Текст книги "Конец королевы"

Автор книги: Властимил Шубрт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Властимил Шубрт
Конец королевы

1

Едва я притворил дверь уборной, как раздался ужасный крик. Говорю – крик, но это был скорее исполненный боли звериный вой, в котором не осталось почти ничего человеческого. В жизни ничего страшнее не слышал.

Я взглянул на избу, чуть ли не до трубы занесенную старым и недавно выпавшим, совсем еще белым снегом, и с минуту постоял, напряженно прислушиваясь, но больше ничто не нарушало тишину.

Закрыв дверь на щеколду, я подался напрямик через сугробы к избушке. Ноги утопали в снегу по колено. Только что протоптанные мною следы успел занести и сгладить не на шутку расходившийся буран.

Вчера после обеда я клятвенно пообещал девчонкам, что с утра провожу их вниз, к автобусной остановке, но сейчас от одной только мысли об этой прогулочке у меня побежали мурашки. О спуске на лыжах и речи не могло быть, в этой фантастической завирухе отправиться в деревню решился бы только самоубийца.

Едва я добрался до избушки и переступил порог, как меня ослепил луч света.

– А, черт, очумел? – выругался я.

– Это ты, Гонза? – раздался из глубины коридора голос Павла, и свет скользнул вниз, к моим ногам.

– А кто же еще? – откликнулся я. – Ты кого ждешь? Графа Монте-Кристо?

– Не валяй дурака, – с тревогой в голосе произнес Павел. В правой руке он держал фонарик, а левой обнимал Алену. Вид у него был растерянный.

Алена испуганно спросила:

– Ты где был?

– Для дамы вопрос не очень деликатный, – ухмыльнулся я. – Однако мы люди культурные, естества не стесняемся, а на этом ранчо, сами знаете, санузел оборудован весьма эксцентрично. Вы лучше признайтесь, с какой стати обнимаетесь по коридорам, когда у вас наверху люксовые апартаменты.

Я ткнул пальцем в приставную лестницу, ведущую на чердак, где Павел с Аленой ютились в крохотной каморке, и одновременно бросил взгляд на часы.

Была половина четвертого.

– Ты ничего не слышал? – спросил меня Павел.

– Что-то такое ухватил краем уха, – кивнул я. – На дворе-то – настоящий буран. Если до утра не стихнет, девчонки на автобус не попадут. Я вроде не трус, но выехать не рискну.

– Погоди, – прервал меня Павел, – обожди-ка минутку…

Из глубины хаты – то ли из кухоньки, где размещался я, то ли из самой большой комнаты, где отдыхали девчонки, – до нас долетел сдавленный всхлип, а потом женский голос отчетливо произнес:

– О Господи, скорее сюда! Все!..

Голос умолк, какое-то время слышались только горькие рыдания, а потом мы уловили еще одно слово. Грозное, неожиданное, неправдоподобное и в то же время ужасающее в своей реальности слово: – УБИЙСТВО!

ПАВЕЛ

Уж во что во что, а в предчувствия, телепатию, внушение и прочую чепуху никогда не верил. Но провалиться мне на этом месте, если не ожидал, что наш рождественский выезд в горы добром не кончится.

Все началось, разумеется, с Гонзы и его удачи в спортлото. Или неудачи, это уж как посмотреть. Сам Гонза уверял, что ему чертовски не повезло: он угадал только четыре цифры, а вместо его шестнадцати и восемнадцати выпали семнадцать и девятнадцать. Если же учесть, что за шесть угаданных цифр выплачивали двадцать восемь тысяч крон, а за четыре – только четыреста тридцать, то вполне понятно, что настоящий выигрыш ему лишь улыбнулся, но особой радости не доставил.

– Выбирай самое лучшее ночное заведение Праги, – предложил он Катаржине, – и там оставим эти четыре сотни.

Она, правда, посоветовала ему купить свитер или еще что-нибудь практичное, но он только бесшабашно махнул рукой и заявил:

– Что я – чокнутый? Чтобы мне эта дурацкая тряпка все время напоминала о такой невезухе? Нет уж, называй ресторан или бар.

