Текст книги "Одна на двоих… Наша жизнь (СИ)"
Автор книги: Владислава Мека
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
Живот стало бессмысленно скрывать к четвертому месяцу, Хотя, и раньше скрыть его было почти невозможно, ведь все мои концертные костюмы скорей выставляют на показ тело, а не скрывают его. Брэнса чуть удар не хватил, когда он понял причину нашего с братом странного поведения. Но кроме плотно сжатых губ и качания головой он больше ничего не сделал. Вначале.
С каждым днем проведенным рядом с ним я чувствовала, как Ян становится равнодушней. Пока однажды он просто не явился на концерт, который мы с Богданом должны были вести. Нет, Ян не забросил нас, наоборот, наша популярность росла, фанаты даже вынудили Богдана увеличить охрану. А я наконец могла с гордостью сказать, что теперь наша пара стала входить в десятку самых высокооплачиваемых певцов страны. Хотя, нам и пришлось отменить тур из-за моей беременности, это никак не отразилось на работе.
– О чем задумалась, солнышко? – незаметно подкрался ко мне Дан и приобняв со спины положил руки на уже сильно выпирающий животик.
Уже вечер, как я не заметила? Так сильно задумалась? Наверное. Дома я часто ухожу в себя, видимо обстановка располагает. Мне очень спокойно, здесь, рядом нет никого, кто бы осуждающе покачал головой. Ведь СМИ почти сразу распустили совершенно правдивый слух, что мы с братом скоро станем родителями. И наша скандальность после этой новости возросла до небес.
– Да так, просто, вспоминаю сколько времени прошло с момента, как мы узнали, что станем родителями – улыбнулась я.
– Ты жалеешь? – он часто задает этот вопрос, но каждый раз ждет другого ответа.
– Да, но вместе с тем, я рада, что во мне растет жизнь.
– Лили, он…
– Это – она, девочка – перебила я брата.
– Откуда ты знаешь? – удивился Дан.
– Ходила на УЗИ вчера, пол определили, у нас будет девочка.
Последнее время мне все меньше хотелось, чтобы Дан посещал со мной врача. Я знала, что эта женщина если и осуждает нас, то делает это только в душе, благо за те деньги, что платились ей, лучше молчать. Но мне было не по себе, когда Богдан начинал выспрашивать подробности и консультироваться у нее. Хватит того, что никаких патологий и заболеваний не было выявлено.
– И мне не сказала?! – радостно, но с легкой обидой произнес Бог, крепче прижимая меня к себе.
– Я хотела сделать сюрприз, но не сдержалась – повернулась я лицом к Дану и заглянула в его счастливые глаза.
– У тебя получилось, я так рад! Девочка… Наша девочка! – все еще не мог отойти от новости Дан.
Его губы нежно коснулись моей щеки, руки успокаивающе погладили по спине. Как же мне стало не хватать его ласк. Богдан хоть и проявлял заботу обо мне, но теперь, когда уже ничего нельзя было изменить, перестал вести себя как мужчина со мной. Но сейчас уже поздно, мы столько натворили, что возвращаться к прежним отношениям бессмысленно. И он, как и я, понимает это, но пока не может решиться. А я устала ждать, когда Богдан прекратит мучить нас обоих.
– Бог, поцелуй меня – набравшись смелости, произнесла я.
– Лили, я и так, целую тебя – понимая о чем я, все же попытался уйти от ответа Дан.
– Тогда, я сама…
Мои губы коснулись его, я легко провела ими по кончику губ Дана. Этого было достаточно. Богдан, словно изголодавшийся зверь, накинулся на меня. Его поцелуй был до безобразия жаден, страстен и… невероятно сладок. Мы словно раньше и не целовались, словно, все то время, когда он делал мне больно и когда я упорно сопротивлялась ему – ушло, пропало, исчезло и утонуло на дне памяти, внутри нас. Мы узнавали друг друга снова, с чистого листа и все, что было тогда осталось в глубоком кратере, который когда разрушил нашу планету, но сейчас в нас снова что-то цвело…
– Достаточно! Лили, прости, но пока, достаточно – резко отстранился от меня Дан.
