во всяком случае на некоторое время, делает жизнерадостных, привлекательных людей мрачными, замкнутыми и недоверчивыми. Проходит не один десяток лет, прежде чем они снова оттаивают и выходят из состояния углубленного самосозерцания, но к тому времени старая культура уже забывается.

Трудно сказать, какая часть авангарда цивилизации приносит индейцам больше беды: сборщики балаты или старатели, торговцы или чиновники, ранчеро или миссионеры. Пожалуй, все-таки миссионеры, потому что, даже когда они обращаются со своей паствой как с человеческими существами, а не как с грешниками и нарушителями всех приличий, их конечной целью остается ниспровергнуть все, на чем зиждятся верования и самый образ жизни язычников. В прошлом миссионеры отыскивали предметы, которым поклонялись туземцы, уничтожали их и запрещали все обряды. Нынешние миссионеры действуют преимущественно экономическими методами. Они прививают индейцам новые потребности, превращают свои миссии в биржи труда и пытаются добиваться от паствы раболепия, после чего пускают в ход давление, чтобы создать то «идеальное» общество, которое им не удается организовать в цивилизованном мире. Уровень жизни местного населения (конечно, если измерять его денежными доходами или потреблением привозных товаров) растет, индейцы учатся читать и писать (но читать они могут только то, что дадут миссионеры), напяливают уродливые «пристойные» одежды. Одновременно индейцы расстаются со всеми радостями жизни. Их горизонт сужается, они видят себя ничтожными существами в непонятном им мире, развитие которого не в состоянии направлять. Будущее не сулит им никакой перспективы, они могут лишь образовать угнетенный класс тружеников.

Изолированность мавайянов может еще охранить их на какое-то время, но на них неизбежно повлияет судьба соседей – ваи-ваи, а ваи-ваи настолько малочисленны, что сейчас остается вопросом времени (очень короткого, особенно если здесь откроют месторождения полезных ископаемых), когда они будут вытеснены со своей древней земли без какого-либо возмещения, поскольку у индейцев нет никаких легальных прав на землю, и растворятся в пестром населении Британской Гвианы. И даже если они не будут поглощены, их ждет безрадостное существование при миссиях. Исчезнет одно из последних свидетельств того, что в Южной Америке – континенте угрюмых, угнетенных индейцев – некогда обитали жизнерадостные, веселые племена, такие же прекрасные и своеобразные, как жители гор Новой Гвинеи, полные веры в себя и свои творческие способности, счастливые, ведущие мирный гармоничный образ жизни, обладающие высокой моралью,– одним словом, люди, изучение которых помогло бы нам немало узнать о человечестве.

Такие мысли обуревали меня, когда я смотрел на старика Юхме и думал, какая судьба ждет его детей и внуков.

...Утром светило яркое, обнадеживающее солнце. Я шел в деревню, опечаленный предстоящим расставанием. Над домами поднимался к чистому небу голубой дымок, кругом цвели Passiflora и вьюнки, лучи позолотили каждый листок сахарного тростника, перца, маниока, калальу. Чистая, гладкая тропа, свежий прохладный воздух... Хорошо!

Я чувствовал, что буду вполне удовлетворен, если даже мои открытия исчерпаются тем, что я уже видел. В Гвиане нет «городов золота». Даже в ее необозримых лесах не приходится рассчитывать на сенсационные находки. Неудобство и однообразие длительных переходов вознаграждаются в очень малой степени, а если и обнаруживаешь что-то неожиданное, то это такие вещи, вокруг которых не поднимают шума,– я имею в виду приветливость индейцев, гостеприимство, сердечность, чудесные драгоценности из перьев, замечательные луки и стрелы. Я нашел деревню, населенную горсткой простых и добрых людей, вот и все. И, однако же, в собранных мною скромных предметах и в том, что я узнал от индейцев, заключалась для меня величайшая награда.

Вещи уложены, мы готовы выступить в путь; несколько человек уже вышли часом раньше. Но где же вождь, где Кваквэ?

Ответ больно поразил меня: они заболели, заболели также Фоимо и Икаро.

В это утро снова разразилась страшная эпидемия, снова загулял призрак, который сидел на моем плече на протяжении всей экспедиции.

У меня было очень мало лекарств, но я дал каждому по сильной дозе сульфатиазола и оставил еще таблетки, объяснив, как их принимать. Из-за нехватки продовольствия мы не могли дольше задерживаться.

Я не знал, положено ли здесь пожимать руки на прощание. Сами индейцы стояли неподвижно – может быть, они ждали, что я проявлю инициативу? Я помахал рукой, повернулся и покинул деревню, от души желая, чтобы поскорее пришел конец всем болезням на свете.

Сокращенный перевод Л. Жданова