Катаржина отказалась назвать, потому что в пражских забегаловках она, мол, не разбирается, да и вообще одна с Гонзой никуда не пойдет. Если уж он хочет выбросить эти деньги, пусть зовет целую компанию: Зузану, Борека, Алену и меня, – а иначе она не согласна. Гонза поймал ее на слове, выбрал «Дельту» и прихватил нас четверых для очистки совести.

Мы с Аленой уже заранее предвкушали удовольствие. Гонза, конечно, будет целый вечер выпендриваться, завлекая Катаржину, так что зрелище ожидалось занимательное. Да и чисто технически такая вечеринка никаких проблем не представляла, потому что наша шестерка давно уже составляла свой тесный круг. Я жил в общежитии с Гонзой, Катаржина – с Зузаной, а Борек практически с самого начала семестра обитал в своей комнате один, потому что его сожитель, доктор Беран с кафедры германской филологии, уехал на стажировку в ГДР. Организовать оптимальное перемещение было так же просто, как решить уравнение с одним неизвестным. Но эту неизвестную, а вернее сказать, неопределенную величину представляла Катаржина, из-за нее-то в нашем кругу и возникали всякие сбои. А поскольку Борек ходил с Зузаной скорее из-за отсутствия иных возможностей, если говорить языком бюрократов, и, уж во всяком случае, о страстной любви там и речи не было, то соответствующие условия чаще всего требовались мне, и на свободной кровати обычно устраивался Гонза. Стоило только заикнуться – и он мигом сматывался. Когда же он с головой втрескался в Катаржину, я из солидарности стал ему подыгрывать. Дело в том, что Катаржина со всеми ее достоинствами была прямо-таки вещь «an sich», [1]1
  «В себе» (нем.).Здесь и далее примечания переводчика.


[Закрыть]как выразился бы покойный Кант. Что-то вроде неприступной средневековой крепости. На всем курсе, да, пожалуй, и на факультете, едва ли нашелся бы представитель так называемого сильного пола, который не выбрал бы ее главной героиней своих сексуальных фантазий, но, с другой стороны, трудно даже перечесть тех наших коллег, которые сгорели синим пламенем при попытке реализовать эти фантазии.

Я сгорел уже в самом начале первого семестра. Два месяца, терпя насмешки, я обхаживал ее и услуживал по мелочи, пока не уговорил сходить в «Севастополь» на вечерний сеанс, когда там показывали «Бабетту» с Б. Б. [2]2
  Бриджит Бардо, популярная французская киноактриса.


[Закрыть]в главной роли. О результате лучше бы промолчать. Когда я как бы случайно положил ей руку на колено, она оттолкнула меня и с досадой прошипела: – Это еще что! Ты что обо мне думаешь? Остаток фильма я практически не видел. Бриджит на экране перестала для меня существовать, потому что та, что сидела рядом со мной, кстати, очень похожая на нее, только живая и совсем еще не потрепанная, отшила меня спокойно и безжалостно.

Насчет Б. Б. я не преувеличиваю. Катаржину большинство студентов знали под кличкой «Бардотка». Те же длинные, золотые, как у принцессы, волосы, уложенные в одну из двадцати известных ей причесок, тот же очаровательный носик, те же полные, великолепно очерченные губы, то же простодушное, полное детского удивления и невинности выражение огромных темно-карих глаз. К тому же она со вкусом одевалась. Мини-юбку стала носить первой на факультете, гораздо раньше, чем мода на обнаженные ноги охватила широкие массы женщин, да и потом Катаржина почти не знала конкуренции. Едва ли не все шмотки на ней были из «Тузекса», [3]3
  В Чехо-Словакии сеть валютных магазинов (типа наших «Березок»).


[Закрыть]дядя из Америки снабжал ее долларами. Но если бы она надела мешок из рогожи, ей бы и это было к лицу.

Словом, у Гонзы не было никаких шансов. Ни у кого из нас не было. Я бы поспорил на любую сумму, что наша прекрасная однокашница в свои двадцать два года все еще остается девственницей. Все свои желания она подчинила одной цели: спокойно, безо всяких сердечных передряг, закончить учебу, а там будет видно.