– Я… Да, извини – потеряно произнесла я, не в силах справится с эмоциями, что сейчас обуревали меня.
Как же это глупо! О чем я вообще думаю?! Как могу поступать подобным образом? И после, винить во всем Дана? Я – дура! Полная и совершенная дура. Невольно пальцы тронули губы, я с силой провела ладонью по ним. Стараясь стереть столь привлекательное чувство, боясь, что снова не сдержусь и потянусь к Дану. Брат наблюдавший за мной усмехнулся:
– Вот видишь, тебе определенно не стоит меня провоцировать.
– Ты о чем? – не поняла я.
– О том, что даже после поцелуя инициатором, которого являешься ты сама Лили, сейчас ты только и можешь, то брезгливо вытирать губы и думать, насколько низко мы пали.
– Это не так… Я вовсе не…
– Перестань! Я не хочу ссориться, просто, прекрати делать все эти вещи, остановись наконец! Не надо разрушать то, что нам с таким трудом удалось построить – не желая слушать меня, покачал головой Дан.
Я промолчала, все мои оправдания бесполезны, все это в целом бесполезно. Мы не сможем понять друг друга, по крайней мере сейчас. Что бы я сказала, что бы не сделала, он поймет не так, не правильно. А я не могу бороться с человеком, которого люблю. Мне стоит отступить и не пытаться совершить невозможное – заставить Богдана верить, что люблю его именно так, как он того хочет, ведь он сам убедил себя, что не столько любит меня, сколько хочет, чтобы я всегда принадлежала только ему. Он сам загнал себя в угол. Сначала боясь потерять меня – заключил в стальные узы, крепче любых цепей, а потом опасаясь, что слишком сильно сдавил их – ослабил. И теперь я, как тот голубь, что сидит на одной чаше весов, когда второй находится в клетке на другой чаше, а под весами – бездонный океан, и если первый улетит, второй умрет. Жить без свободы, только потому, что за свою свободу придется платить чьей-то жизнью.
Глава 4
Время для меня прекратило свой бег,
Мы вдвоём укрылись в нашем Мире от всех -
Он был создан только для нас двоих,
В нём светило солнце глаз бездонных твоих.
Страх пришёл ко мне с появлением снов -
Я думал, что усну и мы не встретимся вновь.
И Мир пошёл ко дну и я сорвался вниз -
Ты ушла, оставив мне не тронутый лист.
Но каждый день, каждый прожитый час
Я видел небо в глубине твоих глаз.
И если это просто мой бред,
Я буду в нём жить, никому не открыв секрет.
А если ты дана мне в награду,
Что ещё мне может быть надо.
Ведь я живу теперь только, если ты рядом.
Если ты со мной, я могу дышать.
Если ты со мной, жива моя душа.
Каждый новый вдох для тебя одной,
Сердце бьётся вновь, если ты со мной.
Если ты со мной, Мир меняет цвет
И других возможных вариантов нет.
Каждый новый вдох для тебя одной,
Нас ведёт любовь, если ты со мной.
Богдан
Это счастье! Господи, какое же это счастье – знать, что скоро рядом будет маленький человечек, которого любишь и ждешь. Наша малышка. Надеюсь, она будет похожа на Лили, не столько внешне, сколько внутренне, такая же сильная, умная и нежная. Наше продолжение. Сейчас, прикладывая ладонь к сильно округлившемуся животику Лили, я даже представить не могу, что семь месяцев назад не подозревал, что могу стать отцом. А от одного воспоминания о той больнице, где нашел Лили, сломленную и несчастную – бросает в дрожь! Я признался только самому себе, что разозлился на поступок сестры, но ей я никогда не скажу об этом. Ведь прекрасно понимаю, что Лили решилась на этот шаг из-за меня. Я виновник всего произошедшего.