Так что вечером в «Дельте» Гонза, как и следовало ожидать, ничего не добился. Нам с Аленой жаловаться не приходилось, да и Зузане с Бореком тоже, правда, четыре сотни – это четыре сотни, на них не очень-то разбежишься, но Гонза, финансирующий всю эту операцию, взялся за дело решительно. После ужина он заказал две семисотграммовые бутылки мозельского, и пошел у нас пир на весь мир. Девчонки, понятное дело, расфуфырились, как могли, Алена после обеда сходила к парикмахеру, Зузана вырядилась в черное вечернее платье с изящным ожерельем «мейд ин Яблонец», дополненным сережками и какой-то штуковиной в волосах. Да только рядом с Катаржиной теряли весь свой блеск и янтарь, и сама Зузана. Между тем Катаржина была в скромном светло-голубом платье, совсем простеньком, но стоило ей встать и пройтись, как этот наряд показался нам произведением портновского искусства. Он облегал и подчеркивал ее фигуру и спереди, и сзади, и со всех сторон, а, видит Бог, там было что подчеркивать.

Мы распивали уже третью бутылку, когда впервые зашла речь об избушке в горах и рождественских праздниках. Разговор об этом завел, понятное дело, Гонза. Принадлежит избушка двоюродному брату Гонзы, и на святки – это точно – там никого не будет.

Первой клюнула Зузана:

– Я – «за» обеими руками. У нас только три экзамена, так что пару дней активного отдыха мы можем себе позволить.

– А на лыжах там можно кататься? – уточнила Алена. Гонза иронически усмехнулся, подчеркивая наивность вопроса.

– Что там говорить, – произнес он, – если прямо от избы – крутой спуск, а совсем рядом ровная площадка, будто специально для тренировок новичков.

Алена ваяла меня за руку.

– Поедешь?

– Ну, конечно, – кивнул а, тут же согласился и Борек. Гонза совсем загорелся.

– Внизу, в деревне, накупим всякой всячины, и – прощай, цивилизация, здравствуй, дикая природа. Рождество в семейном кругу, а там и Новый год близко. Два дня на поправку – и третьего января отчаливаем. Прямо утром на Штепана [4]4
  Канун Рождества.


[Закрыть]можно туда двинуться. Практически до самой горы идет прямой автобус. Через Костелец, где Катаржина может к нам присоединиться.

В том то и была закавыка. Катаржина ни словом пока что не обмолвилась. Гонза, наверно, ждал, что кто-нибудь из нас поможет ему уговорить ее, но Зузана загляделась на танцплощадку, Алена вертела пепельницу, Борек раскуривал сигарету, а сама Катаржина смотрела в сторону бара. Глаза ее были слегка прищурены, словно она старалась прочесть надписи на этикетках бутылок, выставленных над стойкой. Она молчала.

– Надеюсь, Катаржина, ты тоже поедешь?

Она усмехнулась:

– Я на лыжах даже стоять как следует не умею. Последний раз каталась на них сто лет назад на уроках физкультуры.

Гонза тут же принялся расхваливать площадку для тренировок, на ней, дескать, и младенцу нечего бояться. К тому же прекрасные ландшафты, покой и здоровый климат, а до ближайшего селения – полмили.

– Ты хоть представляешь себе, как чудесно в горах зимой? Рядом граница, и совсем недавно туда никого не пускали. Девственная природа, не тронутая губительной цивилизацией…

– А десятого января – экзамен по немецкому, – теперь уже открыто рассмеялась Катаржина.

– Брось, тебе ли паниковать! Мне бы так языки давались…

– Не разбивай нашу компанию, – не без задней мысли поспешила на помощь Гонзе Алена. Ради гор и лыж она была готова на все и сообразила, что без Катаржины так удачно задуманная поездка уходит в область несбыточных фантазий.

– На Сильвестра [5]5
  Канун Нового года.


[Закрыть]я должна быть дома, – решительно заявила Катаржина. – А тащиться на край света на пару дней…

– До Сильвестра так до Сильвестра, – вступил в разговор Борек, его поддержал Гонза, педали голоса и мы с Зузаной, словом, навалились со всех сторон… Только все это – зряшное дело, подумалось мне: чтобы Катаржина да уступила – не надейся и не жди… Но оказалось, что я переоценил ее. В конце концов мы услышали, что она поедет.

Гонза потребовал еще бутылку, оркестр на подиуме грянул ритмичную битловую композицию, к микрофону подбежала певичка, уже не первой свежести, но с хорошо сохранившейся фигурой и классической джазовой хрипотцой в голосе, и запела примитивный текст на еще более примитивную мелодию а-ля Роллинг Стоуназ. Гонза объявил:

– Ну что? Пойдем потрясемся? – И манерно поклонился Катаржине.

Борек пригласил на танец Зузану, я – Алену.

Едва мы очутились на паркете и проделали пару фигур, как Алена спросила:

– Как ты думаешь, поедет?

– Кто? – глуповато отозвался я, потому что заслушался музыки, пытаясь представить себе, как певичка у микрофона сумела бы исполнить что-нибудь порядочное, вроде «Сан-Луи блюза» или «Солитьюд». На Алену я не обращал никакого внимания, а она этого не терпела.

– Как кто? – пояснила, обиженно Алена. – Конечно же, королева Ядрана.

Королева Ядрана – это значит Катаржина. «Хит» прошлогоднего отпускного сезона приморских пляжей солнечной Югославии, где наша обаятельная сокурсница провела часть каникул и приняла участие в конкурсе на титул «Мисс Приморья», ну, и жюри, разумеется, присудило это звание ей. В общем-то удивляться тут было нечему, правда, на факультете об этом узнали далеко не сразу. Катаржина ездила в Югославию по линии Чедока [6]6
  Туристическая организация в Чехо-Словакии.


[Закрыть]и о своем заграничном триумфе ни словом не обмолвилась. Уже начался семестр, как вдруг в конце сентября или в начале октября в «Кветах» [7]7
  Чехословацкий журнал.


[Закрыть]появился ее цветной фотопортрет: улыбающаяся Катаржина, на голове – корона, в руке – позолоченный жезл, из одежды – два-три квадратных сантиметра бикини – словом, сексом от той фотографии так и перло, а в подписи под снимком сообщалось о выдающемся успехе привлекательной пражской студентки, которая на известном международном конкурсе стала королевой Ядрана. Зузана уверяла, что, когда журнал со снимком попался на глаза Катаржине, та чуть не разревелась от злости. Какой, мол, дурак послал фотографию в журнал? Ей такая реклама ни к чему, теперь преподаватели будут над ней подтрунивать, хоть на занятия не ходи. На следующий день после выхода журнала снимок вырезали и поместили на доске объявлений, да еще в красной рамке, чтобы сразу в глаза бросался. Катаржина переждала, пока вестибюль опустел, а потом сняла фотографию и уничтожила. Вечером ей позвонили из молодежной редакции насчет интервью. Она только бросила трубку. И так два раза. Королева Ядрана не стремилась к популярности.

Когда мы время от времени заводили разговор о конкурсе «Мисс Приморье», она сокрушенно вздыхала:

– Ну и дура же я, что согласилась участвовать в этой комедии…

– Ну, Павел, как ты считаешь – поедет? – не отставала Алена.

– А почему бы и нет? – ответил я. Если, конечно, у нее на Рождество, как назло, не заболеет бабушка или дедушка. Потому что Катаржина ради родни готова была на все. Практически каждую неделю она ездила на субботу и воскресенье домой, в Праге ее тоже кормила-обстирывала какая-то, тетушка… Нет, никуда она не поедет, но не стоит портить настроение Алене.

За битом последовало танго, за танго – блюз, превосходно исполненный все той же хорошо сохранившейся, если принять во внимание ее возраст, девицей с джазовым голосом и заманчивой фигурой.

В перерыве между двумя танцевальными сериями мы никак не могли собраться у стола в полном составе, потому что всех нас потянуло в туалет. Когда мы с Бореком вернулись в зал, Гонза как раз разливал четвертую бутылку.