Я взглянул на лежавшую рядом сестру. Какая же она беззащитная и красивая! Беременность сделала ее еще очаровательней, невольно вызывая во мне вздох восхищения. Ее красота и прежде приводила в трепет, но сейчас она помимо этого сводила меня с ума своей нежностью и хрупкостью. Всегда считал глупостью и выдумкой сцены в фильмах и страницы романов, где показывалась невероятная любовь героя к героине, но сейчас я ничем не отличаюсь от этих персонажей. Я будто не могу налюбоваться на Лили, стоит мне больше часа ее не видеть и в горле встает ком, как у влюбленного идиота.
Порой я жалею, что сам, добровольно отказался от любви к Лили, как к женщине и попытался вернуть наши прежние отношения. Но в то же время, я понимаю, что иначе мы бы не смогли быть вместе. Уж лучше братски целовать ее в щеку, чем опять принуждать к чему-то, что Лили считает неправильным. А то, что она считает именно так – я не сомневаюсь.
– Бог? Ты не спишь? – вдруг прозвучал испуганный голос сестры.
– Нет, я разбудил тебя? – досадуя на свой чрезмерно пристальный взгляд, спросил я.
– Не ты, а наша девочка, похоже, я меня начались схватки – повернувшись ко мне лицом скривилась сестра.
Я даже не сразу понял о чем она. Но когда понял, паника захватила меня. Хорошо хоть сподобился скорую вызвать. Я старался не показывать страха, когда Лили начала слегка постанывать, Слава Богу, врачи прибыли как раз вовремя, иначе бы меня также, как и Лили пришлось бы выносить на на силка. В памяти не осталось воспоминаний, как мы прибыли в больницу, как Лили увезли в родильную и как я грыз ногти, ожидая рождения дочки. Акушер пытался успокоить меня, но все же семимесячный ребенок – это не шутки.
Поэтому, когда из родильной вышли медики и поздравили с рождением малышки, я был на грани обморока. Девочка! Моя девочка! Нет, наша девочка… дочка! Господи, спасибо! Как же я рад! Не выразить словами, то счастье, что горит внутри меня и не обжигая дарует надежду.
– Счастливый папаша, Вы только в обморок не упадите. Ваша жена ждет Вас – улыбнулся какой-то врач.
– Да-да, спасибо, доктор – кивал я, шагая за медсестрой, указывающей мне путь к палате.
– Молодые… А какая любовь! Они даже внешне похожи, вот что значит половинки – донеслось мне вслед, знали бы они насколько правы.
Лили лежала прикрыв глаза, держа в руках маленький конвертик, слабо попискивающий. Сестренка выглядела вымотанной, но уставшая улыбка говорила сама за себя. Я подошел ближе. Лили ощутив постороннее присутствие открыла глаза. Заметив меня, улыбнулась шире.
– Дочка.
– Я знаю – заглядывая в «конверт» улыбнулся я в ответ.
Она была прекрасна. Я никогда не видел очаровательней малышки. Белая, словно снег кожа, завиток светлого локона на лобике и небесно – голубые глазки с слегка «плавающими» зрачками. Малышка приоткрыв розовые губки чуть-чуть попискивала.
– Она красавица – притрагиваясь к нежней коже на маленькой ручке, прошептал я.
– Да, она самое прекрасное создание на свете – внезапно слезы брызнули из глаз сестры.
– Лили?! Что такое, где болит?! – испугался я.
– Не обращай внимание, я плачу не от боли… от счастья. Не могу сдержаться. Хочешь взять ее? – вдруг протянула мне дочку Лили.
– Я боюсь, а если я сделаю ей больно? – по настоящему испугался я.
– Не сделаешь – качнула головой сестра и осторожно передала мне малышку.
Голубые глазенки внезапно сфокусировались на мне и дочка замолчала, глопнув пару раз длинющими ресничками, она начала засыпать. Я не мог оторвать от нее глаз, так бы вечно и любовался. Теплое чувство в груди начало расти, стоило мне взять ее на руки. я любил ее, пока она еще не родилась но только сейчас понял, насколько сильно я любил ее и это чувство будет расти с каждым днем.