– Ребята, деньги у вас есть? – спросил он. – Еще бутылка – и мой выигрыш испарится, а мы даже не добрались до бара. Беру, конечно, в долг, а то жалко так быстро заканчивать.

– Сотня найдется, – сказал Борек н вынул кошелек.

– У меня тоже, – присоединился я и передал деньги Гонзе. В кармане оставалось крон двадцать, но на трамвай у меня был проездной, за обеды и ужины в студенческой столовой я тоже внес деньги наперед, к тому же родители со дня на день должны были прислать перевод.

– Спасибо, ребята, через недельку верну, – успокоился Гонза, Борек только улыбнулся, а я махнул рукой – мол, не сходи с ума и так уже поиздержался. Гонза сунул деньги в карман и вдруг завелся, как неисправимый оптимист, а проще говоря – как идиот. Ни с того ни с сего стал допытываться у Борека, позовет ли он на ночь к себе Зузану.

– Нет, – ответил Борек. – А что ты планируешь?

– Ну, – выдавил Гонза, – если бы Павел переспал у тебя…

– Не возражаю! – захохотал Борек. – Апартаменты в вашем распоряжении.

– Чего скалишься? – на удивление сдержанно поинтересовался Гонза.

– Да вот соображаю: ты в самом деле такой дурак или нас дураками считаешь? Ты что, и вправду веришь, что уломаешь Катаржину?

– Попытка не пытка. Если не сегодня, так…

– Никогда! – докончил Борек.

– Ошибаешься – в горах, – не согласился Гонза. – Хочешь – поспорим?

– Ну что ты! Ей-богу, не хочу тебя разорять…

Было заметно, что Борека этот разговор забавлял, Гонзу в общем-то тоже, а я воздержался от комментария, тем более что девчонки уже появились на горизонте. Они были в двух шагах от нашего стола, когда им преградил дорогу лысоватый толстячок далеко не юного возраста в квадратных темных очках и сером костюме, он был уже сильно под газом, потому что широко раскинул руки, словно хотел обнять всех трех одновременно. Тут как раз оркестр начал следующую танцевальную серию, площадка стала быстро заполняться, и проходящие пары заслонили мне это зрелище. Я посмотрел на приятелей. Борек над чем-то смеялся и давал Гонзе прикурить.

– Все равно она поедет, – упрямствовал Гонза, – даже если мне придется смотаться в Костеле и утащить ее из папиного дома.

– А если папаша не позволит ее утащить?

– Тогда оставлю вам ключ от хаты, а сам пойду и повешусь, – поставил точку в споре Гонза и прихлебнул вина. Борек принялся советовать, как лучше подготовить веревку, но тут у столика появились Зузана и Алена.

– Катаржина завязывает международные контакты, – провозгласила Алена и безудержно расхохоталась. – Och, Fräulein Katherine, das ist wunderschön! [8]8
  Ох, фрейлейн Катерина, это чудесно! (нем.).


[Закрыть]– Она, как всегда, быстро опьянела, черные глаза светились, точно угольки. – Западный немец. В перстне с печаткой – граммов триста золота. Ты заметила, Зузана?

Зузана не заметила ничего. Только меланхолически улыбнулась.

– А в галстуке – бриллиантовая булавка… Парни, интересно, почему вы не носите бриллиантовые булавки? – Алена похлопала меня по руке. – Павел, может, купить тебе к Рождеству бриллиантовую булавку? – Она отхлебнула из своего бокала и снова засмеялась.

– Что-то не пойму, о чем ты говоришь, – отозвался наконец Гонза.

Алена мотнула головой в сторону площадки:

– Погляди, кто там кадрит твою Катаржину. Мы с Гонзой оглянулись. Борек давно уже смотрел туда, вид у него был наполовину иронический, наполовину недовольный. Королева Ядрана, танцуя со своим партнером совсем рядом с нами, послала нам через его плечо страдальческий взгляд. Это не составило ей труда. Она хотя и выглядела тростинкой по сравнению со своим на славу раскормленным партнером, зато была на добрых полголовы выше его. Гонза с досадой отвернулся.