– Ты и она – мое солнце, мое небо, мои звезды и луна, моя вселенная – отрывая взгляд от малышки и смотря на сестру, твердо произнес я.
– Бог, она связала нас крепче любых уз, пока вы оба со мной я могу дышать и будет жить моя душа – она никогда прежде не смотрела на меня с такой любовью.
– Я люблю тебя…
– И я.
В палату зашла медсестра, малышку забрали, а сестре надо было отдохнуть, так что, меня погнали из палаты… и из больницы тоже. Врачи опасались, что я действительно отключусь от переизбытка эмоций, к тому же, следовало привезти вещи первой необходимости для Лили. Мне ничего не оставалось, как ехать домой, но с утра я все равно буду в больнице и выгнать меня не удасться.
Через неделю состоялась торжественная выписка, даже Брэнс приехал, а вот родители и по телефону поздравить не соизволили.
Лили выглядела изумительно, будто она не из роддома выписывалась, а возвращалась из какого-то санатория. Наша малышка, которую мы назвали, как бы прозаично это не звучало – Любовь, тоже чувствовала себя прекрасно. Она спала на руках своей мамочки всю дорогу до дома. Я за это время успел полностью оборудовать детскую для нее, но на первое время поставил колыбельку в нашей спальне. Даже не столько для удобства Любочки, сколько для собственного удовольствия, мне хотелось, как можно больше быть рядом с ней и с Лили.
Прелести бессонных ночей мы познали только ко второму месяцу, малышка теперь спала днем а по ночам бодрствовала, распевая и угукая на все лады. Лили, кормившая, с первого дня рождения, дочку грудью даже не просыпаясь вставала к ней по ночам. Я же начал чувствовать, что наблюдая каждый день за самой желанной женщиной, гуляющей по квартире полуголой, скоро не сдержусь. Так и случилось.
На четвертый месяц у Любы начал болеть животик и теперь она не давала нам спать ни днем ни ночью. А Лили, совершенно не обращая на меня внимания, ложилась спать в одних трусиках потому, что ночью долго не могла развязать тесемки ночнушки. В тот день она тоже спала голой. А я не выдержав прижался к ней и исступленно стал целовать обнаженное тело сонной девушки.
– Бог? Ммм… Что такое? – не открывая глаз, хрипло спросила Лили.
– Прости, прости меня. Но я так больше не могу – стаскивая с себя пижамные штаны и окончательно оголяя Лили, прошептал я.
– Бог… Ты че…
Договорить я ей не дал, накрыв сладкие губы поцелуем, посасывая нежную кожу. Я и забыл, насколько упоительными были поцелую с Лили. Я любил ее, обманывая себя, старался скрыть очевидное. Она уже давно перестала быть мне только сестрой, да кому я вру? Я не считал ее сестрой вообще, любимой, желанной самой дорогой девушкой на свете, но не сестрой. Она не являлась для меня наркотиком, она была моей жизнью, светом. целым миром и что бы, я не предпринял, изменить этого не мог. Я любил ее, не трепетно и нежно, как родную, а страстно и яростно, как только может любить мужчина свою женщину. И сейчас, мое сердце билось только потому, что она была со мной, она была моей.
– Лили, я люблю тебя и я не могу отречься от этого – отрываясь от нее произнес я.
– Я знаю, знаю, хороший мой…
Этого хватило, чтобы я не раздумывая овладел ей. Не телом – душой, я владел ее душой, потому, что свою я уже давно положил к ее ногам…
Утро наступило внезапно и с криком Любочки, дочка надрывалась в своей кроватке. Я первый проснулся и поспешил к ней. Но, малышку не успокоили мои объятия, как это было раньше, наоборот, она только сильней заплакала. Лили забрала ее, на время успокоив, пока кормила, но через полчаса плачь повторился и теперь уже ничего не помогало. К полудню, мы повезли Любу в больницу.