– Идиот! – произнес он. – Брюхо – как бочка, зато бумажник набит марками, и думает, что всему на свете господин.

– Если есть деньги, можешь позволить себе все, что угодно, – философски заметил Борек.

– Только не с Кат! – возразил Гонза. – К счастью, у нас еще существуют женщины, которые чихают на капиталы всех этих паршивых иностранцев.

Алена все еще смотрела на площадку и бормотала про себя:

– Fräulein Katherine, Fräulein Katherine…

Меня вдруг осенило:

– Он сказал – Катерина? Выходит, он знал, как ее зовут?…

Усмешка застыла на губах Алены.

– Ну да, как видишь… Правда, загадка?

– Какая там загадка, – ухмыльнулся Борек. – Просто у Алены слишком буйная фантазия. Особенно когда наклюкается. «Fräulein darf ich bitten» [9]9
  Фрейлейн, могу я вас попросить… (нем.).


[Закрыть]звучит в беглом произношении примерно как «Fräulein Katherine», верно?

Прежде чем я успел осмыслить эту словесную эквилибристику Борека, он спросил Зузану:

– Ты тоже слышала, как он назвал ее по имени?

– Не знаю, – уклончиво ответила та. – Я не очень-то прислушивалась. Сразу начались танцы, так что, может, ты и прав.

– Перестань темнить! – отрезала Алена… – Никаких «darf ich bitten» – самая настоящая «Katherine»! У меня пока что слух хороший. Даже когда я под газом.

– Ну, ладно, хватит… – кисло произнес Гонза и обратился к Зузане: – Пойдем станцуем.

– Да это все шуточки, – попытался я сгладить впечатление.

– Точно! – кивнул Борек. Он встал и пригласил на танец Алену. Я долил себе вина и стал разглядывать танцующих. Главным образом Катаржину с партнером. Несмотря на свое брюхо, танцевал он достаточно умело, легко и свободно и все время что-то говорил Катаржине. Я даже улыбнулся, подумав, что наша подруга получит хорошую тренировку перед экзаменом по немецкому. После первого танца они остановились рядом со стойкой бара. «Ловко работает!» – мелькнуло у меня в голове на долю секунды раньше, чем господин из Германии отважился широким жестом руки пригласить партнершу на два свободных стула. Катаржина сначала завертела головой. Та же игра продолжалась и дальше, с тем же результатом. Раз за разом Катаржина мотала своей шевелюрой, деликатно, мягко, но решительно. Второй танец они уже не танцевали, но беседа продолжалась. Правда, не больше минуты. Наконец Катаржина показала взглядом на наш столик, улыбнулась извиняющейся улыбкой, и они разошлись. Немец отправился к бару, Катаржина – ко мне.

– Представь себе! – едва усевшись, взволнованно воскликнула она. – Он узнал меня по той фотографии из Югославии. Говорит, что ее поместил «Stern»… Какой-то западный немец.

Значит, Алена не ошиблась, подумал я и сказал:

– Он тебя приглашал к бару, да? Удивляюсь, почему ты отказалась. На твоем месте я бы заказал двойной мартель. Или «наполеон». По-королевски!

– Тебе смешно, а ты бы послушал, что он мне предлагал…

– Могу себе представить.

Она приложила ладони к горящим щекам и чуть не со слезами пожаловалась:

– Все настроение испортил, осел!

Я бросил взгляд в сторону бара. «Осел» как раз заказывал выпивку.

– Чтобы избавиться от него, пришлось пообещать, что мы с ним еще выпьем, – продолжала Катаржина. – Но я туда не пойду. Если что-нибудь себе позволит…

– А что бы он мог себе позволить? – поинтересовался я.

– Он меня разглядывал, как голодный кот. Вы, мужчины, – ужасный народ. Если бы ты видел его взгляд! Прямо-таки раздевающий…

– Меткое определение, – заметил я и подумал, что при виде Катаржины почти у всех мужчин взгляд становится «раздевающим».

– Павел, в субботу я все равно не осталась бы в Праге. Хотела уехать домой утром первым же автобусом, но, пожалуй, успею и на экспресс в 23.40. Извинись за меня перед остальными, ладно? Этот осел мне весь вечер испортил.