Вначале врачи говорили, что у девочки просто колики, но я настоял на обследовании. часы ожидания показались нам с Лили вечностью. Сестра все это время сжимала мою руку и теребила нательный крестик, мы ждали и не знали, как друг друга утешить. Любые слова сейчас казались мне неправдоподобной ложью. Я боялся не меньше сестры и не осознавал, чего именно?
– Вас вызывает к себе главврач – наконец, позвала нас медсестра.
С ухающим, при каждом шаге, сердце мы с Лили вошли в пахнущий медикаментами и бумагами кабинет. Главврач – пожилой мужчина, с седыми волосами, оторвался от каких-то папок и взглядом предложил нам присесть.
– Как она? Что с моей дочкой? – первой не выдержала тишины Лили.
– Добрый вечер. Я – Ипатов Леонид Игоревич, лечащий врач Вашей дочери. Я не стану ходить вокруг да около. то, что я собираюсь вам сказать, нужно принять со стойкостью…
Все, что он говорил потом, смазалось для меня, превратилось в нарастающий гул, я еле успел подхватить сползающее со стула, бесчувственное тело сестры. Я и не подозревал, что такое невзрачное, лишенное еще пару часов назад для меня слово, как «билиарная атрезия», может изменить все. Даже жизнь, недолгую жизнь маленькой девочки, моей дочки.
– Скажите, это излечимо? – кое-как ворочая языком, выговорил я.
– Возможно, на более ранней стадии, если бы мы заметили симптомы ранее… Но, сейчас все уже бесполезно, счет идет на дни. У вашей дочери, не только нарушение работы желчных протоков, но и внутрипеченочные протоки не в порядке. Ей потребовалась бы операция по пересадки печени и реконструктивное вмешательство. А поскольку, характерным признаком этой патологии является желтуха, которой не наблюдалось у девочки, никто из врачей не смог бы определить болезнь и своевременно начать лечение. Именно поэтому, всякое вмешательство сейчас – результатов не даст, а только измучает ребенка – сочувственно произнес врач.
– Так что же нам делать?! – сорвался я на крик.
– Быть с дочерью, в ее последние дни…
…Любочка прожила еще два месяца, в день, когда ей бы исполнилось полгода, ее сердце отказало. Реанимировать дочку не смогли. Она ушла от нас, закончив свое короткое путешествие так же, как и начала, на руках у матери.
Лили не плакала, не спала и не ела, также она не реагировала ни на что. Только в день похорон, все порывалась достать Любу из миниатюрного гроба. Мы с Брэнсем ее еле удержали. После того дня, она перестала двигаться, сутками лежа в постели. К специалистам мне пришлось обратиться к концу второй недели, когда я понял, что самостоятельно не способен ее вытащить, я вообще не способен был ей помочь потому, что сейчас помощь требовалась мне не меньше. В противовес сестре, я не мог успокоиться. Мне надо было что-то делать, иначе я чувствовал, что не выдержу и пущу себе пулю в лоб.
И почти пустил, остановила меня Лили, она появилась именно в тот момент, когда я снимал пистолет с предохранителя. Безжизненные, тусклые глаза смотрели на меня со смесью обиды и непонимания. Для нее, я уже был предателем.
– Вначале тогда, помоги мне, а потом уже сам умирай – указала на пистолет Лили.
– Лили… ты не так…
– Поняла? Сомневаюсь. Ты думаешь, что один страдаешь? Думаешь, я не чувствую того же? Или может, я по-твоему не потеряла дочь? Любиму дочь? Это не ты носил ее под сердцем столько месяцев, не ты дал ей жизнь и не ты мучился все это время угрызениями совести, в страхе, что расплата неминуема. Знаешь, каково это терять надежду, когда только начал ее приобретать? Я думала… я верила, что Господь нас простил, что он дал нам ее, как знак, что не винит нас больше, что наш грех искуплен! Но, как же я ошибалась. Ты хоть понял, зачем он подарил нам дочь?! – сжимая до крови ладони закричала Лили.
– И зачем? Зачем, он по-твоему дал ее нам?! – подлетел я к сестре.
– Чтобы отнять! Показать, что мы – не заслуживаем прощения! Он наказал нас и вот теперь, мы действительно искупили свои грехи, только заплатила за них наша малышка – своей жизнью!
Она несла бред. Я понимал, что она говорит глупости, но я сам верил в эти глупости, сам считал так. И мне нечего было возразить сестре. Да и как можно возражать, если сказать в ответ нечего? Я просто отбросил пистолет и крепко прижал к себе самую любимую девушку на этом свете. Ту, которую я сделал самой несчастной на этом свете, которую никогда не смогу назвать своей… на этом свете…
С того дня все поменялось, мы много работали, не отдыхая, будто желание стать всемирно известными превратилось в одержимость. Я почти забыл, что такое сон, работа забирала все, кроме одного – таланта. Лили никогда не писала такие песни, никогда не пела так прекрасно, как делала это сейчас. Я же… Я перестал быть ее тенью, мы встали на одну ступень, я начал сочинять музыку, порой без слов, просто инструментальную, СМИ писали, что она оставляет неизгладимый след в душе каждого, кто ее слушает. А слушали ее все, кроме Лили. Она уходила из дома, стоило мне сесть за рояль, уезжала с концерта, как только начиналась сольная программа с моими медолиями. Но это не самое важное, главное, мы перестали разговаривать. Нет, мы здоровались и прощались, но на этом все. Она не желала общаться со мной, вздрагивала от моих случайный прикосновений, даже когда смотрела на меня, я чувствовал, что ее взгляд направлен сквозь. Она не видела меня, не желала видеть. И это не менялось, шли недели, месяцы… Прошел год. Мы ездили на гастроли, летали в разные туры, но мы не были вместе. «Нас» – не существовало, только я и она.
Наверное, не будь я таким трусом, давно бы предложил заниматься сольной карьерой. Но от одной мысли, что я даже видеть ее больше не смогу, внутри меня все скручивалось в тугой ком. Я не был готов отпустить ее, я никогда не буду готов. Это странно, но и Лили не делала попыток уйти, она молча терпела меня, хотя, сейчас я думаю, что она не терпела, а просто перестала замечать, я стал для нее никем – пустым местом. А пустое место не может раздражать или злить, на него просто не обращаешь внимание. Вот и она – не обращает.
Прежняя напускная холодность, превратилась в настоящий лед. Лед, который когда-то потопил «Титаник», теперь он топил наш чувства. А я, как глупый капитан, решил пойти ко дну вместе с «кораблем», когда-то называвшимся «любовь».
– Почему ты это не прекратишь?! – кричала на меня Машка.
– Не нервничай, в твоем положении это опасно – флегматично произнес я, глянув на заметно округлившийся животик, бывшей девушки, но настоящей подруги.
– Ты дурак?! Да как я могу не нервничать., наблюдая день за днем, как ты превращаешься в ходячий труп! – не обращая внимания на мои слова, продолжила кричать подруга.
– Ходячий труп? Хм, значит, россказни про живых мертвецов не вымысел? – усмехнулся я.
– Идиот! Ты, ведь, понимаешь, что дальше так жить нельзя! Вы гудите друг друга, убиваете остатки чувств…
– Манька, какая же ты наивная! У Лили не осталось чувств, они исчезли и уже давно. А мои… мои умрут только со мной. В этом-то и проблема. Понимаешь? Я умру без нее… Также, как и сейчас умираю, но с ней. И что ты думаешь, я предпочту? Лучше, я буду с ней, чем один. Да что мы все обо мне, да обо мне. Лучше расскажи, как у тебя дела с твоим Антошкой? – нарочито весело спросил я.
– Его зовут Степан, а не Антошка. И ты это лучше меня знаешь!
– Ну, допустим, не лучше – фыркнул я – и ты не можешь не согласится, что он очень похож на Антошку из песенки, только вот, картошку, он копать не отказывается. Какой уже срок?