– Ты что, хочешь удрать от него?

– А что мне еще делать? – Казалось, она сейчас расплачется.

– Перестань, не сходи с ума! Если хочешь, я пойду и отошью его. Конечно, вполне корректно и дипломатично.

Катаржина быстро завертела головой, решительно отказываясь, но одновременно гладила мою руку. Чуть-чуть, легонько, но это прикосновение еще больше вывело меня из равновесия. Она не успела убрать свою тонкую, ухоженную руку, как я вновь поглядел на бар. Всего лишь на мгновение, но и этого хватило, чтобы убедиться, что Катаржина не водила меня за нос. Барменша как раз ставила перед толстяком две пузатенькие, наполненные на треть коньячные рюмки.

– Я уйду, как только перестанут играть. Ты пока ничего не говори! Знаешь ведь Гонзу: он может за мной побежать вдогонку.

Я кивнул.

– Как хочешь.

Она ваяла со стола свою сумочку, машинально щелкнула замочком. Третий танец приближался к концу, и я. поторопился спросить:

– А в горы ты в самом деле с нами поедешь?

Она чуть заметно свела брови.

– Ты тоже хочешь, чтобы я поехала? У тебя ведь будет Алена.

– Верно, – слегка смешавшись, возразил я. – Но я беспокоюсь обо всей компании. Если ты откажешься ехать, Гонза может передумать. Понятно?

– Выходит, мне ничего другого не остается, как поехать, удовлетворенно сказала она и улыбнулась. – Но ты должен пообещать, что будешь меня оберегать. От интриг и ловушек.

Ответить я не успел. Оркестр умолк, Катаржина подарила мне экспортную улыбку и встала:

– Ну, пока! Значит, пока что ничего не говори!

Схватила сумочку и направилась к выходу. Но опоздала и столкнулась с Бореком и Аленой, которые возвращались к столику с площадки. Борек придержал ее, но не больше чем на полминуты.

Следующую серию я танцевал с Зузаной, Гонза – с Аленой, а Борек пропустил. Позже я объяснил Гонзе, что Катаржина уехала домой из-за немца.

– Нет, она просто чокнутая. Убегать из-за этого пивного бочонка? – удивилась Алена.

Я пожал плечами:

– Ну, ты же знаешь Катаржину…

– Норовистая девка! – поддержал меня Борек. Гонза промолчал, только с ненавистью поглядел в сторону бара. Немец все еще ждал. После ухода Катаржины я не спускал с него глаз. Свою рюмку он опрокинул, вторая стояла нетронутая. Только минут через десять он выпил и ее; видно, дошло наконец, что остался с носом. Он заплатил и отчалил.

Чуть раньше встала и Зузана. Мозельское, очевидно, ударило ей в голову, но если у Алены развязался язык, то Зузана молчала как убитая. Вернулась она примерно через четверть часа – слегка побледневшая, но снова готовая выпить.

– Вышла на свежий воздух, голова немного разболелась, – объяснила она и виновато улыбнулась Бореку.

– Пить надо умеючи, – отрезал тот, чем рассердил меня, потому что сам выпил совсем мало, две-три стопки, а официант как раз раскупоривал перед Гонзой пятую бутылку. Последнюю. Больше решили не заказывать.

Гонзе почти хватило выигрыша, чтобы расплатиться. Мне он сотню вернул, а Бореку нет.

– Пойду еще куда-нибудь, – сказал Гонза уже на улице. – Деньги у вас есть, можете взять такси. А то намучаетесь с девчонками.

– С Зузаной – точно, – подтвердил я. Та стояла, прижавшись к Бореку, почти повисла на нем, глаза закрыты, голова – у него на плече.

– Не столько пьяная, сколько влюбленная, а это куда хуже, – хмуро, явно думая о своих делах, пояснил Гонза. Потом, уже поспокойнее, добавил: – Насчет меня не беспокойся. Пересплю в сто третьей у Властика. Пепек после обеда уехал домой.

– Ну и прекрасно! – сказал я и отправился ловить такси.