– Пятый месяц – засмущалась Маша – мы решили, что распишемся после того, как малыш появится на свет. А обвенчались уже. Просто, в церковь я все равно уже бы не надела белое платье, а вот в ЗАГС всегда – пожалуйста – защебетала о своем счастье девушка.
И ведь, правда, она счастлива. Степка ее был далек о мира шоу-бизнеса, работал в какой-то фирме бухгалтером, был со всех сторон положительный и честный. В Машке души не чаял и она отвечала ему взаимностью, кроме того, что Степан был внешне копией «Антошки», в остальном, он ничем не выделялся. И по-моему, тим-то и нравился моей подруге.
– Маш, скажи, а ты счастлива? – задал я очевидный вопрос.
– Конечно! – закивала девушка.
– А не подскажешь, что для этого нужно? Как стать счастливым?
– Глупый – улыбнулась Машка, заглядывая мне в глаза – нет особого рецепта, чтобы стать счастливым, счастье само приходит, главное быть готовым к его приходу. Богдан, ты всегда закрывался от него. Я не помню, чтобы ты собирался принять его. Все, чего ты хотел, это быть с Лилит, принимая желание, за счастье и отвергая настоящее, реальное. Даже сейчас, сидя рядом, все о чем ты можешь думать, это о своей сестре.
– Маш, она – мое счастье…
– Очередное заблуждение, она твое личное проклятье, которое всегда портило и будет портить тебе жизнь. Пока ты не избавишься от нее, не отпустишь.
– Я не смогу! Я пытался, много раз, но стоит мне об этом подумать, решиться на что-то, как тело и язык сами по себе парализуются.
– Тогда, все мои слова бессмысленны – как-то грустно улыбнулась Машка.
Я думаю, что в мире все неправильно, все. К примеру, я и Лили, с самого нашего рождения все было неправильно. Как брат может полюбить сестру? Как такое возможно? И даже если возможно, что плохого в этом? Кто сказал, что это плохо? Никто. Кроме самих людей, никто это не запрещал, не осуждал и не ненавидел. Тогда, почему все так? Почему мы не можем быть счастливы, почему не можем быть вместе? Даже, когда людям стало наплевать на нас, мы все равно не вместе. Я преступник, не совершивший никакого преступления.
Лили снова стоит у окна, спиной ко мне. Эта поза страшит меня хуже всякого кошмара. Она постоянно оставляет меня позади, бросает, даже когда никуда не уходит. Наверное, я – мазохист. Мне нравится причинять боль себе, но и нечто садистское во мне тоже есть потому, что я доставляю страдания и ей. Знаю об этом, но продолжаю поступать так.
– Ты хочешь уйти?
– Уйти? Куда? – оборачивается она.
– Не знаю, от меня? Ведь, хочешь? – встаю я рядом.
– Даже, если хочу. Мне некуда идти, не зачем.
– Не говори так.
– Но это правда. Куда бы я не пошла, как бы сильно не желала убежать… От себя не убежишь, от своей памяти не спрячешься, чувства не заставишь исчезнуть. Так, к чему уходить? Что это изменит? – повела хрупкими плечами она, откидывая длинные волосы назад.
– Прости…
– Не за что. Да и дело не в прощении. Мы прокляты, жить одной жизнью на двоих – прислонилась она к окну.
– Ты меня ненавидишь? – решился я задать вопрос, мучивший меня не один год.
– Нет. Ненависть слишком сильное чувство, я никогда не смогу испытать его по отношению к кому-то, разве что к себе? Тебе везет, ты никогда не осознавал до конца последствия своих поступков. Я же, наоборот слишком часто думаю, что поступаю не так.
– А если бы отпустил тебя? – всего одна фраза, а сколько боли она принесла моему сердцу.
– Я бы не ушла. Потому, что ты никогда не отпустишь.
«…не ушла. Потому, что ты никогда не отпустишь» – набатом звучало у меня в голове. Да, не отпущу, не смогу. Прости, родная, любимая, прости, что я настолько слаб…
